Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Внимание!
понедельник, 24 декабря 2018
01:55
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
среда, 25 июля 2018
Что ж, начинается новая Битва, надеюсь, будет много всего интересного на "почитать и посмотреть".
1. Команды из разряда "первая любовь никуда не исчезает".
Вот тут не до конца уверена, книги и различные вбоквеллы прошли мимо меня, с другой стороны, Империя присутствует как в первой, так и во второй трилогии, а с ними я знакома.
2. Безмерно и трепетно любимые Отблески.
3. Чудеснейшие Олухи.
4. Команды, пишущие либо ориджи, либо по определенным персонажам из разных фандомов, либо кроссоверы. Возможно, что-то и не понравится, но не попробую - не узнаю.
1. Команды из разряда "первая любовь никуда не исчезает".
Вот тут не до конца уверена, книги и различные вбоквеллы прошли мимо меня, с другой стороны, Империя присутствует как в первой, так и во второй трилогии, а с ними я знакома.
2. Безмерно и трепетно любимые Отблески.
3. Чудеснейшие Олухи.
4. Команды, пишущие либо ориджи, либо по определенным персонажам из разных фандомов, либо кроссоверы. Возможно, что-то и не понравится, но не попробую - не узнаю.
@темы: ОЭ, фанфики, Фандомная Битва
понедельник, 02 апреля 2018
Название: Я горел, я сгорал и не гас
Автор: Дисномия
Персонажи: Валентин Придд, Арно Савиньяк
Рейтинг: РG
Размер: мини, 2950 слов
Саммари: Валентин умеет слышать чужие эмоции
Предупреждение: ООС, в некоторой степени AU
Примечание: очень поверхностный кроссовер с "Язвой" Натали Хеннеберг. Способности пробуждаются и развиваются по мере взросления и прогрессируют вблизи от такого же одаренного. Название взято из стихотворения К.Д. Бальмонта "Сквозь строй"
Дисклеймер: все не мое
Дисномия, я не в силах выразить, как меня восхитил этот чудесный подарок, огромное за него спасибо! Совершенно замурчабельная история, от которой становится тепло на душе.
читать дальшеВалентин рано осознал, что способен ощутить чужие чувства. Призрачный голос не нашептывал ему, что сложенные в вежливую улыбку губы собеседника скрывают сочащийся ядом оскал вражды. Ничто не подсказывал ему всматриваться в криво нацепленную личину фальшивого добродушия, покуда под ее покровом не начнет проступать опасливая настороженность или недобрая ухмылка взлелеянного превосходства. Его взгляд был не в силах уследить за рассыпающимися в разные стороны обжигающими искрами гнева; не мог отыскать на манер своевольной тени кривляющегося за плечом собеседника доппельгангера, чьи ужимки были унизительны и обидны в своей тщете уличить Валентина в несуществующих грехах и еще не свершенных проступках. Его обоняние не терзал приторно-тлетворный запашок двуличия или густое зловоние кутающихся в дырявые шелка обходительности слов неприязни. Если бы Валентин взялся описывать свои ощущения… разумеется, этого никогда бы не случилось: он давно привык хранить свое отличие в тайне от окружающих, не ради иллюзии всесведущности – из выстраданной уверенности, что вслед за удивлением прочтет в чужих чувствах страх и омерзение, словно при столкновении с уродством. Для себя Валентин называл понимание эмоций осязанием. Чужие переживания – яркие, яростные, неистовые в своей откровенности – сдавливали грудь до пляски перед меркнущим взором черных точек удушья; хлыстали кнутом, засовывали булавки под ногти, вели по коже легчайшим, как щекотная ласка перышка, прикосновением отточенного лезвия, снова и снова вырисовывая диковинные узоры сплава самых противоречивых людских чувств, жгли каленым железом и окатывали водой из полыньи, обымали пальцы тисками, жалили остервенелыми осами. Самым приятным и одновременно самым обманчивым из чувств оказалась симпатия, наполняющая легкостью, блаженством единения и сопричастности к чужой радости, ласково покачивающая на волнах разделенного удовольствия, облекающая теплом душевной близости. Валентину было слишком боязно оказаться зависимым от источаемой чужаками умиротворенности; он опасался, что потеряет себя, приникнув к источнику незамысловатой услады, пригревшись в лучах сиюминутной благосклонности, допустит досадную неосмотрительность и слабость, выдаст себя, явив небезупречность ответных чувств. И потому внушил себе, что самым желанным из читаемых против воли чувств должно стать безразличие: оно не манило порочным наслаждением от непрошенной ласки, и не впивалось узловатыми хвостами невидимой, но оттого не менее ощутимой плети злобы.
Первое время проснувшийся, стоило перешагнуть порог детства, стихийный дар не поддавался контролю: он то заставал врасплох, то изменял в редкую минуту особой нужды в нем. Валентина сродни любованию темным чудом завораживало людское двуличие. То, как написанное на лице благодушие вступало в противоборство с яростно выкрикиваемым под прикрытием бастиона выговаривающих банальные любезности уст; как скупое одобрение умирало в безмолвии, оказавшись погребенным под раздражением, разочарованием, равнодушием. Осознавая необходимость защиты от навязываемых ему эмоций, одинаково неприятных, Валентин болезненно воспринимал их отзвуки, будучи не в силах отрешиться от брезгливости, будто он подглядел и подслушал непредназначенное ему. Пришлось учиться закрываться от ошеломляющего и непрошенного экскурса в глубины чужого внутреннего мира. Но, как и любая броня, доспех отчужденности не мог похвастать совершенной неуязвимостью: перед посланным в упор арбалетным болтом отцовского разочарования или неодобрения, выпадом копьем инстинктивной, родившейся раньше ее носителя, унаследованной от предков предубежденности, перед ударом двуручного меча ненависти и крушащим железо и тело моргенштерном отвращения и презрения он оказывался бессилен.
Подле отца Валентина часто ощущал, как на коже проступает незримый иней – то был отголосок льдистого сдержанного недовольства, вызванного не каким-то проступком или деянием, не грозившим опорочить семью, но рискующим выставить род в недостаточно выгодном свете, пошатнуть веру в недоступную прочим безукоризненность. Кажется, недовольство стало привычным, как смена дня и ночи, неотделимым от просчитывания призрачных выгод, обезличенным и оттого еще более обидным и мучительным своей обыденностью, незаслуженностью, невозможностью оправдаться, искупить иллюзорную вину. Валентин учился терпеть, скрывая отголоски боли от сковывающего чувства и нутро обморожения, прятал их за безупречной маской бесстрастности. Жалкая попытка самообмана: если его чувства надежно укрыты от соглядатаев, значит, они защищены и от мысленного порицания. Однако тактика оказалась неожиданно действенной, позволяя уберечь от чужого пытливого взора свой проклинаемый дар, спрятать осведомленность о сокрытом за благопристойным фасадом руин благородства, чести, прямоты.
Старший брат, сколько Валентин себя помнил, был центром его вселенной, светилом, в лучах которого плавился лед отрешенности, вулканом кипучего жизнелюбия, что заставляло проливаться на пустыню чувств благословенную влагу принятия и понимания. Теплая улыбка Юстиниана была панацеей, что исцеляла нанесенные неприязнью, равнодушием, слащавым подхалимством раны. С Юстинианом не нужно было осторожничать, боясь выдать себя знанием о несказанном и недоверием к произнесенному. Не нужно было вслушиваться в себя, пытаясь отделить доверительную искренность, обещание поддержки, идущую от сердца неподдельность чувств, одобрение, разделенное на двоих удовольствие общения от обожания, безоглядной симпатии, чуткости. Порой Валентин терялся, где кончаются его собственные и начинаются эмоции Юстиниана. После гибели старшего брата он поверил, что обжигающий холод оцепенения и покинутости, выстужающий посреди толпы или наедине с собой, останется навсегда. Он не искал чьего-либо общества, сторонился людей и фамильярных, липких прикосновений их эмоций, что просачивались в трещины изъязвленной, изрубленной потерей брони его напускной бесчувственности. Довольно было того, что книги охотно разговаривали с ним устами давно почивших мудрецов и полководцев, из-под могильных плит способных дотянуться только до памяти.
Лаик не превратилась в плацдарм жестоких битв – Валентин, изрядно поднаторев в искусстве сокрытия собственных чувств под маской вежливой отчужденности, лишь наращивал оборонительные редуты и укреплял броню, что должны были уберечь от выводящих из равновесия отзвуков и отсверков не принадлежащих ему эмоций. Пусть то был загон с жеребятами, а не клетка со львами – защита была важна, и Валентин мечтал избавиться если не от чувствительности к чужим переживаниям, так хотя бы от болезненной, смущающей машинальным откликом на крупицы симпатии реакции собственного тела на оные. Обезличенная ненависть Арамоны, стылая неприязнь менторов, робкое прямодушие, настороженная бдительность, предубежденность – то ли надеющаяся, то ли страшащаяся обмануться, – подозрительность, тусклое и холодное свечение блуждающих огней ровного отношения без проблесков интереса или отвращения – вот что осязал он день за днем. Впрочем, Загон не превратился в пыточный застенок; так, изредка плескал кипящим маслом остервенелой враждебности, впивался удавкой уверенности в порочности, проводил по спине железной скребницей шепотков слухов и исполненных мнительности взглядов.
При дворе, в рассаднике достигших высот утонченной интриги и поклоняющихся двуличию лицедеев, лгущих и предающих на каждом шагу из безоглядной любви к искусству обмана, способных произнести три не содержащих лжи предложения подряд исключительно ради спасения жизни, Валентин быстро привык полагаться не только на разум и чутье, но и на балансирующий на грани объявления проклятием дар. Привыкшие вдыхать фальшь с каждым глотком отравленного лицемерием воздуха и источающие ее с каждым выдохом, царедворцы любили сдирать клочки кожи любопытными взорами, устраивали вивисекцию в надежде вскрыть семейные тайны, коих подозревали у Приддов в изобилии. Валентин ощущал себя словно среди скользких медуз, опаляющих прикосновением, акул, готовых разорвать на куски, стоит им уверовать, что на расправу не приплывут более сильные и голодные хищники, скатов, парализующих разрядами метко направленного цинизма, морских ежей, готовых вонзить ядовитые иглы при малейших признаках слабины. Причиняющая муки чувствительность к чужим эмоциям как никогда дорого обходилась напрасно вопиющему о милосердии телу и оказалась редкостно полезна холодному разуму, препарирующему придворных корифеев. Валентин укреплял броню слой за слоем закаленного металла, выправлял вмятины, латал прорехи, полировал до блеска, придумывал, как защитить стыки доспеха, назло безликим врагам чеканил девиз. Рано расставшись с идилличной наивностью детства, посвятив отрочество сдержанности и скрытности, он начал в полной мере постигать выстраданное умение замечать носимое на дне души, за блеском глаз и движением губ, способное поведать о чужих тайнах, слабостях, надеждах. Бесстрастность – скользкость по мнению тянущихся вскрыть створки прячущей мысли и чувства Валентина раковины, – обжигающе холодная безмятежность, равновесие несокрушимого спокойствия представлялись лучшей защитой сокровенного, более подходящей благородному человеку, чем сверкать зубами в насквозь искусственной улыбке да примерять калейдоскоп гримас.
Острее, четче, больнее ощущались направленные на него чувства, превращая Валентина в заложника не пережитого им. Вызывающие умеренную антипатию люди, с прохладцей их безразличия, невесомо-щекотным прикосновением легчайшего интереса или молниеносно промелькнувшим расположением, сберегали Валентину душевные силы и обходились дешевле, чем вовлекающие в мощную орбиту своих пылающих чувств независимо от того, вынуждали те ли идти по узкой тропе между стенами изо льда и огня или трепетать от блаженства. Глас чужих чувств, если приложить усилия и спрятать под маской ледяной невозмутимости внутреннее напряжение, оказалось возможным приглушить с вопля почти до шепота, принимая на клинок беспристрастности демаскирующие двуличие или честность выпады.
В Багерлее Валентин попеременно то мерз от стылой и затхлой, как болотная вода, усталой и безликой неприязни охранников, то корчился от муки в жаре тщеславия Манриков, чувствуя, как пепел сжигаемых в горниле чужого честолюбия и алчности помыслов и надежд, прах сыновних чувств присыпает ускользающее дымком, истаивающее будущее. Ему хотелось кричать и выть в агонии, причиняемой испытываемым матушкой отчаяньем, но он, ловя исходящую от нее обреченность и смертельное спокойствие, немел от страха, бессильный предотвратить грядущее несчастье.
После Багерлее могла ли Ракана с ее пропитавшим воздух смрадом вседозволенности приживал, сочащейся из щелей кладки зданий и мостовой безнадежностью, приглушаемым звериным страхом глухим ропотом озлобленности ранить сильнее? Ее нужно было перетерпеть, затаив дыхание в ожидании глотка спасительной свежести, которая все не приходила, стоически выдержать осквернение гробницы, без дрожи омерзения ступать под своды превращенного в балаган дворца, чей сомнительный покой берегла выряженная шутами стража. Валентин стискивал зубы и играл свою роль, осваивал чревовещание и мастерство кукловода, ждал, исступленно ждал мига, когда можно будет сорвать постылую личину. Ненависть Ричарда Окделла, в которую он охотно, азартно, с какой-то ритуальной торжественностью охапками подкидывал политое ядом топливо, была честной и чистой, горящей ровно и светло, без жирной копоти лицемерия, поиска выгоды, жадности. Она была как пламя, что очищает и закаляет, но и она оказалась окрашена зловещим пурпуром ревности. Прямота герцога Окделла стала отдушиной в сгустившемся тумане притворства поверх обмана с изнанкой из лжи, вошедших в моду при дворе его белоштанного величества. Пыл, искренность, слепая вера Ричарда в Альдо-самозванного-Ракана придавали сил по кирпичикам вскользь оброненных замечаний мостить дорогу Алве от обретающего всю большую неотвратимость эшафота, заодно прокладывая и себе тропинку на волю. Ненависть Ричарда Окделла помогала изжить колебания, подталкивала искать забвения и исцеления от испытанного в застенках страха за родных людей и себя, от унижения бессилием того, что стал разменной монетой в оплате чужих амбиций. В оскверненной столице приходилось пережить горе и без слез оплакать потерю, носить траур как карнавальный костюм, не испытывая угрызений совести за кощунство, убеждаясь, что единственный способ уцелеть – обмануть первым, усыпить произрастающую из порочности бдительность временщиков. Быть твердым, покуда пустой взгляд Робера Эпинэ заволакивало усталостью и тоской, а мятущийся в поисках выхода из лабиринта разум тянул из Валентина жилы, спеша навесить постыдный ярлык.
Первая после Лаик встреча с Арно Савиньяком неприятно удивила Валентина. Арно все так же не разделял произнесенное и оставленное при себе, отказываясь от ненадежного санктуария недомолвок. Незлобивый нрав, лишенная высокомерия, смелая откровенность, умеющая защитить себя открытость заставляли тянуться к Арно товарищей по Загону и прежде наполняли сторонящегося открытого проявления симпатии, прячущего притяжение за отрешенностью Валентина уютным теплом и умиротворением. На смену былой непредвзятости пришла свирепая, унижающая враждебность; стоило Арно разомкнуть уста – и каждое слово впивалось в плоть каплями раскаленного металла, выводящего рисунок клейма предателя. Он и брошенным вскользь взглядом умудрялся всадить тонкую просмоленную лучинку презрения, которая обжигала не слабее кислоты надуманных обвинений или лавовых брызг предвзятости. Даже молчание Арно нередко оборачивалось горсткой угольев за воротник. Не сразу ошеломленной чужой неприязнью Валентин заметил необъяснимую странность: вспышка причиняемой злопыхательством, предвзятостью и пренебрежением Арно боли была остра, но мимолетна, никогда не успевая взмыть до высот агонии. Словно испепеляющее попадание молнии вмиг оказывалось под живительной прохладой ласковых струй водопада, бесследно уносящих само воспоминание об испытанных страданиях. Ненависть Арно удручала напраслиной обвинений и колкостью пробивающих щит самообладания насмешек, царапала, словно ржавым гвоздем вскрывали только начавшую подживать рану. Однако к ощетинившемуся сотней ядовитых игл Арно парадоксально тянуло словно магнитом – к смятению Валентина – в призрачной надежде на облегчение им же причиняемой боли. Неприязнь Арно была жаркой, но не душной, и в противостояние не было ничего от погружения в огненную купель ненависти Окделла, в которой удавалось черпать веселую злость.
Задушевности воспитательных бесед Райнштайнера и Ариго ненадолго хватало, чтобы слегка пошатнуть убежденность теньента Савиньяка в том, будто попыткой быть лояльным он усыпляет бдительность. Своей внутренней настороженностью в такие моменты отходчивости он напоминал молодого оленя. Эти досадно скоротечные, благословенные минуты затишья яростно полыхающего пожара неприязни Арно превращались в обещающее приют спасительное тепло посреди лютой стужи. В облегчение привычной уже тупой боли от неприязни, мнительности, инстинктивной опаски офицеров, не жаловавших представителей семейства, отсиживающегося в глубинах хитросплетений гибельных для всех прочих интриг. В избавление от неприятного покалывания извечной предубежденности простецов к благородным и богатым. В притупление жжения и ледяного онемения чувств, покуда Валентину мысленно припоминали непроизнесенные клятвы верности и упорно отказывались признать высказанную преданность, хоть он по капле выпусти всю свою кровь.
Даже если удавалось избегать Арно – упрямец, самому себе не признаваясь в предосудительном рвении, умудрялся отыскать Валентина, не успевшего спастись очередной героической вылазкой, что вызывала скептицизм и раздражение Арно. С началом изысканно вежливой беседы фантомная боль исхлеставших самообладание чужих эмоций истаивала прозрачным дымком. Правда, искренняя попытка Арно быть беспристрастным и судить Валентина по его деяниям, а не собственным домыслам, на прощание умела кольнуть брошенной по инерции любезностью сродни оскорблению, из которой почти выветрился яд. Словно Арно постепенно покидал азарт преследования добычи, которая и раньше-то не торопилась пускаться в безоглядное бегство или в отчаянном броске кидаться на загонщика, предпочитая продуманную оборону и редкие, но сокрушительные контратаки. Словно остервенелость уступало место дерзости, мальчишеству, и Арно не сдавался на чистом упрямстве, утратив непрошибаемую уверенностью в своей спасительной для Западной Армии прозорливости. Чтобы вновь, с достойным лучшего применения и абсолютно необъяснимым упорством искать мимолетной встречи с азартно расстреливаемым словами и протыкаемым острием намеков на неотвратимую измену Валентином.
Валентину не оставалось ничего иного, как искусно отбивать нападки да с тоскливой обреченностью полниться предчувствиями, что предложение перемирия будет высмеяно как слабость, трусость и попытка обмана. Арно был словно одержимый (или влюбленный, что порой суть одно и то же) – неразделимый с объектом влечения, принужденный страстями искать его общества, чтобы кривиться в показном отвращении, бичевать словесами, звучание и подоплека которых больше порочат карающую длань, чем наказываемого за мнимый проступок. И сам Валентин был не лучше: мог бы осадить зарвавшегося теньента. Ему ли не суметь выстудить пылающий в Арно внутренний огонь высокомерным взглядом, приморозить язвительные слова к кривящимся в ухмылке губам, всадить ледяное острие резкой отповеди, резануть росчерком выгнутой брови. Но почему-то терпел, предпочитая ожесточенности схватки ожидание, тем самым дразня самообладание Арно и получая в ответ быстро затухающие вспышки раздражения и озадаченность, отзывавшуюся в Валентине щекотными мурашками.
Впервые оказавшись неспособным распутать узел чужих эмоций, Валентин тянулся неосязаемым прикосновением к непостижимому Савиньяку, уже не манкировал свой странный дар, что позволял без риска ослепнуть вглядываться в пламя чужого духа в надежде обрести ключ к пониманию Арно у самого Арно, пусть и без его ведома. Не то чтобы теньент Савиньяк подхватил процветающую в столице и не обошедшую стороной и армию проказу двуличия – нет, он по-прежнему говорил что думает, но шепоток его сомнений звучал, щекотал ухо мелодичным аккомпанементом задиристых слов. Арно все реже взрывался выплеском вулкана при виде полковничьей перевязи на том, кого считал выскочкой, но это умиротворение было объяснимо – своим отказом признать заслуги Придда в разведке и принижением его боевых качеств Арно в первую очередь унизил бы себя. Все чаще Арно сожалел о своей былой горячности – по крайней мере, именно так можно было расценить остывающую гневливость и озирающуюся расчетливость, то, что клинок нападок все чаще тупился в ножнах вместо того чтобы ловить солнечные блики, слепя противника и призывая пролить свет на измышляемые им козни. Притихший внешне, заметно менее острый на язык Арно казался присмиревшим и внутренне, будто начинал прислушиваться к себе, стоило ему оказаться поблизости от Валентина. Не подводивший прежде дар подсказывал, что Арно как-то устало злится, но прежде всего на себя, и Валентину все чаще вместо огненных потоков ярой неприязни доставались лишь жалкие брызги, пока они словесно фехтовали наспех придуманными придирками и остротами. Валентин никогда не нападал первым, не перебрасывал шпагу в левую руку, удерживался на грани тончайшей бравады и изящного подтрунивания. Их увлеченные пикировки наполняли Валентина не азартной злостью, а, в противоположность ожидаемому, приносили кураж и облегчение.
Далеко не сразу Валентин заметил, что осязает эмоции Арно все ярче и четче, безошибочно улавливая тончайшие отголоски чувств, ту густую тень замешательства, что наползала на прежнюю готовность не сходя с места четвертовать Валентина за пригрезившееся Арно предательство. Не сразу осознал, что находит общество поразительно упрямого, но при этом абсолютно честного в обеих ипостасях своего красноречия Арно приятным отнюдь не из-за тоски по ощущениям от ожогов обидных фраз или загнанных под ногти иголок огульных обвинений. Для него стала сокрушительным откровением догадка: что, если его напоминающий проклятье дар не уникален, и Арно может похвастаться – скорее уж покаяться, ибо подобными противоестественными умениями не станешь похваляться в кругу приятелей и сослуживцев, – чем-то сродни одаренности Валентина? Но каким именно даром судьба приласкала Арно, другой рукой отвесив оплеуху? Умеет ли он читать мысли? Валентина, представляющего кошмарную обнаженность пред мощью подобного дара, бросало в дрожь омерзения, однако он признавал, что этот выстрел определенно холостой и очень далеко от центра мишени: будь Арно способен увидеть потаенные мысли, ни на миг не усомнился бы в преданности новоиспеченного полковника Придда присяге. Неужели Арно достался провидческий дар, и смутная, фрагментарная картина возможного будущего оказалась неверно истолкованной, поселив в Арно предубежденность и сомнения? Но Валентин был уверен, что никогда, ни при каких обстоятельствах не запятнает свою честь клеймом предательства. Осознание прошило разрядом ледяной молнии, когда дергающая боль сильного ушиба затихла, растворившись бесследно в ощущении спокойствия и довольства, стоило Валентину ответить на сдержанно-ироничное приветствие Арно и пустить морисков рядом. Неудивительно, что после их ожесточенных словесных поединков Валентина окутывали плотным незримым коконом, притупляя собственные ощущения, опустошенность и усталость Арно. Какая ирония: их, непримиримых соперников, роднят странные умения – то, что сильнее их воли, что способно завести, куда не пускает расчетливый разум и отсоветует осторожность. Подобно странному таланту Валентина ощущать чужие эмоции, Арно оказался способен услышать чужие страдания, и – что стократно было ценнее для страждущих, но вряд ли казалось благословением обладателю благородного, сильно усложняющего жизнь дара, – их облегчить, действуя порой бессознательно, но неизменно храня свое непрошенное вмешательство в тайне. Дар превыше разумения, и то, что толкало Арно к Валентину, оказывалось не упрямой застарелой ненавистью, а безотчетным стремлением усладить чужие страдания, источником которых нередко оказывался он сам. Никто бы не заподозрил, что невозмутимый Придд от слов страдает мучительнее, чем от стали.
И Валентин решился: первым сделал шаг навстречу, оставляя скрашенное обоюдным ехидством и упроченное упрямством соперничество в прошлом, предложил омыть перемирие "Змеиной кровью". И вовсе не нужно было обладать даром прозрения чужих эмоций, чтобы поверить в искренность согласия Арно, истомленного чуждым его великодушной природе и представлениям о чести затянувшимся противостоянием.
Автор: Дисномия
Персонажи: Валентин Придд, Арно Савиньяк
Рейтинг: РG
Размер: мини, 2950 слов
Саммари: Валентин умеет слышать чужие эмоции
Предупреждение: ООС, в некоторой степени AU
Примечание: очень поверхностный кроссовер с "Язвой" Натали Хеннеберг. Способности пробуждаются и развиваются по мере взросления и прогрессируют вблизи от такого же одаренного. Название взято из стихотворения К.Д. Бальмонта "Сквозь строй"
Дисклеймер: все не мое
Дисномия, я не в силах выразить, как меня восхитил этот чудесный подарок, огромное за него спасибо! Совершенно замурчабельная история, от которой становится тепло на душе.
читать дальшеВалентин рано осознал, что способен ощутить чужие чувства. Призрачный голос не нашептывал ему, что сложенные в вежливую улыбку губы собеседника скрывают сочащийся ядом оскал вражды. Ничто не подсказывал ему всматриваться в криво нацепленную личину фальшивого добродушия, покуда под ее покровом не начнет проступать опасливая настороженность или недобрая ухмылка взлелеянного превосходства. Его взгляд был не в силах уследить за рассыпающимися в разные стороны обжигающими искрами гнева; не мог отыскать на манер своевольной тени кривляющегося за плечом собеседника доппельгангера, чьи ужимки были унизительны и обидны в своей тщете уличить Валентина в несуществующих грехах и еще не свершенных проступках. Его обоняние не терзал приторно-тлетворный запашок двуличия или густое зловоние кутающихся в дырявые шелка обходительности слов неприязни. Если бы Валентин взялся описывать свои ощущения… разумеется, этого никогда бы не случилось: он давно привык хранить свое отличие в тайне от окружающих, не ради иллюзии всесведущности – из выстраданной уверенности, что вслед за удивлением прочтет в чужих чувствах страх и омерзение, словно при столкновении с уродством. Для себя Валентин называл понимание эмоций осязанием. Чужие переживания – яркие, яростные, неистовые в своей откровенности – сдавливали грудь до пляски перед меркнущим взором черных точек удушья; хлыстали кнутом, засовывали булавки под ногти, вели по коже легчайшим, как щекотная ласка перышка, прикосновением отточенного лезвия, снова и снова вырисовывая диковинные узоры сплава самых противоречивых людских чувств, жгли каленым железом и окатывали водой из полыньи, обымали пальцы тисками, жалили остервенелыми осами. Самым приятным и одновременно самым обманчивым из чувств оказалась симпатия, наполняющая легкостью, блаженством единения и сопричастности к чужой радости, ласково покачивающая на волнах разделенного удовольствия, облекающая теплом душевной близости. Валентину было слишком боязно оказаться зависимым от источаемой чужаками умиротворенности; он опасался, что потеряет себя, приникнув к источнику незамысловатой услады, пригревшись в лучах сиюминутной благосклонности, допустит досадную неосмотрительность и слабость, выдаст себя, явив небезупречность ответных чувств. И потому внушил себе, что самым желанным из читаемых против воли чувств должно стать безразличие: оно не манило порочным наслаждением от непрошенной ласки, и не впивалось узловатыми хвостами невидимой, но оттого не менее ощутимой плети злобы.
Первое время проснувшийся, стоило перешагнуть порог детства, стихийный дар не поддавался контролю: он то заставал врасплох, то изменял в редкую минуту особой нужды в нем. Валентина сродни любованию темным чудом завораживало людское двуличие. То, как написанное на лице благодушие вступало в противоборство с яростно выкрикиваемым под прикрытием бастиона выговаривающих банальные любезности уст; как скупое одобрение умирало в безмолвии, оказавшись погребенным под раздражением, разочарованием, равнодушием. Осознавая необходимость защиты от навязываемых ему эмоций, одинаково неприятных, Валентин болезненно воспринимал их отзвуки, будучи не в силах отрешиться от брезгливости, будто он подглядел и подслушал непредназначенное ему. Пришлось учиться закрываться от ошеломляющего и непрошенного экскурса в глубины чужого внутреннего мира. Но, как и любая броня, доспех отчужденности не мог похвастать совершенной неуязвимостью: перед посланным в упор арбалетным болтом отцовского разочарования или неодобрения, выпадом копьем инстинктивной, родившейся раньше ее носителя, унаследованной от предков предубежденности, перед ударом двуручного меча ненависти и крушащим железо и тело моргенштерном отвращения и презрения он оказывался бессилен.
Подле отца Валентина часто ощущал, как на коже проступает незримый иней – то был отголосок льдистого сдержанного недовольства, вызванного не каким-то проступком или деянием, не грозившим опорочить семью, но рискующим выставить род в недостаточно выгодном свете, пошатнуть веру в недоступную прочим безукоризненность. Кажется, недовольство стало привычным, как смена дня и ночи, неотделимым от просчитывания призрачных выгод, обезличенным и оттого еще более обидным и мучительным своей обыденностью, незаслуженностью, невозможностью оправдаться, искупить иллюзорную вину. Валентин учился терпеть, скрывая отголоски боли от сковывающего чувства и нутро обморожения, прятал их за безупречной маской бесстрастности. Жалкая попытка самообмана: если его чувства надежно укрыты от соглядатаев, значит, они защищены и от мысленного порицания. Однако тактика оказалась неожиданно действенной, позволяя уберечь от чужого пытливого взора свой проклинаемый дар, спрятать осведомленность о сокрытом за благопристойным фасадом руин благородства, чести, прямоты.
Старший брат, сколько Валентин себя помнил, был центром его вселенной, светилом, в лучах которого плавился лед отрешенности, вулканом кипучего жизнелюбия, что заставляло проливаться на пустыню чувств благословенную влагу принятия и понимания. Теплая улыбка Юстиниана была панацеей, что исцеляла нанесенные неприязнью, равнодушием, слащавым подхалимством раны. С Юстинианом не нужно было осторожничать, боясь выдать себя знанием о несказанном и недоверием к произнесенному. Не нужно было вслушиваться в себя, пытаясь отделить доверительную искренность, обещание поддержки, идущую от сердца неподдельность чувств, одобрение, разделенное на двоих удовольствие общения от обожания, безоглядной симпатии, чуткости. Порой Валентин терялся, где кончаются его собственные и начинаются эмоции Юстиниана. После гибели старшего брата он поверил, что обжигающий холод оцепенения и покинутости, выстужающий посреди толпы или наедине с собой, останется навсегда. Он не искал чьего-либо общества, сторонился людей и фамильярных, липких прикосновений их эмоций, что просачивались в трещины изъязвленной, изрубленной потерей брони его напускной бесчувственности. Довольно было того, что книги охотно разговаривали с ним устами давно почивших мудрецов и полководцев, из-под могильных плит способных дотянуться только до памяти.
Лаик не превратилась в плацдарм жестоких битв – Валентин, изрядно поднаторев в искусстве сокрытия собственных чувств под маской вежливой отчужденности, лишь наращивал оборонительные редуты и укреплял броню, что должны были уберечь от выводящих из равновесия отзвуков и отсверков не принадлежащих ему эмоций. Пусть то был загон с жеребятами, а не клетка со львами – защита была важна, и Валентин мечтал избавиться если не от чувствительности к чужим переживаниям, так хотя бы от болезненной, смущающей машинальным откликом на крупицы симпатии реакции собственного тела на оные. Обезличенная ненависть Арамоны, стылая неприязнь менторов, робкое прямодушие, настороженная бдительность, предубежденность – то ли надеющаяся, то ли страшащаяся обмануться, – подозрительность, тусклое и холодное свечение блуждающих огней ровного отношения без проблесков интереса или отвращения – вот что осязал он день за днем. Впрочем, Загон не превратился в пыточный застенок; так, изредка плескал кипящим маслом остервенелой враждебности, впивался удавкой уверенности в порочности, проводил по спине железной скребницей шепотков слухов и исполненных мнительности взглядов.
При дворе, в рассаднике достигших высот утонченной интриги и поклоняющихся двуличию лицедеев, лгущих и предающих на каждом шагу из безоглядной любви к искусству обмана, способных произнести три не содержащих лжи предложения подряд исключительно ради спасения жизни, Валентин быстро привык полагаться не только на разум и чутье, но и на балансирующий на грани объявления проклятием дар. Привыкшие вдыхать фальшь с каждым глотком отравленного лицемерием воздуха и источающие ее с каждым выдохом, царедворцы любили сдирать клочки кожи любопытными взорами, устраивали вивисекцию в надежде вскрыть семейные тайны, коих подозревали у Приддов в изобилии. Валентин ощущал себя словно среди скользких медуз, опаляющих прикосновением, акул, готовых разорвать на куски, стоит им уверовать, что на расправу не приплывут более сильные и голодные хищники, скатов, парализующих разрядами метко направленного цинизма, морских ежей, готовых вонзить ядовитые иглы при малейших признаках слабины. Причиняющая муки чувствительность к чужим эмоциям как никогда дорого обходилась напрасно вопиющему о милосердии телу и оказалась редкостно полезна холодному разуму, препарирующему придворных корифеев. Валентин укреплял броню слой за слоем закаленного металла, выправлял вмятины, латал прорехи, полировал до блеска, придумывал, как защитить стыки доспеха, назло безликим врагам чеканил девиз. Рано расставшись с идилличной наивностью детства, посвятив отрочество сдержанности и скрытности, он начал в полной мере постигать выстраданное умение замечать носимое на дне души, за блеском глаз и движением губ, способное поведать о чужих тайнах, слабостях, надеждах. Бесстрастность – скользкость по мнению тянущихся вскрыть створки прячущей мысли и чувства Валентина раковины, – обжигающе холодная безмятежность, равновесие несокрушимого спокойствия представлялись лучшей защитой сокровенного, более подходящей благородному человеку, чем сверкать зубами в насквозь искусственной улыбке да примерять калейдоскоп гримас.
Острее, четче, больнее ощущались направленные на него чувства, превращая Валентина в заложника не пережитого им. Вызывающие умеренную антипатию люди, с прохладцей их безразличия, невесомо-щекотным прикосновением легчайшего интереса или молниеносно промелькнувшим расположением, сберегали Валентину душевные силы и обходились дешевле, чем вовлекающие в мощную орбиту своих пылающих чувств независимо от того, вынуждали те ли идти по узкой тропе между стенами изо льда и огня или трепетать от блаженства. Глас чужих чувств, если приложить усилия и спрятать под маской ледяной невозмутимости внутреннее напряжение, оказалось возможным приглушить с вопля почти до шепота, принимая на клинок беспристрастности демаскирующие двуличие или честность выпады.
В Багерлее Валентин попеременно то мерз от стылой и затхлой, как болотная вода, усталой и безликой неприязни охранников, то корчился от муки в жаре тщеславия Манриков, чувствуя, как пепел сжигаемых в горниле чужого честолюбия и алчности помыслов и надежд, прах сыновних чувств присыпает ускользающее дымком, истаивающее будущее. Ему хотелось кричать и выть в агонии, причиняемой испытываемым матушкой отчаяньем, но он, ловя исходящую от нее обреченность и смертельное спокойствие, немел от страха, бессильный предотвратить грядущее несчастье.
После Багерлее могла ли Ракана с ее пропитавшим воздух смрадом вседозволенности приживал, сочащейся из щелей кладки зданий и мостовой безнадежностью, приглушаемым звериным страхом глухим ропотом озлобленности ранить сильнее? Ее нужно было перетерпеть, затаив дыхание в ожидании глотка спасительной свежести, которая все не приходила, стоически выдержать осквернение гробницы, без дрожи омерзения ступать под своды превращенного в балаган дворца, чей сомнительный покой берегла выряженная шутами стража. Валентин стискивал зубы и играл свою роль, осваивал чревовещание и мастерство кукловода, ждал, исступленно ждал мига, когда можно будет сорвать постылую личину. Ненависть Ричарда Окделла, в которую он охотно, азартно, с какой-то ритуальной торжественностью охапками подкидывал политое ядом топливо, была честной и чистой, горящей ровно и светло, без жирной копоти лицемерия, поиска выгоды, жадности. Она была как пламя, что очищает и закаляет, но и она оказалась окрашена зловещим пурпуром ревности. Прямота герцога Окделла стала отдушиной в сгустившемся тумане притворства поверх обмана с изнанкой из лжи, вошедших в моду при дворе его белоштанного величества. Пыл, искренность, слепая вера Ричарда в Альдо-самозванного-Ракана придавали сил по кирпичикам вскользь оброненных замечаний мостить дорогу Алве от обретающего всю большую неотвратимость эшафота, заодно прокладывая и себе тропинку на волю. Ненависть Ричарда Окделла помогала изжить колебания, подталкивала искать забвения и исцеления от испытанного в застенках страха за родных людей и себя, от унижения бессилием того, что стал разменной монетой в оплате чужих амбиций. В оскверненной столице приходилось пережить горе и без слез оплакать потерю, носить траур как карнавальный костюм, не испытывая угрызений совести за кощунство, убеждаясь, что единственный способ уцелеть – обмануть первым, усыпить произрастающую из порочности бдительность временщиков. Быть твердым, покуда пустой взгляд Робера Эпинэ заволакивало усталостью и тоской, а мятущийся в поисках выхода из лабиринта разум тянул из Валентина жилы, спеша навесить постыдный ярлык.
Первая после Лаик встреча с Арно Савиньяком неприятно удивила Валентина. Арно все так же не разделял произнесенное и оставленное при себе, отказываясь от ненадежного санктуария недомолвок. Незлобивый нрав, лишенная высокомерия, смелая откровенность, умеющая защитить себя открытость заставляли тянуться к Арно товарищей по Загону и прежде наполняли сторонящегося открытого проявления симпатии, прячущего притяжение за отрешенностью Валентина уютным теплом и умиротворением. На смену былой непредвзятости пришла свирепая, унижающая враждебность; стоило Арно разомкнуть уста – и каждое слово впивалось в плоть каплями раскаленного металла, выводящего рисунок клейма предателя. Он и брошенным вскользь взглядом умудрялся всадить тонкую просмоленную лучинку презрения, которая обжигала не слабее кислоты надуманных обвинений или лавовых брызг предвзятости. Даже молчание Арно нередко оборачивалось горсткой угольев за воротник. Не сразу ошеломленной чужой неприязнью Валентин заметил необъяснимую странность: вспышка причиняемой злопыхательством, предвзятостью и пренебрежением Арно боли была остра, но мимолетна, никогда не успевая взмыть до высот агонии. Словно испепеляющее попадание молнии вмиг оказывалось под живительной прохладой ласковых струй водопада, бесследно уносящих само воспоминание об испытанных страданиях. Ненависть Арно удручала напраслиной обвинений и колкостью пробивающих щит самообладания насмешек, царапала, словно ржавым гвоздем вскрывали только начавшую подживать рану. Однако к ощетинившемуся сотней ядовитых игл Арно парадоксально тянуло словно магнитом – к смятению Валентина – в призрачной надежде на облегчение им же причиняемой боли. Неприязнь Арно была жаркой, но не душной, и в противостояние не было ничего от погружения в огненную купель ненависти Окделла, в которой удавалось черпать веселую злость.
Задушевности воспитательных бесед Райнштайнера и Ариго ненадолго хватало, чтобы слегка пошатнуть убежденность теньента Савиньяка в том, будто попыткой быть лояльным он усыпляет бдительность. Своей внутренней настороженностью в такие моменты отходчивости он напоминал молодого оленя. Эти досадно скоротечные, благословенные минуты затишья яростно полыхающего пожара неприязни Арно превращались в обещающее приют спасительное тепло посреди лютой стужи. В облегчение привычной уже тупой боли от неприязни, мнительности, инстинктивной опаски офицеров, не жаловавших представителей семейства, отсиживающегося в глубинах хитросплетений гибельных для всех прочих интриг. В избавление от неприятного покалывания извечной предубежденности простецов к благородным и богатым. В притупление жжения и ледяного онемения чувств, покуда Валентину мысленно припоминали непроизнесенные клятвы верности и упорно отказывались признать высказанную преданность, хоть он по капле выпусти всю свою кровь.
Даже если удавалось избегать Арно – упрямец, самому себе не признаваясь в предосудительном рвении, умудрялся отыскать Валентина, не успевшего спастись очередной героической вылазкой, что вызывала скептицизм и раздражение Арно. С началом изысканно вежливой беседы фантомная боль исхлеставших самообладание чужих эмоций истаивала прозрачным дымком. Правда, искренняя попытка Арно быть беспристрастным и судить Валентина по его деяниям, а не собственным домыслам, на прощание умела кольнуть брошенной по инерции любезностью сродни оскорблению, из которой почти выветрился яд. Словно Арно постепенно покидал азарт преследования добычи, которая и раньше-то не торопилась пускаться в безоглядное бегство или в отчаянном броске кидаться на загонщика, предпочитая продуманную оборону и редкие, но сокрушительные контратаки. Словно остервенелость уступало место дерзости, мальчишеству, и Арно не сдавался на чистом упрямстве, утратив непрошибаемую уверенностью в своей спасительной для Западной Армии прозорливости. Чтобы вновь, с достойным лучшего применения и абсолютно необъяснимым упорством искать мимолетной встречи с азартно расстреливаемым словами и протыкаемым острием намеков на неотвратимую измену Валентином.
Валентину не оставалось ничего иного, как искусно отбивать нападки да с тоскливой обреченностью полниться предчувствиями, что предложение перемирия будет высмеяно как слабость, трусость и попытка обмана. Арно был словно одержимый (или влюбленный, что порой суть одно и то же) – неразделимый с объектом влечения, принужденный страстями искать его общества, чтобы кривиться в показном отвращении, бичевать словесами, звучание и подоплека которых больше порочат карающую длань, чем наказываемого за мнимый проступок. И сам Валентин был не лучше: мог бы осадить зарвавшегося теньента. Ему ли не суметь выстудить пылающий в Арно внутренний огонь высокомерным взглядом, приморозить язвительные слова к кривящимся в ухмылке губам, всадить ледяное острие резкой отповеди, резануть росчерком выгнутой брови. Но почему-то терпел, предпочитая ожесточенности схватки ожидание, тем самым дразня самообладание Арно и получая в ответ быстро затухающие вспышки раздражения и озадаченность, отзывавшуюся в Валентине щекотными мурашками.
Впервые оказавшись неспособным распутать узел чужих эмоций, Валентин тянулся неосязаемым прикосновением к непостижимому Савиньяку, уже не манкировал свой странный дар, что позволял без риска ослепнуть вглядываться в пламя чужого духа в надежде обрести ключ к пониманию Арно у самого Арно, пусть и без его ведома. Не то чтобы теньент Савиньяк подхватил процветающую в столице и не обошедшую стороной и армию проказу двуличия – нет, он по-прежнему говорил что думает, но шепоток его сомнений звучал, щекотал ухо мелодичным аккомпанементом задиристых слов. Арно все реже взрывался выплеском вулкана при виде полковничьей перевязи на том, кого считал выскочкой, но это умиротворение было объяснимо – своим отказом признать заслуги Придда в разведке и принижением его боевых качеств Арно в первую очередь унизил бы себя. Все чаще Арно сожалел о своей былой горячности – по крайней мере, именно так можно было расценить остывающую гневливость и озирающуюся расчетливость, то, что клинок нападок все чаще тупился в ножнах вместо того чтобы ловить солнечные блики, слепя противника и призывая пролить свет на измышляемые им козни. Притихший внешне, заметно менее острый на язык Арно казался присмиревшим и внутренне, будто начинал прислушиваться к себе, стоило ему оказаться поблизости от Валентина. Не подводивший прежде дар подсказывал, что Арно как-то устало злится, но прежде всего на себя, и Валентину все чаще вместо огненных потоков ярой неприязни доставались лишь жалкие брызги, пока они словесно фехтовали наспех придуманными придирками и остротами. Валентин никогда не нападал первым, не перебрасывал шпагу в левую руку, удерживался на грани тончайшей бравады и изящного подтрунивания. Их увлеченные пикировки наполняли Валентина не азартной злостью, а, в противоположность ожидаемому, приносили кураж и облегчение.
Далеко не сразу Валентин заметил, что осязает эмоции Арно все ярче и четче, безошибочно улавливая тончайшие отголоски чувств, ту густую тень замешательства, что наползала на прежнюю готовность не сходя с места четвертовать Валентина за пригрезившееся Арно предательство. Не сразу осознал, что находит общество поразительно упрямого, но при этом абсолютно честного в обеих ипостасях своего красноречия Арно приятным отнюдь не из-за тоски по ощущениям от ожогов обидных фраз или загнанных под ногти иголок огульных обвинений. Для него стала сокрушительным откровением догадка: что, если его напоминающий проклятье дар не уникален, и Арно может похвастаться – скорее уж покаяться, ибо подобными противоестественными умениями не станешь похваляться в кругу приятелей и сослуживцев, – чем-то сродни одаренности Валентина? Но каким именно даром судьба приласкала Арно, другой рукой отвесив оплеуху? Умеет ли он читать мысли? Валентина, представляющего кошмарную обнаженность пред мощью подобного дара, бросало в дрожь омерзения, однако он признавал, что этот выстрел определенно холостой и очень далеко от центра мишени: будь Арно способен увидеть потаенные мысли, ни на миг не усомнился бы в преданности новоиспеченного полковника Придда присяге. Неужели Арно достался провидческий дар, и смутная, фрагментарная картина возможного будущего оказалась неверно истолкованной, поселив в Арно предубежденность и сомнения? Но Валентин был уверен, что никогда, ни при каких обстоятельствах не запятнает свою честь клеймом предательства. Осознание прошило разрядом ледяной молнии, когда дергающая боль сильного ушиба затихла, растворившись бесследно в ощущении спокойствия и довольства, стоило Валентину ответить на сдержанно-ироничное приветствие Арно и пустить морисков рядом. Неудивительно, что после их ожесточенных словесных поединков Валентина окутывали плотным незримым коконом, притупляя собственные ощущения, опустошенность и усталость Арно. Какая ирония: их, непримиримых соперников, роднят странные умения – то, что сильнее их воли, что способно завести, куда не пускает расчетливый разум и отсоветует осторожность. Подобно странному таланту Валентина ощущать чужие эмоции, Арно оказался способен услышать чужие страдания, и – что стократно было ценнее для страждущих, но вряд ли казалось благословением обладателю благородного, сильно усложняющего жизнь дара, – их облегчить, действуя порой бессознательно, но неизменно храня свое непрошенное вмешательство в тайне. Дар превыше разумения, и то, что толкало Арно к Валентину, оказывалось не упрямой застарелой ненавистью, а безотчетным стремлением усладить чужие страдания, источником которых нередко оказывался он сам. Никто бы не заподозрил, что невозмутимый Придд от слов страдает мучительнее, чем от стали.
И Валентин решился: первым сделал шаг навстречу, оставляя скрашенное обоюдным ехидством и упроченное упрямством соперничество в прошлом, предложил омыть перемирие "Змеиной кровью". И вовсе не нужно было обладать даром прозрения чужих эмоций, чтобы поверить в искренность согласия Арно, истомленного чуждым его великодушной природе и представлениям о чести затянувшимся противостоянием.
@темы: ОЭ, фанфики, приддоньяк
пятница, 02 февраля 2018
Следующий раунд ЗФБ - тексты G до PG-13.
1. Команда OE Female
Драбблы:
- Циклы "Кэналлийские песни" и "Алатские песни"
- "Звезда и огонь" - красивая и грустная история посмертия Марианны.
Мини:
- "Отравительница" - весьма своеобразная Катарина, я ее представляла куда более наивной и доверчивой девочкой в этом возрасте, но вариант очень интересный. Каролина же получилась просто изумительная дрянь, точнее и не опишешь.
- "Ночная охота" - очень интересная история о встрече Арлетты Савиньяк с Барболой Карои.
2. Команда OE Suaves team
Драбблы:
- "Джастин"
- "Грустная мелодия для гитары"
- "Портрет кисти маршала"
- "Акона, ночь" - очень красивый и нежный приддоньяк.
- "Сбегать из Багерлее подано, дор" - Хуан Суавес - поистине, незаменимый человек и подлинный спаситель Талига.
- "Талантливый человек талантлив во всем" - текст по моей заявочке!!! Я в восторге, тем более. что заявка была довольно большая, а автор ухитрился все показать даже не в мини, а в драббле.
Миди:
- "Прикосновенье стали" - сама не ожидала, что понравится. Текст очень хорошо показывает вариант развития событий, когда даже тот, кого в каноне мы видим конченным мерзавцем, может стать порядочным человеком, пусть и после череды лишений.
3. Команда OE-AU & naval
Драбблы:
- "По зову крови"
Мини:
- "Савиньяк?"
- "Если выбрать"
Миди:
- "Вопреки"
4. Команда OE rare pairings:
Драбблы:
- чудеснейшая "Золотая пора" про счастливых Савиньяков - огромное спасибо автору этой прелести!
- цикл "По другому" для меня несколько спорен, т. к. я люблю счастливые приддоньяки, а там счастливый финал получился только с третьей попытки, в драббле "Вместе". Впрочем... всегда можно счесть, что два предыдущих были просто страшными снами-предупреждениями для героев, чтобы берегли друг друга.
Мини:
- "Сказка для взрослых" - очень милая история о настойчивом малыше Росио и заботливом старшем брате Карлосе, готовом придумать любую страшилку, лишь бы оттянуть возвращение к нудным урокам. Будущий Первый маршал в итоге проявил похвальную отвагу, раз за разом побеждая приснившихся чудовищ.
Миди:
- "Проклятое веретено" - забавно, мне понравилось.
- "Каталина" - очень недурной вариант развития событий. Случись такое в каноне, будь там кто-нибудь, взявшийся разжевывать Окделлу, казалось бы, очевидные вещи (очевидные для всех, кроме него), многих неприятностей удалось бы избежать.
5. Команда Kotiki
Драбблы:
- "Сказка ложь" - ...узнайте правду.
- "Охота" - смерть лазерным указкам!
- "Сложные механизмы почты" - теперь мы знаем, куда деваются посылки и почему они идут так долго.
- "Защитник" - милая и трогательная история пушистого защитника юной хозяйки.
- "Котька и Котик" - и снова да здравствуют космоолухи! Размышления Котьки обо всем сущем.
- Весь цикл "Кошки в доме" невероятно теплый и милый.
- Весь цикл "Ассасины с Большой Арнаутской" - с каноном незнакома, но посмеяться мне это не помешало.
- "Инстаграм кота Шарика"
Мини:
- "Рысья душа" - грустная и красивая былина.
- "Специалист с Земли" - рапорт о спасении космической станции от полчищ крыс и налаживании контакта с персоналом оной станции.
- "Печальная катавасия" - в предупреждении стоит информация о предполагаемой жестокости к животному - на деле животное довольно жестоко обходится с человеком. И поделом!
- "Мрямурры" - история о том, как земные коты покорили чужую цивилизацию, даже не покидая родную планету.
- "Меньше знаешь – крепче спишь!" - одна ночь из жизни кошки-оборотня.
Миди:
- "Спецподразделение «АнтиНЁХ» спасает Леночку"
6. Команда Horses
Драбблы:
- "Улбарский конь" - специфический юмор был у поселенцев...
Мини:
- "Перевёрнутый мир" - история о том, откуда на самом деле берутся кентавры.
Миди:
- "A Horse With No Name" - тоже читала как оридж, насколько братья Винчестеры соответствуют канону. понятия не имею, но как самостоятельная история очень понравилась.
7. Команда Strange Kingdom
Драбблы:
- "Кабачок"
- "Свечи"
Мини:
- "У меня к тебе просьба"
- "Память"
- "Переселенец"
Миди:
- "Друг?"
8. Команда Stranniki
Драбблы:
- "Тайна признания"
- "Так похож"
- "Случай"
- "Падший"
Мини:
- "Когда ты падаешь"
- "Самый лучший подарок"
Миди:
- "Жених раба лампы"
- "О пользе проклятий"
- "Пять раз, когда Дарвальда принимали за женщину, и один, когда не приняли, но всё равно ошиблись"
9. Komanda obnimashek
Драбблы:
- "Спасибо"
- "Подарок на день рождения" - теперь у Шерлока есть щенок, свой собственный, живой и настоящий!
- Весь цикл "Всего лишь время" - канон не знаю, читала, как оридж, очень понравилось.
Мини:
- "Утешители" - как Шерлок Холмс своему брату Майкрофту приятную гадость сделал.
- "Рисковый доктор" - на что только не приходится идти главе медслужбы "Энтерпрайза".
Миди:
- "Подарок на Рождество" - история о Шерлоке и ретривере, судя по всему, она является предысторией к драбблу "Подарок на день рождения".
- "Лучшее убежище для Локи" - иногда в голову Тора забредают ну очень странные идеи.
10. Команда Koschey and Co
Драбблы:
- "Стрела волшебная" - история о том, что доверять выбор второй половинки волшебной стреле бывает чревато.
- "Королевны и ели"
- "Вот такие пироги!" - советы бывалого домохозяина Кощея начинающим домохозяйкам.
Мини:
- "Переполох на Буяне, или Добро пожаловать, Кощей-батюшка!" - история о сказочно-военной инспекционной поездке на секретную базу.
- "Чем полней — тем добрей" - сказочная инструкция о том, как правильно надо чахнуть над златом.
- "Старая женщина худого не присоветует" - спасение очередного богатыря от Кощея с целью улучшения меню Змея Горыныча.
Миди:
- "Становление на крыло"
11. Команда Women
Драбблы:
- "Чудесное выздоровление" - что может быть страшнее для девочки из семьи Аддамс, чем добрый доктор, пришедший спасти ее от простуды?
- "И тебя вылечат!" - тяжко молодому специалисту, присланному консультировать и лечить мифических персонажей - они же и колдануть могут!
Мини:
- "Битва иного рода" - бой продолжается, Фа Мулан!
Миди:
- "Танцевать с тобой" - ровно дышу к фем-слешу, канон не знаю, поэтому читала, как оридж, но неожиданно понравилось. Очень хороший язык, история, в которую веришь.
- "Цветы в полиэтилене" - неожиданный взгляд на королеву Серенити, на происхождение Сейлор Мун и историю противостояния с Хаосом.
12. Команда Winter
Драбблы:
- "Северная сказка" и "Чтобы взошло Солнце" - прекрасные стилизации под сказания северных народов.
- "Ангелы" - коротко и жизненно, местами печально, но в итоге, жизнеутверждающе.
- "Школьные годы чудесные" - очень мило и тепло. И хочется верить, что еще остались такие ученики, заботящиеся о своих учителях.
- "Победителей не" и "Так начинаются сказки" - два маленьких хулиганства по мотивам мультфильма "Щелкунчик".
Мини:
- "Уходим" - зимний театр абсурда в декорациях "Сильмариллиона".
Миди:
- "Осколки зеркала" - интересные варианты того, что на самом деле могло произойти с Каем, Гердой и Снежной Королевой.
13. Команда Babushka
Драбблы:
- "Откуда взялись такие разные бабушки?" - почти притча.
- "Тихая охота" - о-о-о, моя прэлэс-с-сть!!! Пусть сами космоолухи там не появляются даже мельком, но такой "привет" из любимой вселенной не может не радовать.
- "...И блестящую монетку" - чудесная история о существовании Зубной феи в современном мире.
Мини:
- "Ради внуков" - просто перехватило дыхание, когда читала.
- "Снегурочка" - трогательная и героическая история сказочных персонажей.
- "И листья древа - для исцеления народов..." - история сестер, разлученных войной, но сумевших сохранить память о доме и семье.
- "Молодо-зелено" - забавная и поучительная история о том, что нелегко быть бабушкой богатыря. Нелегко, даже если ты - Баба Яга.
- "Вальгалла для патрульной" - героические будни бабушек в далеком будущем на просторах далекой-далекой галактики.
Миди:
- "Сказка о том, как изменились сказки" - сказ о том, как погуляла Баба Яга по легендам и мифам разных народов и что из этого вышло.
1. Команда OE Female
Драбблы:
- Циклы "Кэналлийские песни" и "Алатские песни"
- "Звезда и огонь" - красивая и грустная история посмертия Марианны.
Мини:
- "Отравительница" - весьма своеобразная Катарина, я ее представляла куда более наивной и доверчивой девочкой в этом возрасте, но вариант очень интересный. Каролина же получилась просто изумительная дрянь, точнее и не опишешь.
- "Ночная охота" - очень интересная история о встрече Арлетты Савиньяк с Барболой Карои.
2. Команда OE Suaves team
Драбблы:
- "Джастин"
- "Грустная мелодия для гитары"
- "Портрет кисти маршала"
- "Акона, ночь" - очень красивый и нежный приддоньяк.
- "Сбегать из Багерлее подано, дор" - Хуан Суавес - поистине, незаменимый человек и подлинный спаситель Талига.
- "Талантливый человек талантлив во всем" - текст по моей заявочке!!! Я в восторге, тем более. что заявка была довольно большая, а автор ухитрился все показать даже не в мини, а в драббле.
Миди:
- "Прикосновенье стали" - сама не ожидала, что понравится. Текст очень хорошо показывает вариант развития событий, когда даже тот, кого в каноне мы видим конченным мерзавцем, может стать порядочным человеком, пусть и после череды лишений.
3. Команда OE-AU & naval
Драбблы:
- "По зову крови"
Мини:
- "Савиньяк?"
- "Если выбрать"
Миди:
- "Вопреки"
4. Команда OE rare pairings:
Драбблы:
- чудеснейшая "Золотая пора" про счастливых Савиньяков - огромное спасибо автору этой прелести!
- цикл "По другому" для меня несколько спорен, т. к. я люблю счастливые приддоньяки, а там счастливый финал получился только с третьей попытки, в драббле "Вместе". Впрочем... всегда можно счесть, что два предыдущих были просто страшными снами-предупреждениями для героев, чтобы берегли друг друга.
Мини:
- "Сказка для взрослых" - очень милая история о настойчивом малыше Росио и заботливом старшем брате Карлосе, готовом придумать любую страшилку, лишь бы оттянуть возвращение к нудным урокам. Будущий Первый маршал в итоге проявил похвальную отвагу, раз за разом побеждая приснившихся чудовищ.
Миди:
- "Проклятое веретено" - забавно, мне понравилось.
- "Каталина" - очень недурной вариант развития событий. Случись такое в каноне, будь там кто-нибудь, взявшийся разжевывать Окделлу, казалось бы, очевидные вещи (очевидные для всех, кроме него), многих неприятностей удалось бы избежать.
5. Команда Kotiki
Драбблы:
- "Сказка ложь" - ...узнайте правду.
- "Охота" - смерть лазерным указкам!
- "Сложные механизмы почты" - теперь мы знаем, куда деваются посылки и почему они идут так долго.
- "Защитник" - милая и трогательная история пушистого защитника юной хозяйки.
- "Котька и Котик" - и снова да здравствуют космоолухи! Размышления Котьки обо всем сущем.
- Весь цикл "Кошки в доме" невероятно теплый и милый.
- Весь цикл "Ассасины с Большой Арнаутской" - с каноном незнакома, но посмеяться мне это не помешало.
- "Инстаграм кота Шарика"
Мини:
- "Рысья душа" - грустная и красивая былина.
- "Специалист с Земли" - рапорт о спасении космической станции от полчищ крыс и налаживании контакта с персоналом оной станции.
- "Печальная катавасия" - в предупреждении стоит информация о предполагаемой жестокости к животному - на деле животное довольно жестоко обходится с человеком. И поделом!
- "Мрямурры" - история о том, как земные коты покорили чужую цивилизацию, даже не покидая родную планету.
- "Меньше знаешь – крепче спишь!" - одна ночь из жизни кошки-оборотня.
Миди:
- "Спецподразделение «АнтиНЁХ» спасает Леночку"
6. Команда Horses
Драбблы:
- "Улбарский конь" - специфический юмор был у поселенцев...
Мини:
- "Перевёрнутый мир" - история о том, откуда на самом деле берутся кентавры.
Миди:
- "A Horse With No Name" - тоже читала как оридж, насколько братья Винчестеры соответствуют канону. понятия не имею, но как самостоятельная история очень понравилась.
7. Команда Strange Kingdom
Драбблы:
- "Кабачок"
- "Свечи"
Мини:
- "У меня к тебе просьба"
- "Память"
- "Переселенец"
Миди:
- "Друг?"
8. Команда Stranniki
Драбблы:
- "Тайна признания"
- "Так похож"
- "Случай"
- "Падший"
Мини:
- "Когда ты падаешь"
- "Самый лучший подарок"
Миди:
- "Жених раба лампы"
- "О пользе проклятий"
- "Пять раз, когда Дарвальда принимали за женщину, и один, когда не приняли, но всё равно ошиблись"
9. Komanda obnimashek
Драбблы:
- "Спасибо"
- "Подарок на день рождения" - теперь у Шерлока есть щенок, свой собственный, живой и настоящий!
- Весь цикл "Всего лишь время" - канон не знаю, читала, как оридж, очень понравилось.
Мини:
- "Утешители" - как Шерлок Холмс своему брату Майкрофту приятную гадость сделал.
- "Рисковый доктор" - на что только не приходится идти главе медслужбы "Энтерпрайза".
Миди:
- "Подарок на Рождество" - история о Шерлоке и ретривере, судя по всему, она является предысторией к драбблу "Подарок на день рождения".
- "Лучшее убежище для Локи" - иногда в голову Тора забредают ну очень странные идеи.
10. Команда Koschey and Co
Драбблы:
- "Стрела волшебная" - история о том, что доверять выбор второй половинки волшебной стреле бывает чревато.
- "Королевны и ели"
- "Вот такие пироги!" - советы бывалого домохозяина Кощея начинающим домохозяйкам.
Мини:
- "Переполох на Буяне, или Добро пожаловать, Кощей-батюшка!" - история о сказочно-военной инспекционной поездке на секретную базу.
- "Чем полней — тем добрей" - сказочная инструкция о том, как правильно надо чахнуть над златом.
- "Старая женщина худого не присоветует" - спасение очередного богатыря от Кощея с целью улучшения меню Змея Горыныча.
Миди:
- "Становление на крыло"
11. Команда Women
Драбблы:
- "Чудесное выздоровление" - что может быть страшнее для девочки из семьи Аддамс, чем добрый доктор, пришедший спасти ее от простуды?
- "И тебя вылечат!" - тяжко молодому специалисту, присланному консультировать и лечить мифических персонажей - они же и колдануть могут!
Мини:
- "Битва иного рода" - бой продолжается, Фа Мулан!
Миди:
- "Танцевать с тобой" - ровно дышу к фем-слешу, канон не знаю, поэтому читала, как оридж, но неожиданно понравилось. Очень хороший язык, история, в которую веришь.
- "Цветы в полиэтилене" - неожиданный взгляд на королеву Серенити, на происхождение Сейлор Мун и историю противостояния с Хаосом.
12. Команда Winter
Драбблы:
- "Северная сказка" и "Чтобы взошло Солнце" - прекрасные стилизации под сказания северных народов.
- "Ангелы" - коротко и жизненно, местами печально, но в итоге, жизнеутверждающе.
- "Школьные годы чудесные" - очень мило и тепло. И хочется верить, что еще остались такие ученики, заботящиеся о своих учителях.
- "Победителей не" и "Так начинаются сказки" - два маленьких хулиганства по мотивам мультфильма "Щелкунчик".
Мини:
- "Уходим" - зимний театр абсурда в декорациях "Сильмариллиона".
Миди:
- "Осколки зеркала" - интересные варианты того, что на самом деле могло произойти с Каем, Гердой и Снежной Королевой.
13. Команда Babushka
Драбблы:
- "Откуда взялись такие разные бабушки?" - почти притча.
- "Тихая охота" - о-о-о, моя прэлэс-с-сть!!! Пусть сами космоолухи там не появляются даже мельком, но такой "привет" из любимой вселенной не может не радовать.
- "...И блестящую монетку" - чудесная история о существовании Зубной феи в современном мире.
Мини:
- "Ради внуков" - просто перехватило дыхание, когда читала.
- "Снегурочка" - трогательная и героическая история сказочных персонажей.
- "И листья древа - для исцеления народов..." - история сестер, разлученных войной, но сумевших сохранить память о доме и семье.
- "Молодо-зелено" - забавная и поучительная история о том, что нелегко быть бабушкой богатыря. Нелегко, даже если ты - Баба Яга.
- "Вальгалла для патрульной" - героические будни бабушек в далеком будущем на просторах далекой-далекой галактики.
Миди:
- "Сказка о том, как изменились сказки" - сказ о том, как погуляла Баба Яга по легендам и мифам разных народов и что из этого вышло.
вторник, 23 января 2018
Стартовала ЗФБ и среди визиток оказалось немало интересного.
Кавалеры, разумеется, галантно пропустят дам, поэтому первыми пойдут цитаты от команды OE Female - решила не мелочиться, они мне все понравились.
читать дальше
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
Что ж, у дам все прекрасно и эстафету принимают кавалеры - посмотрим, что напророчит мне горячее зимнее кэналлийское гадание от OE Suaves team.
читать дальше
Увидев подштанники и прочитав, что именно вытащила, хотела удалить, но "расшифровка" тайного смысла подарка заставила меня признать оное приобретение нужным.
Да что ж такое-то! Дубль два: при виде картинки хочется ее немедленно выкинуть, но эти заманчивые обещания... Ладно, посмотрим, насколько сбудется. Пусть висит.
А вот тут мне понравились и картинка, и предсказание - люблю оружие.
Тащила с трепетом - все ж таки олень был на заглушке. Что ж, это предсказание тоже радует и чудно сочетается с предыдущим - вместе проще отбиваться и переходить в решительное наступление.
Второй олень тоже не подкачал - так что обещанной первым рогатым роте кэналлийцев придется разделить со мной этот обед.
Миленько так!
О, я стала счастливой обладательницей котэ - интересно, почему такой нужный дар я нашла в мешке, а не получила от третьего оленя?
Кажется, я начинаю понимать Луизу с ее нелюбовью к сладкому. Вот сразу мне этот пряничный человечек на заглушке подозрительным показался... Ладно, пусть пока лежит, потом разберемся.
Мешок с подарками ведет себя явно лучше коварной выпечки.
Коробка с сюрпризом тоже не подкачала - ни в первом случае, с брэ, ни теперь, с деньгами. Учись, пряничный человечек!
Кажется, имбирная выпечка раскаялась, убоявшись быть отданной Котику - это предсказание куда лучше первого.
Я подумаю над этим завтра... (с)
Кэналлийцы верны себе, за что и любимы. Переходим к команде АУ-шек и их театрально-веерным гаданиям
читать дальше
Необычно, следует признать - такого АУ я не ожидала. Пожалуй, прихвачу и несколько баннеров
читать дальше
Не собиралась тащить вылупляшку команды котиков - но тут же Котька! Как пройти мимо, особенно, если команда Олухов на эту битву не явилась? О, добавочка!
И вот эту прихвачу...
И клип у команды классный!
Команда "Странного королевства" порадовал клипом и чудесным драконьим географическим справочником.
Команда лошадей осчастливила клипом и викториной, а нескольких "типичных представителей канона" я утащила.
У Странников тоже разжилась предсказаниями - некоторые подозрительно напоминают пророчества кэналлийцев и не только - уверовать, что ли?
читать дальше
В каталоге визиток перед голосованием увидела команду Обнимашек, которую раньше то ли не замечала, то ли они добавились в последний момент. Все очень мило и позитивно, посмотрим, что будет дальше.
Кстати, так же случайно наткнулась на визитку команды Кощея, даже успела за нее проголосовать - забавный клип, небанальные аватарки и баннеры... Но сегодня она уже "в списках не значится". И как это понимать?
Немного подумав (до следующего этапа - ерунда какая!), поворошила еще раз визитки команд и сочла, что это трио мне тоже интересно:
1. Команда женщин - как пройти мимо, когда на баннерах олененок и котенок?
2. Команда зимы - судя по всему, у ее игроков неплохое чувство юмора и нас ждет немало интереснейших зимних историй
3. Команда бабушек - если подумать, то в любом каноне есть бабушки, а там, где они не показаны, есть их внуки, через которых и на бабушек выйти можно
Кавалеры, разумеется, галантно пропустят дам, поэтому первыми пойдут цитаты от команды OE Female - решила не мелочиться, они мне все понравились.
читать дальше
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
А какая фраза выпадет вам?
Что ж, у дам все прекрасно и эстафету принимают кавалеры - посмотрим, что напророчит мне горячее зимнее кэналлийское гадание от OE Suaves team.
читать дальше
Увидев подштанники и прочитав, что именно вытащила, хотела удалить, но "расшифровка" тайного смысла подарка заставила меня признать оное приобретение нужным.
Да что ж такое-то! Дубль два: при виде картинки хочется ее немедленно выкинуть, но эти заманчивые обещания... Ладно, посмотрим, насколько сбудется. Пусть висит.
А вот тут мне понравились и картинка, и предсказание - люблю оружие.
Тащила с трепетом - все ж таки олень был на заглушке. Что ж, это предсказание тоже радует и чудно сочетается с предыдущим - вместе проще отбиваться и переходить в решительное наступление.
Второй олень тоже не подкачал - так что обещанной первым рогатым роте кэналлийцев придется разделить со мной этот обед.
Миленько так!
О, я стала счастливой обладательницей котэ - интересно, почему такой нужный дар я нашла в мешке, а не получила от третьего оленя?
Кажется, я начинаю понимать Луизу с ее нелюбовью к сладкому. Вот сразу мне этот пряничный человечек на заглушке подозрительным показался... Ладно, пусть пока лежит, потом разберемся.
Мешок с подарками ведет себя явно лучше коварной выпечки.
Коробка с сюрпризом тоже не подкачала - ни в первом случае, с брэ, ни теперь, с деньгами. Учись, пряничный человечек!
Кажется, имбирная выпечка раскаялась, убоявшись быть отданной Котику - это предсказание куда лучше первого.
Я подумаю над этим завтра... (с)
Кэналлийцы верны себе, за что и любимы. Переходим к команде АУ-шек и их театрально-веерным гаданиям
читать дальше
Необычно, следует признать - такого АУ я не ожидала. Пожалуй, прихвачу и несколько баннеров
читать дальше
Не собиралась тащить вылупляшку команды котиков - но тут же Котька! Как пройти мимо, особенно, если команда Олухов на эту битву не явилась? О, добавочка!
И вот эту прихвачу...
И клип у команды классный!
Команда "Странного королевства" порадовал клипом и чудесным драконьим географическим справочником.
Команда лошадей осчастливила клипом и викториной, а нескольких "типичных представителей канона" я утащила.
У Странников тоже разжилась предсказаниями - некоторые подозрительно напоминают пророчества кэналлийцев и не только - уверовать, что ли?
читать дальше
В каталоге визиток перед голосованием увидела команду Обнимашек, которую раньше то ли не замечала, то ли они добавились в последний момент. Все очень мило и позитивно, посмотрим, что будет дальше.
Кстати, так же случайно наткнулась на визитку команды Кощея, даже успела за нее проголосовать - забавный клип, небанальные аватарки и баннеры... Но сегодня она уже "в списках не значится". И как это понимать?
Немного подумав (до следующего этапа - ерунда какая!), поворошила еще раз визитки команд и сочла, что это трио мне тоже интересно:
1. Команда женщин - как пройти мимо, когда на баннерах олененок и котенок?
2. Команда зимы - судя по всему, у ее игроков неплохое чувство юмора и нас ждет немало интереснейших зимних историй
3. Команда бабушек - если подумать, то в любом каноне есть бабушки, а там, где они не показаны, есть их внуки, через которых и на бабушек выйти можно
@темы: ОЭ, Фандомная Битва
четверг, 28 декабря 2017
В гадания не верю, поэтому просто понатащила любимых персонажей с приятными пожеланиями. Компания подобралась хорошая, только мучительно не хватает Олененка для комплекта.
@темы: картинки, ОЭ, Фандомная Битва, Новый Год
понедельник, 29 мая 2017
Название: пока нет, буду благодарна за варианты
Автор: не я
Категория: Слэш
Пейринг: Арно Савиньяк/Валентин Придд
Рейтинг: NC-17
Жанр: Romance, angst, hurt/comfort, ust, established relationship, modern-AU.
Размер: Мини
Статус: Закончен
Дисклеймер: Ни на что не претендую, играюсь
Примечание: это чудо написало в подарок мне мое солнышко, за что я безмерно благодарна! Солнышко просило не раскрывать авторство и если вдруг решит, что не хочет видеть эту запись в общем доступе - я удалю. До тех пор всем любителям приддоньяка - добро пожаловать!
читать дальшеАрно с трудом отыскал в карманах ключи, открыл дверь и вошел в квартиру. Ярко вспыхнувшая лампа в коридоре на мгновение ослепила, и молодой программист быстро заморгал. Когда-нибудь отвалившийся абажур все-таки стоит приладить на место. Темно-серая зимняя куртка отправилась в шкаф, теплые черные ботинки - на полку для обуви. Арно прошел в комнату и с ногами забрался в любимое темно-красное большое кресло. Оно было единственным, что он взял с собой из той, прежней жизни. Жизни, где был счастлив. Прежний его дом и эту квартиру разделяет всего лишь пара кварталов, а кажется – миллионы световых лет.
Раздалась резкая трель и Арно влез в карман черных джинсов. Сообщение от новенькой сотрудницы отдела кадров – Селины Арамона. Приглашение на «чашку шадди». Арно, даже не задумываясь, набрал привычный текст отказа и бросил телефон на кровать. Он откинулся на удобный подголовник, включил на свои любимые гитарные наигрыши Рокэ Алвы, которые по большой дружбе ему в прошлом году достал Лионель. Раньше Арно не любил эти надрывные мелодии, полные отчаяния, боли и какого-то безумия, но теперь от них становилось легче. Три последних месяца весь их отдел работал с утра до ночи, организуя новую систему и ставя защиту, но сегодня проект кончился. Начальник – Жермон Ариго, дал ему и еще нескольким ребятам внеочередной отпуск на три недели. Раньше этот отпуск показался бы Арно лучшей наградой, а теперь он не знал, что делать. Может быть, как раз навестить окончательно потерявшего веру в людей Рокэ в Кэналлоа? Море и солнце помогут соврать коллегам, что он прекрасно отдохнул, а сам соберано, возможно, сумеет ему помочь? Рокэ лучше всех в Кэртиане знает, каково это – когда предает тот, кому верил безгранично. Кого любил так, что душа горела от невысказанных слов, когда целовал, забывая себя, не думая о сплетнях, о репутации, потому что иначе – не жизнь. И Рокэ знает, каково это – видеть самого любимого, самого дорогого человека в чужих объятиях.
Снова раздалась трель, и Арно громко выругался. Да оставят его сегодня в покое или нет?!
- Да! – рявкнул он в трубку.
- Арно, это мы.
- Привет, Ли, Эмилю того же. Что?
- Мы сейчас рядом, едем в твой любимый бордонский ресторан, составишь компанию?
- Присоединяйся, братишка, сто лет тебя не видели! – прозвучал из динамика дружелюбный голос Эмиля.
- Нет, спасибо. – Арно вздохнул. Ему отчаянно хотелось выбраться к братьям, побыть всем вместе, громогласно хохотать и веселиться, как было еще год назад, всего лишь год...
- Как скажешь, – явно огорчился Ли.
- Прости. Вы же знаете, что случилось, – от братьев у Арно тайн не было с самого рождения.
- Держись, ладно? – снова встрял Эмиль.
- Со мной все в порядке. Просто нужно время. Миль, ты не знаешь, Алва сейчас занят?
- Не советую, - вмешался Лионель. – Во-первых, он на Марикьяре и, насколько я знаю, Альмейда его там пытается вернуть к жизни и вытащить из алкогольного дурмана. Во-вторых, это не тот человек, который может тебе помочь сейчас. В-третьих, я советую все-таки выслушать Валентина.
- Нет, - отрезал Арно. – Я достаточно увидел и услышал. Хватит. Больше не намерен. Он может спать хоть с Берто, хоть с Окделлом, хоть с Изначальными Тварями. Я в нем ошибался. Почему-то я решил, что действительно нужен ему. Позволил себе забыть о твоих уроках, Ли. Доверился. Больше этого не повторится. Простите. Пока.
Арно отключился и отложил телефон. Ли и Миль не заслужили этого, они любят его, искренне стараются вытащить, но они бессильны. Не они шептали ему лживые безумные слова той ночью. Не они наутро попросили «простить, поскольку я непозволительно потерял контроль и, очевидно, наговорил глупостей». Не они через месяц отношений целовались с Салиной на его глазах. Не они воткнули ему нож в спину и не они провернули его в ране жестокими словами: «Я бы не хотел утратить нашей дружбы».
Арно вернулся в кресло и сжал виски руками. Прошел год, а боль с каждым днем становилась все сильнее. Как же ты мог, Валентин? Месть удалась блестяще, спору нет. Но за что? Арно весь год, все шестнадцать проклятых месяцев искал свою ошибку, обиду, которую причинил невольно – и не находил. Чем он заслужил такое предательство?
Урок Арно извлек на всю жизнь и уже давно приобрел в компании у глупых девиц репутацию «загадочного принца с трагической судьбой». Сам Арно называл себя иначе – искалеченный, замкнутый, нелюдимый зануда. Когда-то он был совсем другим, и называли его иначе. Но даже «настоящему костру» не устоять перед водопадом ледяной воды.
Звонок в дверь оборвал размышления и Арно поднялся. Ну, и кого принесло? Опять у старушки Рокслей из дома напротив «эта машинка вопит», то есть, антивирус предупреждает об опасности? Младший-младший Савиньяк одернул черный длинный свитер и распахнул дверь.
****
Валентин окинул Арно взглядом и внутренне поежился. Заострившиеся скулы, невообразимая бледность на раньше всегда загорелом лице, непроницаемо-черная одежда – все это неважно. Но любимые агатовые глаза не горят злостью и ненавистью, как он надеялся. Взгляд Арно не выражает ничего. Так в последние годы смотрел на всех Рокэ Алва. Что он натворил? Из-за глупого страха, из-за строгого воспитания, из-за своего неумения разглядеть искренние чувства и поверить в них... что же он наделал?!
- Добрый вечер. Ты позволишь мне войти?
Арно молча посторонился и также молча запер за ним дверь. Валентин прошел в единственную комнату и остановился возле выхода на балкон. Комната выглядела так, будто в ней никто не живет – пустые полки, аккуратно заправленная постель. Только идеальная чистота свидетельствовала о том, что здесь бывает кто-то живой. Прежняя комната Арно была совсем другой – там царил вечный бардак, который просто кричал, что хозяин комнаты слишком занят интересными делами, чтоб наводить порядок.
Арно, по-прежнему не говоря ни слова, прошел в комнату и опустился в знакомое темно-красное кресло. Единственный осколок его прежней жизни... И еще он ощутил легкий запах моря. Раньше в комнате Арно все время стоял специальный ароматизатор, но здесь его нет.
- Моя туалетная вода, - спокойно бросил Арно. – Если интересует что-то еще, не стесняйся, спрашивай. Наверное, ты долгий путь проделал с Марикьяры.
- Я не был на Марикьяре.
- Прости, ошибся. Я не знал, что Салина все еще здесь, в Олларии.
- Я не знаю, где находится Салина и меня это не интересует.
- Расстались? Если ты явился за дружеским сочувствием, то ошибся адресом.
- Мы не могли расстаться. Мы никогда не были вместе.
- Что тебе нужно?
- Ты.
Лицо Арно исказилось таким отвращением и презрением, что Валентин вздрогнул. Что ж, Придд может поздравить себя с очередной победой – когда он понял, что любит, что сильно привязался, то так испугался, что решил смертельно обидеть Арно и так разорвать пугавшие его отношения. Все удалось лучше некуда – Арно не просто обиделся, возненавидел. Год назад Валентин все рассчитал точно – поистине верный и искренний Арно не умел прощать предательства и ложь. Испугавшийся собственных чувств, необычных отношений, собственной беззащитности перед Арно Придд решил использовать и то, и другое. Судя по всему, задумка удалась блестяще.
Арно поднялся с кресла, вышел в коридор, распахнул дверь и прошипел:
- Убирайся.
Валентин молча подошел к двери. Так просто он не сдастся. Не теперь, когда он понял то, что Арно знал с самого начала их отношений – общественное осуждение, собственные страхи, все это неважно. Имеют значения только чувства. Такие сильные, что Валентин испугался их. А когда попытался избавиться от объекта любви – мир словно померк вокруг. За этот год Валентин чуть не сошел с ума. Каждую ночь ему снился Арно - он целовал, ласкал, гладил, шептал такие нужные слова любви... А днем Валентин часами перечитывал бережно хранимые записки, смс-ки и электронные письма от Арно. И он не знал, что станет делать, если Арно не сможет простить. Переступая порог, он поднял голову, посмотрел в глаза и тихо произнес:
- С Салиной не было ничего. Ни с кем. Только ты. Я тогда испугался и сделал глупость. Я не прошу прощения, Арно. Я прошу у тебя только одного разговора. Если после него ты захочешь, чтобы я исчез из твоей жизни, обещаю, я именно так и поступлю. Я люблю тебя.
Дверь за спиной захлопнулась с такой силой, что, казалось, затряслись стены дома. Валентин глубоко вдохнул. Неужели это значит, что у него еще есть надежда?
****
Арно громко выдохнул, быстро прошел в крошечную кухню, налил полный стакан касеры и, помедлив мгновение, выплеснул в раковину. Этот способ он уже пробовал. Боль не стихала, а похмелье не добавляло в жизни радостей. Он вернулся в комнату и обессилено упал в кресло. Вся боль, терзавшая его этот год, сейчас показалась мелкой и незначительной. Одного только вида Валентина хватило, чтобы всколыхнуть все, что Арно так старательно пытался забыть, оставить в прошлом. Он обхватил голову руками и застонал сквозь зубы. Когда кончится этот проклятый Закат?
Серебристый лунный свет льется сквозь открытое окно. Запах лета – травянистый, цветочный. И столь желанное тело в объятиях. Арно робко коснулся чужих губ, ожидая, что его оттолкнут, но все вышло совсем иначе – Валентин отозвался страстно, отчаянно, целовал до тех пор, пока они не начали задыхаться по-настоящему.
- Все хорошо? – тихо, со страхом, прошептал Арно.
- Да, - лихорадочно зашептал Валентин, стягивая с него футболку. – Да. Я люблю тебя. Давно. С первого курса. Только ты... я буду гореть за это в Закате, пусть... без тебя Рассвета для меня нет... Пожалуйста...
Арно сжал руки в кулаки. Он ведь поверил тогда. На самом деле – поверил. А потом месяц настоящего счастья...
- Иногда мне страшно, Арно.
- Почему?
Любимая речка в Сэ тихо шумела, а высоченный раскидистый клен дарил желанную прохладу.
- Чужие сплетни. И... Полагаю, ты не поймешь, но постарайся. Рядом с тобой я теряю контроль, и меня это пугает. Я не такой, как ты, Арно. Мои чувства всегда лежат глубоко. Чувства к тебе – глубже всех остальных. Ты знаешь, что я потерял семью из-за предательства того, кому отец верил, как себе. Я привык не подпускать к себе никого. Но с тобой у меня ничего не выходит. И мне страшно. Неужели ты не боишься?
- Чужих сплетен? Не думал об этом. Но даже если боюсь – ты мне дороже. Доверять тебе? Нет. Я уверен – ты не предашь. Я не собираюсь вредить тебе, но ведь ты не веришь мне, да?
- Верю, - медленно произнес Валентин. – Не понимаю, почему, но верю.
Потом – ночь, которая уже год не давала ему покоя...
- Я... не могу... прости...
Валентин отвернулся и обхватил плечи руками, зябко поеживаясь. Арно опустился рядом на край постели и погладил его по волосам. Они ведь любят друг друга, так ли все это важно?
- Не нужно. Только если ты сам захочешь.
Арно лег, потянул на себя любовника и уже привычно развел колени. Уже месяц они были вместе, месяц невероятного головокружительного счастья. В постели Валентин был необычайно ласков и нежен, но никогда не отдавался сам. Завтра начинается последнее полугодие занятий перед получением диплома и Арно решился попросить... по-другому. Ему тоже хотелось доставить Валентину такое же непривычное и яркое удовольствие, хотелось почувствовать, каково это – когда от его ласк худощавое тело будет вздрагивать и выгибаться так же, как сам он мечется в руках Валентина почти каждую ночь. Но если он не может, не нужно. Не это главное.
Придд, будто извиняясь, ласкал именно так, как любил Арно – не руками, а губами, языком...
Савиньяк резко затряс головой, избавляясь от воспоминаний. Если сейчас он вернется в памяти дальше, ту боль снова придется пережить... Арно быстро поднялся, скинул одежду и забрался под одеяло. Лучше спать. Лучше пусть снова жаркие сны, из которых потом так трудно вернуться, чем вновь перед мысленным взором будет вставать картина того, как Валентин прижимает Берто к стволу дуба, растущего во дворике Университета, как перебирает его волосы, как целует чужие губы...
*****
Валентин сидел у барной стойки, пил уже пятый стакан ледяной воды и не мог заставить себя сдвинуться с места. Арно... Что я с тобой сделал? Теплый, солнечный Савиньяк отгородился от мира ледяной стеной толщиной в сотню бье. Только теперь Валентин понял, в чем был просчет его почти идеального плана. Он думал, что Арно взбесится, разозлится, расстанется с ним, но быстро переживет потерю и вернется к прежней жизни. И тогда он мог бы и дальше наблюдать, хотя бы так быть рядом, не подходя опасно близко, не рискуя сгореть в чужом пламени откровенности. Но все вышло иначе. Арно экстерном за неделю сдал все экзамены, забрал диплом и переехал. Он не скрывался и иногда Валентин слышал от сокурсников рассказы о том, как они пытались наладить с ним контакт. Арно со всеми был неизменно вежлив и неизменно холоден. Валентин по себе знал – так резко изменить жизнь можно лишь тогда, когда боль оказывается нестерпимой, когда меняется что-то самое важное в жизни. Но ему проще было не верить чужим рассказам, чем понять, какую боль причинил тому, кого полюбил еще на первом курсе.
Но сейчас он увидел сам. И все стало ясно. Злой, язвительный, холодный блондин в черном свитере не имел почти ничего общего с его Арно, с тем, кого он знал и любил. С тем, кто так просто и искренне отдавался ему ночь за ночью. Валентин крепче сжал в руках холодный стакан. Ночь, после которой он так испугался...
Он упоенно целовал, ласкал, гладил. Мнение погибшего отца, чужие сплетни, презрение приятелей – все сейчас исчезло, покрылось маревом густого тумана. Только громкое дыхание Арно, его мягкие, припухшие губы, его спутанные золотые волосы, его глубокие черные глаза...
Когда Савиньяк мягко отстранился, Валентин чуть не застонал. Не целовать его было так больно, что мутилось перед глазами. Неудовлетворенное желание пульсировало внутри, выжигало. Арно...
- Валентин... – Савиньяк откинулся на постели и развел колени. – Пожалуйста...
- Арно... – неверяще выдохнул сегодняшний именинник. – Ты...
- Да, - восстановив дыхание, твердо ответил любимый. – Да, я хочу тебя. Я трезв и понимаю, что говорю. Я твой.
- Ты... не боишься?
Переливчатый золотой смех рассыпался по комнате, отражаясь эхом от стен.
- Боюсь? Валентин, предать и обмануть можно только душу, не тело. Моя душа давно твоя. Чего же мне бояться?
Валентин скрипнул зубами. «Моя душа давно твоя». В ту ночь Арно отдавался самозабвенно, с удовольствием, полностью. Валентин ласкал, целовал, брал его и не мог поверить сам себе. Как Арно мог быть таким... откровенным? Тогда Валентин думал – Олененку просто безразлично чужое мнение, он просто не понимает, как все сложно... Но теперь осознал – Арно уже тогда понимал больше, чем он сам. Уже тогда он любил, любил так, что готов был преодолевать трудности. Сейчас все стало таким ясным, что Придд до крови прикусил нижнюю губу. Абвении, да что же он натворил?! Неудивительно, что Арно стал таким... Но как же можно было поверить, что он всерьез? Как можно было понять, что всегда такой легкий, простой, открытый Арно умеет чувствовать глубже и любить сильнее, чем сам Валентин? Как можно было знать, что вся его легкость не от безответственности, не от глупости, а от смелости? Арно никогда не боялся быть самим собой...
- Арно, что произошло с Колиньяром?
- Ты о чем?
- Я о том, что у тебя синяк на скуле, а у Эстебана сломана рука.
- Он меня ударил, а я сломал ему руку.
- Арно.
Любовник перевернулся на живот и сцепил ладони в замок.
- Он узнал, что мы встречаемся. Поинтересовался, не желаю ли я «вылететь из тусовки». Я, в свою очередь, удивился, когда это я успел оказаться в его тусовке. А потом заверил, что если такая досадная неприятность вышла, то я, несомненно, желаю из нее вылететь как можно быстрее. У тебя научился. Колиньяру это не понравилось, он разорался, что даже учиться в одном Университете с «таким» ему противно. Я посоветовал отчислиться, а он в ответ распустил руки. Я просто ответил. Пусть посидит со сломанной и поразмышляет. Может, в следующий раз подумает, прежде чем бить.
- А его друзья?
- Какие друзья? – заливисто расхохотался Арно. – Ты о тех трусливых павлинах, которые за ним хвостом таскаются?
- Арно, тебе не следовало... Если бы они вмешались, в больнице оказался бы ты.
- Пусть так, - вздернул подбородок Арно. – Но я тебя люблю, и я буду защищаться. Я никому не навязываю истории о своей жизни. Но и лезть к нам не позволю. Закона мы не нарушаем, уже полвека даже браки такие признаются, остальное меня не волнует. Ли и Эмиль со мной согласны.
Валентин поперхнулся вдохом. Что?!
- Твои братья... знают о нас?
- Конечно, - удивился Арно. – Они – моя семья. Они мои самые близкие люди и самые лучшие друзья. Они и ты. И мама. У меня нет от вас тайн.
- Что они сказали?
- Поздравили, что еще они могли сказать? – улыбнулся Арно.
- Они не разочаровались в тебе? Не упрекали?
- Разочаровались? Упрекали? – Арно рывком сел на постели. – Конечно, нет. Они любят меня. У тебя было иначе?
- Отец убил бы меня, если бы узнал, - тихо проронил Валентин.
- Прости, - закусил губу Арно. – Я не хотел.
- Ты ни в чем не виноват, - покачал головой Валентин. – И ты прав. Самого дорогого человека нужно защищать.
Проклятье! Уже тогда Арно любил так, что готов был защищать Валентина и их отношения от всего, что им грозило. Он не боялся доверять, открываться, почему же этого так боялся Придд? Он бы тоже защищал Арно от любых внешних угроз, но его пугало другое – рядом с любимым он менялся, стремительно и сильно. Валентин чувствовал, как одна за другой обрушиваются возведенные им вокруг себя стены, как у него появляется все больше друзей, как с каждым днем он все чаще смеется, как уходит из души ледяная тяжесть, сменяясь серебристым счастьем. Все это делал Арно. А он... он испугался такой открытости перед миром, такой беззащитности и со всей силы захлопнул перед его носом дверь. Захлопнул так, что смертельно покалечил того, кого любил больше жизни.
Валентин уронил голову на скрещенные руки. Если бы он тогда знал, если бы понимал, что творит... Не было бы глупого провокационного спора с Салиной, не было бы намеренного проигрыша, не было бы точно рассчитанного по времени поцелуя. Ничего бы не было... Он думал, что всего лишь дает Арно пощечину, а на самом деле выстрелил ему в сердце. Что теперь делать? Как все вернуть?
****
- Арно! – Айрис Окделл из отдела продаж вбежала в каморку программистов. – Арно, я там нажала что-то, а оно...
- Само выключилось, да? – устало поинтересовался Савиньяк и поднялся.
Вот каждый день у половины отделов «оно само». Прямо не компьютеры, а какие-то ожившие терминаторы. Сестра Ричарда трещала рядом что-то о своей «подружке Сэль», которая «самая лучшая», а Арно только кивал в нужные моменты. Со вчерашнего вечера не выходил из головы Валентин. Больно...
Отчасти поэтому сегодня, в свой отпуск, он и притащился на работу. Дома в одиночестве становилось настолько плохо, что хотелось выть.
- Вот, вот, я нажала вот только здесь...
- Айрис, я все понял. Не мешай, пожалуйста, я сам посмотрю.
Опытный Арно сразу же заглянул под стол и тихо выругался. Конечно. Как всегда.
- Айрис, в прошлый раз я ведь тебя предупреждал, чтобы ты не дергала провод. Ты отключила компьютер от питания.
- Какая я глупая! Ну да ладно, неважно, ерунда это все. Ой, Сэль, вот и ты! А давайте пойдем на обед все вместе?
Арно вздохнул. Попытки его с кем-нибудь «обручить» порядком достали.
- Нет, Айрис, благодарю. Я занят. Я все время занят. Приятного аппетита.
Арно, не глядя на девушек, развернулся и зашагал в каморку, которую делил с Паоло Куньо. Вообще-то, шеф, Жермон Ариго, давно предлагал им перебраться в более просторный кабинет к остальным ребятам, но почему-то покидать родной закуток не хотелось.
- Савиньяк, ты в порядке? – Паоло высунулся из-за монитора с чашкой дымящегося шадди.
- Всерьез спрашиваешь или для порядка?
- Всерьез.
- Нет. Я не в порядке, Куньо. Я настолько не в порядке, что хочу сдохнуть.
- Иди домой. Или уезжай в Хексберг. Куда угодно, но здесь тебе лучше не станет.
- Ты прав.
Арно снял со спинки рабочего кресла куртку, застегнул молнию, кивнул на прощание Паоло и покинул офисное здание. Но куда идти? Домой? И остаться там наедине с мыслями о Валентине? Твари Закатные, да за что же?! Арно стукнул кулаком по каменному парапету набережной Данара.
Валентин... В голове не укладывалось, что он оказался способен на предательство. Его слова, его жесты казались такими искренними... И то, что он сказал вчера... «Ни с кем. Только ты. Я люблю тебя». Если так, то почему он целовался с Салиной? И почему именно там, где Арно обязательно бы увидел их? Нарочно? Что за жестокие игры? Пытался вызвать ревность? На Придда не похоже. Мстил за что-то? Вероятнее. Но за что?
- А вот и наша подстилочка, - послышался из переулка знакомый голос и Арно подошел ближе. – Надо же, как удачно встретились! Мы тут случайно оказались, а ты? К любовничку примчался? Ну и как, хорошо он тебя поимел?
- Колиньяр, посторонись.
Спокойный холодный голос. Валентин. Арно выступил из тени.
- Ты так и не научился добывать верные сведения, - издевательски протянул он, с торжеством отметив, что Эстебан и его шавки сразу смешались. – Но раз уж тебе так интересно, изволь. Подстилка в нашей паре - я. Еще вопросы имеются?
- О, какие подробности! И как ты себя чувствуешь, когда тебя имеют, как продажную девку? Стонешь и просишь...
Договорить Эстебан не успел, Валентин рванулся вперед и ударил в живот. Колиньяр охнул и согнулся. Арно быстро шагнул к нему, со всей силы ударил в челюсть.
- Еще хоть раз тронешь меня или Валентина – убью, - холодно пообещал Арно, глядя на скорчившегося от боли Эстебана. – Ты меня знаешь. Я не шучу.
Не дожидаясь ответа, он взял Валентина за руку и потащил прочь.
****
Придд шел за Арно и молчал. Он боялся нарушить этот хрупкий момент близости, боялся услышать в ответ холодное: «Убирайся!». Когда Эстебан начал оскорблять Арно, у Валентина потемнело перед глазами. Ему казалось – сейчас он способен даже убить, лишь бы не допустить новых потоков брани. Отчего-то было больнее, чем когда оскорбляли его самого.
Войдя в квартиру, Арно отпустил его руку и отправился в кухню. Валентин стоял, не шевелясь, и только сжал в кулак покинутую ладонь, чтобы еще на мгновение дольше сохранить тепло от горячей кожи Арно. Недавняя сцена восстала в памяти, и Придд зябко передернул плечами. Он знал Савиньяка как никто – столько лет наблюдал за ним. Арно и впрямь не шутил. Если Эстебан попадется ему на пути еще раз – он убьет его.
- Пойдем в комнату, - Арно подошел и протянул ему стакан, куда плеснул немного касеры.
Валентин молча кивнул, вошел в единственную комнату и осторожно опустился на край кровати. Арно устало упал в кресло.
- Пей. Полегчает.
Придд опустошил стакан, не ощутив вкуса.
- Арно... почему?
- Потому, что их было трое, а ты – один. Я просто немного уравнял шансы.
- Я не об этом. Почему ты сказал им?
- Что я – твоя подстилка? Потому, что это правда.
Арно залпом осушил свой стакан и поставил его на пол. Валентину стало холодно. Неужели он думает об их отношениях так?
- Арно... Нет.
- Неужели? Прошу прощения за невольную ошибку. Если ты сообщишь мне, какое место я занимал в твоей жизни, то при следующей встрече с Колиньяром я исправлю свою досадную оплошность.
- Вернись.
- К тебе? Зачем?
- Не ко мне, - покачал головой Валентин. – Об этом я не имею права просить. Просто – вернись. Ты изменился.
- Закатные твари! Ты издеваешься?! – вдруг закричал Арно, стиснув кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
Валентин остался неподвижен. Савиньяк заговорил – это уже хорошо. Пусть кричит, оскорбляет, пусть даже ударит – но только пусть он вернется.
- Ты просил об одном разговоре, - вернулся к прежнему безжизненному тону Арно. – Говори.
Сейчас? Он не ожидал этого. Но какой смысл откладывать? То, что он хочет сказать Арно, он знает уже год. Понял в тот самый день, когда увидел безумное отчаяние и боль в родных черных глазах. В тот самый день, когда понял, что натворил что-то страшное.
- Арно. Я люблю тебя. Всегда любил. Ты знаешь, что после того, как погибла моя семья, я закрылся от всего мира. Я боялся доверять, не хотел друзей, я жил только долгом и невыполненными обязательствами. А на следующий год я поступил в Университет и в моей жизни появился ты. Ты не знал, но я полюбил тебя уже на первом курсе. Помнишь ту скучную лекцию святого Оноре, на которую заставили пойти студентов всех младших курсов? Ты оказался рядом со мной и почему-то всю лекцию писал мне смешные записки и рисовал разнообразных оленей. Помнишь?
Арно кивнул и Валентин увидел, как треснул лед в черных глазах, и как оттуда волной плеснула боль. Он поднялся, принес из коридора рюкзак, достал оттуда папку со сшитыми листами и протянул любимому. Савиньяк бережно пролистал ее и неподвижно замер.
- В тот день я полюбил, Арно. Ты стал первым человеком, который смог меня рассмешить. Постепенно мы сдружились, а потом... тот месяц был самым счастливым за всю мою жизнь.
Вопрос: «Тогда какого Леворукого ты все испортил?!» рвался с губ Арно, но Валентин жестом попросил не перебивать.
- Ты заставлял меня жить, снова показывал мне, как это здорово – смеяться, иметь друзей, веселиться, доверять и... любить. И быть любимым. Стены, которые бережно строил много лет мой отец, ты разбирал за неделю. И я испугался, Арно. Я боялся снова открыться миру, боялся предательства, боялся новой боли. И я решил, что если... я думал, ты разозлишься, расстанешься со мной, найдешь себе другую пару. Тебя многие любят... А я буду смотреть со стороны, любить, но больше не буду гореть в смертоносном для себя огне. Я поспорил с Салиной, что выбью больше мишеней в тире, чем он. Берто расхохотался, а я сделал вид, что разозлился и пообещал поцеловать его под университетским кленом, если проиграю. Я мог бы выиграть, Арно. Но проиграл нарочно. Я... я знал, что ты будешь там в это время. Я знал, что ты увидишь нас.
- Почему? – хрипло выдавил Арно. – Почему, Валентин? Ты счел мою любовь смертоносной. Хорошо. Ты решил порвать со мной. Ладно. Но почему ты просто не поговорил со мной? Почему хотя бы не сказал, что больше не желаешь меня видеть? Неужели за все годы нашей дружбы и за твой «самый счастливый месяц» я не заслужил хотя бы честности? Леворукий побери, ты хоть понимаешь, как мне больно?!
Арно пнул стакан ногой и через секунду звук бьющегося стекла заставил Валентина вздрогнуть.
- Прости, - тихо шепнул он. – Я не знал, что ты...
****
Арно задыхался. Сдерживаемые месяцами чувства нахлынули, снося на своем пути все преграды. Проклятье! Несмотря ни на что, ни на измену, ни на глупую ложь – он совершенно беззащитен перед Валентином! Не может лгать, глядя в любимые когда-то аквамариновые глаза, не может не сгорать от боли при страшном воспоминании...
- Чего ты не знал? Закатные твари, чего?! Я любил тебя! Ты не заметил? Я доверял тебе все, я спал на твоих коленях, я делился с тобой болью от смерти отца, я отдавался тебе, что еще тебе было нужно, скажи мне?! Я старался забрать твою боль, хотел помочь! Валентин, я отдавал тебе душу, а ты сейчас говоришь мне, что я для тебя – «смертоносен»?!
- Арно, - Валентин встал с кровати, шагнул к креслу и опустился на колени. – Сейчас ты...
- Да. Да, я люблю тебя. Ты снова не видишь? Всегда буду любить. И мне сейчас больно так же, как было в тот день.
- Тогда...
- Нет, - отрезал Арно. – Нет, Валентин. Я люблю тебя. Но это не значит, что могу простить. Уходи. Ты обещал исчезнуть из моей жизни, если я попрошу. Я прошу – уходи. Убирайся! И никогда больше не появляйся. Я сгорю в этом Закате один.
Арно оперся локтями о колени и спрятал лицо в ладонях. Через несколько мгновений томительной тишины открылась и захлопнулась входная дверь. Вот и все. Валентин ушел. И больше никогда не вернется.
Острая и горькая боль разлилась по телу, Арно зарычал. Абвении, когда же это кончится?! Краем глаза он заметил папку со своими записками и рисунками на кровати. Арно схватил ее, вновь перелистал и застонал. Предательство случилось год назад, почему же так больно именно сейчас? Лионель всегда учил не поддаваться самообману и Арно выучился быть честным перед самим собой. Весь год он злился, ненавидел, испытывал боль, но все еще надеялся на что-то. На какие-то слова, действия, хоть что-то, что поможет простить и забыть. Каждый день он ждал, что Валентин появится, и каждый день сам набирался храбрости поехать к нему. И вот, любимый приехал. А теперь исчез навсегда. Потому, что он сам так попросил.
Арно прикрыл глаза и перед мысленным взором предстали глубокие аквамариновые глаза, искусанные губы, темные круги под глазами... Валентин... «Я... я знал, что ты будешь там в это время. Я знал, что ты увидишь нас». Арно вдруг выпрямился и тихо рассмеялся. Не было предательства! Нечего прощать! Конечно, за все эти интриги и тайны Валентина убить мало, но он не предавал! Савиньяк вскочил с кресла. Надо срочно догнать его, он не мог уйти далеко! Проклятый Закат еще может обернуться Рассветом...
Резкая трель дверного звонка заставила Арно остановиться. Кого там еще принесло? За дверью обнаружился Ричард Окделл.
- Я спешу, давай потом?
- Арно, это очень важно. Касается безопасности и жизни твоих братьев, - Окделл выглядел крайне встревоженным и Арно посторонился, пропуская его в квартиру.
- Проходи, я сейчас.
- Конечно. Можно я сварю шадди?
- Все на кухне, - махнул рукой Арно и схватил телефон.
Номер Валентина он почему-то так и не удалил. Он несколько раз набрал его, но Придд не отвечал. Арно быстро настучал короткое сообщение: «Возвращайся. Я люблю тебя. Сейчас Окделл пришел поговорить о братьях, важно. Где ты? Я позже приеду». Ричард вернулся в комнату с двумя чашками шадди и Арно опустился в кресло, указав Окделлу на стул у дальней стены.
- Что с Ли и Эмилем?
- Держи, - Ричард протянул ему чашку, но Арно покачал головой.
- Позже. Рассказывай.
****
Валентин остановился в тени возле многоэтажного дома напротив окон Арно и обессилено привалился к кирпичной стене. Перед глазами мерцали разноцветные вспышки, асфальт под ногами качался, как море в шторм, грохот в ушах заглушал шум оживленной улицы. Он до сих пор не мог поверить в то, что случилось. Весь этот безумный год казалось – если найти верные слова, если просто прийти, все наладится. Ведь не могут же четыре года дружбы, искренняя любовь вот так растаять в воздухе? Все оказалось намного хуже. Арно признал, что любовь еще жива, но он не может простить. Валентин не мог винить его – сам он не смог бы простить такой безумной боли. Никому. Кроме Арно. Валентин с ненавистью одернул шарф на шее, но задыхался он вовсе не от него. Неужели это все? Он больше никогда не увидит его? Не заглянет в невероятно черные глаза, не услышит заливистого смеха, не коснется густых золотых волос? Но если дал слово – нельзя взять его назад. Обещал исчезнуть из его жизни – изволь выполнять. И остается только каждый день молиться Абвениям, чтобы Арно простил его и нашел сам, потому, что Валентин Придд не нарушал данного слова. Он больше не имеет права стоять здесь. Не имеет права больше портить жизнь Арно.
-... я сам отвел его туда. Экстракт цветка синего хрусталя. Яд сильный, мелкий Савиньяк сдохнет за час. И вот тогда посмотрим, как запоют его братцы. Лионель на посту кансилльера – слишком большая опасность для всего нашего дела.
- Обвиняемый?
- Готов, - Валентин с ужасом узнал голос Манрика. Человека, сгубившего его семью. – От него только что вышел этот заносчивый щенок - Придд. Избавимся разом от обоих. Ричарда никто не видел, а мы засвидетельствуем, что последним оттуда выходил этот выскочка.
Валентин изо всех сил вжался в стену. Если уволенный с поста кансилльера месяц назад Штанцлер и тессорий Леопольд Манрик заметят его – ему не спасти Арно. Сердце стучало так гулко, что Валентину казалось – его слышит весь квартал. Но двое мужчин, слишком занятых беседой, прошли мимо и вскоре исчезли за поворотом.
Не медля больше ни секунды, Валентин рванулся к дому Арно, на ходу вызывая полицию и медиков. В голове билась лишь одна мысль: только бы не выпил, только бы не выпил, только бы не...
Секунды тянулись мучительно медленно, и когда Валентин оказался перед знакомой дверью, он больше не мог ждать. Он изо всех сил стукнул кулаком по железной двери и закричал:
- Арно! Если ты жив – открой дверь! Немедленно!
Услышав сразу же торопливые шаги, Валентин немного успокоился. Вряд ли отравитель Окделл так спешит увидеться с незваным гостем. Еще мгновение и дверь широко распахнулась.
- Арно! – Валентин, не сдержавшись, быстро обнял его и тут же отступил. – Ты пил что-нибудь с Окделлом?
- Нет, - растерялся Савиньяк. – Он сварил шадди, но я не...
- Арно, я пойду, - в коридоре возник Ричард и попытался выскользнуть в подъезд.
Валентин резко захлопнул дверь, повернул замок и оттолкнул Окделла так, что тот упал на пол. Арно вопросительно поднял бровь, но с места не двинулся. На душе потеплело – несмотря ни на что, ни на какие обиды, он все также верит ему. Валентин медленно кивнул, давая понять – он знает, что делает. Арно пожал плечами и отступил.
- Придд, ты рехнулся? – Ричард с трудом поднялся.
Валентин схватил несостоявшегося отравителя за локоть, втащил в комнату и резким толчком отбросил на кровать.
– Какого Леворукого?! Выпусти меня!
- Сидеть, - холодно ответил Валентин.
Внутри все горело от ненависти, от желания убить этого мерзавца своими руками, но нельзя. Сейчас приедут командор Райнштайнер с отрядом и уже ненужная медпомощь.
- Что ты себе позволяешь?! Как ты смеешь, ты, лжец, предатель! Ты достоин своих предков! Придды всегда прятались за спинами истинных Людей Чести, лгали, интриговали. А ты, ты – позор талигойской аристократии, ты – трактирная шлюха!
- Завидуешь, Ричард? – лениво отозвался Валентин. – Едва ли это чувство достойно выходца из столь древнего рода. Что же касается твоих обвинений – то Придды пока не замечены в том, что убивали друзей. В отличие от твоих предков и тебя.
- Валентин? – подал голос молчавший до сих пор Арно.
- В шадди яд. Экстракт цветка синего хрусталя.
- Откуда ты... – ляпнул Окделл, тут же прикусил язык, но было слишком поздно.
- Валентин? – повторил Савиньяк.
- Он лжет! Не верь ему! Арно, ты же мой друг!
Окделл вскочил и Валентин не выдержал, соблазн оказался слишком сильным. Он с удовольствием ударил коленом в чужой живот и добавил кулаком по скуле. Ричард что-то застонал и отполз в дальний угол кровати. Руки чешутся, но увлекаться не стоит, вряд ли полиция такое оценит.
- Дай мне повод, - с холодным бешенством произнес Валентин. – Хоть один – и ты не выйдешь отсюда живым.
****
Арно на мгновение прикрыл глаза и откинулся в кресле. Полицейские и медики, наконец, ушли, а голова все еще гудела от свалившейся на него информации. Ричард находился в сговоре со Штанцлером и Манриком, снабдившими его нужным ядом и инструкциями. Экстракта яда в чашке, которую подал ему Ричард, оказалось столько, что хватило бы убить троих морисков, эксперты Райнштайнера провели анализ прямо на месте. Штанцлера с Манриком тоже схватили и записали показания Валентина. Чувствовал себя Арно крайне странно – бывший приятель и однокурсник только что попытался убить его, чтобы навредить Ли и Эмилю, но ни ужаса, ни отвращения Савиньяк не испытывал. Все это словно растворилось в далеком тумане. Придется прийти в суд, дать показания, но и это его не слишком беспокоило. Он отзвонился Лионелю, все рассказал, передал все контакты, заверил, что сам в полном порядке и попросил не беспокоить.
Арно из-под прикрытых ресниц посмотрел на Валентина, который сидел на полу напротив, прислонившись к стене, обхватив колени руками и уткнувшись в них головой. Вдруг весь ужас, изумление, злость смыло напрочь волной нежности и восхищения. Несколько минут назад Валентин был совсем другим – уверенным, рассудительным и спокойным. Полчаса назад с явным удовольствием ударил Окделла. Час назад – горячо признавался в любви, раскаивался в ошибке, трогательно просил вернуться... Арно знал – вот этого, чувствительного и ранимого Валентина видит только он, больше никто. Остальным Придд настолько не открывается.
Нежность, доверие – все это повисло легким приятным маревом. В душе все больше разливалось тепло – Валентин здесь, рядом, он больше не уйдет... Застарелая смертоносная боль растворилась бесследно от одного лишь присутствия любимого. Она оказалась куда опаснее, чем любой яд – эта боль заставила его замкнуться, закрыться, перестать жить и радоваться. Арно даже не замечал, как день за днем и час за часом боль от предательства разъедала его, постепенно убивала, оставляя пустую оболочку. Если бы Валентин пришел на год позднее – возвращать ему было бы некого.
Возведенные ледяные стены рушились от одного лишь взгляда на худощавую фигуру у противоположной стены. От того, как искренне он кинулся на шею, едва Арно распахнул дверь. От ненависти, сверкавшей в аквамариновых глазах, когда Валентин оттолкнул Ричарда. От мгновения полного доверия, когда лишь по его кивку Арно просто отдал ему контроль над ситуацией. Совсем как раньше...
- Арно, - Валентин как-то очень резко поднялся. – Я знаю, я обещал исчезнуть из твоей жизни и я сейчас уйду. Я больше не потревожу тебя. Прости, что вынужден был нарушить слово. Но я не мог допустить, чтобы тебя...
- Замолчи. - Арно стремительно поднялся, шагнул к этому сумасшедшему, прижал к себе и зашептал. – Ты никуда не уйдешь. Только со мной.
- Арно? – Валентин чуть отстранился и смотрел с недоверием.
- Я люблю тебя.
- Я знаю. Но ты сказал, что не можешь простить.
- Забудь, - Арно мягко поцеловал каштановые волосы. – Забудь, неважно. Это снова я, видишь? Все хорошо, все будет, как раньше. Мы вместе.
- Арно, - судорожно прошептал Валентин и вдруг прижался губами к губам.
Привычные, легкие, почти невесомые касания мгновенно сменились быстрыми укусами. Валентин пощипывал губы, прикусывал их, посасывал, одновременно с силой проводя ладонями по спине – от шеи к пояснице, заставляя выгибаться навстречу. Голова туманилась, когда чужой язык настойчиво толкнулся в рот, заставляя разжать зубы, Арно застонал. Валентин целовал его так слишком редко. Только в тот памятный первый раз и потом лишь еще дважды. Все остальное время даже во время секса его поцелуи оставались почти целомудренными.
Чужой язык коснулся его собственного, быстро мазнул по передним зубам, по влажным губам, по небу и снова вернулся – теперь сталкиваясь с силой, подчиняя. Арно прижался теснее, горячие ладони на пояснице вызывали такую дрожь, что подгибались колени. Когда Валентин чуть прикусил кончик его языка, а потом принялся медленно его посасывать, у Арно окончательно сбилось дыхание и он даже не сразу понял, что происходит, пока не почувствовал, как чужая рука с силой сжала возбужденный член через брюки.
- Да, да, - почти бессознательно пробормотал он в чужие губы. – Пожалуйста...
Валентин ничего не ответил, но мягкие губы переместились на мочку уха, от волн жаркого дыхания возбуждение стремительно нарастало. Рука Валентина, гладившая спину, вплелась в волосы и прижала теснее к себе. Сердце билось так, что его стук грохотом отдавался в ушах.
Валентин рассыпал легкие укусы по шее, зализывал их, целовал, терся носом о щеку и вновь возвращался к губам, обеими руками перебирал волосы, притягивая ближе, дразнил, увлекал, разжигал костер все сильнее. Арно чувствовал, что его затягивает водоворот удовольствия, сопротивляться жарким волнам невозможно, он тонул и не желал спасения.
- Я не предавал тебя, - лихорадочно зашептал в шею Валентин. – Не предавал... я бы не мог... люблю... я чуть не сошел с ума... ты – всё... Арно...
- Знаю, - Савиньяк обхватил ладонями его лицо и заставил посмотреть себе в глаза. – Знаю, слышишь? Забудь... все прошло...
Валентин кивнул, быстро стянул через голову свитер и отшвырнул, не глядя. Арно отзеркалил его движение, тоже оставшись лишь в темно-серых джинсах. Придд легко толкнул его на кресло и опустился сверху, потираясь всем телом, лаская и возбуждая. Арно громко застонал и попытался устроиться так, чтобы Валентину было удобнее войти. Но Придд покачал головой, улыбнулся, текучим движением сполз с колен на пол и потерся носом о член через грубую ткань. Арно выгнулся в кресле. Валентин медленно расстегнул ширинку и потянул штаны с бельем вниз. Арно приподнял бедра, потянулся навстречу и чуть развел колени, приглашая.
- Теперь моя очередь, - покачал головой Валентин.
****
Изумление в любимых черных глазах, затянутых поволокой желания, сменилось недоверием. Валентин чуть прикусил низ живота Арно, зализал укус и обвел языком пупок. Любимый выгнулся навстречу и застонал. Казалось, он сходит с ума – тело горело, разум туманился, комната расплывалась перед глазами. Раньше Валентин ласкал любовника нежно, осторожно, не позволяя страсти выбиться наружу. Казалось, что желать так откровенно, громко стонать, просить и кричать – неприлично? Пошло? Грязно? Стыдно? Может быть, этот безумный год был нужен именно для этого – понять, что все эти навязанные чужие ценности и запреты не имеют никакого значения, когда желанное тело принадлежит тебе, когда в любимых глазах искрится просьба, когда самые родные губы заполошно шепчут: «Иди ко мне».
Валентин слегка пощекотал языком головку и провел по всей длине напрягшегося члена. Арно дернулся в кресле и что-то хрипло пробормотал. Это еще не все, Арно, подожди... Я – твой, я не могу без тебя, пусть меня проклянет вся семья, пусть я сгорю в Закате, пусть меня поглотят Изначальные твари, но я не могу без тебя... Прости меня за этот год, прости... Прости за боль, за ледяные стены, которые рухнули только сейчас...
Едва он коснулся кончиком языка дырочки на головке, как Арно хрипло закричал. Валентин втянул его глубоко в рот и принялся посасывать, с силой проводя руками по бедрам. Любовник метался под его ласками и выдыхал рваными толчками. Пора.
Валентин выпустил любовника, снова опустился к нему на колени. Арно прижал его к себе, принялся поглаживать по спине, беспорядочно целовать.
- Не надо, - тихо зашептал он. – Прощения... просить... все хорошо...
Черные глаза горели тем знакомым пламенем, которое так любил прежде Валентин. Он хитро улыбнулся, ухватил одну ладонь Арно и принялся покрывать ее поцелуями. Арно громко дышал и откровенно наслаждался, откинув голову на спинку кресла. Ярко-золотые волосы в беспорядке разметались по темно-красной обивке, заставив Валентина подавиться вдохом. Они отросли после того ужасного дня и теперь касались плеч. И рука Арно изменилась – подушки сильных пальцев затвердели, линии на ладони углубились и стали резче, а на запястье – несколько бледных едва заметных точек – ожоги. Валентин поцеловал каждый по отдельности, зубами невесомо прикусил по очереди костяшки и, наконец, до конца втянул в рот его указательный палец и принялся с наслаждением облизывать его.
Арно поднял голову и широко распахнул глаза. Увидев выражение детского удивления и восторга на любимом лице и представив, как все это выглядит со стороны, Валентин хмыкнул, напоследок лизнул палец, выпустил его, обхватил смуглое запястье и завел себе за спину, приподнялся и приставил палец Арно к собственному сжатому входу.
- Валентин...
Арно смотрел так, словно рядом с ним внезапно материализовалась фельпская птице-рыбо-дева и предложила исполнить любое его желание.
- Да, - кивнул Придд и быстро опустился, пока собственные страх и зажатость не заставили его передумать.
Как ни странно, боли не было, только легкое неудобство.
- Валентин... если ты из-за того, что... жертвы не надо... – Арно говорил с трудом, давясь словами. – Если не хочешь...
- Я хочу, - Валентин посмотрел прямо в глаза и вдруг понял, что действительно хочет. Хочет не только брать и присваивать Арно, но и принадлежать ему, целиком и полностью. – Хочу. Пожалуйста.
Сэ молча кивнул и потянулся к губам, одновременно массируя его внутри. Мягкие прикосновения губ, чужая ладонь в волосах... Арно ласкал неторопливо, осторожно подготавливая любовника. Валентин отдался на волю чужих рук и губ. Хорошо... Абвении, как же хорошо! Не думать о чужом осуждении, забыть обо всем мире, отдаваясь ласкам, таким откровенным, что раньше щеки бы залило жаром от одной только мысли. А теперь... Арно был прав, прав с самого начала – чего бояться, чего смущаться, когда две души сплавлены в одну? Рука к руке, жизнь к жизни. Только с тобой...
Валентин почувствовал, как Арно добавил второй палец и тихо охнул. Пока боль была легкой, но тело уже начало противиться непривычному вторжению.
- Помоги... – тихо, на выдохе.
Весь мир сейчас покрылся густым туманом, остался один маяк, один щит, одно спасение – Арно.
- Тише, - Савиньяк оторвался от его губ и принялся ласкать губами соски, второй рукой поглаживая уже слегка возбужденный член. – Не бойся... я рядом... тише...
- Да, да... пожалуйста...
Ласки отвлекали и помогли расслабиться. Боль стихла, уступая место возбуждению. Когда он раньше брал Арно, ему и в голову не приходило, что тот чувствует себя таким... беззащитным и таким нужным, любимым... Все чувства будто переворачивались, отзеркаливались. Раньше, видя, как Арно отдается ему, Валентин ощущал ответственность за него, нежность, хотелось заботиться, уберечь, не причинить боли... А теперь все иначе – собственная беспомощность, слабость бьет в голову вином, а Арно сейчас – самый сильный, самый родной, самый...
- Возьми, - простонал Валентин. – Прошу...
- Подожди еще немного, - задыхаясь, проговорил Арно. – Не хочу... причинять боль...
- Я не боюсь, - замотал головой Валентин.
Желание становилось нестерпимым. Арно добавил третий палец и Валентин выгнулся, захрипев от боли.
- Все хорошо, тише, тише, - быстро шептал Арно, целуя и покусывая шею. – Сейчас все пройдет... потерпи...
Тело паниковало, сжимаясь, от чего становилось еще больнее. Арно гладил его, целовал, пытаясь расслабить. Валентин с силой впился в губы любовника, кусая и терзая, выплескивая в поцелуй боль и страх. Арно отдался на его волю, продолжая рукой массировать внутри.
Валентин не знал, сколько времени прошло в горько-болезненном поцелуе, но боль постепенно стихла, все сильнее накатывало возбуждение. Кажется, Арно это понял, он вытащил пальцы и попытался подняться. Валентин не позволил.
- На кровать, - хрипло выговорил Арно. – Лучше... по-другому. Я покажу... здесь будет... очень больно.
- Нет, - отчаянно замотал головой Валентин. – Пожалуйста, нет. Так... я хочу...
Не дожидаясь ответа Арно, он быстро встал с его колен, несколько раз облизнул чужой член и, вернувшись обратно, приставил его ко входу.
- Нет! – Арно дернулся, но Придд с силой нажав на грудь, прижал его к креслу. – Не... наказывай себя... болью! Не надо...
Валентин опустился ниже и глухо застонал. Вот теперь стало больно по-настоящему. Арно... помоги... пожалуйста... Он всхлипнул и заставил себя впустить любовника еще немного глубже.
Савиньяк застонал и тут же обхватил руками чужой член, лаская, поглаживая, дразня и возбуждая. Боль не уходила, но терпеть ее становилось легче.
Казалось, прошла вечность, прежде чем Валентин опустился до конца. Абвении! Он даже не представлял, что это так... Боль постепенно стихала, сменяясь возбуждением. Чувство наполненности, принадлежности заполняло, накатывало волнами. От понимания, что он касается собственной кожей бедер любовника, что принадлежит ему полностью, хотелось кричать. Предельная откровенность туманила голову. Я твой, Арно, твой. Я не предавал тебя. Люблю...
- Тише, мой хороший, - лихорадочно зашептал Арно, и Валентин изумленно застыл. Арно умел быть страстным, инициативным, но особой нежности раньше не проявлял. – Больно, я знаю. Я помогу... не бойся...
Валентин обхватил руками шею любовника, уткнулся в нее лицом и принялся беспорядочно осыпать ее поцелуями, мешая их с собственными стонами. Боль уходила, руки Арно успевали везде – гладили спину, трепали волосы, ласкали возбужденный член, с силой сжимали плечи...
- А-а-а-ах... – прохрипел Валентин, когда Арно, придерживая его за бедра, толкнулся вверх.
Острая боль вернулась, но вместе с ней накатило такое наслаждение, что Валентин совсем потерялся. Он слышал о таком, но никогда не испытывал, прежде не позволяя Арно ласкать себя там даже пальцами.
- Можно... – дыхания не хватает... – я... сам?
Арно кивнул и Валентин резко откинулся назад, сильно прогнувшись и упираясь руками в колени любовника. В первое мгновение нестерпимо захотелось вернуться обратно и снова уткнуться в шею Арно – тогда не видно собственного возбужденного члена, не видно напряженного живота любовника, не видно... Нет. Валентин закусил губу, заметив, с каким желанием и восхищением Арно смотрит на то, что происходит... внизу.
Валентин заставил себя чуть приподняться и с силой опуститься назад. Новые ощущения захлестывали с головой.
- Еще... – прохрипел Арно, и Валентин окончательно утратил разум.
Ноги болели, руки совершенно занемели, но он не мог остановиться, поднимаясь и опускаясь. Арно поддерживал его под бедра, помогая, заставляя ускорить темп, опускаться сильнее, до самого конца.
- Я... сейчас...
Валентин сразу понял. Последним усилием он поднялся, почти полностью выпустив из себя Арно. Любовник разочарованно застонал, но долго огорчаться ему не позволили. Валентин, обхватив его лицо ладонями, впился в искусанные и припухшие губы поцелуем, одновременно резко и сразу опустившись до самого конца. Не выдержав, он гортанно закричал прямо в поцелуй. Арно тут же обхватил его руками за талию, прижал к себе и Валентин почувствовал, как он выплескивается внутри. Одной лишь мысли хватило, чтобы оргазм накрыл и его. Тело затрясло, в голове взрывались тысячи фейерверков, от ритмичных толчков внутри подкашивались ноги. Арно... Арно, пожалуйста... Арно...
- Переезжай ко мне, - прошептал Валентин, обнимая любовника под одеялом.
- М-м-м, - Арно потянулся за поцелуем. – Конечно. А места для моих проводов хватит?
- Я один в пяти комнатах. Полагаю, вполне, - Валентин счастливо улыбнулся.
- Завтра же перевезу вещи, - пообещал Арно, целуя в угол губ, - Валентин, почему...
- Я хотел. Правда. И все еще хочу, чтобы ты... Ты был прав – я давно принадлежу тебе. Мне было очень хорошо. Я люблю тебя.
Арно ответил глубоким поцелуем и через несколько минут уютно засопел. Валентин, проваливаясь в мягкую дремоту, подумал, что теперь знает, что именно подарить Арно на новоселье, когда он окончательно переедет. Где-то в библиотеке был старинный трактат о гайифских развлечениях... зачем отказывать себе в удовольствиях, если рядом самый любимый человек на свете?
****
Арно лениво потянулся на широкой кровати. Вчера вечером они с Валентином, наконец-то, закончили перевозить все вещи и улаживать вопросы с прежним хозяином квартиры. Из дома Валентины до работы добираться было немного дольше, но какое все это имело значение по сравнению с тем, что теперь они вместе? А впереди еще две недели отпуска. Валентину, который получил диплом полгода назад, а обязательную стажировку для своего факультета закончил вчера, предстояло выйти на работу только через месяц, так что в ближайшее время проблем со свободным временем быть не должно.
Очень хотелось наверстать все, что они потеряли за этот безумный год. Хотя... потеряли или приобрели? Потеряли время, а приобрели – невероятное взаимопонимание и доверие. Когда так долго горишь в одном и том же Закате, даже по отдельности – многое становится ясным.
- Арно, - Валентин, как обычно, сразу открыл глаза, не зевая, не потягиваясь, будто не спал, а просто лежал, зажмурившись. – Доброе утро.
- Еще какое доброе, - зевнул Арно. – Ничего не надо делать. Наконец-то! Ни договор расторгать, ни братьям звонить, ни в полицию ехать, ни вещи перевозить. Леворукий! У меня отпуск, а я устаю хуже, чем на работе.
Валентин ничего не ответил, только прижался теснее, положил голову на плечо и принялся обводить сосок указательным пальцем. Арно запустил ладонь в его волосы и отдался дразнящей ласке. Хорошо... просто нежиться в чужих руках, не спешить с ласками, зная, что теперь их никто не прервет.
- Не понимаю, как я мог так долго... не видеть тебя, - выдохнул Арно.
- Я сделал слишком больно, - Валентин поднял аквамариновый взгляд. – Если бы я увидел, как ты целуешь кого-то еще, не знаю, что бы я чувствовал.
Арно притянул его к себе и осторожно коснулся губ. Валентин ответил охотно, неторопливо, провел языком по нижней губе и потерся носом о щеку. Нежность разливалась по телу, щекоча и согревая. Это так непривычно – просыпаться без боли, без страха, без жгучей обиды и злости. Арно перебирал пальцами растрепанные каштановые волосы. Мягкий, почти целомудренный поцелуй расслаблял, хотелось лежать так весь день. И не надо больше ничего. Счастье, беззаботность, ощущение, что тебя любят – что еще нужно?
Резкая трель вызвала у Арно желание запустить телефоном в стену. Ну почему сейчас? Валентин, напоследок коснувшись кончика носа припухшими с прошлой ночи губами, отстранился.
- Что? – раздраженно рявкнул он в трубку.
- Я вам помешал? – неискреннее раскаяние в голосе Лионеля заставило Арно рассмеяться.
- Да, и очень. И ты это знал, когда звонил. Что тебе?
- Мне жаль, - радостным голосом возвестил Ли. – Хотя, вообще-то, нет. Устал уже лицезреть твою траурную физиономию.
- Теперь будешь лицезреть счастливую. Так что ты хотел?
- Через неделю придется вам появиться в суде и дать показания. – Лионель сразу посерьезнел. – Поскольку дело политическое, ход дали сразу и провели расследование в ускоренном режиме. Должен отметить, что много времени не потребовалось, Окделл с потрохами сдал Манрика и Штанцлера, а те – остальных членов заговора. Передай Валентину – если не вскроется новых обстоятельств, убийца его семьи не доживет до следующего месяца.
- Понял. Спасибо. Во сколько заседание?
- В полдень. Приезжайте за час. Мы с Эмилем вас встретим. Арно, передай трубку Валентину, пожалуйста.
- Мы будем, Ли. Пока, - Арно протянул трубку любимому и пояснил. – Лионель хочет поговорить с тобой, ответишь?
- Конечно, - Валентин рывком сел на кровати и взял трубку.
****
- Доброе утро, Лионель.
- Валентин, тебе в суде придется тяжело. При допросе спросят о мотивах личной мести, припомнят все, что произошло с твоей семьей.
- Я понимаю.
- Ты выдержишь?
Валентин нащупал свободной рукой ладонь Арно и крепко сжал ее.
- Да. Теперь – да.
- Ли, да оставь ты его в покое! – раздался на заднем фоне голос Эмиля, потом послышался грохот.
Валентин прикрыл динамик, переключил на громкую связь, улыбнулся и тихо шепнул:
- Арно, кажется, они опять дерутся из-за трубки.
- Обычное дело, - пожал плечами любовник. – Ты же их знаешь.
- Валентин! – зазвучал из динамика приветливый голос Эмиля. – Клянусь, если Манрик уйдет живым, я его лично пристрелю. Забудь о нем. И если что, мы с Ли рядом, ты знаешь. И чтобы я больше не слышал таких разговоров, как месяц назад, ты понял меня? Еще раз заикнешься о том, что не хочешь жить, самолично засуну в осенний Данар. Делайте с Арно, что хотите, хоть ругайтесь, хоть деритесь – но дурить прекратите.
- Эмиль, они сами разберутся, - донесся голос Лионеля.
- Я уж вижу, как они разбираются, - рявкнул второй близнец. – За год чуть не угробили друг друга, да и нас с тобой за компанию. В общем, так, ничего не знаю, но на следующей неделе сразу после суда мы вас забираем и на пару дней едем в поместье. Возражения не принимаются. Вопросы тоже. Пока.
- Эмиль, ты... – в трубке раздались гудки.
Валентин вернул телефон любимому и улыбнулся. В прошедшем году плохо было все, кроме одного – Эмиля и Ли. Братья Арно не оставляли его в покое. Наконец, Лионель довел Валентина до того, что тот рассказал правду и с тех пор близнецы его поддерживали. В их отношения с Арно они не лезли, но иногда звали на прогулку, рассказывали что-то о младшем, Эмиль часто брал с собой в тир.
- Ты общался с ними, да? – Арно тоже сел, скрестив ноги.
- Точнее будет сказать – они общались со мной, - пожал плечами Валентин. – Я им искренне благодарен. Не понимаю, почему они это делали.
- Они тебя любят, - Арно облизнул губы. – Лионель многократно просил меня выслушать тебя. А я не хотел. Слишком был зол.
- За дело.
Валентин спокойно посмотрел в глаза. Между ними давно все ясно, но забывать о случившемся он не собирался. Если забыть – есть риск снова повторить ошибку. В старину говорили: Волны – это память. Он будет помнить. Кстати, о памяти.
Валентин встал с кровати и вышел в другую комнату. Он давно приготовил Арно подарок к новоселью, сейчас самое время его преподнести. Он вытащил из ящика книгу, упакованную в темно-красную оберточную бумагу, и вернулся в спальню.
- Что это? – с любопытством вытянулся Арно.
- Честно говоря, это не совсем подарок. Книга однажды обнаружилась в нашей библиотеке, как она там появилась – не знаю. Да и повода особого нет... Но я подумал, что в честь твоего переезда это будет уместно.
Арно нетерпеливо разорвал обертку и впился взглядом в обложку. Любовник молчал долго, и у Валентина залило жаром щеки.
- «Полное руководство по гайифским развлечениям», - наконец, прочитал вслух Арно и рассмеялся. – А ведь верно говорят, в тихой заводи таятся Изначальные твари! Мне бы и в голову не пришло!
- Тебе нравится? – Валентин отошел к дальней стене и улыбнулся.
Сам он давно изучил первый раздел «Руководства» и готов был на первых порах отдать инициативу Савиньяку, даже любопытно, с чего он решит начать? Отчего-то он не сомневался в том, что любовник не пожелает медлить и секунды.
Арно перевернул страницу, некоторое время помолчал, потом сам себе кивнул и спрыгнул с кровати.
- На такие вопросы не отвечают словами, - мурлыкнул он, прижав своим телом Валентина к стене.
Окончание в комментариях
Автор: не я
Категория: Слэш
Пейринг: Арно Савиньяк/Валентин Придд
Рейтинг: NC-17
Жанр: Romance, angst, hurt/comfort, ust, established relationship, modern-AU.
Размер: Мини
Статус: Закончен
Дисклеймер: Ни на что не претендую, играюсь
Примечание: это чудо написало в подарок мне мое солнышко, за что я безмерно благодарна! Солнышко просило не раскрывать авторство и если вдруг решит, что не хочет видеть эту запись в общем доступе - я удалю. До тех пор всем любителям приддоньяка - добро пожаловать!
читать дальшеАрно с трудом отыскал в карманах ключи, открыл дверь и вошел в квартиру. Ярко вспыхнувшая лампа в коридоре на мгновение ослепила, и молодой программист быстро заморгал. Когда-нибудь отвалившийся абажур все-таки стоит приладить на место. Темно-серая зимняя куртка отправилась в шкаф, теплые черные ботинки - на полку для обуви. Арно прошел в комнату и с ногами забрался в любимое темно-красное большое кресло. Оно было единственным, что он взял с собой из той, прежней жизни. Жизни, где был счастлив. Прежний его дом и эту квартиру разделяет всего лишь пара кварталов, а кажется – миллионы световых лет.
Раздалась резкая трель и Арно влез в карман черных джинсов. Сообщение от новенькой сотрудницы отдела кадров – Селины Арамона. Приглашение на «чашку шадди». Арно, даже не задумываясь, набрал привычный текст отказа и бросил телефон на кровать. Он откинулся на удобный подголовник, включил на свои любимые гитарные наигрыши Рокэ Алвы, которые по большой дружбе ему в прошлом году достал Лионель. Раньше Арно не любил эти надрывные мелодии, полные отчаяния, боли и какого-то безумия, но теперь от них становилось легче. Три последних месяца весь их отдел работал с утра до ночи, организуя новую систему и ставя защиту, но сегодня проект кончился. Начальник – Жермон Ариго, дал ему и еще нескольким ребятам внеочередной отпуск на три недели. Раньше этот отпуск показался бы Арно лучшей наградой, а теперь он не знал, что делать. Может быть, как раз навестить окончательно потерявшего веру в людей Рокэ в Кэналлоа? Море и солнце помогут соврать коллегам, что он прекрасно отдохнул, а сам соберано, возможно, сумеет ему помочь? Рокэ лучше всех в Кэртиане знает, каково это – когда предает тот, кому верил безгранично. Кого любил так, что душа горела от невысказанных слов, когда целовал, забывая себя, не думая о сплетнях, о репутации, потому что иначе – не жизнь. И Рокэ знает, каково это – видеть самого любимого, самого дорогого человека в чужих объятиях.
Снова раздалась трель, и Арно громко выругался. Да оставят его сегодня в покое или нет?!
- Да! – рявкнул он в трубку.
- Арно, это мы.
- Привет, Ли, Эмилю того же. Что?
- Мы сейчас рядом, едем в твой любимый бордонский ресторан, составишь компанию?
- Присоединяйся, братишка, сто лет тебя не видели! – прозвучал из динамика дружелюбный голос Эмиля.
- Нет, спасибо. – Арно вздохнул. Ему отчаянно хотелось выбраться к братьям, побыть всем вместе, громогласно хохотать и веселиться, как было еще год назад, всего лишь год...
- Как скажешь, – явно огорчился Ли.
- Прости. Вы же знаете, что случилось, – от братьев у Арно тайн не было с самого рождения.
- Держись, ладно? – снова встрял Эмиль.
- Со мной все в порядке. Просто нужно время. Миль, ты не знаешь, Алва сейчас занят?
- Не советую, - вмешался Лионель. – Во-первых, он на Марикьяре и, насколько я знаю, Альмейда его там пытается вернуть к жизни и вытащить из алкогольного дурмана. Во-вторых, это не тот человек, который может тебе помочь сейчас. В-третьих, я советую все-таки выслушать Валентина.
- Нет, - отрезал Арно. – Я достаточно увидел и услышал. Хватит. Больше не намерен. Он может спать хоть с Берто, хоть с Окделлом, хоть с Изначальными Тварями. Я в нем ошибался. Почему-то я решил, что действительно нужен ему. Позволил себе забыть о твоих уроках, Ли. Доверился. Больше этого не повторится. Простите. Пока.
Арно отключился и отложил телефон. Ли и Миль не заслужили этого, они любят его, искренне стараются вытащить, но они бессильны. Не они шептали ему лживые безумные слова той ночью. Не они наутро попросили «простить, поскольку я непозволительно потерял контроль и, очевидно, наговорил глупостей». Не они через месяц отношений целовались с Салиной на его глазах. Не они воткнули ему нож в спину и не они провернули его в ране жестокими словами: «Я бы не хотел утратить нашей дружбы».
Арно вернулся в кресло и сжал виски руками. Прошел год, а боль с каждым днем становилась все сильнее. Как же ты мог, Валентин? Месть удалась блестяще, спору нет. Но за что? Арно весь год, все шестнадцать проклятых месяцев искал свою ошибку, обиду, которую причинил невольно – и не находил. Чем он заслужил такое предательство?
Урок Арно извлек на всю жизнь и уже давно приобрел в компании у глупых девиц репутацию «загадочного принца с трагической судьбой». Сам Арно называл себя иначе – искалеченный, замкнутый, нелюдимый зануда. Когда-то он был совсем другим, и называли его иначе. Но даже «настоящему костру» не устоять перед водопадом ледяной воды.
Звонок в дверь оборвал размышления и Арно поднялся. Ну, и кого принесло? Опять у старушки Рокслей из дома напротив «эта машинка вопит», то есть, антивирус предупреждает об опасности? Младший-младший Савиньяк одернул черный длинный свитер и распахнул дверь.
****
Валентин окинул Арно взглядом и внутренне поежился. Заострившиеся скулы, невообразимая бледность на раньше всегда загорелом лице, непроницаемо-черная одежда – все это неважно. Но любимые агатовые глаза не горят злостью и ненавистью, как он надеялся. Взгляд Арно не выражает ничего. Так в последние годы смотрел на всех Рокэ Алва. Что он натворил? Из-за глупого страха, из-за строгого воспитания, из-за своего неумения разглядеть искренние чувства и поверить в них... что же он наделал?!
- Добрый вечер. Ты позволишь мне войти?
Арно молча посторонился и также молча запер за ним дверь. Валентин прошел в единственную комнату и остановился возле выхода на балкон. Комната выглядела так, будто в ней никто не живет – пустые полки, аккуратно заправленная постель. Только идеальная чистота свидетельствовала о том, что здесь бывает кто-то живой. Прежняя комната Арно была совсем другой – там царил вечный бардак, который просто кричал, что хозяин комнаты слишком занят интересными делами, чтоб наводить порядок.
Арно, по-прежнему не говоря ни слова, прошел в комнату и опустился в знакомое темно-красное кресло. Единственный осколок его прежней жизни... И еще он ощутил легкий запах моря. Раньше в комнате Арно все время стоял специальный ароматизатор, но здесь его нет.
- Моя туалетная вода, - спокойно бросил Арно. – Если интересует что-то еще, не стесняйся, спрашивай. Наверное, ты долгий путь проделал с Марикьяры.
- Я не был на Марикьяре.
- Прости, ошибся. Я не знал, что Салина все еще здесь, в Олларии.
- Я не знаю, где находится Салина и меня это не интересует.
- Расстались? Если ты явился за дружеским сочувствием, то ошибся адресом.
- Мы не могли расстаться. Мы никогда не были вместе.
- Что тебе нужно?
- Ты.
Лицо Арно исказилось таким отвращением и презрением, что Валентин вздрогнул. Что ж, Придд может поздравить себя с очередной победой – когда он понял, что любит, что сильно привязался, то так испугался, что решил смертельно обидеть Арно и так разорвать пугавшие его отношения. Все удалось лучше некуда – Арно не просто обиделся, возненавидел. Год назад Валентин все рассчитал точно – поистине верный и искренний Арно не умел прощать предательства и ложь. Испугавшийся собственных чувств, необычных отношений, собственной беззащитности перед Арно Придд решил использовать и то, и другое. Судя по всему, задумка удалась блестяще.
Арно поднялся с кресла, вышел в коридор, распахнул дверь и прошипел:
- Убирайся.
Валентин молча подошел к двери. Так просто он не сдастся. Не теперь, когда он понял то, что Арно знал с самого начала их отношений – общественное осуждение, собственные страхи, все это неважно. Имеют значения только чувства. Такие сильные, что Валентин испугался их. А когда попытался избавиться от объекта любви – мир словно померк вокруг. За этот год Валентин чуть не сошел с ума. Каждую ночь ему снился Арно - он целовал, ласкал, гладил, шептал такие нужные слова любви... А днем Валентин часами перечитывал бережно хранимые записки, смс-ки и электронные письма от Арно. И он не знал, что станет делать, если Арно не сможет простить. Переступая порог, он поднял голову, посмотрел в глаза и тихо произнес:
- С Салиной не было ничего. Ни с кем. Только ты. Я тогда испугался и сделал глупость. Я не прошу прощения, Арно. Я прошу у тебя только одного разговора. Если после него ты захочешь, чтобы я исчез из твоей жизни, обещаю, я именно так и поступлю. Я люблю тебя.
Дверь за спиной захлопнулась с такой силой, что, казалось, затряслись стены дома. Валентин глубоко вдохнул. Неужели это значит, что у него еще есть надежда?
****
Арно громко выдохнул, быстро прошел в крошечную кухню, налил полный стакан касеры и, помедлив мгновение, выплеснул в раковину. Этот способ он уже пробовал. Боль не стихала, а похмелье не добавляло в жизни радостей. Он вернулся в комнату и обессилено упал в кресло. Вся боль, терзавшая его этот год, сейчас показалась мелкой и незначительной. Одного только вида Валентина хватило, чтобы всколыхнуть все, что Арно так старательно пытался забыть, оставить в прошлом. Он обхватил голову руками и застонал сквозь зубы. Когда кончится этот проклятый Закат?
Серебристый лунный свет льется сквозь открытое окно. Запах лета – травянистый, цветочный. И столь желанное тело в объятиях. Арно робко коснулся чужих губ, ожидая, что его оттолкнут, но все вышло совсем иначе – Валентин отозвался страстно, отчаянно, целовал до тех пор, пока они не начали задыхаться по-настоящему.
- Все хорошо? – тихо, со страхом, прошептал Арно.
- Да, - лихорадочно зашептал Валентин, стягивая с него футболку. – Да. Я люблю тебя. Давно. С первого курса. Только ты... я буду гореть за это в Закате, пусть... без тебя Рассвета для меня нет... Пожалуйста...
Арно сжал руки в кулаки. Он ведь поверил тогда. На самом деле – поверил. А потом месяц настоящего счастья...
- Иногда мне страшно, Арно.
- Почему?
Любимая речка в Сэ тихо шумела, а высоченный раскидистый клен дарил желанную прохладу.
- Чужие сплетни. И... Полагаю, ты не поймешь, но постарайся. Рядом с тобой я теряю контроль, и меня это пугает. Я не такой, как ты, Арно. Мои чувства всегда лежат глубоко. Чувства к тебе – глубже всех остальных. Ты знаешь, что я потерял семью из-за предательства того, кому отец верил, как себе. Я привык не подпускать к себе никого. Но с тобой у меня ничего не выходит. И мне страшно. Неужели ты не боишься?
- Чужих сплетен? Не думал об этом. Но даже если боюсь – ты мне дороже. Доверять тебе? Нет. Я уверен – ты не предашь. Я не собираюсь вредить тебе, но ведь ты не веришь мне, да?
- Верю, - медленно произнес Валентин. – Не понимаю, почему, но верю.
Потом – ночь, которая уже год не давала ему покоя...
- Я... не могу... прости...
Валентин отвернулся и обхватил плечи руками, зябко поеживаясь. Арно опустился рядом на край постели и погладил его по волосам. Они ведь любят друг друга, так ли все это важно?
- Не нужно. Только если ты сам захочешь.
Арно лег, потянул на себя любовника и уже привычно развел колени. Уже месяц они были вместе, месяц невероятного головокружительного счастья. В постели Валентин был необычайно ласков и нежен, но никогда не отдавался сам. Завтра начинается последнее полугодие занятий перед получением диплома и Арно решился попросить... по-другому. Ему тоже хотелось доставить Валентину такое же непривычное и яркое удовольствие, хотелось почувствовать, каково это – когда от его ласк худощавое тело будет вздрагивать и выгибаться так же, как сам он мечется в руках Валентина почти каждую ночь. Но если он не может, не нужно. Не это главное.
Придд, будто извиняясь, ласкал именно так, как любил Арно – не руками, а губами, языком...
Савиньяк резко затряс головой, избавляясь от воспоминаний. Если сейчас он вернется в памяти дальше, ту боль снова придется пережить... Арно быстро поднялся, скинул одежду и забрался под одеяло. Лучше спать. Лучше пусть снова жаркие сны, из которых потом так трудно вернуться, чем вновь перед мысленным взором будет вставать картина того, как Валентин прижимает Берто к стволу дуба, растущего во дворике Университета, как перебирает его волосы, как целует чужие губы...
*****
Валентин сидел у барной стойки, пил уже пятый стакан ледяной воды и не мог заставить себя сдвинуться с места. Арно... Что я с тобой сделал? Теплый, солнечный Савиньяк отгородился от мира ледяной стеной толщиной в сотню бье. Только теперь Валентин понял, в чем был просчет его почти идеального плана. Он думал, что Арно взбесится, разозлится, расстанется с ним, но быстро переживет потерю и вернется к прежней жизни. И тогда он мог бы и дальше наблюдать, хотя бы так быть рядом, не подходя опасно близко, не рискуя сгореть в чужом пламени откровенности. Но все вышло иначе. Арно экстерном за неделю сдал все экзамены, забрал диплом и переехал. Он не скрывался и иногда Валентин слышал от сокурсников рассказы о том, как они пытались наладить с ним контакт. Арно со всеми был неизменно вежлив и неизменно холоден. Валентин по себе знал – так резко изменить жизнь можно лишь тогда, когда боль оказывается нестерпимой, когда меняется что-то самое важное в жизни. Но ему проще было не верить чужим рассказам, чем понять, какую боль причинил тому, кого полюбил еще на первом курсе.
Но сейчас он увидел сам. И все стало ясно. Злой, язвительный, холодный блондин в черном свитере не имел почти ничего общего с его Арно, с тем, кого он знал и любил. С тем, кто так просто и искренне отдавался ему ночь за ночью. Валентин крепче сжал в руках холодный стакан. Ночь, после которой он так испугался...
Он упоенно целовал, ласкал, гладил. Мнение погибшего отца, чужие сплетни, презрение приятелей – все сейчас исчезло, покрылось маревом густого тумана. Только громкое дыхание Арно, его мягкие, припухшие губы, его спутанные золотые волосы, его глубокие черные глаза...
Когда Савиньяк мягко отстранился, Валентин чуть не застонал. Не целовать его было так больно, что мутилось перед глазами. Неудовлетворенное желание пульсировало внутри, выжигало. Арно...
- Валентин... – Савиньяк откинулся на постели и развел колени. – Пожалуйста...
- Арно... – неверяще выдохнул сегодняшний именинник. – Ты...
- Да, - восстановив дыхание, твердо ответил любимый. – Да, я хочу тебя. Я трезв и понимаю, что говорю. Я твой.
- Ты... не боишься?
Переливчатый золотой смех рассыпался по комнате, отражаясь эхом от стен.
- Боюсь? Валентин, предать и обмануть можно только душу, не тело. Моя душа давно твоя. Чего же мне бояться?
Валентин скрипнул зубами. «Моя душа давно твоя». В ту ночь Арно отдавался самозабвенно, с удовольствием, полностью. Валентин ласкал, целовал, брал его и не мог поверить сам себе. Как Арно мог быть таким... откровенным? Тогда Валентин думал – Олененку просто безразлично чужое мнение, он просто не понимает, как все сложно... Но теперь осознал – Арно уже тогда понимал больше, чем он сам. Уже тогда он любил, любил так, что готов был преодолевать трудности. Сейчас все стало таким ясным, что Придд до крови прикусил нижнюю губу. Абвении, да что же он натворил?! Неудивительно, что Арно стал таким... Но как же можно было поверить, что он всерьез? Как можно было понять, что всегда такой легкий, простой, открытый Арно умеет чувствовать глубже и любить сильнее, чем сам Валентин? Как можно было знать, что вся его легкость не от безответственности, не от глупости, а от смелости? Арно никогда не боялся быть самим собой...
- Арно, что произошло с Колиньяром?
- Ты о чем?
- Я о том, что у тебя синяк на скуле, а у Эстебана сломана рука.
- Он меня ударил, а я сломал ему руку.
- Арно.
Любовник перевернулся на живот и сцепил ладони в замок.
- Он узнал, что мы встречаемся. Поинтересовался, не желаю ли я «вылететь из тусовки». Я, в свою очередь, удивился, когда это я успел оказаться в его тусовке. А потом заверил, что если такая досадная неприятность вышла, то я, несомненно, желаю из нее вылететь как можно быстрее. У тебя научился. Колиньяру это не понравилось, он разорался, что даже учиться в одном Университете с «таким» ему противно. Я посоветовал отчислиться, а он в ответ распустил руки. Я просто ответил. Пусть посидит со сломанной и поразмышляет. Может, в следующий раз подумает, прежде чем бить.
- А его друзья?
- Какие друзья? – заливисто расхохотался Арно. – Ты о тех трусливых павлинах, которые за ним хвостом таскаются?
- Арно, тебе не следовало... Если бы они вмешались, в больнице оказался бы ты.
- Пусть так, - вздернул подбородок Арно. – Но я тебя люблю, и я буду защищаться. Я никому не навязываю истории о своей жизни. Но и лезть к нам не позволю. Закона мы не нарушаем, уже полвека даже браки такие признаются, остальное меня не волнует. Ли и Эмиль со мной согласны.
Валентин поперхнулся вдохом. Что?!
- Твои братья... знают о нас?
- Конечно, - удивился Арно. – Они – моя семья. Они мои самые близкие люди и самые лучшие друзья. Они и ты. И мама. У меня нет от вас тайн.
- Что они сказали?
- Поздравили, что еще они могли сказать? – улыбнулся Арно.
- Они не разочаровались в тебе? Не упрекали?
- Разочаровались? Упрекали? – Арно рывком сел на постели. – Конечно, нет. Они любят меня. У тебя было иначе?
- Отец убил бы меня, если бы узнал, - тихо проронил Валентин.
- Прости, - закусил губу Арно. – Я не хотел.
- Ты ни в чем не виноват, - покачал головой Валентин. – И ты прав. Самого дорогого человека нужно защищать.
Проклятье! Уже тогда Арно любил так, что готов был защищать Валентина и их отношения от всего, что им грозило. Он не боялся доверять, открываться, почему же этого так боялся Придд? Он бы тоже защищал Арно от любых внешних угроз, но его пугало другое – рядом с любимым он менялся, стремительно и сильно. Валентин чувствовал, как одна за другой обрушиваются возведенные им вокруг себя стены, как у него появляется все больше друзей, как с каждым днем он все чаще смеется, как уходит из души ледяная тяжесть, сменяясь серебристым счастьем. Все это делал Арно. А он... он испугался такой открытости перед миром, такой беззащитности и со всей силы захлопнул перед его носом дверь. Захлопнул так, что смертельно покалечил того, кого любил больше жизни.
Валентин уронил голову на скрещенные руки. Если бы он тогда знал, если бы понимал, что творит... Не было бы глупого провокационного спора с Салиной, не было бы намеренного проигрыша, не было бы точно рассчитанного по времени поцелуя. Ничего бы не было... Он думал, что всего лишь дает Арно пощечину, а на самом деле выстрелил ему в сердце. Что теперь делать? Как все вернуть?
****
- Арно! – Айрис Окделл из отдела продаж вбежала в каморку программистов. – Арно, я там нажала что-то, а оно...
- Само выключилось, да? – устало поинтересовался Савиньяк и поднялся.
Вот каждый день у половины отделов «оно само». Прямо не компьютеры, а какие-то ожившие терминаторы. Сестра Ричарда трещала рядом что-то о своей «подружке Сэль», которая «самая лучшая», а Арно только кивал в нужные моменты. Со вчерашнего вечера не выходил из головы Валентин. Больно...
Отчасти поэтому сегодня, в свой отпуск, он и притащился на работу. Дома в одиночестве становилось настолько плохо, что хотелось выть.
- Вот, вот, я нажала вот только здесь...
- Айрис, я все понял. Не мешай, пожалуйста, я сам посмотрю.
Опытный Арно сразу же заглянул под стол и тихо выругался. Конечно. Как всегда.
- Айрис, в прошлый раз я ведь тебя предупреждал, чтобы ты не дергала провод. Ты отключила компьютер от питания.
- Какая я глупая! Ну да ладно, неважно, ерунда это все. Ой, Сэль, вот и ты! А давайте пойдем на обед все вместе?
Арно вздохнул. Попытки его с кем-нибудь «обручить» порядком достали.
- Нет, Айрис, благодарю. Я занят. Я все время занят. Приятного аппетита.
Арно, не глядя на девушек, развернулся и зашагал в каморку, которую делил с Паоло Куньо. Вообще-то, шеф, Жермон Ариго, давно предлагал им перебраться в более просторный кабинет к остальным ребятам, но почему-то покидать родной закуток не хотелось.
- Савиньяк, ты в порядке? – Паоло высунулся из-за монитора с чашкой дымящегося шадди.
- Всерьез спрашиваешь или для порядка?
- Всерьез.
- Нет. Я не в порядке, Куньо. Я настолько не в порядке, что хочу сдохнуть.
- Иди домой. Или уезжай в Хексберг. Куда угодно, но здесь тебе лучше не станет.
- Ты прав.
Арно снял со спинки рабочего кресла куртку, застегнул молнию, кивнул на прощание Паоло и покинул офисное здание. Но куда идти? Домой? И остаться там наедине с мыслями о Валентине? Твари Закатные, да за что же?! Арно стукнул кулаком по каменному парапету набережной Данара.
Валентин... В голове не укладывалось, что он оказался способен на предательство. Его слова, его жесты казались такими искренними... И то, что он сказал вчера... «Ни с кем. Только ты. Я люблю тебя». Если так, то почему он целовался с Салиной? И почему именно там, где Арно обязательно бы увидел их? Нарочно? Что за жестокие игры? Пытался вызвать ревность? На Придда не похоже. Мстил за что-то? Вероятнее. Но за что?
- А вот и наша подстилочка, - послышался из переулка знакомый голос и Арно подошел ближе. – Надо же, как удачно встретились! Мы тут случайно оказались, а ты? К любовничку примчался? Ну и как, хорошо он тебя поимел?
- Колиньяр, посторонись.
Спокойный холодный голос. Валентин. Арно выступил из тени.
- Ты так и не научился добывать верные сведения, - издевательски протянул он, с торжеством отметив, что Эстебан и его шавки сразу смешались. – Но раз уж тебе так интересно, изволь. Подстилка в нашей паре - я. Еще вопросы имеются?
- О, какие подробности! И как ты себя чувствуешь, когда тебя имеют, как продажную девку? Стонешь и просишь...
Договорить Эстебан не успел, Валентин рванулся вперед и ударил в живот. Колиньяр охнул и согнулся. Арно быстро шагнул к нему, со всей силы ударил в челюсть.
- Еще хоть раз тронешь меня или Валентина – убью, - холодно пообещал Арно, глядя на скорчившегося от боли Эстебана. – Ты меня знаешь. Я не шучу.
Не дожидаясь ответа, он взял Валентина за руку и потащил прочь.
****
Придд шел за Арно и молчал. Он боялся нарушить этот хрупкий момент близости, боялся услышать в ответ холодное: «Убирайся!». Когда Эстебан начал оскорблять Арно, у Валентина потемнело перед глазами. Ему казалось – сейчас он способен даже убить, лишь бы не допустить новых потоков брани. Отчего-то было больнее, чем когда оскорбляли его самого.
Войдя в квартиру, Арно отпустил его руку и отправился в кухню. Валентин стоял, не шевелясь, и только сжал в кулак покинутую ладонь, чтобы еще на мгновение дольше сохранить тепло от горячей кожи Арно. Недавняя сцена восстала в памяти, и Придд зябко передернул плечами. Он знал Савиньяка как никто – столько лет наблюдал за ним. Арно и впрямь не шутил. Если Эстебан попадется ему на пути еще раз – он убьет его.
- Пойдем в комнату, - Арно подошел и протянул ему стакан, куда плеснул немного касеры.
Валентин молча кивнул, вошел в единственную комнату и осторожно опустился на край кровати. Арно устало упал в кресло.
- Пей. Полегчает.
Придд опустошил стакан, не ощутив вкуса.
- Арно... почему?
- Потому, что их было трое, а ты – один. Я просто немного уравнял шансы.
- Я не об этом. Почему ты сказал им?
- Что я – твоя подстилка? Потому, что это правда.
Арно залпом осушил свой стакан и поставил его на пол. Валентину стало холодно. Неужели он думает об их отношениях так?
- Арно... Нет.
- Неужели? Прошу прощения за невольную ошибку. Если ты сообщишь мне, какое место я занимал в твоей жизни, то при следующей встрече с Колиньяром я исправлю свою досадную оплошность.
- Вернись.
- К тебе? Зачем?
- Не ко мне, - покачал головой Валентин. – Об этом я не имею права просить. Просто – вернись. Ты изменился.
- Закатные твари! Ты издеваешься?! – вдруг закричал Арно, стиснув кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
Валентин остался неподвижен. Савиньяк заговорил – это уже хорошо. Пусть кричит, оскорбляет, пусть даже ударит – но только пусть он вернется.
- Ты просил об одном разговоре, - вернулся к прежнему безжизненному тону Арно. – Говори.
Сейчас? Он не ожидал этого. Но какой смысл откладывать? То, что он хочет сказать Арно, он знает уже год. Понял в тот самый день, когда увидел безумное отчаяние и боль в родных черных глазах. В тот самый день, когда понял, что натворил что-то страшное.
- Арно. Я люблю тебя. Всегда любил. Ты знаешь, что после того, как погибла моя семья, я закрылся от всего мира. Я боялся доверять, не хотел друзей, я жил только долгом и невыполненными обязательствами. А на следующий год я поступил в Университет и в моей жизни появился ты. Ты не знал, но я полюбил тебя уже на первом курсе. Помнишь ту скучную лекцию святого Оноре, на которую заставили пойти студентов всех младших курсов? Ты оказался рядом со мной и почему-то всю лекцию писал мне смешные записки и рисовал разнообразных оленей. Помнишь?
Арно кивнул и Валентин увидел, как треснул лед в черных глазах, и как оттуда волной плеснула боль. Он поднялся, принес из коридора рюкзак, достал оттуда папку со сшитыми листами и протянул любимому. Савиньяк бережно пролистал ее и неподвижно замер.
- В тот день я полюбил, Арно. Ты стал первым человеком, который смог меня рассмешить. Постепенно мы сдружились, а потом... тот месяц был самым счастливым за всю мою жизнь.
Вопрос: «Тогда какого Леворукого ты все испортил?!» рвался с губ Арно, но Валентин жестом попросил не перебивать.
- Ты заставлял меня жить, снова показывал мне, как это здорово – смеяться, иметь друзей, веселиться, доверять и... любить. И быть любимым. Стены, которые бережно строил много лет мой отец, ты разбирал за неделю. И я испугался, Арно. Я боялся снова открыться миру, боялся предательства, боялся новой боли. И я решил, что если... я думал, ты разозлишься, расстанешься со мной, найдешь себе другую пару. Тебя многие любят... А я буду смотреть со стороны, любить, но больше не буду гореть в смертоносном для себя огне. Я поспорил с Салиной, что выбью больше мишеней в тире, чем он. Берто расхохотался, а я сделал вид, что разозлился и пообещал поцеловать его под университетским кленом, если проиграю. Я мог бы выиграть, Арно. Но проиграл нарочно. Я... я знал, что ты будешь там в это время. Я знал, что ты увидишь нас.
- Почему? – хрипло выдавил Арно. – Почему, Валентин? Ты счел мою любовь смертоносной. Хорошо. Ты решил порвать со мной. Ладно. Но почему ты просто не поговорил со мной? Почему хотя бы не сказал, что больше не желаешь меня видеть? Неужели за все годы нашей дружбы и за твой «самый счастливый месяц» я не заслужил хотя бы честности? Леворукий побери, ты хоть понимаешь, как мне больно?!
Арно пнул стакан ногой и через секунду звук бьющегося стекла заставил Валентина вздрогнуть.
- Прости, - тихо шепнул он. – Я не знал, что ты...
****
Арно задыхался. Сдерживаемые месяцами чувства нахлынули, снося на своем пути все преграды. Проклятье! Несмотря ни на что, ни на измену, ни на глупую ложь – он совершенно беззащитен перед Валентином! Не может лгать, глядя в любимые когда-то аквамариновые глаза, не может не сгорать от боли при страшном воспоминании...
- Чего ты не знал? Закатные твари, чего?! Я любил тебя! Ты не заметил? Я доверял тебе все, я спал на твоих коленях, я делился с тобой болью от смерти отца, я отдавался тебе, что еще тебе было нужно, скажи мне?! Я старался забрать твою боль, хотел помочь! Валентин, я отдавал тебе душу, а ты сейчас говоришь мне, что я для тебя – «смертоносен»?!
- Арно, - Валентин встал с кровати, шагнул к креслу и опустился на колени. – Сейчас ты...
- Да. Да, я люблю тебя. Ты снова не видишь? Всегда буду любить. И мне сейчас больно так же, как было в тот день.
- Тогда...
- Нет, - отрезал Арно. – Нет, Валентин. Я люблю тебя. Но это не значит, что могу простить. Уходи. Ты обещал исчезнуть из моей жизни, если я попрошу. Я прошу – уходи. Убирайся! И никогда больше не появляйся. Я сгорю в этом Закате один.
Арно оперся локтями о колени и спрятал лицо в ладонях. Через несколько мгновений томительной тишины открылась и захлопнулась входная дверь. Вот и все. Валентин ушел. И больше никогда не вернется.
Острая и горькая боль разлилась по телу, Арно зарычал. Абвении, когда же это кончится?! Краем глаза он заметил папку со своими записками и рисунками на кровати. Арно схватил ее, вновь перелистал и застонал. Предательство случилось год назад, почему же так больно именно сейчас? Лионель всегда учил не поддаваться самообману и Арно выучился быть честным перед самим собой. Весь год он злился, ненавидел, испытывал боль, но все еще надеялся на что-то. На какие-то слова, действия, хоть что-то, что поможет простить и забыть. Каждый день он ждал, что Валентин появится, и каждый день сам набирался храбрости поехать к нему. И вот, любимый приехал. А теперь исчез навсегда. Потому, что он сам так попросил.
Арно прикрыл глаза и перед мысленным взором предстали глубокие аквамариновые глаза, искусанные губы, темные круги под глазами... Валентин... «Я... я знал, что ты будешь там в это время. Я знал, что ты увидишь нас». Арно вдруг выпрямился и тихо рассмеялся. Не было предательства! Нечего прощать! Конечно, за все эти интриги и тайны Валентина убить мало, но он не предавал! Савиньяк вскочил с кресла. Надо срочно догнать его, он не мог уйти далеко! Проклятый Закат еще может обернуться Рассветом...
Резкая трель дверного звонка заставила Арно остановиться. Кого там еще принесло? За дверью обнаружился Ричард Окделл.
- Я спешу, давай потом?
- Арно, это очень важно. Касается безопасности и жизни твоих братьев, - Окделл выглядел крайне встревоженным и Арно посторонился, пропуская его в квартиру.
- Проходи, я сейчас.
- Конечно. Можно я сварю шадди?
- Все на кухне, - махнул рукой Арно и схватил телефон.
Номер Валентина он почему-то так и не удалил. Он несколько раз набрал его, но Придд не отвечал. Арно быстро настучал короткое сообщение: «Возвращайся. Я люблю тебя. Сейчас Окделл пришел поговорить о братьях, важно. Где ты? Я позже приеду». Ричард вернулся в комнату с двумя чашками шадди и Арно опустился в кресло, указав Окделлу на стул у дальней стены.
- Что с Ли и Эмилем?
- Держи, - Ричард протянул ему чашку, но Арно покачал головой.
- Позже. Рассказывай.
****
Валентин остановился в тени возле многоэтажного дома напротив окон Арно и обессилено привалился к кирпичной стене. Перед глазами мерцали разноцветные вспышки, асфальт под ногами качался, как море в шторм, грохот в ушах заглушал шум оживленной улицы. Он до сих пор не мог поверить в то, что случилось. Весь этот безумный год казалось – если найти верные слова, если просто прийти, все наладится. Ведь не могут же четыре года дружбы, искренняя любовь вот так растаять в воздухе? Все оказалось намного хуже. Арно признал, что любовь еще жива, но он не может простить. Валентин не мог винить его – сам он не смог бы простить такой безумной боли. Никому. Кроме Арно. Валентин с ненавистью одернул шарф на шее, но задыхался он вовсе не от него. Неужели это все? Он больше никогда не увидит его? Не заглянет в невероятно черные глаза, не услышит заливистого смеха, не коснется густых золотых волос? Но если дал слово – нельзя взять его назад. Обещал исчезнуть из его жизни – изволь выполнять. И остается только каждый день молиться Абвениям, чтобы Арно простил его и нашел сам, потому, что Валентин Придд не нарушал данного слова. Он больше не имеет права стоять здесь. Не имеет права больше портить жизнь Арно.
-... я сам отвел его туда. Экстракт цветка синего хрусталя. Яд сильный, мелкий Савиньяк сдохнет за час. И вот тогда посмотрим, как запоют его братцы. Лионель на посту кансилльера – слишком большая опасность для всего нашего дела.
- Обвиняемый?
- Готов, - Валентин с ужасом узнал голос Манрика. Человека, сгубившего его семью. – От него только что вышел этот заносчивый щенок - Придд. Избавимся разом от обоих. Ричарда никто не видел, а мы засвидетельствуем, что последним оттуда выходил этот выскочка.
Валентин изо всех сил вжался в стену. Если уволенный с поста кансилльера месяц назад Штанцлер и тессорий Леопольд Манрик заметят его – ему не спасти Арно. Сердце стучало так гулко, что Валентину казалось – его слышит весь квартал. Но двое мужчин, слишком занятых беседой, прошли мимо и вскоре исчезли за поворотом.
Не медля больше ни секунды, Валентин рванулся к дому Арно, на ходу вызывая полицию и медиков. В голове билась лишь одна мысль: только бы не выпил, только бы не выпил, только бы не...
Секунды тянулись мучительно медленно, и когда Валентин оказался перед знакомой дверью, он больше не мог ждать. Он изо всех сил стукнул кулаком по железной двери и закричал:
- Арно! Если ты жив – открой дверь! Немедленно!
Услышав сразу же торопливые шаги, Валентин немного успокоился. Вряд ли отравитель Окделл так спешит увидеться с незваным гостем. Еще мгновение и дверь широко распахнулась.
- Арно! – Валентин, не сдержавшись, быстро обнял его и тут же отступил. – Ты пил что-нибудь с Окделлом?
- Нет, - растерялся Савиньяк. – Он сварил шадди, но я не...
- Арно, я пойду, - в коридоре возник Ричард и попытался выскользнуть в подъезд.
Валентин резко захлопнул дверь, повернул замок и оттолкнул Окделла так, что тот упал на пол. Арно вопросительно поднял бровь, но с места не двинулся. На душе потеплело – несмотря ни на что, ни на какие обиды, он все также верит ему. Валентин медленно кивнул, давая понять – он знает, что делает. Арно пожал плечами и отступил.
- Придд, ты рехнулся? – Ричард с трудом поднялся.
Валентин схватил несостоявшегося отравителя за локоть, втащил в комнату и резким толчком отбросил на кровать.
– Какого Леворукого?! Выпусти меня!
- Сидеть, - холодно ответил Валентин.
Внутри все горело от ненависти, от желания убить этого мерзавца своими руками, но нельзя. Сейчас приедут командор Райнштайнер с отрядом и уже ненужная медпомощь.
- Что ты себе позволяешь?! Как ты смеешь, ты, лжец, предатель! Ты достоин своих предков! Придды всегда прятались за спинами истинных Людей Чести, лгали, интриговали. А ты, ты – позор талигойской аристократии, ты – трактирная шлюха!
- Завидуешь, Ричард? – лениво отозвался Валентин. – Едва ли это чувство достойно выходца из столь древнего рода. Что же касается твоих обвинений – то Придды пока не замечены в том, что убивали друзей. В отличие от твоих предков и тебя.
- Валентин? – подал голос молчавший до сих пор Арно.
- В шадди яд. Экстракт цветка синего хрусталя.
- Откуда ты... – ляпнул Окделл, тут же прикусил язык, но было слишком поздно.
- Валентин? – повторил Савиньяк.
- Он лжет! Не верь ему! Арно, ты же мой друг!
Окделл вскочил и Валентин не выдержал, соблазн оказался слишком сильным. Он с удовольствием ударил коленом в чужой живот и добавил кулаком по скуле. Ричард что-то застонал и отполз в дальний угол кровати. Руки чешутся, но увлекаться не стоит, вряд ли полиция такое оценит.
- Дай мне повод, - с холодным бешенством произнес Валентин. – Хоть один – и ты не выйдешь отсюда живым.
****
Арно на мгновение прикрыл глаза и откинулся в кресле. Полицейские и медики, наконец, ушли, а голова все еще гудела от свалившейся на него информации. Ричард находился в сговоре со Штанцлером и Манриком, снабдившими его нужным ядом и инструкциями. Экстракта яда в чашке, которую подал ему Ричард, оказалось столько, что хватило бы убить троих морисков, эксперты Райнштайнера провели анализ прямо на месте. Штанцлера с Манриком тоже схватили и записали показания Валентина. Чувствовал себя Арно крайне странно – бывший приятель и однокурсник только что попытался убить его, чтобы навредить Ли и Эмилю, но ни ужаса, ни отвращения Савиньяк не испытывал. Все это словно растворилось в далеком тумане. Придется прийти в суд, дать показания, но и это его не слишком беспокоило. Он отзвонился Лионелю, все рассказал, передал все контакты, заверил, что сам в полном порядке и попросил не беспокоить.
Арно из-под прикрытых ресниц посмотрел на Валентина, который сидел на полу напротив, прислонившись к стене, обхватив колени руками и уткнувшись в них головой. Вдруг весь ужас, изумление, злость смыло напрочь волной нежности и восхищения. Несколько минут назад Валентин был совсем другим – уверенным, рассудительным и спокойным. Полчаса назад с явным удовольствием ударил Окделла. Час назад – горячо признавался в любви, раскаивался в ошибке, трогательно просил вернуться... Арно знал – вот этого, чувствительного и ранимого Валентина видит только он, больше никто. Остальным Придд настолько не открывается.
Нежность, доверие – все это повисло легким приятным маревом. В душе все больше разливалось тепло – Валентин здесь, рядом, он больше не уйдет... Застарелая смертоносная боль растворилась бесследно от одного лишь присутствия любимого. Она оказалась куда опаснее, чем любой яд – эта боль заставила его замкнуться, закрыться, перестать жить и радоваться. Арно даже не замечал, как день за днем и час за часом боль от предательства разъедала его, постепенно убивала, оставляя пустую оболочку. Если бы Валентин пришел на год позднее – возвращать ему было бы некого.
Возведенные ледяные стены рушились от одного лишь взгляда на худощавую фигуру у противоположной стены. От того, как искренне он кинулся на шею, едва Арно распахнул дверь. От ненависти, сверкавшей в аквамариновых глазах, когда Валентин оттолкнул Ричарда. От мгновения полного доверия, когда лишь по его кивку Арно просто отдал ему контроль над ситуацией. Совсем как раньше...
- Арно, - Валентин как-то очень резко поднялся. – Я знаю, я обещал исчезнуть из твоей жизни и я сейчас уйду. Я больше не потревожу тебя. Прости, что вынужден был нарушить слово. Но я не мог допустить, чтобы тебя...
- Замолчи. - Арно стремительно поднялся, шагнул к этому сумасшедшему, прижал к себе и зашептал. – Ты никуда не уйдешь. Только со мной.
- Арно? – Валентин чуть отстранился и смотрел с недоверием.
- Я люблю тебя.
- Я знаю. Но ты сказал, что не можешь простить.
- Забудь, - Арно мягко поцеловал каштановые волосы. – Забудь, неважно. Это снова я, видишь? Все хорошо, все будет, как раньше. Мы вместе.
- Арно, - судорожно прошептал Валентин и вдруг прижался губами к губам.
Привычные, легкие, почти невесомые касания мгновенно сменились быстрыми укусами. Валентин пощипывал губы, прикусывал их, посасывал, одновременно с силой проводя ладонями по спине – от шеи к пояснице, заставляя выгибаться навстречу. Голова туманилась, когда чужой язык настойчиво толкнулся в рот, заставляя разжать зубы, Арно застонал. Валентин целовал его так слишком редко. Только в тот памятный первый раз и потом лишь еще дважды. Все остальное время даже во время секса его поцелуи оставались почти целомудренными.
Чужой язык коснулся его собственного, быстро мазнул по передним зубам, по влажным губам, по небу и снова вернулся – теперь сталкиваясь с силой, подчиняя. Арно прижался теснее, горячие ладони на пояснице вызывали такую дрожь, что подгибались колени. Когда Валентин чуть прикусил кончик его языка, а потом принялся медленно его посасывать, у Арно окончательно сбилось дыхание и он даже не сразу понял, что происходит, пока не почувствовал, как чужая рука с силой сжала возбужденный член через брюки.
- Да, да, - почти бессознательно пробормотал он в чужие губы. – Пожалуйста...
Валентин ничего не ответил, но мягкие губы переместились на мочку уха, от волн жаркого дыхания возбуждение стремительно нарастало. Рука Валентина, гладившая спину, вплелась в волосы и прижала теснее к себе. Сердце билось так, что его стук грохотом отдавался в ушах.
Валентин рассыпал легкие укусы по шее, зализывал их, целовал, терся носом о щеку и вновь возвращался к губам, обеими руками перебирал волосы, притягивая ближе, дразнил, увлекал, разжигал костер все сильнее. Арно чувствовал, что его затягивает водоворот удовольствия, сопротивляться жарким волнам невозможно, он тонул и не желал спасения.
- Я не предавал тебя, - лихорадочно зашептал в шею Валентин. – Не предавал... я бы не мог... люблю... я чуть не сошел с ума... ты – всё... Арно...
- Знаю, - Савиньяк обхватил ладонями его лицо и заставил посмотреть себе в глаза. – Знаю, слышишь? Забудь... все прошло...
Валентин кивнул, быстро стянул через голову свитер и отшвырнул, не глядя. Арно отзеркалил его движение, тоже оставшись лишь в темно-серых джинсах. Придд легко толкнул его на кресло и опустился сверху, потираясь всем телом, лаская и возбуждая. Арно громко застонал и попытался устроиться так, чтобы Валентину было удобнее войти. Но Придд покачал головой, улыбнулся, текучим движением сполз с колен на пол и потерся носом о член через грубую ткань. Арно выгнулся в кресле. Валентин медленно расстегнул ширинку и потянул штаны с бельем вниз. Арно приподнял бедра, потянулся навстречу и чуть развел колени, приглашая.
- Теперь моя очередь, - покачал головой Валентин.
****
Изумление в любимых черных глазах, затянутых поволокой желания, сменилось недоверием. Валентин чуть прикусил низ живота Арно, зализал укус и обвел языком пупок. Любимый выгнулся навстречу и застонал. Казалось, он сходит с ума – тело горело, разум туманился, комната расплывалась перед глазами. Раньше Валентин ласкал любовника нежно, осторожно, не позволяя страсти выбиться наружу. Казалось, что желать так откровенно, громко стонать, просить и кричать – неприлично? Пошло? Грязно? Стыдно? Может быть, этот безумный год был нужен именно для этого – понять, что все эти навязанные чужие ценности и запреты не имеют никакого значения, когда желанное тело принадлежит тебе, когда в любимых глазах искрится просьба, когда самые родные губы заполошно шепчут: «Иди ко мне».
Валентин слегка пощекотал языком головку и провел по всей длине напрягшегося члена. Арно дернулся в кресле и что-то хрипло пробормотал. Это еще не все, Арно, подожди... Я – твой, я не могу без тебя, пусть меня проклянет вся семья, пусть я сгорю в Закате, пусть меня поглотят Изначальные твари, но я не могу без тебя... Прости меня за этот год, прости... Прости за боль, за ледяные стены, которые рухнули только сейчас...
Едва он коснулся кончиком языка дырочки на головке, как Арно хрипло закричал. Валентин втянул его глубоко в рот и принялся посасывать, с силой проводя руками по бедрам. Любовник метался под его ласками и выдыхал рваными толчками. Пора.
Валентин выпустил любовника, снова опустился к нему на колени. Арно прижал его к себе, принялся поглаживать по спине, беспорядочно целовать.
- Не надо, - тихо зашептал он. – Прощения... просить... все хорошо...
Черные глаза горели тем знакомым пламенем, которое так любил прежде Валентин. Он хитро улыбнулся, ухватил одну ладонь Арно и принялся покрывать ее поцелуями. Арно громко дышал и откровенно наслаждался, откинув голову на спинку кресла. Ярко-золотые волосы в беспорядке разметались по темно-красной обивке, заставив Валентина подавиться вдохом. Они отросли после того ужасного дня и теперь касались плеч. И рука Арно изменилась – подушки сильных пальцев затвердели, линии на ладони углубились и стали резче, а на запястье – несколько бледных едва заметных точек – ожоги. Валентин поцеловал каждый по отдельности, зубами невесомо прикусил по очереди костяшки и, наконец, до конца втянул в рот его указательный палец и принялся с наслаждением облизывать его.
Арно поднял голову и широко распахнул глаза. Увидев выражение детского удивления и восторга на любимом лице и представив, как все это выглядит со стороны, Валентин хмыкнул, напоследок лизнул палец, выпустил его, обхватил смуглое запястье и завел себе за спину, приподнялся и приставил палец Арно к собственному сжатому входу.
- Валентин...
Арно смотрел так, словно рядом с ним внезапно материализовалась фельпская птице-рыбо-дева и предложила исполнить любое его желание.
- Да, - кивнул Придд и быстро опустился, пока собственные страх и зажатость не заставили его передумать.
Как ни странно, боли не было, только легкое неудобство.
- Валентин... если ты из-за того, что... жертвы не надо... – Арно говорил с трудом, давясь словами. – Если не хочешь...
- Я хочу, - Валентин посмотрел прямо в глаза и вдруг понял, что действительно хочет. Хочет не только брать и присваивать Арно, но и принадлежать ему, целиком и полностью. – Хочу. Пожалуйста.
Сэ молча кивнул и потянулся к губам, одновременно массируя его внутри. Мягкие прикосновения губ, чужая ладонь в волосах... Арно ласкал неторопливо, осторожно подготавливая любовника. Валентин отдался на волю чужих рук и губ. Хорошо... Абвении, как же хорошо! Не думать о чужом осуждении, забыть обо всем мире, отдаваясь ласкам, таким откровенным, что раньше щеки бы залило жаром от одной только мысли. А теперь... Арно был прав, прав с самого начала – чего бояться, чего смущаться, когда две души сплавлены в одну? Рука к руке, жизнь к жизни. Только с тобой...
Валентин почувствовал, как Арно добавил второй палец и тихо охнул. Пока боль была легкой, но тело уже начало противиться непривычному вторжению.
- Помоги... – тихо, на выдохе.
Весь мир сейчас покрылся густым туманом, остался один маяк, один щит, одно спасение – Арно.
- Тише, - Савиньяк оторвался от его губ и принялся ласкать губами соски, второй рукой поглаживая уже слегка возбужденный член. – Не бойся... я рядом... тише...
- Да, да... пожалуйста...
Ласки отвлекали и помогли расслабиться. Боль стихла, уступая место возбуждению. Когда он раньше брал Арно, ему и в голову не приходило, что тот чувствует себя таким... беззащитным и таким нужным, любимым... Все чувства будто переворачивались, отзеркаливались. Раньше, видя, как Арно отдается ему, Валентин ощущал ответственность за него, нежность, хотелось заботиться, уберечь, не причинить боли... А теперь все иначе – собственная беспомощность, слабость бьет в голову вином, а Арно сейчас – самый сильный, самый родной, самый...
- Возьми, - простонал Валентин. – Прошу...
- Подожди еще немного, - задыхаясь, проговорил Арно. – Не хочу... причинять боль...
- Я не боюсь, - замотал головой Валентин.
Желание становилось нестерпимым. Арно добавил третий палец и Валентин выгнулся, захрипев от боли.
- Все хорошо, тише, тише, - быстро шептал Арно, целуя и покусывая шею. – Сейчас все пройдет... потерпи...
Тело паниковало, сжимаясь, от чего становилось еще больнее. Арно гладил его, целовал, пытаясь расслабить. Валентин с силой впился в губы любовника, кусая и терзая, выплескивая в поцелуй боль и страх. Арно отдался на его волю, продолжая рукой массировать внутри.
Валентин не знал, сколько времени прошло в горько-болезненном поцелуе, но боль постепенно стихла, все сильнее накатывало возбуждение. Кажется, Арно это понял, он вытащил пальцы и попытался подняться. Валентин не позволил.
- На кровать, - хрипло выговорил Арно. – Лучше... по-другому. Я покажу... здесь будет... очень больно.
- Нет, - отчаянно замотал головой Валентин. – Пожалуйста, нет. Так... я хочу...
Не дожидаясь ответа Арно, он быстро встал с его колен, несколько раз облизнул чужой член и, вернувшись обратно, приставил его ко входу.
- Нет! – Арно дернулся, но Придд с силой нажав на грудь, прижал его к креслу. – Не... наказывай себя... болью! Не надо...
Валентин опустился ниже и глухо застонал. Вот теперь стало больно по-настоящему. Арно... помоги... пожалуйста... Он всхлипнул и заставил себя впустить любовника еще немного глубже.
Савиньяк застонал и тут же обхватил руками чужой член, лаская, поглаживая, дразня и возбуждая. Боль не уходила, но терпеть ее становилось легче.
Казалось, прошла вечность, прежде чем Валентин опустился до конца. Абвении! Он даже не представлял, что это так... Боль постепенно стихала, сменяясь возбуждением. Чувство наполненности, принадлежности заполняло, накатывало волнами. От понимания, что он касается собственной кожей бедер любовника, что принадлежит ему полностью, хотелось кричать. Предельная откровенность туманила голову. Я твой, Арно, твой. Я не предавал тебя. Люблю...
- Тише, мой хороший, - лихорадочно зашептал Арно, и Валентин изумленно застыл. Арно умел быть страстным, инициативным, но особой нежности раньше не проявлял. – Больно, я знаю. Я помогу... не бойся...
Валентин обхватил руками шею любовника, уткнулся в нее лицом и принялся беспорядочно осыпать ее поцелуями, мешая их с собственными стонами. Боль уходила, руки Арно успевали везде – гладили спину, трепали волосы, ласкали возбужденный член, с силой сжимали плечи...
- А-а-а-ах... – прохрипел Валентин, когда Арно, придерживая его за бедра, толкнулся вверх.
Острая боль вернулась, но вместе с ней накатило такое наслаждение, что Валентин совсем потерялся. Он слышал о таком, но никогда не испытывал, прежде не позволяя Арно ласкать себя там даже пальцами.
- Можно... – дыхания не хватает... – я... сам?
Арно кивнул и Валентин резко откинулся назад, сильно прогнувшись и упираясь руками в колени любовника. В первое мгновение нестерпимо захотелось вернуться обратно и снова уткнуться в шею Арно – тогда не видно собственного возбужденного члена, не видно напряженного живота любовника, не видно... Нет. Валентин закусил губу, заметив, с каким желанием и восхищением Арно смотрит на то, что происходит... внизу.
Валентин заставил себя чуть приподняться и с силой опуститься назад. Новые ощущения захлестывали с головой.
- Еще... – прохрипел Арно, и Валентин окончательно утратил разум.
Ноги болели, руки совершенно занемели, но он не мог остановиться, поднимаясь и опускаясь. Арно поддерживал его под бедра, помогая, заставляя ускорить темп, опускаться сильнее, до самого конца.
- Я... сейчас...
Валентин сразу понял. Последним усилием он поднялся, почти полностью выпустив из себя Арно. Любовник разочарованно застонал, но долго огорчаться ему не позволили. Валентин, обхватив его лицо ладонями, впился в искусанные и припухшие губы поцелуем, одновременно резко и сразу опустившись до самого конца. Не выдержав, он гортанно закричал прямо в поцелуй. Арно тут же обхватил его руками за талию, прижал к себе и Валентин почувствовал, как он выплескивается внутри. Одной лишь мысли хватило, чтобы оргазм накрыл и его. Тело затрясло, в голове взрывались тысячи фейерверков, от ритмичных толчков внутри подкашивались ноги. Арно... Арно, пожалуйста... Арно...
- Переезжай ко мне, - прошептал Валентин, обнимая любовника под одеялом.
- М-м-м, - Арно потянулся за поцелуем. – Конечно. А места для моих проводов хватит?
- Я один в пяти комнатах. Полагаю, вполне, - Валентин счастливо улыбнулся.
- Завтра же перевезу вещи, - пообещал Арно, целуя в угол губ, - Валентин, почему...
- Я хотел. Правда. И все еще хочу, чтобы ты... Ты был прав – я давно принадлежу тебе. Мне было очень хорошо. Я люблю тебя.
Арно ответил глубоким поцелуем и через несколько минут уютно засопел. Валентин, проваливаясь в мягкую дремоту, подумал, что теперь знает, что именно подарить Арно на новоселье, когда он окончательно переедет. Где-то в библиотеке был старинный трактат о гайифских развлечениях... зачем отказывать себе в удовольствиях, если рядом самый любимый человек на свете?
****
Арно лениво потянулся на широкой кровати. Вчера вечером они с Валентином, наконец-то, закончили перевозить все вещи и улаживать вопросы с прежним хозяином квартиры. Из дома Валентины до работы добираться было немного дольше, но какое все это имело значение по сравнению с тем, что теперь они вместе? А впереди еще две недели отпуска. Валентину, который получил диплом полгода назад, а обязательную стажировку для своего факультета закончил вчера, предстояло выйти на работу только через месяц, так что в ближайшее время проблем со свободным временем быть не должно.
Очень хотелось наверстать все, что они потеряли за этот безумный год. Хотя... потеряли или приобрели? Потеряли время, а приобрели – невероятное взаимопонимание и доверие. Когда так долго горишь в одном и том же Закате, даже по отдельности – многое становится ясным.
- Арно, - Валентин, как обычно, сразу открыл глаза, не зевая, не потягиваясь, будто не спал, а просто лежал, зажмурившись. – Доброе утро.
- Еще какое доброе, - зевнул Арно. – Ничего не надо делать. Наконец-то! Ни договор расторгать, ни братьям звонить, ни в полицию ехать, ни вещи перевозить. Леворукий! У меня отпуск, а я устаю хуже, чем на работе.
Валентин ничего не ответил, только прижался теснее, положил голову на плечо и принялся обводить сосок указательным пальцем. Арно запустил ладонь в его волосы и отдался дразнящей ласке. Хорошо... просто нежиться в чужих руках, не спешить с ласками, зная, что теперь их никто не прервет.
- Не понимаю, как я мог так долго... не видеть тебя, - выдохнул Арно.
- Я сделал слишком больно, - Валентин поднял аквамариновый взгляд. – Если бы я увидел, как ты целуешь кого-то еще, не знаю, что бы я чувствовал.
Арно притянул его к себе и осторожно коснулся губ. Валентин ответил охотно, неторопливо, провел языком по нижней губе и потерся носом о щеку. Нежность разливалась по телу, щекоча и согревая. Это так непривычно – просыпаться без боли, без страха, без жгучей обиды и злости. Арно перебирал пальцами растрепанные каштановые волосы. Мягкий, почти целомудренный поцелуй расслаблял, хотелось лежать так весь день. И не надо больше ничего. Счастье, беззаботность, ощущение, что тебя любят – что еще нужно?
Резкая трель вызвала у Арно желание запустить телефоном в стену. Ну почему сейчас? Валентин, напоследок коснувшись кончика носа припухшими с прошлой ночи губами, отстранился.
- Что? – раздраженно рявкнул он в трубку.
- Я вам помешал? – неискреннее раскаяние в голосе Лионеля заставило Арно рассмеяться.
- Да, и очень. И ты это знал, когда звонил. Что тебе?
- Мне жаль, - радостным голосом возвестил Ли. – Хотя, вообще-то, нет. Устал уже лицезреть твою траурную физиономию.
- Теперь будешь лицезреть счастливую. Так что ты хотел?
- Через неделю придется вам появиться в суде и дать показания. – Лионель сразу посерьезнел. – Поскольку дело политическое, ход дали сразу и провели расследование в ускоренном режиме. Должен отметить, что много времени не потребовалось, Окделл с потрохами сдал Манрика и Штанцлера, а те – остальных членов заговора. Передай Валентину – если не вскроется новых обстоятельств, убийца его семьи не доживет до следующего месяца.
- Понял. Спасибо. Во сколько заседание?
- В полдень. Приезжайте за час. Мы с Эмилем вас встретим. Арно, передай трубку Валентину, пожалуйста.
- Мы будем, Ли. Пока, - Арно протянул трубку любимому и пояснил. – Лионель хочет поговорить с тобой, ответишь?
- Конечно, - Валентин рывком сел на кровати и взял трубку.
****
- Доброе утро, Лионель.
- Валентин, тебе в суде придется тяжело. При допросе спросят о мотивах личной мести, припомнят все, что произошло с твоей семьей.
- Я понимаю.
- Ты выдержишь?
Валентин нащупал свободной рукой ладонь Арно и крепко сжал ее.
- Да. Теперь – да.
- Ли, да оставь ты его в покое! – раздался на заднем фоне голос Эмиля, потом послышался грохот.
Валентин прикрыл динамик, переключил на громкую связь, улыбнулся и тихо шепнул:
- Арно, кажется, они опять дерутся из-за трубки.
- Обычное дело, - пожал плечами любовник. – Ты же их знаешь.
- Валентин! – зазвучал из динамика приветливый голос Эмиля. – Клянусь, если Манрик уйдет живым, я его лично пристрелю. Забудь о нем. И если что, мы с Ли рядом, ты знаешь. И чтобы я больше не слышал таких разговоров, как месяц назад, ты понял меня? Еще раз заикнешься о том, что не хочешь жить, самолично засуну в осенний Данар. Делайте с Арно, что хотите, хоть ругайтесь, хоть деритесь – но дурить прекратите.
- Эмиль, они сами разберутся, - донесся голос Лионеля.
- Я уж вижу, как они разбираются, - рявкнул второй близнец. – За год чуть не угробили друг друга, да и нас с тобой за компанию. В общем, так, ничего не знаю, но на следующей неделе сразу после суда мы вас забираем и на пару дней едем в поместье. Возражения не принимаются. Вопросы тоже. Пока.
- Эмиль, ты... – в трубке раздались гудки.
Валентин вернул телефон любимому и улыбнулся. В прошедшем году плохо было все, кроме одного – Эмиля и Ли. Братья Арно не оставляли его в покое. Наконец, Лионель довел Валентина до того, что тот рассказал правду и с тех пор близнецы его поддерживали. В их отношения с Арно они не лезли, но иногда звали на прогулку, рассказывали что-то о младшем, Эмиль часто брал с собой в тир.
- Ты общался с ними, да? – Арно тоже сел, скрестив ноги.
- Точнее будет сказать – они общались со мной, - пожал плечами Валентин. – Я им искренне благодарен. Не понимаю, почему они это делали.
- Они тебя любят, - Арно облизнул губы. – Лионель многократно просил меня выслушать тебя. А я не хотел. Слишком был зол.
- За дело.
Валентин спокойно посмотрел в глаза. Между ними давно все ясно, но забывать о случившемся он не собирался. Если забыть – есть риск снова повторить ошибку. В старину говорили: Волны – это память. Он будет помнить. Кстати, о памяти.
Валентин встал с кровати и вышел в другую комнату. Он давно приготовил Арно подарок к новоселью, сейчас самое время его преподнести. Он вытащил из ящика книгу, упакованную в темно-красную оберточную бумагу, и вернулся в спальню.
- Что это? – с любопытством вытянулся Арно.
- Честно говоря, это не совсем подарок. Книга однажды обнаружилась в нашей библиотеке, как она там появилась – не знаю. Да и повода особого нет... Но я подумал, что в честь твоего переезда это будет уместно.
Арно нетерпеливо разорвал обертку и впился взглядом в обложку. Любовник молчал долго, и у Валентина залило жаром щеки.
- «Полное руководство по гайифским развлечениям», - наконец, прочитал вслух Арно и рассмеялся. – А ведь верно говорят, в тихой заводи таятся Изначальные твари! Мне бы и в голову не пришло!
- Тебе нравится? – Валентин отошел к дальней стене и улыбнулся.
Сам он давно изучил первый раздел «Руководства» и готов был на первых порах отдать инициативу Савиньяку, даже любопытно, с чего он решит начать? Отчего-то он не сомневался в том, что любовник не пожелает медлить и секунды.
Арно перевернул страницу, некоторое время помолчал, потом сам себе кивнул и спрыгнул с кровати.
- На такие вопросы не отвечают словами, - мурлыкнул он, прижав своим телом Валентина к стене.
Окончание в комментариях
Вопрос: Понравился фик?
| 1. Да | 8 | (66.67%) | |
| 2. Нет | 3 | (25%) | |
| 3. Надо бы раскрыть сюжет получше | 0 | (0%) | |
| 4. Когда-то где-то что-то подобное уже было | 1 | (8.33%) | |
| 5. Под пиво сойдет | 0 | (0%) | |
| Всего: | 12 Всего проголосовало: 12 |
||
@темы: ОЭ, фанфики, приддоньяк
Название: Притяжение
Автор: не я
Категория: Слэш
Пейринг: Арно Савиньяк/Валентин Придд
Рейтинг: NC-17
Жанр: Romance, angst, hurt/comfort, ust.
Размер: Мини
Статус: Закончен
Дисклеймер: Ни на что не претендую, играюсь
Примечание: это чудо написало в подарок мне мое солнышко, за что я безмерно благодарна! Солнышко просило не раскрывать авторство и если вдруг решит, что не хочет видеть эту запись в общем доступе - я удалю. До тех пор всем любителям приддоньяка - добро пожаловать!
читать дальшеИзмученный тяжелым разведывательным рейдом капитан «фульгатов» Арно Савиньяк уже час сидел за столом в своей комнате и безнадежно взирал на бутылку «Черной Крови», присланной братьями в честь повышения. Пить по такому поводу одному – глупо. Не Алва же он, в самом деле – напиваться в одиночку. С генералом Ариго – не по чину. А важнее всего то, что единственным человеком, с которым виконт Сэ действительно хотел разделить эту радость, был Валентин Придд, полковник, и, вот уже несколько месяцев – лучший друг. И именно из-за этой невыносимой Заразы Арно сейчас и не мог ни на что решиться.
Создатель! Как же было хорошо, когда он его просто ненавидел! Мать не зря всегда говорила: «Сильные чувства не исчезают сразу и бесследно, но могут превратиться в другие. Столь же сильные». О жгучей ненависти, сменившей привязанность, он слышал много, и не раз выступал секундантом на дуэлях вчерашних лучших друзей. Но чтоб наоборот?
Когда Валентин из «потомственного предателя» стал для виконта тем человеком, ради которого он готов был умереть – тоже было хорошо. Говорить ночами напролет, искать друг друга в бою, фехтовать и веселиться – Арно тогда казалось, что о лучшем друге и мечтать нельзя. При ближайшем рассмотрении Валентин оказался неожиданно понимающим, мягким и надежным.
Арно был абсолютно, беззаботно счастлив. Конец света удалось отложить еще на Круг, у него были прекрасная семья, самое замечательное во всей Кэртиане начальство и лучший из возможных друзей. А потом началось... тот проклятый вечер Савиньяк помнил так, словно он был вчера, хотя прошло уже два месяца...
- Полагаю, повышения тебе ждать недолго, Арно.
- Еще бы, куда я денусь-то? Я ж Савиньяк, а мы все дослуживаемся до маршала! Ли и Эмиль уже, остался только я. Только после плена мать очень уж тревожится.
Валентин молчал долго и Арно удивленно на него взглянул.
- Ты носишь имя своего отца, которого предательски застрелил муж моей сестры. Это имя приносит вашей семье несчастия, а убить Савиньяка может только друг. Верно?
Арно прикусил язык. Здесь, в Торке, рядом с генералами Ариго и Райнштайнером слишком легко забывалась родовая вражда. Мать, как и братья, никогда и ничего не высказывала против их дружбы с Валентином, но не вспоминала ли об этом и она?
- Знаешь, я устал, - тихо произнес Арно, не надеясь, что Придд поймет.
Не поймет, как он устал от всего этого – от постоянного призрака отца за спиной, от того, что должен «быть достойным своих братьев», что его судят только по семье, и никто не хочет видеть, каков он на самом деле, он - Арно. «Савиньяка может убить друг» - Арно всей душой ненавидел эти слова, которые ему припоминали к месту и не к месту. Любой может встретиться с лицемером и предателем, любой, кроме Рокэ Алвы, который уже нарвался так, что перестал доверять вообще всем. На всякий случай. Валентин куда беззащитнее против предательства, чем он, Арно – но кого это волнует? Он же Придд – ему ведь положено совсем иное, да? Арно любил мать и братьев, гордился отцом, о котором пока от всех слышал только хорошее, но он устал быть центром чьих-то ожиданий, надежд, устал «оправдывать свою фамилию», устал от того, что за него уже решили не только его судьбу, но и характер. Все желают видеть настоящего Савиньяка – улыбчивого, верного, смелого, любящего лошадей. Стоит лишь на шаг отступить от образа и слышится навязшее в зубах: «Рафиано!». В этом мире нельзя быть собой – только частью какого-то рода, нести в себе черты, определяемые кровью, ничего своего иметь не позволено. А если ему это и удается – доброжелатели тут же отыщут подходящего предка, на которого «он так похож». В Торке легче. Здесь судят не по фамилии, а по делам. Всех. Даже Валентина, главу Дома Волн. Всех, но только не Арно. Даже горячо любимый генерал Ариго и тот... Арно болезненно поморщился. Даже генерал Ариго видит в нем «младшего сына маршала Арно», «истинного Савиньяка». Арно сжил губы, чтобы не высказать все это вслух. Придду хватает и своих несчастий, зачем ему чужие?
Но Валентин понял без слов. Все и сразу.
- Для меня все не так, - он сжал ладонью его плечо. – Ты – это только ты.
Арно удивленно вскинулся и на душе тут же потеплело. При необходимости Валентин лгал так виртуозно, что ему удавалось провести даже Лионеля. Но Арно знал – когда он так сжимает губы, словно перед прыжком в холодную реку – он говорит правду. А неглубокая складка на лбу означает, что он думал об этом уже не раз. Искреннюю мимику Валентин позволял себе только с ним и генералом Ариго, и это Арно тоже заметил давно.
- Спасибо.
Арно повернулся к окну, ночь была совершенно безлунной и беззвездной. В стекле отражалось дрожащее пламя свечей. От Валентина, да и от самого Арно, все еще пахло хвоей – угораздило же на обратной дороге забрести в еловый подлесок и попасть там под дождь. Он снова повернулся к Валентину и осторожно выпутал очередную иголку из влажных волос.
- Кажется, эти ели долго еще будут нас преследовать.
- Такое упорство достойно высшей похвалы, - серьезно отозвался Валентин.
- Ты для меня тоже – только ты.
- Прошу прощения?
- Как и я для тебя, - быстро пояснил Арно. – Я вижу, как ты сражаешься и пьешь. Я знаю, как ты лжешь и как говоришь правду. Для меня ты – Валентин. Мой друг. А уже потом – полковник, герцог, Суза-Муза и кто ты там еще.
- Потомственный предатель, прихвостень Альдо Ракана, паркетный шаркун, перебежчик, бездушный Спрут, - бесстрастно продолжил Валентин и Арно смутился.
- Долго ты мне будешь это припоминать?
- Прости, - он как-то рвано передернул плечами, и Арно стало совсем плохо. Неужели Валентин до сих пор не простил его?
- Хорошо, если тебе не хватило моей, давай сюда свою шляпу, - горестно протянул виконт Сэ и Валентин, наконец-то, улыбнулся.
- Она мне еще пригодится, - покачал он головой. – Прошу меня простить, Арно. Очевидно, я позволил себе лишнего.
- Брось, - вздохнул Арно. – Если ты не сможешь простить – я пойму. Я и вправду такого наговорил...
- Я простил еще до того, как твои извинения мне передал генерал Райнштайнер и задолго до того, как ты повторил их лично, вернувшись из плена. Но...
Теперь уже Арно обеими руками сжал плечи Валентина и посмотрел в глаза. Он тоже все понял без слов. Придд простил, но раны, нанесенные глупыми и жестокими словами, оказались слишком глубокими, и заживать они будут долго. Арно уже знал, чего Валентин наслушался и в Багерлее, и от Окделла, и в Олларии и даже здесь, в Торке, от других, когда только прибыл. Но так сильно ранили его именно эти оскорбления.
- Потому, что их говорил ты.
Валентин мгновенно ответил на невысказанный вопрос и Арно смутился, хотя мог бы уже и привыкнуть, что близкие по его лицу все читают, как в открытой книге. Особенно Валентин.
- Арно, если у тебя сейчас нет других дел, я был бы тебе благодарен, если бы ты мог кое-что мне подсказать.
- Что? – теньент даже вздохом подавился. Что сейчас сказал самый идеальный полковник всей Западной армии?
- Я понимаю твое удивление, - смущенно улыбнулся Валентин. – Но я серьезно. Не могу свести воедино донесения и начертить карту. Вернее, могу, но с твоей помощью все получится быстрее и лучше. Ты – разведчик, ты хорошо запоминаешь местности, к тому же...
- Ладно, не оправдывайся, - засмеялся Арно. – Тебе просто нужна помощь, не надо мне доказывать, что ты справишься сам. Никто в тебе не сомневается. Тащи свои донесения.
Виконт Сэ вернулся к столу, придвинул два стула, прижал подсвечниками края на четверть законченной карты, и нетерпеливо побарабанил пальцами по столу.
Вот в тот вечер и начался для капитана Савиньяка личный Закат. Валентин слушал его замечания, задавал вопросы – не ироничные, как раньше, а серьезные. Делал именно то, что велел Арно. Такое полное доверие к его знаниям и умениям заставило виконта Сэ выложиться, как никогда. Похвалы, полученные от генерала Райнштайнера наутро стали лучшей наградой за бессонную ночь. С тех пор Валентин не только делился своим опытом и знаниями с Арно, но и сам учился у него. Учил фехтовать и учился верховой езде. Учил основам стратегии и тактики и учился рисовать в голове любую местность. Иногда они даже разыгрывали вдвоем великие сражения прошлого, пытаясь изобрести тактику, которая изменила бы историю. И Арно понимал, что с каждым днем все глубже увязает в трясине. Сначала он просто начал скучать, когда Валентин надолго отлучался из ставки. А потом начались сны – и в тот день Арно проклял все. С каждым днем явь все прочнее сплеталась с ночными видениями, и он уже не понимал – на самом ли деле он целовал Валентина, плавясь от его медленных, выматывающих ласк, или это очередная лихорадочная фантазия. Пока ему еще удавалось себя не выдать, но Арно не знал, как долго ему еще будет везти. Положение ухудшалось тем, что Валентин все чаще и чаще искал его общества. Арно боялся даже представить себе, что скажет Валентин, узнав о его чувствах. Хватило лишь раз представить себе, как спокойное лицо искажается детской обидой, как плещет из зеленых глаз разочарование, как кривятся тонкие бледные губы в презрении, чтобы он поклялся себе скорее умереть, чем признаться. Арно горько усмехнулся. В кои-то веки репутация «истинного Савиньяка» помогала. Все, даже генерал Ариго, думали, что юный теньент, а теперь уже капитан, рвется в бой, чтобы поскорее дослужиться до маршала. И все одобрительно улыбались и только слегка журили «молодость, горячность и неосторожность». И никто не знал, что Арно уже не мечтает о маршальской перевязи. Никто не знал, что в любой стычке он просто ищет «свою» пулю. Было мучительно стыдно осознавать, какую боль причинит Валентину его смерть, но... Арно понимал, что долго ему так не выдержать. Или он совсем сойдет с ума, или признается. И мгновенно потеряет друга, попутно еще запятнав честь мундира и опозорив семью. Косые взгляды, осуждение, грязные сплетни мерещились ему почти постоянно, хотя Арно знал, что ничего такого быть не может. Пока еще повода нет.
Единственный «достойный Савиньяка» выход – погибнуть в бою, прихватив с собой побольше «гусей». Пока еще Синеглазая Сестра Смерти не спешила на свидание с молодым капитаном «фульгатов», но Арно не отчаивался. Сын и брат маршалов твердо усвоил одно: война не щадит никого. Сейчас с дриксами заключено временное перемирие, но оно никогда не длилось долго. Ему нужно просто подождать.
Тихий стук в дверь прервал его размышления и Арно поднялся. Ну, и кого принесло, когда он тут «празднует повышение»?
- Уже и «гуси» успокоились, что вам-то неймется? - буркнул Арно, распахивая дверь. За ней обнаружился Валентин.
- Я тебе помешал? – осторожно уточнил Придд.
- Нет, - Арно заставил себя улыбнуться. – Конечно, нет! Входи. Я и сам собирался тебя пригласить. Как видишь, я тут праздную.
- Вижу, - тихо ответил Валентин и Арно уловил знакомые стальные нотки.
*****
Валентин медленно прошел в комнату и опустился на кровать. К сожалению, генерал Ариго оказался прав – все зашло слишком далеко и дело очень плохо. Валентин закусил внутреннюю часть щеки. Как так вышло, что никто ничего не замечал? И почему не понял он сам? Ведь он уже видел подобное, именно таким однажды приехал домой Юстиниан. Тогда все думали, что он просто торопился обратно на войну, и лишь после его смерти Валентин уже здесь, в Торке узнал, что Джастин искал смерти, искал, пока с ним не поговорил Алва.
Он проводил с Арно целые дни и вечера, они вместе сражались, веселились, разыгрывали сражения и рисовали карты. Они рисковали друг за друга жизнями и, смеясь, фехтовали на площадке. Валентин замечал, когда Сэ грустил или чего-то боялся, видел, как устал он быть для всех «Савиньяком» и ни для кого – самим собой. Но он не понял главного: все это время Арно медленно умирал. И эта комната: идеально чистая и в полном порядке, тому подтверждение. Вся армия была уверена – в день, когда Арно получит повышение, его друзья будут гулять в трактире до утра. А вместо этого виконт Сэ всех поблагодарил и, сославшись на крайнюю усталость, заперся у себя в комнате, сидит в одиночестве, смотрит на закупоренную бутылку «Крови» и...
- Арно, - осторожно начал Валентин. – Прости, если я вмешиваюсь не в свое дело, но что происходит?
Арно вздрогнул, оперся ладонями о стол, явно собираясь с силами, а потом развернулся и прямо взглянул в глаза. И теперь Валентин испугался по-настоящему. Сильнее, чем в день, когда в ставку явился Окделл и выстрелил в Арно, ранив его в плечо. Сильнее, чем когда приехал сюда из Олларии, увидел ненависть в темных глазах и понял, что далекая, детская и неправильная, запретная влюбленность из Лаик, никуда не пропала, и он сделает все, чтобы заставить Арно посмотреть на себя иначе...
Молодой полковник вернулся в свою комнату, запер дверь на ключ, медленно разделся, аккуратно складывая одежду на стул, лег на кровать и с удовольствием вытянулся. Измученное за день тело настойчиво требовало отдыха. Валентин сложил руки за голову. На тренировке сегодня вышел забавный случай.
Он бился с Йоганном, а рядом фехтовали Норберт и Арно. Валентин выкладывался изо всех, он отчаянно пытался доказать виконту Сэ, что... В самом деле, что? Он и сам не знал ответа, но ему казалось жизненно важным не ударить в грязь лицом при Арно, показать ему все свое умение. Боль в душе от злых издевок остроумного виконта не утихала и на день, вслух Валентин отвечал ему взаимностью, но там, на фехтовальной площадке он дрался с напором, беззвучно прося: «Посмотри же на меня! Я такой же, как ты, я не придворный шаркун! И я не предатель!».
Валентин своего добился, Арно заинтересовался и почти не сводил с них глаз, вызвав изрядное недовольство барона Ульриха-Бертольда. Но ничего не изменилось – черные глаза смотрели с такой же ненавистью и презрением.
Полковник вздохнул и повернулся, уткнувшись лицом в подушку. Он чувствовал какую-то детскую обиду и растерянность. За что, Арно? За Карла Борна? Но стрелял не я. За Альдо Ракана? У меня не было выбора, я должен был сделать хоть что-то. Неужели за Ричарда Окделла? Почему, Арно? Почему ты так веришь этому ничтожеству и почему совсем не веришь мне? Только потому, что Арнольд Арамона поступил с Ричардом несправедливо? Тебе жаль его? Но почему ты поступаешь также несправедливо со мной? Ричард не заслужил наказания в галерее, а я, Арно? Неужели я заслуживал Багерлее? Ты понял его, почему же не хочешь понять меня?
Валентин резко выдохнул. Больно. Еще несколько лет назад, в Лаик он понял, что бедствия семьи Приддов не окончились на Юстиниане. За что убили брата, Валентин не знал, но однажды нашел в библиотеке недописанное письмо Юстиниана Рокэ Алве.
Окончательно все он понял только в Лаик, когда день за днем наблюдал за Арно. И осознал, за что убили Юсти. Валентин замкнулся, но в памяти бережно хранил каждый разговор и каждый взгляд. Такие, как он – уродство в высшем свете Талига, позор семьи. Валентин ни на что не рассчитывал и даже пытался заглушить чувства разнообразными разовыми связями, но они не приносили облегчения, лишь еще сильнее подталкивая его к краю пропасти – всякий раз он закрывал глаза, чтобы представить, будто целует Арно, перебирает его волосы и стискивает его плечи.
А потом он выехал в Торку и отчаянно ждал встречи с однокорытником. Как же он надеялся, что Арно поздравит его с полковничьим чином, как хотел рассказать обо всем, что пережил при Ракане... Но с первой же минуты понял – этого не случится. Пока Валентин при дворе Альдо дрался за свою жизнь и своих людей, Арно успел возненавидеть его. Но за что? Почему?
Валентин отвлекся от воспоминания. Все это уже позади, теперь Арно смотрит на него иначе. И Валентин горячо благодарил судьбу. Это самое большее, на что он может рассчитывать – быть ему лучшим другом. И пусть Арно никогда не узнает, как отчаянно хочется обвести пальцем родинку на левой щеке, увидеть, как загораются страстью черные глаза, вдохнуть травяной запах спутанных золотых волос, ощутить терпкий вкус вина на жестких, обветренных губах и на выдохе услышать заветное: «Мой». Валентин научился довольствоваться тем, что имел.
- Ничего, - Арно, будто опасаясь чего-то, отступил на несколько шагов. – Просто мне сейчас не до праздника.
- Дурные вести из дома?
- Нет.
Молчание обрушилось холодным ливнем и застыло ледяной прозрачной стеной между ним и Арно. Но почему? Валентин внутренне сжался. В тот вечер перед боем на Мельниковом лугу он и не ожидал, что завоевать дружбу Арно удастся так легко. Один счастливый вечер и несколько недель бесконечных тревог, когда Валентин не знал, жив ли его виконт и где он. А потом, когда Арно вернулся из плена, его жгучая ненависть на удивление легко переродилась в симпатию. Все эти месяца Валентин упивался их дружбой – искренней, простой и теплой. С Арно он мог, наконец-то, не опасаться предательства и мог не лгать. Вчерашние враги понимали друг друга даже без слов. Неужели теперь снова?
- Арно, - Валентин призвал на помощь всю выдержку, чтобы тщательно подобрать нужные слова. – Я тебя чем-то обидел?
- Нет! – воскликнул Савиньяк. – Не думай даже!
- Тогда в чем дело? Почему ты уже два месяца старательно меня избегаешь?
- Я... – Арно запнулся. – Я не избегаю тебя. Просто много дел и...
- Я слишком часто говорил то же самое, - горько усмехнулся Валентин. – И я слишком хорошо знаю, что это значит. От чего ты пытаешься сбежать в Закат, Арно? И почему ты сам не пришел ко мне?
- Я не хочу об этом говорить.
- А я – хочу, - разозлился Валентин. – Ты называешь меня другом, ты закрываешь меня собой в бою и думаешь, я буду спокойно смотреть, как ты день за днем пытаешься...
Арно обессилено сполз по стене на пол, обхватил колени и глухо застонал, уткнувшись в них лицом. Валентин поперхнулся словами, уже готовыми сорваться с языка, и подошел к нему, присел рядом и обнял за плечи.
- Арно...
- Уходи. Пожалуйста.
- Нет.
- Валентин, я не шучу.
- Я тоже.
- Ты хочешь знать, что происходит? Хорошо.
Он поднял голову. Уголки губ опущены, глаза потухли и смотрят, словно сквозь собеседника. Валентин надеялся никогда не увидеть такого выражения на лице Арно. Что-то выжигает его в душе, но в чем дело? Может быть...
Вкус чужих губ оборвал мысли, и Валентин настороженно замер. Если Арно решил так пошутить... Тихий стон, низкий, откровенный, огрубевшая рука Арно на щеке, пропахшие порохом непослушные волосы, Закатное пламя в черном взгляде... Если это сон, Валентин не желал просыпаться. Если лихорадочный бред – отказывался лечиться. Если это Закат – он лучше любого Рассвета. Создатель, как же хорошо...
- Прости. Я понимаю, что теперь ты презираешь меня. Если желаешь дуэли – я готов. Я пытался справиться с собой. И не смог. Но вряд ли мне осталось долго, война не щадит неосторожных...
- Замолчи! – зашипел Валентин. – Не смей!
Арно потрясенно замолчал, и в глазах отразилось отчаяние. Валентин прижал его к себе и сделал то, о чем мечтал еще с Лаик – обвел указательным пальцем родинку.
- Я не позволю тебе погибнуть. Ты понял меня?
Он притянул невозможного виконта к себе, поцелуями поднялся от шеи к уху и быстро зашептал давно сдерживаемое:
- Я люблю тебя, давно, с Лаик. Всегда любил... даже когда ты ненавидел меня. Арно... что же ты творишь? А если бы не повезло? Ты хоть понимаешь, что... никогда... не смей никогда, слышишь?!
****
Валентин шептал, а казалось – кричит. Арно отшатнулся и неверяще уставился на него. «Люблю»? «С Лаик»?! Да что за чушь он несет?
- Валентин, если ты это ради того, чтобы я...
- Нет, - Придд снова придвинулся, почти невесомо прикусил его нижнюю губу. – Нет.
Арно рвано выдохнул и поддался чужой ласке. Валентин осторожно, едва касаясь, провел языком по его нижней губе, чужие пальцы мягко вплелись в волосы. Этого не может быть, не может! Это сон, бред, фантазия... Язык сменили губы – обветренные, жесткие, самые желанные на свете. Валентин прихватывал то верхнюю губу, то нижнюю, то покусывал шею, то терся носом о щеку. Тонкие изящные пальцы щекотно прошлись по ладони и сплелись с его собственными. Создатель, да как же хорошо!
- Арно...
Едва слышный стон, на выдохе, тенью мелькнувший страх в серых глазах. Они должны остановиться... не здесь, не сейчас... Валентин чуть прикусил кончик его языка и тут же зализал укус. Арно выгнулся и с трудом сдержал вскрик. Это слишком, слишком... Больно, даже на мгновение прерваться – больно и страшно.
- Валентин... не сейчас... не здесь... могут услышать...
Придд только покачал головой, улыбнулся и снова втянул его в поцелуй – медленный, чувственный, глубокий. Служанка в доме матери рассказывала, что так сливаются души... Впервые Арно подумал, что это правда. Сквозь покусывания, столкновения губ и языков он словно почувствовал все, что Валентин хотел сказать, все чувства, которые до сих пор скрывались за ледяной коркой невероятной вежливости.
Укус в шею оказался таким сильным, что Арно вскрикнул. Валентин улыбнулся:
- Ты такой... чувствительный.
Савиньяк не поверил глазам и ушам – алые от поцелуя губы, порозовевшие скулы, потемневший, как штормовое море, серый взгляд и невозможные, невероятные слова от этого... этого... воплощения...
-... придворного этикета!
- Если ты хочешь, - тихим, серебристым смехом отозвался Валентин. – Можно и так.
Арно непонимающе моргнул и только тут понял, что последние слова ляпнул вслух. Валентин оставил в покое его волосы, прижался ладонью к щеке, приблизился, почти касаясь губ, и тихо зашептал:
- В старых руководствах по этикету рассказывают, что этот поцелуй был в ходу при дворе первых Олларов. Авторы советовали выучить несколько стихотворений и изящных комплиментов и произносить их, глядя в глаза.
Горячее дыхание касалось губ, будоража и дразня. Арно потянулся вперед, но Валентин чуть отклонился и продолжил:
- Также позволительно рассказывать о своих чувствах. Полагаю, что я не ошибусь, предположив, что ты предпочтешь второе. Хотя неделю назад мне довелось выслушать от корнета Понси очередное творение, так что если я неправ...
Савиньяк, уже почти забывший, где он, отчаянно замотал головой. Только не пни и не Барботта! Лучше уж Закатные Твари вместе с ызыргами, киркореллами и птице-рыбо-девами.
- С самого первого дня... Люблю. Я был согласен оставаться другом, чтобы быть рядом. Когда ты попал в плен – я ждал тебя каждый день. Я не отпущу тебя в Закат.
Арно не выдержал, прижался к чужим губам, свободной рукой попытался расстегнуть застежки, но ничего не вышло. Валентин медленно отстранился, поднялся и потянул его за собой на кровать, на ходу избавляясь от одежды.
Холодные простыни, коснувшись разгоряченного тела, ненадолго вернули виконту разум:
- Валентин...
Так трудно не подаваться навстречу лихорадочным пальцам...
- Валентин, если кто-то узнает и расскажет...
- Я убью его.
Горячий шепот в самое ухо, грубые поглаживания, болезненный укус в шею. Арно не выдержал и застонал.
****
Валентин быстро наклонился и заглушил стон Олененка. Вряд ли ночью кто-то их услышит, но рисковать не следует. Когда Арно затих и немного успокоился, Валентин осторожно коснулся губами его скулы, шеи, груди и прихватил зубами сосок. Олененок выгнулся на постели, комкая в ладонях грубые простыни. Сколько же в нем вот этого – огня, самой жизни. Ненависть Арно била наотмашь, заставляя по ночам стискивать зубы от обиды, а безответная, как он думал, любовь, едва не толкнула на самоубийство. Валентин беззвучно вздохнул и оседлал бедра Арно. Сумасбродный, невозможный, порывистый... и такой нужный.
Савиньяк схватил его за руки, опрокинул на себя и впился в губы, подавляя, заглушая собственный хриплый стон.
- Тише, - Валентин положил палец ему на губы. – Не кричи. Ты же не хочешь, чтобы нас услышали?
Черные глаза расширились от искреннего возмущения. Не воспользоваться этим было невозможно.
- Разведчик должен иметь безграничную выдержку, не так ли? Предлагаю проверить Ваше соответствие новому званию, капитан Сэ.
Валентин переместился на пол, устроился между ног Арно и обхватил чужой член губами, тут же выпустив.
- Нет... – прохрипел Арно. – Нет!
Валентин повторил движение, потом еще раз, и еще. Савиньяк прикусил губу, явно сдерживая крик. Пожалуй, Вам стоит еще потренировать выдержку, капитан. Валентин снова обхватил член, на сей раз, принимая его глубже, затем выпустил и несколько раз провел по всей длине языком.
- Нет? Ты уверен?
- Пожалуйста... – осипшим голосом попросил Арно. – Пожалуйста... еще...
- Как прикажете, капитан.
Валентин сжалился над теряющим разум виконтом и временно отвлекся на живот и внутреннюю сторону бедер – поглаживая, покусывая, зализывая, целуя. По подбородку Арно стекала одинокая капля крови – он прикусил губу так, что лопнула тонкая кожица. Валентин опустился на кровать рядом с ним, притянул Сэ к себе и поцеловал – глубоко, так, чтобы перекрыть чужое дыхание. Рукой он продолжал ласкать его, также как, ласкал себя, мечтая об Арно – быстро и сильно. Савиньяк громко захрипел прямо в поцелуй и, задрожав, кончил. Валентин вытер ладонь о простынь и чуть отстранился.
****
Создатель, Абвении, Закатные твари! Когда оглушающий звон в ушах стих, Арно повернулся к Валентину. На обычно отстраненном лице написано явное торжество, зеленые глаза все еще темны от желания. Об этом Арно даже не мечтал. Он чуть опустил взгляд, и щеки затопило жаром. Он никогда раньше никого не ласкал так, но еще год назад он и подумать не мог, что будет кусать губы и сдерживать крики от прикосновений Ледяного Спрута, который невозмутимостью прославился на всю Западную армию.
Савиньяк потянулся к чужому члену, но Валентин тут же перехватил его руку, потер большим пальцем запястье, коснулся губами мизинца и щекотно прошелся языком по ладони. Арно тихо выдохнул:
- Ты... не хочешь?
Но ведь видно же, что и он возбужден... Почему?
- Не хочу, - согласился Валентин.
Серьезный голос никак не вязался с хитрой улыбкой, еще вчера немыслимой на этом непроницаемом лице. Придд снова принялся ласкать его ладонь губами, пальцами, языком, и Арно совсем растерялся.
- Валентин?
- Я не хочу, - покусывая ладонь, отозвался Валентин. – Не хочу, чтобы все закончилось так быстро.
Арно удивленно моргнул, но не стал возражать, позволяя Валентину делать все, что он хочет. Это даже забавно – наблюдать за тем, как лед закипает. Придд снова невесомо коснулся его губ, медленно затягивая в поцелуй. Арно охотно откликался, забыв, где они.
Громкий стук заставил его быстро отвернуться и вздрогнуть.
- Тише, - Придд снова начал поглаживать горячей ладонью живот, возвращая утихшее возбуждение. – Тише, не бойся, это в соседней комнате уронили стул.
Арно прикрыл глаза. В конце концов – какая разница? Даже если сейчас сюда явятся дриксы – он не в силах прекратить. Раньше он мог остановиться. Сейчас – нет.
Валентин несколько раз обвел пальцем его родинку и встал на колени, потянув любовника, поворачивая его к себе спиной. Арно подчинился и с удовольствием откинул голову на плечо Придду, отдаваясь его рукам. Валентин целовал и покусывал шею, плечи, терся носом и щекой о волосы, а изящные ладони ласкали грудь и живот. Укусы чередовались с нежными поцелуями, пальцы то теребили соски, то с силой оглаживали бока. Арно упивался ощущением какого-то невозможного, невообразимого счастья. Неужели это Валентин? Холодный, бесстрастный полковник Зараза? Ледяной Спрут? Невозмутимость всея Западной армии?
Валентин сильно сжал сосок пальцами, одновременно легко коснувшись возбужденного члена и Арно со стоном прогнулся, приникая теснее и впившись в его губы. Он не просто целовал, он безмолвно кричал в чужие губы, просил, объяснялся в любви. Арно провел языком по чужому нёбу, и Валентин вздрогнул всем телом.
- Что ты... делаешь... со мной...
Задыхающийся, лихорадочный шепот. Неужели эти слова произносит полковник Придд? Арно не верил собственным глазам и ушам.
- Только ты... не могу... тварь Закатная... твои глаза, голос... всегда со мной... я пытался... прекратить, забыть, запретить... вырваться... я безумен, пусть так... хоть в Рассвет, хоть в Закат – только с тобой...
Сердце забилось так, что у Арно зазвенело в ушах. Сейчас он не мог выдавить ни единого слова, но Валентина бьет дрожь, он шепчет невозможные слова, беспорядочно целует, не разбирая, куда, гладит и ласкает, задыхается. Молнией сверкнуло решение. Арно не мог сейчас ответить словами, в горле застряли безмолвные крики и стоны, если он позволит себе хоть звук... но он поступит иначе. Арно потерся ягодицами о член Валентина, надеясь, что тот поймет.
- Арно?
Понял. В голосе такое же неверие и надежда, как в детстве перед Зимним Изломом, когда ждешь желанного подарка и боишься, что не получишь его. Вместо ответа Арно снова двинул бедрами и улыбнулся. Да, Валентин. Да.
*****
У Валентина помутилось перед глазами. Сбывалось самое желанное, самое сокровенное, о чем он не позволял себе даже мечтать. Такие видения являлись только в горячечных снах, когда Придд был больше не властен над мыслями и желаниями.
Валентин глубоко поцеловал любовника и приложил к его губам указательный палец. Арно ласкал его языком, посасывал так, что Валентину срочно пришлось вспоминать уроки по землеописанию, иначе все грозило закончиться, толком и не начавшись. Собственная игра обернулась против него, потому что теперь стоны и крики сдерживать приходилось и ему.
Арно прикусил кончик пальца, снова пощекотал его языком и выпустил, слишком выразительно потираясь, чтобы приглашения можно было не заметить. Валентин снова втянул его в глубокий поцелуй и, немного поласкав вокруг, втолкнул палец внутрь. Арно напрягся, замер и хрипло застонал. Валентин, не отрываясь от любимых губ, второй рукой заласкал открытую шею. Постепенно тело любовника расслабилось, и Валентин пошевелил пальцем, вызвав новые сдавленные хрипы.
Когда внутри двигались уже два пальца, Валентин оторвался от чужих губ, чтобы перевести дыхание. Арно быстро откинул голову ему на плечо и беспомощно, на выдохе, прошептал:
- Твой...
Сдержанность и самоконтроль вмиг провалились к Изначальным тварям. Валентин вынул пальцы, коснулся членом входа и, прижав ладонь к губам Арно, вошел резко и сразу. Он знал, что причиняет боль, знал, что слишком спешит, но ему казалось – еще минута и он сойдет с ума прямо здесь. Арно что-то прохрипел и Валентин убрал руку, тут же впившись в губы поцелуем.
Создатель! Валентин входил глубоко, сильно и медленно. От того, как вздрагивал в его руках Арно, как он тихо стонал, как кусал губы, как целовал, сбивая дыхание, туманилось в голове. Разрядка приближалась, и он ускорил темп. Арно что-то всхлипнул, прижался и впился зубами в собственную ладонь. Невероятным усилием воли Валентин заставил себя остановиться и глубоко вдохнуть. Это невозможно, невероятно – Арно здесь, стонет в его руках, дрожит и мечется в полубезумии...
Савиньяк резко подался назад, углубляя проникновение. Осознав, чего он хочет, Валентин сам себе не верил. Арно... ты... позволишь?
Тело, не скованное предрассудками и размышлениями, решило само. Валентин зарычал, впился Арно в плечо и выплеснулся, не разрывая контакта. Через мгновение Савиньяк выгнулся в его руках.
- Арно... я...
- Тише, - шалая улыбка на красивом лице, таком красивом, что раньше за такое в Эйнрехте жгли на кострах... – Все хорошо. Теперь все хорошо. Я тоже.
Валентин снова поцеловал свое сумасшедшее золотоволосое счастье и улыбнулся. Да, теперь все будет хорошо. Они переживут эту войну. Обязательно.
Автор: не я
Категория: Слэш
Пейринг: Арно Савиньяк/Валентин Придд
Рейтинг: NC-17
Жанр: Romance, angst, hurt/comfort, ust.
Размер: Мини
Статус: Закончен
Дисклеймер: Ни на что не претендую, играюсь
Примечание: это чудо написало в подарок мне мое солнышко, за что я безмерно благодарна! Солнышко просило не раскрывать авторство и если вдруг решит, что не хочет видеть эту запись в общем доступе - я удалю. До тех пор всем любителям приддоньяка - добро пожаловать!
читать дальшеИзмученный тяжелым разведывательным рейдом капитан «фульгатов» Арно Савиньяк уже час сидел за столом в своей комнате и безнадежно взирал на бутылку «Черной Крови», присланной братьями в честь повышения. Пить по такому поводу одному – глупо. Не Алва же он, в самом деле – напиваться в одиночку. С генералом Ариго – не по чину. А важнее всего то, что единственным человеком, с которым виконт Сэ действительно хотел разделить эту радость, был Валентин Придд, полковник, и, вот уже несколько месяцев – лучший друг. И именно из-за этой невыносимой Заразы Арно сейчас и не мог ни на что решиться.
Создатель! Как же было хорошо, когда он его просто ненавидел! Мать не зря всегда говорила: «Сильные чувства не исчезают сразу и бесследно, но могут превратиться в другие. Столь же сильные». О жгучей ненависти, сменившей привязанность, он слышал много, и не раз выступал секундантом на дуэлях вчерашних лучших друзей. Но чтоб наоборот?
Когда Валентин из «потомственного предателя» стал для виконта тем человеком, ради которого он готов был умереть – тоже было хорошо. Говорить ночами напролет, искать друг друга в бою, фехтовать и веселиться – Арно тогда казалось, что о лучшем друге и мечтать нельзя. При ближайшем рассмотрении Валентин оказался неожиданно понимающим, мягким и надежным.
Арно был абсолютно, беззаботно счастлив. Конец света удалось отложить еще на Круг, у него были прекрасная семья, самое замечательное во всей Кэртиане начальство и лучший из возможных друзей. А потом началось... тот проклятый вечер Савиньяк помнил так, словно он был вчера, хотя прошло уже два месяца...
- Полагаю, повышения тебе ждать недолго, Арно.
- Еще бы, куда я денусь-то? Я ж Савиньяк, а мы все дослуживаемся до маршала! Ли и Эмиль уже, остался только я. Только после плена мать очень уж тревожится.
Валентин молчал долго и Арно удивленно на него взглянул.
- Ты носишь имя своего отца, которого предательски застрелил муж моей сестры. Это имя приносит вашей семье несчастия, а убить Савиньяка может только друг. Верно?
Арно прикусил язык. Здесь, в Торке, рядом с генералами Ариго и Райнштайнером слишком легко забывалась родовая вражда. Мать, как и братья, никогда и ничего не высказывала против их дружбы с Валентином, но не вспоминала ли об этом и она?
- Знаешь, я устал, - тихо произнес Арно, не надеясь, что Придд поймет.
Не поймет, как он устал от всего этого – от постоянного призрака отца за спиной, от того, что должен «быть достойным своих братьев», что его судят только по семье, и никто не хочет видеть, каков он на самом деле, он - Арно. «Савиньяка может убить друг» - Арно всей душой ненавидел эти слова, которые ему припоминали к месту и не к месту. Любой может встретиться с лицемером и предателем, любой, кроме Рокэ Алвы, который уже нарвался так, что перестал доверять вообще всем. На всякий случай. Валентин куда беззащитнее против предательства, чем он, Арно – но кого это волнует? Он же Придд – ему ведь положено совсем иное, да? Арно любил мать и братьев, гордился отцом, о котором пока от всех слышал только хорошее, но он устал быть центром чьих-то ожиданий, надежд, устал «оправдывать свою фамилию», устал от того, что за него уже решили не только его судьбу, но и характер. Все желают видеть настоящего Савиньяка – улыбчивого, верного, смелого, любящего лошадей. Стоит лишь на шаг отступить от образа и слышится навязшее в зубах: «Рафиано!». В этом мире нельзя быть собой – только частью какого-то рода, нести в себе черты, определяемые кровью, ничего своего иметь не позволено. А если ему это и удается – доброжелатели тут же отыщут подходящего предка, на которого «он так похож». В Торке легче. Здесь судят не по фамилии, а по делам. Всех. Даже Валентина, главу Дома Волн. Всех, но только не Арно. Даже горячо любимый генерал Ариго и тот... Арно болезненно поморщился. Даже генерал Ариго видит в нем «младшего сына маршала Арно», «истинного Савиньяка». Арно сжил губы, чтобы не высказать все это вслух. Придду хватает и своих несчастий, зачем ему чужие?
Но Валентин понял без слов. Все и сразу.
- Для меня все не так, - он сжал ладонью его плечо. – Ты – это только ты.
Арно удивленно вскинулся и на душе тут же потеплело. При необходимости Валентин лгал так виртуозно, что ему удавалось провести даже Лионеля. Но Арно знал – когда он так сжимает губы, словно перед прыжком в холодную реку – он говорит правду. А неглубокая складка на лбу означает, что он думал об этом уже не раз. Искреннюю мимику Валентин позволял себе только с ним и генералом Ариго, и это Арно тоже заметил давно.
- Спасибо.
Арно повернулся к окну, ночь была совершенно безлунной и беззвездной. В стекле отражалось дрожащее пламя свечей. От Валентина, да и от самого Арно, все еще пахло хвоей – угораздило же на обратной дороге забрести в еловый подлесок и попасть там под дождь. Он снова повернулся к Валентину и осторожно выпутал очередную иголку из влажных волос.
- Кажется, эти ели долго еще будут нас преследовать.
- Такое упорство достойно высшей похвалы, - серьезно отозвался Валентин.
- Ты для меня тоже – только ты.
- Прошу прощения?
- Как и я для тебя, - быстро пояснил Арно. – Я вижу, как ты сражаешься и пьешь. Я знаю, как ты лжешь и как говоришь правду. Для меня ты – Валентин. Мой друг. А уже потом – полковник, герцог, Суза-Муза и кто ты там еще.
- Потомственный предатель, прихвостень Альдо Ракана, паркетный шаркун, перебежчик, бездушный Спрут, - бесстрастно продолжил Валентин и Арно смутился.
- Долго ты мне будешь это припоминать?
- Прости, - он как-то рвано передернул плечами, и Арно стало совсем плохо. Неужели Валентин до сих пор не простил его?
- Хорошо, если тебе не хватило моей, давай сюда свою шляпу, - горестно протянул виконт Сэ и Валентин, наконец-то, улыбнулся.
- Она мне еще пригодится, - покачал он головой. – Прошу меня простить, Арно. Очевидно, я позволил себе лишнего.
- Брось, - вздохнул Арно. – Если ты не сможешь простить – я пойму. Я и вправду такого наговорил...
- Я простил еще до того, как твои извинения мне передал генерал Райнштайнер и задолго до того, как ты повторил их лично, вернувшись из плена. Но...
Теперь уже Арно обеими руками сжал плечи Валентина и посмотрел в глаза. Он тоже все понял без слов. Придд простил, но раны, нанесенные глупыми и жестокими словами, оказались слишком глубокими, и заживать они будут долго. Арно уже знал, чего Валентин наслушался и в Багерлее, и от Окделла, и в Олларии и даже здесь, в Торке, от других, когда только прибыл. Но так сильно ранили его именно эти оскорбления.
- Потому, что их говорил ты.
Валентин мгновенно ответил на невысказанный вопрос и Арно смутился, хотя мог бы уже и привыкнуть, что близкие по его лицу все читают, как в открытой книге. Особенно Валентин.
- Арно, если у тебя сейчас нет других дел, я был бы тебе благодарен, если бы ты мог кое-что мне подсказать.
- Что? – теньент даже вздохом подавился. Что сейчас сказал самый идеальный полковник всей Западной армии?
- Я понимаю твое удивление, - смущенно улыбнулся Валентин. – Но я серьезно. Не могу свести воедино донесения и начертить карту. Вернее, могу, но с твоей помощью все получится быстрее и лучше. Ты – разведчик, ты хорошо запоминаешь местности, к тому же...
- Ладно, не оправдывайся, - засмеялся Арно. – Тебе просто нужна помощь, не надо мне доказывать, что ты справишься сам. Никто в тебе не сомневается. Тащи свои донесения.
Виконт Сэ вернулся к столу, придвинул два стула, прижал подсвечниками края на четверть законченной карты, и нетерпеливо побарабанил пальцами по столу.
Вот в тот вечер и начался для капитана Савиньяка личный Закат. Валентин слушал его замечания, задавал вопросы – не ироничные, как раньше, а серьезные. Делал именно то, что велел Арно. Такое полное доверие к его знаниям и умениям заставило виконта Сэ выложиться, как никогда. Похвалы, полученные от генерала Райнштайнера наутро стали лучшей наградой за бессонную ночь. С тех пор Валентин не только делился своим опытом и знаниями с Арно, но и сам учился у него. Учил фехтовать и учился верховой езде. Учил основам стратегии и тактики и учился рисовать в голове любую местность. Иногда они даже разыгрывали вдвоем великие сражения прошлого, пытаясь изобрести тактику, которая изменила бы историю. И Арно понимал, что с каждым днем все глубже увязает в трясине. Сначала он просто начал скучать, когда Валентин надолго отлучался из ставки. А потом начались сны – и в тот день Арно проклял все. С каждым днем явь все прочнее сплеталась с ночными видениями, и он уже не понимал – на самом ли деле он целовал Валентина, плавясь от его медленных, выматывающих ласк, или это очередная лихорадочная фантазия. Пока ему еще удавалось себя не выдать, но Арно не знал, как долго ему еще будет везти. Положение ухудшалось тем, что Валентин все чаще и чаще искал его общества. Арно боялся даже представить себе, что скажет Валентин, узнав о его чувствах. Хватило лишь раз представить себе, как спокойное лицо искажается детской обидой, как плещет из зеленых глаз разочарование, как кривятся тонкие бледные губы в презрении, чтобы он поклялся себе скорее умереть, чем признаться. Арно горько усмехнулся. В кои-то веки репутация «истинного Савиньяка» помогала. Все, даже генерал Ариго, думали, что юный теньент, а теперь уже капитан, рвется в бой, чтобы поскорее дослужиться до маршала. И все одобрительно улыбались и только слегка журили «молодость, горячность и неосторожность». И никто не знал, что Арно уже не мечтает о маршальской перевязи. Никто не знал, что в любой стычке он просто ищет «свою» пулю. Было мучительно стыдно осознавать, какую боль причинит Валентину его смерть, но... Арно понимал, что долго ему так не выдержать. Или он совсем сойдет с ума, или признается. И мгновенно потеряет друга, попутно еще запятнав честь мундира и опозорив семью. Косые взгляды, осуждение, грязные сплетни мерещились ему почти постоянно, хотя Арно знал, что ничего такого быть не может. Пока еще повода нет.
Единственный «достойный Савиньяка» выход – погибнуть в бою, прихватив с собой побольше «гусей». Пока еще Синеглазая Сестра Смерти не спешила на свидание с молодым капитаном «фульгатов», но Арно не отчаивался. Сын и брат маршалов твердо усвоил одно: война не щадит никого. Сейчас с дриксами заключено временное перемирие, но оно никогда не длилось долго. Ему нужно просто подождать.
Тихий стук в дверь прервал его размышления и Арно поднялся. Ну, и кого принесло, когда он тут «празднует повышение»?
- Уже и «гуси» успокоились, что вам-то неймется? - буркнул Арно, распахивая дверь. За ней обнаружился Валентин.
- Я тебе помешал? – осторожно уточнил Придд.
- Нет, - Арно заставил себя улыбнуться. – Конечно, нет! Входи. Я и сам собирался тебя пригласить. Как видишь, я тут праздную.
- Вижу, - тихо ответил Валентин и Арно уловил знакомые стальные нотки.
*****
Валентин медленно прошел в комнату и опустился на кровать. К сожалению, генерал Ариго оказался прав – все зашло слишком далеко и дело очень плохо. Валентин закусил внутреннюю часть щеки. Как так вышло, что никто ничего не замечал? И почему не понял он сам? Ведь он уже видел подобное, именно таким однажды приехал домой Юстиниан. Тогда все думали, что он просто торопился обратно на войну, и лишь после его смерти Валентин уже здесь, в Торке узнал, что Джастин искал смерти, искал, пока с ним не поговорил Алва.
Он проводил с Арно целые дни и вечера, они вместе сражались, веселились, разыгрывали сражения и рисовали карты. Они рисковали друг за друга жизнями и, смеясь, фехтовали на площадке. Валентин замечал, когда Сэ грустил или чего-то боялся, видел, как устал он быть для всех «Савиньяком» и ни для кого – самим собой. Но он не понял главного: все это время Арно медленно умирал. И эта комната: идеально чистая и в полном порядке, тому подтверждение. Вся армия была уверена – в день, когда Арно получит повышение, его друзья будут гулять в трактире до утра. А вместо этого виконт Сэ всех поблагодарил и, сославшись на крайнюю усталость, заперся у себя в комнате, сидит в одиночестве, смотрит на закупоренную бутылку «Крови» и...
- Арно, - осторожно начал Валентин. – Прости, если я вмешиваюсь не в свое дело, но что происходит?
Арно вздрогнул, оперся ладонями о стол, явно собираясь с силами, а потом развернулся и прямо взглянул в глаза. И теперь Валентин испугался по-настоящему. Сильнее, чем в день, когда в ставку явился Окделл и выстрелил в Арно, ранив его в плечо. Сильнее, чем когда приехал сюда из Олларии, увидел ненависть в темных глазах и понял, что далекая, детская и неправильная, запретная влюбленность из Лаик, никуда не пропала, и он сделает все, чтобы заставить Арно посмотреть на себя иначе...
Молодой полковник вернулся в свою комнату, запер дверь на ключ, медленно разделся, аккуратно складывая одежду на стул, лег на кровать и с удовольствием вытянулся. Измученное за день тело настойчиво требовало отдыха. Валентин сложил руки за голову. На тренировке сегодня вышел забавный случай.
Он бился с Йоганном, а рядом фехтовали Норберт и Арно. Валентин выкладывался изо всех, он отчаянно пытался доказать виконту Сэ, что... В самом деле, что? Он и сам не знал ответа, но ему казалось жизненно важным не ударить в грязь лицом при Арно, показать ему все свое умение. Боль в душе от злых издевок остроумного виконта не утихала и на день, вслух Валентин отвечал ему взаимностью, но там, на фехтовальной площадке он дрался с напором, беззвучно прося: «Посмотри же на меня! Я такой же, как ты, я не придворный шаркун! И я не предатель!».
Валентин своего добился, Арно заинтересовался и почти не сводил с них глаз, вызвав изрядное недовольство барона Ульриха-Бертольда. Но ничего не изменилось – черные глаза смотрели с такой же ненавистью и презрением.
Полковник вздохнул и повернулся, уткнувшись лицом в подушку. Он чувствовал какую-то детскую обиду и растерянность. За что, Арно? За Карла Борна? Но стрелял не я. За Альдо Ракана? У меня не было выбора, я должен был сделать хоть что-то. Неужели за Ричарда Окделла? Почему, Арно? Почему ты так веришь этому ничтожеству и почему совсем не веришь мне? Только потому, что Арнольд Арамона поступил с Ричардом несправедливо? Тебе жаль его? Но почему ты поступаешь также несправедливо со мной? Ричард не заслужил наказания в галерее, а я, Арно? Неужели я заслуживал Багерлее? Ты понял его, почему же не хочешь понять меня?
Валентин резко выдохнул. Больно. Еще несколько лет назад, в Лаик он понял, что бедствия семьи Приддов не окончились на Юстиниане. За что убили брата, Валентин не знал, но однажды нашел в библиотеке недописанное письмо Юстиниана Рокэ Алве.
Окончательно все он понял только в Лаик, когда день за днем наблюдал за Арно. И осознал, за что убили Юсти. Валентин замкнулся, но в памяти бережно хранил каждый разговор и каждый взгляд. Такие, как он – уродство в высшем свете Талига, позор семьи. Валентин ни на что не рассчитывал и даже пытался заглушить чувства разнообразными разовыми связями, но они не приносили облегчения, лишь еще сильнее подталкивая его к краю пропасти – всякий раз он закрывал глаза, чтобы представить, будто целует Арно, перебирает его волосы и стискивает его плечи.
А потом он выехал в Торку и отчаянно ждал встречи с однокорытником. Как же он надеялся, что Арно поздравит его с полковничьим чином, как хотел рассказать обо всем, что пережил при Ракане... Но с первой же минуты понял – этого не случится. Пока Валентин при дворе Альдо дрался за свою жизнь и своих людей, Арно успел возненавидеть его. Но за что? Почему?
Валентин отвлекся от воспоминания. Все это уже позади, теперь Арно смотрит на него иначе. И Валентин горячо благодарил судьбу. Это самое большее, на что он может рассчитывать – быть ему лучшим другом. И пусть Арно никогда не узнает, как отчаянно хочется обвести пальцем родинку на левой щеке, увидеть, как загораются страстью черные глаза, вдохнуть травяной запах спутанных золотых волос, ощутить терпкий вкус вина на жестких, обветренных губах и на выдохе услышать заветное: «Мой». Валентин научился довольствоваться тем, что имел.
- Ничего, - Арно, будто опасаясь чего-то, отступил на несколько шагов. – Просто мне сейчас не до праздника.
- Дурные вести из дома?
- Нет.
Молчание обрушилось холодным ливнем и застыло ледяной прозрачной стеной между ним и Арно. Но почему? Валентин внутренне сжался. В тот вечер перед боем на Мельниковом лугу он и не ожидал, что завоевать дружбу Арно удастся так легко. Один счастливый вечер и несколько недель бесконечных тревог, когда Валентин не знал, жив ли его виконт и где он. А потом, когда Арно вернулся из плена, его жгучая ненависть на удивление легко переродилась в симпатию. Все эти месяца Валентин упивался их дружбой – искренней, простой и теплой. С Арно он мог, наконец-то, не опасаться предательства и мог не лгать. Вчерашние враги понимали друг друга даже без слов. Неужели теперь снова?
- Арно, - Валентин призвал на помощь всю выдержку, чтобы тщательно подобрать нужные слова. – Я тебя чем-то обидел?
- Нет! – воскликнул Савиньяк. – Не думай даже!
- Тогда в чем дело? Почему ты уже два месяца старательно меня избегаешь?
- Я... – Арно запнулся. – Я не избегаю тебя. Просто много дел и...
- Я слишком часто говорил то же самое, - горько усмехнулся Валентин. – И я слишком хорошо знаю, что это значит. От чего ты пытаешься сбежать в Закат, Арно? И почему ты сам не пришел ко мне?
- Я не хочу об этом говорить.
- А я – хочу, - разозлился Валентин. – Ты называешь меня другом, ты закрываешь меня собой в бою и думаешь, я буду спокойно смотреть, как ты день за днем пытаешься...
Арно обессилено сполз по стене на пол, обхватил колени и глухо застонал, уткнувшись в них лицом. Валентин поперхнулся словами, уже готовыми сорваться с языка, и подошел к нему, присел рядом и обнял за плечи.
- Арно...
- Уходи. Пожалуйста.
- Нет.
- Валентин, я не шучу.
- Я тоже.
- Ты хочешь знать, что происходит? Хорошо.
Он поднял голову. Уголки губ опущены, глаза потухли и смотрят, словно сквозь собеседника. Валентин надеялся никогда не увидеть такого выражения на лице Арно. Что-то выжигает его в душе, но в чем дело? Может быть...
Вкус чужих губ оборвал мысли, и Валентин настороженно замер. Если Арно решил так пошутить... Тихий стон, низкий, откровенный, огрубевшая рука Арно на щеке, пропахшие порохом непослушные волосы, Закатное пламя в черном взгляде... Если это сон, Валентин не желал просыпаться. Если лихорадочный бред – отказывался лечиться. Если это Закат – он лучше любого Рассвета. Создатель, как же хорошо...
- Прости. Я понимаю, что теперь ты презираешь меня. Если желаешь дуэли – я готов. Я пытался справиться с собой. И не смог. Но вряд ли мне осталось долго, война не щадит неосторожных...
- Замолчи! – зашипел Валентин. – Не смей!
Арно потрясенно замолчал, и в глазах отразилось отчаяние. Валентин прижал его к себе и сделал то, о чем мечтал еще с Лаик – обвел указательным пальцем родинку.
- Я не позволю тебе погибнуть. Ты понял меня?
Он притянул невозможного виконта к себе, поцелуями поднялся от шеи к уху и быстро зашептал давно сдерживаемое:
- Я люблю тебя, давно, с Лаик. Всегда любил... даже когда ты ненавидел меня. Арно... что же ты творишь? А если бы не повезло? Ты хоть понимаешь, что... никогда... не смей никогда, слышишь?!
****
Валентин шептал, а казалось – кричит. Арно отшатнулся и неверяще уставился на него. «Люблю»? «С Лаик»?! Да что за чушь он несет?
- Валентин, если ты это ради того, чтобы я...
- Нет, - Придд снова придвинулся, почти невесомо прикусил его нижнюю губу. – Нет.
Арно рвано выдохнул и поддался чужой ласке. Валентин осторожно, едва касаясь, провел языком по его нижней губе, чужие пальцы мягко вплелись в волосы. Этого не может быть, не может! Это сон, бред, фантазия... Язык сменили губы – обветренные, жесткие, самые желанные на свете. Валентин прихватывал то верхнюю губу, то нижнюю, то покусывал шею, то терся носом о щеку. Тонкие изящные пальцы щекотно прошлись по ладони и сплелись с его собственными. Создатель, да как же хорошо!
- Арно...
Едва слышный стон, на выдохе, тенью мелькнувший страх в серых глазах. Они должны остановиться... не здесь, не сейчас... Валентин чуть прикусил кончик его языка и тут же зализал укус. Арно выгнулся и с трудом сдержал вскрик. Это слишком, слишком... Больно, даже на мгновение прерваться – больно и страшно.
- Валентин... не сейчас... не здесь... могут услышать...
Придд только покачал головой, улыбнулся и снова втянул его в поцелуй – медленный, чувственный, глубокий. Служанка в доме матери рассказывала, что так сливаются души... Впервые Арно подумал, что это правда. Сквозь покусывания, столкновения губ и языков он словно почувствовал все, что Валентин хотел сказать, все чувства, которые до сих пор скрывались за ледяной коркой невероятной вежливости.
Укус в шею оказался таким сильным, что Арно вскрикнул. Валентин улыбнулся:
- Ты такой... чувствительный.
Савиньяк не поверил глазам и ушам – алые от поцелуя губы, порозовевшие скулы, потемневший, как штормовое море, серый взгляд и невозможные, невероятные слова от этого... этого... воплощения...
-... придворного этикета!
- Если ты хочешь, - тихим, серебристым смехом отозвался Валентин. – Можно и так.
Арно непонимающе моргнул и только тут понял, что последние слова ляпнул вслух. Валентин оставил в покое его волосы, прижался ладонью к щеке, приблизился, почти касаясь губ, и тихо зашептал:
- В старых руководствах по этикету рассказывают, что этот поцелуй был в ходу при дворе первых Олларов. Авторы советовали выучить несколько стихотворений и изящных комплиментов и произносить их, глядя в глаза.
Горячее дыхание касалось губ, будоража и дразня. Арно потянулся вперед, но Валентин чуть отклонился и продолжил:
- Также позволительно рассказывать о своих чувствах. Полагаю, что я не ошибусь, предположив, что ты предпочтешь второе. Хотя неделю назад мне довелось выслушать от корнета Понси очередное творение, так что если я неправ...
Савиньяк, уже почти забывший, где он, отчаянно замотал головой. Только не пни и не Барботта! Лучше уж Закатные Твари вместе с ызыргами, киркореллами и птице-рыбо-девами.
- С самого первого дня... Люблю. Я был согласен оставаться другом, чтобы быть рядом. Когда ты попал в плен – я ждал тебя каждый день. Я не отпущу тебя в Закат.
Арно не выдержал, прижался к чужим губам, свободной рукой попытался расстегнуть застежки, но ничего не вышло. Валентин медленно отстранился, поднялся и потянул его за собой на кровать, на ходу избавляясь от одежды.
Холодные простыни, коснувшись разгоряченного тела, ненадолго вернули виконту разум:
- Валентин...
Так трудно не подаваться навстречу лихорадочным пальцам...
- Валентин, если кто-то узнает и расскажет...
- Я убью его.
Горячий шепот в самое ухо, грубые поглаживания, болезненный укус в шею. Арно не выдержал и застонал.
****
Валентин быстро наклонился и заглушил стон Олененка. Вряд ли ночью кто-то их услышит, но рисковать не следует. Когда Арно затих и немного успокоился, Валентин осторожно коснулся губами его скулы, шеи, груди и прихватил зубами сосок. Олененок выгнулся на постели, комкая в ладонях грубые простыни. Сколько же в нем вот этого – огня, самой жизни. Ненависть Арно била наотмашь, заставляя по ночам стискивать зубы от обиды, а безответная, как он думал, любовь, едва не толкнула на самоубийство. Валентин беззвучно вздохнул и оседлал бедра Арно. Сумасбродный, невозможный, порывистый... и такой нужный.
Савиньяк схватил его за руки, опрокинул на себя и впился в губы, подавляя, заглушая собственный хриплый стон.
- Тише, - Валентин положил палец ему на губы. – Не кричи. Ты же не хочешь, чтобы нас услышали?
Черные глаза расширились от искреннего возмущения. Не воспользоваться этим было невозможно.
- Разведчик должен иметь безграничную выдержку, не так ли? Предлагаю проверить Ваше соответствие новому званию, капитан Сэ.
Валентин переместился на пол, устроился между ног Арно и обхватил чужой член губами, тут же выпустив.
- Нет... – прохрипел Арно. – Нет!
Валентин повторил движение, потом еще раз, и еще. Савиньяк прикусил губу, явно сдерживая крик. Пожалуй, Вам стоит еще потренировать выдержку, капитан. Валентин снова обхватил член, на сей раз, принимая его глубже, затем выпустил и несколько раз провел по всей длине языком.
- Нет? Ты уверен?
- Пожалуйста... – осипшим голосом попросил Арно. – Пожалуйста... еще...
- Как прикажете, капитан.
Валентин сжалился над теряющим разум виконтом и временно отвлекся на живот и внутреннюю сторону бедер – поглаживая, покусывая, зализывая, целуя. По подбородку Арно стекала одинокая капля крови – он прикусил губу так, что лопнула тонкая кожица. Валентин опустился на кровать рядом с ним, притянул Сэ к себе и поцеловал – глубоко, так, чтобы перекрыть чужое дыхание. Рукой он продолжал ласкать его, также как, ласкал себя, мечтая об Арно – быстро и сильно. Савиньяк громко захрипел прямо в поцелуй и, задрожав, кончил. Валентин вытер ладонь о простынь и чуть отстранился.
****
Создатель, Абвении, Закатные твари! Когда оглушающий звон в ушах стих, Арно повернулся к Валентину. На обычно отстраненном лице написано явное торжество, зеленые глаза все еще темны от желания. Об этом Арно даже не мечтал. Он чуть опустил взгляд, и щеки затопило жаром. Он никогда раньше никого не ласкал так, но еще год назад он и подумать не мог, что будет кусать губы и сдерживать крики от прикосновений Ледяного Спрута, который невозмутимостью прославился на всю Западную армию.
Савиньяк потянулся к чужому члену, но Валентин тут же перехватил его руку, потер большим пальцем запястье, коснулся губами мизинца и щекотно прошелся языком по ладони. Арно тихо выдохнул:
- Ты... не хочешь?
Но ведь видно же, что и он возбужден... Почему?
- Не хочу, - согласился Валентин.
Серьезный голос никак не вязался с хитрой улыбкой, еще вчера немыслимой на этом непроницаемом лице. Придд снова принялся ласкать его ладонь губами, пальцами, языком, и Арно совсем растерялся.
- Валентин?
- Я не хочу, - покусывая ладонь, отозвался Валентин. – Не хочу, чтобы все закончилось так быстро.
Арно удивленно моргнул, но не стал возражать, позволяя Валентину делать все, что он хочет. Это даже забавно – наблюдать за тем, как лед закипает. Придд снова невесомо коснулся его губ, медленно затягивая в поцелуй. Арно охотно откликался, забыв, где они.
Громкий стук заставил его быстро отвернуться и вздрогнуть.
- Тише, - Придд снова начал поглаживать горячей ладонью живот, возвращая утихшее возбуждение. – Тише, не бойся, это в соседней комнате уронили стул.
Арно прикрыл глаза. В конце концов – какая разница? Даже если сейчас сюда явятся дриксы – он не в силах прекратить. Раньше он мог остановиться. Сейчас – нет.
Валентин несколько раз обвел пальцем его родинку и встал на колени, потянув любовника, поворачивая его к себе спиной. Арно подчинился и с удовольствием откинул голову на плечо Придду, отдаваясь его рукам. Валентин целовал и покусывал шею, плечи, терся носом и щекой о волосы, а изящные ладони ласкали грудь и живот. Укусы чередовались с нежными поцелуями, пальцы то теребили соски, то с силой оглаживали бока. Арно упивался ощущением какого-то невозможного, невообразимого счастья. Неужели это Валентин? Холодный, бесстрастный полковник Зараза? Ледяной Спрут? Невозмутимость всея Западной армии?
Валентин сильно сжал сосок пальцами, одновременно легко коснувшись возбужденного члена и Арно со стоном прогнулся, приникая теснее и впившись в его губы. Он не просто целовал, он безмолвно кричал в чужие губы, просил, объяснялся в любви. Арно провел языком по чужому нёбу, и Валентин вздрогнул всем телом.
- Что ты... делаешь... со мной...
Задыхающийся, лихорадочный шепот. Неужели эти слова произносит полковник Придд? Арно не верил собственным глазам и ушам.
- Только ты... не могу... тварь Закатная... твои глаза, голос... всегда со мной... я пытался... прекратить, забыть, запретить... вырваться... я безумен, пусть так... хоть в Рассвет, хоть в Закат – только с тобой...
Сердце забилось так, что у Арно зазвенело в ушах. Сейчас он не мог выдавить ни единого слова, но Валентина бьет дрожь, он шепчет невозможные слова, беспорядочно целует, не разбирая, куда, гладит и ласкает, задыхается. Молнией сверкнуло решение. Арно не мог сейчас ответить словами, в горле застряли безмолвные крики и стоны, если он позволит себе хоть звук... но он поступит иначе. Арно потерся ягодицами о член Валентина, надеясь, что тот поймет.
- Арно?
Понял. В голосе такое же неверие и надежда, как в детстве перед Зимним Изломом, когда ждешь желанного подарка и боишься, что не получишь его. Вместо ответа Арно снова двинул бедрами и улыбнулся. Да, Валентин. Да.
*****
У Валентина помутилось перед глазами. Сбывалось самое желанное, самое сокровенное, о чем он не позволял себе даже мечтать. Такие видения являлись только в горячечных снах, когда Придд был больше не властен над мыслями и желаниями.
Валентин глубоко поцеловал любовника и приложил к его губам указательный палец. Арно ласкал его языком, посасывал так, что Валентину срочно пришлось вспоминать уроки по землеописанию, иначе все грозило закончиться, толком и не начавшись. Собственная игра обернулась против него, потому что теперь стоны и крики сдерживать приходилось и ему.
Арно прикусил кончик пальца, снова пощекотал его языком и выпустил, слишком выразительно потираясь, чтобы приглашения можно было не заметить. Валентин снова втянул его в глубокий поцелуй и, немного поласкав вокруг, втолкнул палец внутрь. Арно напрягся, замер и хрипло застонал. Валентин, не отрываясь от любимых губ, второй рукой заласкал открытую шею. Постепенно тело любовника расслабилось, и Валентин пошевелил пальцем, вызвав новые сдавленные хрипы.
Когда внутри двигались уже два пальца, Валентин оторвался от чужих губ, чтобы перевести дыхание. Арно быстро откинул голову ему на плечо и беспомощно, на выдохе, прошептал:
- Твой...
Сдержанность и самоконтроль вмиг провалились к Изначальным тварям. Валентин вынул пальцы, коснулся членом входа и, прижав ладонь к губам Арно, вошел резко и сразу. Он знал, что причиняет боль, знал, что слишком спешит, но ему казалось – еще минута и он сойдет с ума прямо здесь. Арно что-то прохрипел и Валентин убрал руку, тут же впившись в губы поцелуем.
Создатель! Валентин входил глубоко, сильно и медленно. От того, как вздрагивал в его руках Арно, как он тихо стонал, как кусал губы, как целовал, сбивая дыхание, туманилось в голове. Разрядка приближалась, и он ускорил темп. Арно что-то всхлипнул, прижался и впился зубами в собственную ладонь. Невероятным усилием воли Валентин заставил себя остановиться и глубоко вдохнуть. Это невозможно, невероятно – Арно здесь, стонет в его руках, дрожит и мечется в полубезумии...
Савиньяк резко подался назад, углубляя проникновение. Осознав, чего он хочет, Валентин сам себе не верил. Арно... ты... позволишь?
Тело, не скованное предрассудками и размышлениями, решило само. Валентин зарычал, впился Арно в плечо и выплеснулся, не разрывая контакта. Через мгновение Савиньяк выгнулся в его руках.
- Арно... я...
- Тише, - шалая улыбка на красивом лице, таком красивом, что раньше за такое в Эйнрехте жгли на кострах... – Все хорошо. Теперь все хорошо. Я тоже.
Валентин снова поцеловал свое сумасшедшее золотоволосое счастье и улыбнулся. Да, теперь все будет хорошо. Они переживут эту войну. Обязательно.
Вопрос: Понравился фик?
| 1. Да | 10 | (83.33%) | |
| 2. Нет | 1 | (8.33%) | |
| 3. Ничего так, но можно бы и лучше | 1 | (8.33%) | |
| 4. Есть предложения по улучшению, в комментариях распишу по пунктам | 0 | (0%) | |
| Всего: | 12 Всего проголосовало: 12 |
||
@темы: ОЭ, фанфики, приддоньяк
среда, 01 февраля 2017
Из понравившегося на стартовавшей ЗФБ.
wtf-kombat2017.diary.ru/p211832900.htm
#. WTF OE rare pairings 2017 — «Трудней, чем двадцать обрести корон» - потрясающая Катарина, внешне тот самый набожный гиацинт, внутренне - сильная женщина, желающая власти и идущая к ней. При этом, трогательно любит мужа и детей, и, вроде как, власть хочет отобрать не ради себя одной, но и для того, чтобы муж был королем, а не просто марионеткой на троне. Или хотя бы был ее марионеткой.
#. WTF OE rare pairings 2017 — «Привилегия командира» - моя заявка на приддоньяк, ура-ура-ура! Очень трогательно и нежно, у ребят первые робкие шаги навстречу и понимающий командир.
wtf-kombat2017.diary.ru/p211832884.htm
#. WTF OE rare pairings 2017 — «Марк и Лаконий» - историю прочитала с удовольствием, написано красиво, чудесный серьезный Джастин. Явно у него Валентин учился обходить распоряжения и прямые приказы, и явно у брата поднабрался идей для будущих демаршей.
wtf-kombat2017.diary.ru/p211836577.htm
#. WTF OE-AU 2017 - "Инспекция" - отличный юмор, так этому гусю дриксенскому и надо!
#. WTF OE-AU 2017 - "Снег лета" - грустная и красивая история о Валентине, пытающемся жить дальше после гибели Джастина.
#. WTF OE-AU 2017 - "Еще один день" - чудеснейший соулмейт-приддоньяк.
wtf-kombat2017.diary.ru/p211832900.htm
#. WTF OE rare pairings 2017 — «Трудней, чем двадцать обрести корон» - потрясающая Катарина, внешне тот самый набожный гиацинт, внутренне - сильная женщина, желающая власти и идущая к ней. При этом, трогательно любит мужа и детей, и, вроде как, власть хочет отобрать не ради себя одной, но и для того, чтобы муж был королем, а не просто марионеткой на троне. Или хотя бы был ее марионеткой.
#. WTF OE rare pairings 2017 — «Привилегия командира» - моя заявка на приддоньяк, ура-ура-ура! Очень трогательно и нежно, у ребят первые робкие шаги навстречу и понимающий командир.
wtf-kombat2017.diary.ru/p211832884.htm
#. WTF OE rare pairings 2017 — «Марк и Лаконий» - историю прочитала с удовольствием, написано красиво, чудесный серьезный Джастин. Явно у него Валентин учился обходить распоряжения и прямые приказы, и явно у брата поднабрался идей для будущих демаршей.
wtf-kombat2017.diary.ru/p211836577.htm
#. WTF OE-AU 2017 - "Инспекция" - отличный юмор, так этому гусю дриксенскому и надо!
#. WTF OE-AU 2017 - "Снег лета" - грустная и красивая история о Валентине, пытающемся жить дальше после гибели Джастина.
#. WTF OE-AU 2017 - "Еще один день" - чудеснейший соулмейт-приддоньяк.
@темы: ОЭ, Фандомная Битва
понедельник, 26 сентября 2016
Название: Традиция
Автор: НеЛюбопытное созданье
Категория: преслэш
Пейринг: Арно Савиньяк/Валентин Придд
Рейтинг: PG
Жанр: Angst, hurt/comfort, мистика.
Размер: Мини
Статус: Закончен
Дисклеймер: Ни на что не претендую, играюсь
Примечание: посыпая голову пеплом, признаю - когда я болею, то бываю редкостной вороной и ленивой коалой (нет, не по степени милоты, а по уровню лени в организме). По этой причине я почти 2 недели не залезала в сеть и не проверяла почту - и пропустила сообщение о Дне Рождения Daniela Tarkvini, в чем чистосердечно раскаиваюсь и посвящаю данный фанфик ей. Пусть с запозданием, но от всей души поздравляю с прошедшим праздником. Лапки к ушам не тяну, нет.
читать дальше
Одной из негласных, но свято блюдущихся традиций братства унаров было совместное ночное бдение, следующее аккурат за Фабиановым днем. В переводе с языка Загона на талиг это означало грандиозную гулянку с непременными возлияниями и проказами – не отпустить на нее оруженосца считалось просто-таки немыслимым, ведь именно эта ночь закрепляла дружеские союзы, возникшие за полгода, а иногда и порождала их. Считалось, что праздник свежеиспеченным оруженосцам оплачивают примерно поровну корона и монсеньоры, но, чаще всего разбуянившиеся «жеребята» щедро доплачивали сами, чтобы обеспечить себе незабываемые ощущения. Памятуя об этом – равно как и о собственных проделках и возрасте своих подопечных, только-только покинувших до того наглухо закрытые стены Лаик – обычно для увеселения компанию отправляли в те трактиры, рядом с которыми были публичные дома, а то и сразу к веселым девицам.
Так вышло и в этот раз – первый из фабианцев жаждал отпраздновать свое место в выпуске и залить горечь от невнимания кумира. Не слушая ничего, Сабве повлек всю компанию в широко известный в столице публичный дом «Чарующая мечта». Окделл пробовал было возразить, что подобное недостойно Человека Чести и не одобряется Церковью, но, не встретив поддержки даже в лице Валентина Придда, быстро сдался и, дичась, позволил веселящимся бергерам и южанам увлечь себя в сети разврата и пьянства.
Радушная хозяйка провела буйную компанию черно-белых юнцов в уютную гостиную, где уже нежились на кушетках, диванчиках и пуфиках полуодетые девицы. Дерзко и зазывно сверкали подведенные глаза, мягкие блики от свечей ложились на обнаженные плечи, позванивали яркие украшения. Красавицы со смехом обнимали юношей, усаживались к ним на колени или устраивались на полу, шаловливо поглаживая своих кавалеров на эту ночь.
Вчерашние унары, не теряя даром времени, притягивали поближе приглянувшихся девушек, отпускали пикантные шуточки, всячески стараясь произвести впечатление опытных ловеласов – впрочем, судя по всему, некоторые ими и являлись.
Арно, Берто, Франсуа, Жорж, Эдвард и Бласко вовсю любезничали с кокотками, намекая, что пирушка – пирушкой, но и продолжение в верхних комнатах тоже ждать себя не заставит. Бароны Катершванц, хоть и не расточали столь изысканных комплиментов, как эпинесцы, марикьяре и кэнналиец, добродушными улыбками привлекали не меньшее внимание.
Эстебан со товарищи, устроившиеся в центре комнаты, то и дело требовали, чтобы принесли еще вина и позвали других девиц, намекая, что присутствующих им слишком мало. Веселящиеся дамы, заливисто хохоча, обещали, что и сами управятся
Как ни странно, но холодноватые манеры Валентина и Юлиуса привлекли девушек едва ли не сильнее, чем жар уроженцев Эпинэ. Парочка смуглянок крутилась вокруг вассала Адлербергов, а троица самых смелых подступила к Придду. Спрут принял знаки внимания, как должное, не выделяя ни одну, но и никого не прогоняя.
Отдельно по гостиной расселись Ричард, вечно неуверенный в себе толстячок Карл и маленький Луиджи. Несколько девиц попробовали было подступиться к Окделлу, но тот так высокомерно вздернул голову, ухитрившись при этом набычиться – очевидно, воображая себя эсператистским святым, отвергающим искус Леворукого – что быстро был признан бесперспективным.
Постепенно веселье стало набирать обороты – через некоторое время свежеиспеченные оруженосцы с удивлением обнаружили, что девушки почтили своим вниманием даже Карла с Луиджи, переборовших стеснительность. Один только Повелитель Скал все так же твердо и незыблемо демонстрировал всем своим видом приверженность скучной добродетели.
- Ну же, Дик, - не выдержал Арно, - мы пришли веселиться и развлекаться, а ты сидишь с таким видом, что не поймешь, то ли проповедь слушаешь, то ли с отпевания сбежал. Выбери себе кого-нибудь. Вот, рядом с тобой такая милашка – неужели она не стоит твоего внимания? Тебя ведь не жениться заставляют.
- Я… это нехорошо… распутство – это грех…
- Савиньяк, ну вот кто тянул тебя за язык? - пьяно расхохотался Сабве. – Помянул проповедь – получи, но я её слушать не намерен.
- Маркиз Сабве, я не спрашивал вашего мнения, - отрезал Арно. – У вас своя компания – вот и не лезьте в чужие разговоры.
В воздухе явственно запахло ссорой, а то и дуэлью, но тут вмешался Салина.
- Господа уже-не-унары, довольно. Каждый развлекается так, как считает для себя приемлемо. На сегодняшнюю ночь нам приготовили кое-что необыкновенное, так не пора ли оценить этот сюрприз?
Все вопросительно переглянулись – о сюрпризе не слышал никто.
- Я позову, - ловко соскользнула с колен Колиньяра гибкая тоненькая брюнетка и ртутной каплей просочилась в коридор.
Через несколько минут раздались легкие шаги, дверь открылась и в комнату величественно вплыла молодая женщина необычайной красоты. Ее густые волосы были уложены в затейливую прическу, украшенную гребнями и цветами, шелковое платье окутывало точеную фигуру, не скрывая ни высокой груди, ни тонкой талии, ни стройных бедер. Широкий ворот, казалось, вот-вот соскользнет с хрупких плеч, увлекаемый вниз свободными рукавами, высокие разрезы не скрывали длинных ног. Крошечные изящные ступни и узкие ладони были покрыты затейливой росписью, на пальцах рук и ног посверкивали многочисленные кольца и перстни, мелодично позвякивали диковинные браслеты на запястьях и щиколотках, длинные серьги ласкали шею и плечи.
- Если я не ошибаюсь, наш сюрприз – газарейская странствующая жрица, - раздался негромкий голос Валентина.
Красавица величественно кивнула, обходя комнату по кругу и внимательно всматриваясь в каждого из молодых дворян. В такт шагам она пощелкивала пальцами и потряхивала многочисленными украшениями, задавая ритм, который подхватили сидящие в комнате девушки, все громче и громче хлопая в ладоши.
Молодые люди, как завороженные, не отрывали глаз от необычной женщины, кружащейся в танце в центре комнаты, то убыстряя темп, то внезапно замирая в самых немыслимых позах. Казалось, они внезапно перенеслись в далекое прошлое, когда Абвении и их посланцы ходили по Золотым землям и никого не удивляли встречи с ними. Все происходящее очень напоминало какой-то языческий ритуал.
Сколько времени они просидели так, не отрывая взглядов от загадочной танцовщицы, забыв о вине и доступных красотках, расположившихся так близко, что только руку протяни, никто впоследствии сказать не смог, но все закончилась неожиданно.
Жрица, кружившаяся уже с такой скоростью, что ее силуэт стал размываться, резко остановилась, вскинув руки. Пышные рукава взлетели крыльями и медленно стекли вниз по тонким рукам.
- Я Тарамис из Газареи, - разлился по комнате тягучий бархатный голос, словно бы сплетенный из ароматного дымка драгоценных смол, медленно тлеющих в курильницах, расставленных по углам. – Сегодня я могу приоткрыть для вас завесу будущего и прошлого. Я дам ключи к тайнам, волнующим вас, но вы должны помнить, что будущее не предопределено и любое ваше вмешательство способно изменить его. Неизменно лишь прошлое – но оно способно стать ключом к будущему. Взвешивайте свои мысли и желания, прежде чем задать вопрос.
Завершив вступительную речь, Тарамис подошла к пылающему камину и опустилась на низкую кушетку, с ленивой грацией вытягивая ноги. Рядом обнаружился небольшой столик, на котором уже были приготовлены несколько колод, хрустальное блюдо с водой, замшевые мешочки и медная тренога с закрепленной на ней жаровней.
- Ну, кто смелый? Кто первым решиться встретиться со своей судьбой?
- Со смелостью – это ко мне, - рывком поднялся со своего дивана Колиньяр, небрежно стряхивая ласкающую его девицу, возмущенно вскрикнувшую, внезапно оказавшись на полу. – И чем же ты меня удивишь, язычница?
- А что ты хочешь? Могу раскинуть карты, могу увидеть твою судьбу по камням и в отражении воды. Могу истолковать знаки прошлого, из которого произрастает твое настоящее и свивается будущее.
- Прошлое я и сам знаю, да и пялиться на картинки или в плошку большого ума не надо. Или нам подсунули шарлатанку?
- Значит, хочешь видеть сам?
- Конечно! И пусть все увидят. Пусть все станут свидетелями моего триумфа. Рокэ Алва носит сейчас черно-белую перевязь, но скоро она ляжет на мое плечо! И моя слава затмит славу Кэналлийского Ворона! А его женщины – и те, кто принадлежат ему, и те, кто только о нем мечтают – станут принадлежать мне.
Покажи, как королева Талига падет в мои объятия!
Услышав столь дерзкие, если не сказать, кощунственные речи, Повелитель Скал уже открыл было рот, чтобы вызвать наглеца на дуэль, но жрица опередила его.
- Ты выбрал! – негромкий голос зазвенел набатом, заставляя пригнуться пламя свечей.
Она бросила в жаровню пучок ароматной травы и поманила Эстебана пальцем, заставляя подойти ближе и наклониться. Ловко отсекла прядь волос тонким клинком, извлеченным словно бы из воздуха, и им же кольнула Сабве в руку, выпуская несколько капель крови. Добыча тут же присоединилась к травам.
Дымок мгновенно стал закручиваться, складываясь в невесомые фигуры, на глазах уплотняющиеся, двигающиеся, что-то говорящие. Вот раздалось тихое ржание, стук двери и все увидели…
Призрачный юноша идет между двумя стенами: старой, увитой плющом, и зеленой, колючей, а потом ныряет в пролом в каменной кладке, оказываясь в заросшем акациями саду.
На скамье, склонив перевитую жемчугом головку, сидит Катарина Ариго, теребя четки. Подошедший кавалер легко преклоняет колено, поднося маленькую руку к губам и дерзко блестит надменной усмешкой.
- Моя королева!
- Я… я рада видеть вас, маркиз, - тонкий голосок подрагивает, но руки она не отнимает.
- Вы желали снова видеть меня – я здесь.
- Я… да… я хотела… поговорить… узнать… то есть, вы можете…
- Я много что могу, Катари, - поднявшийся с колен юноша рывком притягивает к себе женщину, ловя в объятия. – Время слов прошло. Ты ведь не затем меня сюда позвала, чтобы трогательно держась за руки, любоваться облаками? Тебе хочется страсти, ты жаждешь получить настоящего мужчину, а не своего слабосильного мужа – а Ворон не так уж часто вспоминает о тебе, да? Вот и приходится кружить головы оруженосцам и пажам, которые только и могут, что вздыхать о тебе. Но теперь твои поиски окончены – после меня тебе уже никто не будет нужен!
Пока длиться дерзкая речь, Сабве успевает прижать королеву к дереву, лихорадочно целуя и задирая юбку. Она не сопротивляется, не пытается позвать на помощь или оттолкнуть, напротив, притягивает его голову к своей груди, а после сама разворачивается и упирается в ствол, давая возможность ослабить шнуровку…
Расплывшаяся было, картинка вновь обретает четкость. Королева, сидя на скамье, поправляет прическу и рукава, а усмехающийся, словно сытый кот, Эстебан, сидя сзади, шнурует ее платье.
- Так я могу рассчитывать на вас, мой герой? – тонкий голос уже не дрожит, в нем слышаться игривые нотки. – Вы же понимаете, что, кроме вас, никто не поможет мне в этом деле?
- Разумеется, моя Катари. Эту услугу я окажу вам с особым удовольствием – свиненыш заслуживает смерти уже потому, что посмел занять предназначенное мне место. Но вам-то чем досадил сын почти блаженного Эгмонта?
- Сопляк вбил себе в голову, что станет новым Святым Аланом. Преследует меня повсюду, норовит все время упасть передо мной на колени и осчастливить сонетом или мадригалом – и то, что кругом свидетели, его ни капли не смущает. Хорошо, Ворон – официальный любовник супруги короля, можно сказать, эта должность идет в комплекте с перевязью. Вы – будущий маршал. Но этот… Он компрометирует меня, мало того, все время норовит пасть во славу Раканов – тут ему, конечно, никто не мешает – и проорать на каждом углу о незаконности власти Фердинанда. То, что это его поведение ставит под удар меня, до него никак не доходит. Я не могу допустить подозрений, будто бы я состою в заговоре против своего супруга. Так что я рассчитываю на вас, маркиз.
- На неделе вы получите приятное известие, моя королева.
Гибкая фигура скрывается среди деревьев, а женщина все так же сидит на скамье, перебирая четки, будто молится.
Но вот из глубокой тени медленно выплывает новое действующее лицо.
- Он ушел, ваше величество, мы можем говорить свободно. Вы уверены, что маркиз Сабве сыграет свою роль как должно?
- Разумеется, - голос теперь звенит льдом и сталью. – Мужчинами просто управлять – всего-то и нужно говорить то, что они хотят услышать. Юнец и сам со временем бы взялся за Окделла, но я не намерена ждать. А, прикончив подопечного Первого Маршала, глупо рассчитывать на долгую и счастливую жизнь – даже странно, что он этого не понимает.
В любом случае, приручить Колиньяра и натравить его на нужную цель оказалось простейшей задачей, с Джастином в свое время я провозилась дольше, да и то, в итоге, сорвался – с думающими мужчинами несколько сложнее.
Даже жаль, что он мне тогда не поверил и уехал в Торку – любовник из него был куда лучший, чем этот самоуверенный сопляк. Не сбеги он – не пришлось бы распускать слухи и баловаться с красками. Я почти сожалела, отсылая картину – оба вышли как живые, я бы не отказалась повесить «Марка и Лакония» в своем будуаре. Теперь же приходится полагаться только на свою память.
Дым рассеялся, и жрица величественно взмахнула рукой, словно монарх, дающий понять, что аудиенция окончена.
- Твое желание исполнено. Уходи.
- Что значит «уходи»?! – в бешенстве выкрикнул маркиз. – Что за чушь ты мне напророчила?
- То, что ты хотел увидеть – королева Талига оказалась в твоих объятиях. Но никто не обещал тебе, что это произойдет так, как ты планировал. Похоже, Катарина из рода Ариго более сильный, ловкий, хитрый и безжалостный игрок, чем ты. И более опытный.
Уходи, второго пророчества для тебя не будет.
Едва ли не рыча от злости Эстебан сжал кулаки, но тут на его плечо легла рука Северина Заля.
- Спокойно, Эсти, еще ничего не решено. Дальше загадываю я. Вот мое желание: Катарина Ариго потребует от моего друга Эстебана убить Ричарда Окделла и он пообещает ей приятные известия на неделе. Покажи, как все будет происходить и чем закончится для маркиза Сабве.
Колиньяр с удивлением посмотрел на Заля.
- Не ожидал. Ты настоящий друг, Северин, я не забуду этого, обещаю.
- Ты выбрал! - вновь прозвенел голос-набат. Вновь повторился ритуал с пучком травы, прядью волос и кровью. Вновь уплотнился дым, показывая картины грядущего.
Трактир, за одним из столов сидит Ричард с каким-то толстячком, похожим на чиновника или средней руки лавочника, а неподалеку расположился Эстебан в компании Северина и еще нескольких молодых дворян. Кажется, что говорят они исключительно между собой, но делают это так громко, что у сидящих за соседним столом нет ни малейшего шанса упустить нить этой «беседы».
— Смотрите-ка, уж не Окделл ли это?
— Закатные твари, он.
— Выходит, Ворон опять заскучал?
— Ну, надо же ему и долг перед короной когда-то выполнять. Ее Величество была очень недовольна, когда Алва… - гадкая пауза и многозначительный взгляд, - учил жить Джастина Придда. Ну, прямо-таки очень недовольна…
— Еще бы, шпага маршала принадлежит королю и королеве, а не каким-то там оруженосцам, — раздается мерзкий хохот Эстебана.
— Это смотря о какой шпаге речь, если та, что носят на боку, тогда да. А что до оружия, которое между ляжек… - наверное, Северин самому себе кажется записным остряком.
— Вы оба не правы! Упомянутое оружие исправно служит нашим августейшим правителям, да пошлет им Создатель побольше всяческого благоденствия.
Резкий разворот Окделла – цель достигнута.
— Приветствую вас, сударь. Когда мы сможем посмотреть новую картину? Вы уже позируете?
— Вы должны выйти не хуже Джастина.
— Лучше — как-никак, готовый Повелитель Скал, а бедный Джастин стал бы Повелителем Волн лет через двадцать, не раньше, - последний удар, метко загнавший жертву в угол, нанесен Сабве.
Медленно поднимающегося Ричарда пытается остановить его спутник, но его усилия тщетны. Удар, кровь, вызов.
Видение распадается на отдельные завитки дыма, через мгновение сплетающиеся вновь, но уже в другую картину.
Хмурое утро, капли дождя на листьях и прутьях решетки, отъевшиеся голуби и воробьи Нохи. Семеро против одного.
Короткий обмен ударами и явление спасителя. Язвительная речь и дуэль, превратившаяся в бойню.
На мощеную булыжниками площадь заброшенного аббатства медленно, раскинув руки, опускается тело с зияющей раной в горле.
Удаляющийся цокот и ленивый баритон:
- …Вы дали мне прекрасный повод прикончить этого щенка… Из него обещала вырасти препротивная псина…
Новый взмах узкой ладони и властное: «Твое желание исполнено. Уходи». Растерянный Северин, неверяще переводящий взгляд с Эстебана на то место, где только что лежал его призрачный двойник, робко потянул друга в сторону, но окаменевший Сабве этого даже не заметил.
- Маркиз, - раздался спокойный голос графа Васспарда, - вам придется смириться с тем, что не все в этой жизни будет так, как вы себе навоображали и не все происходит по вашему капризу. С другой стороны, теперь вы знаете, что один настоящий друг у вас есть, что Ворон даже без присутствия герцога Окделла никогда не взял бы вас в оруженосцы и что от королевы вам лучше держаться подальше. Так что нынешний ваш опыт был небесполезен – помните, что будущее не предопределено.
Белый от ярости Колиньяр медленно развернулся в сторону Валентина, но сказать ничего не успел. Альберто, хлопнув по плечу Ричарда, кивнул ему на жрицу.
- Раз уж речь в предыдущем предсказании и так зашла о тебе, то тебе и принимать эстафету. Давай, задай вопрос.
Окделл замотал головой.
- Берто, ты что? Как можно заниматься богомерзкой ворожбой и гаданием? Это же происки Леворукого! Он прельщает лживыми видениями, а потом губит душу!
- Ну, вот, снова проповедь, - глумливо скривил губы Эстебан. – Что, вепреныш, испугался? Так страшно узнать будущее, да? Ведь оно, в любом случае, будет бесславным – от такого не стоит ждать успехов ни в военное, ни в мирное время. О чем говорить, если даже с собственными владениям ни ты, ни твой отец управиться не смогли?
- Да как вы смеете! – голос Окделла от возмущения сорвался. – Я требую…
- Прежде чем требовать удовлетворения, герцог, припомните, что я, все-таки, первая шпага выпуска, а вы стали четвертой только потому, что вас пропустил вперед бергер – из жалости к убогому, надо полагать. А если вы рассчитываете на видение с моей смертью, так это будущее я намерен изменить. Ну, а кроме того, даже если оно сбудется, так смерть я приму от руки Алвы, никак не от вашей.
Не дожидаясь, пока противник придумает достойный ответ на этот выпад, наследник герцога Колиньяра вернулся на диван, с которого так браво вскочил навстречу подвигам совсем недавно, потянув за собой Заля.
- Давай же, Ричард, - поддержал марикьяра Арно. – Что плохого в том, чтобы быть готовым к своей судьбе? А если ты так беспокоишься за свою бессмертную душу, так Франциск запретил судить знахарей и ведьм за колдовство и святотатство, передав их светскому суду, как обманщиков и шарлатанов. И заметь, за целый Круг не было ни единого случая, когда кто-то из этой братии смог бы доказать свой дар.
Если жрица всего лишь показывает нам фокусы – мы развлечемся. А если эти видения правдивы – так будем же готовы к ударам судьбы. Предупрежден – значит, вооружен. И ни о какой сделке речь не идет, так что твоя душа в безопасности.
- Но… я… я не знаю…
- Не знаешь что спросить – загадай первое, что придет в голову, - посоветовал Норберт.
- А еще лучше, - вновь подал голос Салина, - пусть тебе покажут, что нельзя бездумно полагаться на вбитые догмы и слепо следовать им, отмахиваясь от фактов или подменяя их в угоду привычным шаблонам.
- Что ты такое говоришь, Берто? Я следую Чести, а не каким-то догмам.
- Лучше бы ты следовал разуму и здравому смыслу, Ричард. Тогда и Честь сама собой приложиться. Жрица Тарамис, - Альберто перевел взгляд с Окделла на женщину, - мой друг не может определиться, но ему нужна помощь. Можешь ли ты принять мой вопрос для него?
- Выбор сделан, - кивнула жрица. – Отдай пламени частичку себя, юноша по имени Ричард.
Взмах кинжала, прядь волос, капли крови и новые травы отправились на угли. Из дымных завитков стали складываться детали и все увидели…
Роскошно изукрашенная комната с жарко пылающим камином, на столе раскрытая шкатулка. Ричард, в богатом придворном платье, с герцогской цепью, чуть постарше, чем сейчас, перебирает бумаги. Вот он берет одну, вчитывается и на его лице отражается изумление и растерянность. Начинает перечитывать, от волнения произнося вслух, глотая отдельные фразы.
«…Я, Эрнани из рода Раканов, король талигойский… объявляю… последнюю волю…
Исполнителями оной… назначаю… Рамиро Алва и Повелителя Молний… Эпинэ…
Принц Эркюль слишком мал, чтобы провести умирающее королевство через Излом…
Я, Эрнани Одиннадцатый Ракан… по доброй воле отрекаюсь от талигойской короны за себя, принца Эркюля и его потомство. Я назначаю герцога Алва местоблюстителем трона и вручаю ему свою корону с тем, чтобы он отдал ее Франциску Оллару. Если же Рамиро сочтет, что означенный Франциск не принес Талигойе мира и процветания, я повелеваю Рамиро Кэналлийскому свергнуть его и принять корону самому. В знак права Рамиро… завещаю… меч Раканов и повелеваю и молю не вкладывать его в ножны, пока моей земле грозит опасность. Если же герцог Алва погибнет, обязанности местоблюстителя перейдут к герцогу Эпинэ…
Я давно и тяжело болен, моя жизнь лишь отягчит смену династий, но мой дух слаб… Я прошу герцога Эпинэ о последней услуге, кою друг и верный вассал может оказать умирающему сюзерену…
Я прошу… держать подлинные обстоятельства… в тайне, дабы не легли они тяжким грузом…
Герцог Придд… принудил… вручить ему регентство… Я завещаю герцогу Алва или же герцогу Эпинэ… оградить от позора его семейство.
Создатель, храни Талигойю и ее нового короля… Эрнани Ракан… 2 день Осеннего Ветра 399 года первого круга Молний…»
- Не может быть, - растерянные глаза, упавший голос. – Так не было предательства? Оллары – законны? Святой Алан!
Он откладывает прочитанный документ и хватает следующий.
«…Я, Франциск Оллар… объявляю свою последнюю волю…
Я полон любви… но сердце короля принадлежит его стране… Я… называю имя своего наследника…
Это герцог Рамиро Алва-младший… Я не сомневаюсь в любви Рамиро… доверяю ему заботу об Октавии и его потомстве… Франциск…»
- Алва – законный король? Франциск передал корону пасынку, а тот отрекся в пользу брата? Да нет, об отречении знали бы все, наверное, он просто скрыл завещание.
Потрясенный свалившимися новостями, Окделл медленно садится в кресло и закрывает лицо руками.
Почти сразу же в комнату врывается широкоплечий светловолосый и светлоглазый молодой человек в богатой, но вычурной и странной одежде – словно он нарядился для мистерии. На груди, то и дело сталкиваясь и путаясь между собой, висят пять массивных цепей разного плетения – каждая сама по себе произведение ювелирного искусства, но, надетые одновременно, они теряются и кажутся дешевыми побрякушками, пальцы унизаны перстнями, словно у провинциальной купчихи, дорвавшейся до ювелирной лавки. Вошедший излучает самодовольство и производит впечатление человека, свято уверенного в том, что все кругом ему должны.
Заметив сидящего в кресле герцога, ряженный важно надувается, видимо, считая, что это придает ему величавости, и бесцеремонно трясет Окделла за плечо.
– Дикон, чем ты тут занят?
– Вот. – Как ни странно, вечно настороженный надорец, привыкший подозревать всех окружающих в недостаточном почтении к своей персоне, не взвивается, а тихо кивает на стол.
Странный молодой человек хватает бумагу, пробегает глазами, протяжно свистит и тут же стаскивает с себя одну из цепей, набрасывая ее на Ричарда. Со стороны кажется, что эта тяжесть стала для него неподъемной и он решил передохнуть, доверив пока подержать одну из своих игрушек Окделлу.
- Это орден Найери. Я собирался объявить о его учреждении в день коронации, но ты меня поторопил.
- Ваше В… - начинает было отвечать тот, но его не слушают.
– Альдо. Орден Найери – орден тех, для кого жизнь сюзерена дороже собственной. Кавалеры Найери получают привилегию называть своего короля по имени. Везде и всюду. Ты это заслужил.
Лучащийся самодовольством Ракан – что ж, теперь, по крайней мере, понятна причина его самомнения – явно любуется собственным величием в этот миг. На лице Окделла отражается подлинное страдание – он, наконец-то, добрался до своего кумира, но тот оказался не сюзереном. А самому Ричарду придется стать черным вестником.
– Альдо… Альдо, здесь завещания... Узурпатор и Эрнани, оказывается... Ну, то есть узурпатор никакой не узурпатор!
– А ну, дай, посмотрим, что мой предок намудрил.
Окделл, ссутулившись, отворачивается. Агарисский уроженец быстро читает одно за другим оба завещания и его красивое лицо искажают ярость и ненависть, мгновенно уродующие классические черты. Он бросает листки на стол, но тут же один из них отправляется в камин.
– Робер не должен об этом знать, и уж тем более об этом не должен знать Левий. Ты меня понял? Не нужно превращать Рокэ Алву в короля, пусть и в глазах олларианского отребья.
На лице Окделла изумление сменяется облегчением, но ему на смену быстро приходит озабоченность.
– А… второе... Оно ведь еще хуже.
– Хуже, но любой яд может обернуться противоядием. Разрубленный Змей, какая же подлость!
– Ты о чем?
– Не о чем, а о ком. Об этой мокрице, зверски убиенном невинном Эрнани! Ненавижу это имя. Оно погубило анаксию, оно погубило королевство! А все только и делают, что причитают. Ах, святой, ах, злодейски зарезанный... Закатные твари, предателем был не Рамиро, а мой свихнувшийся предок!
Эктор был тысячу раз прав, отстранив его от власти, жаль, не довел дела до конца. Короля, который губит свою страну, следует убить. Вместе с подручными.
Ну, допустим, от кэналлийского шада ничего другого ждать и не приходилось, но Повелитель Молний! Пойти на поводу у ничтожества... Впрочем, Эпинэ есть Эпинэ. В бою хороши, но когда нужно думать, толку от них, как от Иноходцев. Четвероногих.
Бушующий «законный наследник трона Великой Талигойи» производит отталкивающее впечатление. Если вначале он всего лишь вызывал недоумение своим нелепым нарядом и количеством напяленных украшений, то теперь бессильная злоба и неприкрытая ненависть, щедро сдобренные жаждой крови, оттолкнули бы даже влюбленную дурочку, не говоря уж о тех, кого он рассчитывал назвать своими подданными. А грязь, которой он поливает как мертвых, так и живых, в том числе своих предков и сторонников, была бы неуместна и в устах последнего «навозника». Но, похоже, последний Повелитель Скал слеп и глух более, чем влюбленная дева – ни единой попытки защитить ни соратников отца, ни право последней воли ушедших королей, только слепое обожание в глазах.
Буря в стакане бушует еще какое то время, дымные завитки расплываются, размывая комнату и находящихся в ней мужчин. Звуки становятся глуше, последним всплеском доносятся несколько обрывочных фраз:
– Дикон, надеюсь, ты понимаешь, что после этого оставить Рокэ Алву в живых нельзя?
– Потому что он король?
– Нет. И да... Если Алва умрет… это объявят убийством. Даже если он прыгнет с башни или подхватит лихорадку…
Негромкое: «Твое желание исполнено. Уходи» вывело надорца из ступора.
- Это… это неправда! Алва – преступники и предатели! Ракан не мог отречься от трона Великой Талигойи! – растерянный, едва ли не молящий взгляд Окделла блуждал по лицам приятелей, словно надеясь, что сейчас его непременно заверят в том, что это нелепая ошибка или неудачный розыгрыш.
- Вот именно об это я тебе и говорил, Ричард, - устало покачал головой марикьяре. – Ты не желаешь видеть правду, ты отворачиваешься, зажмуриваешь глаза и затыкаешь руками уши. Ты повторяешь чужие слова, не задумываясь о том, правдивы ли они. Сколько раз я тебе говорил, что приход к власти Франциска был благом? Он вытащил страну из пропасти, он и его сподвижники и потомки сумели увеличить Талиг, присоединив новые земли – и не всегда это были завоевания, взять хотя бы графство Рафиан, вошедшее в состав королевства добровольно. Династия Олларов укрепила власть, Талиг стал самой большой и могущественной державой на континенте – для того, чтобы понять это, достаточно взглянуть на карту Талигойи конца правления Эрнани и карту нынешнего Талига. Ты все убеждал, что страна стонет под гнетом узурпатора – но ведь почти весь Круг не было ни бунтов, ни восстаний, они начались с Алисы, когда внешние враги поняли, что в честной войне им нас не одолеть и заполонили страну Штанцлерами. Ты обиделся на нас за тот ответ о восстании твоего отца – но то, что мы говорили, было правдой. Были и наемники в Кадане, Гаунау и Дриксен, были и гайифские шпионы.
Ты все твердишь о том, что Окделлы были всегда верны Раканам и никогда не служили Олларам, но все твои предки, с Ричарда Горика и до герцога Льюиса верно служили Талигу – так с чего твой отец решил пойти против них, порушить то, что они создали?
Даже сейчас ты отрицаешь то, что тебе не нравится, вместо того, чтобы подумать. Давай представим на мгновение, что видение правдиво. Что в твои руки попало завещание последнего короля Ракана, в котором тот добровольно отрекается от короны в пользу Франциска. Да, это завещание будет означать, что твой предок по незнанию, случайно, убил невиновного, посчитав его предателем. Однако, разве не лучше знать пусть горькую, но правду? Правду, которая принесет мир нашей стране? Которая будет означать, что у представителей старых родов нет причин враждовать с новой знатью? Что мы все должны приложить силы к тому, чтобы наша страна и впредь процветала и была сильна и едина?
И вместо того, чтобы хотя бы подумать, поискать какие-то дополнительные сведения, ты просто отмахиваешься от знаний, которые противоречат твоей привычной картине мира. Более того, в видении ты с радостью согласился утаить правду и уничтожить человека, которые сегодня единственный пошел против воли кардинала и Высокого Совета и взял тебя в оруженосцы, вместо того, чтобы отправить домой, где ты просто доживал бы свой век без всяких надежд. Ты ведь не воскликнул: «Я бы никогда не пошел против правды» или «Я никогда не отплатил бы злом за добро», нет, ты возмущался тем, что твои представления о реальности могут оказаться ошибочными!
Надеюсь, нынешнее видение заставит тебя начать думать. Я не буду утверждать, что однажды ты найдешь это завещание или что оно существует, но самому себе ответь на вопрос: как ты поступишь, если вдруг узнаешь что-то, что изменит привычные тебе истины – будешь лгать самому себе, оберегая свой душевный комфорт или откроешь глаза пошире и рискнешь узнать правду?
Оглушенный и возмущенный отповедью Ричард хватал ртом воздух, не находя слов, но Салина и не ждал ответа. Махнув рукой, показывая, что закончил и больше говорить на эту тему не намерен, он налил себе еще вина и откинулся на спинку кресла, поглаживая плечо светловолосой красавицы, устроившейся у него на коленях.
Тем временем к жрице подошел новый искатель знаний и острых ощущений.
- Ты будешь следующим? – глубокий голос Тарамис вновь заполнил комнату. – Что ты хочешь узнать?
- Мне обязательно задавать вопрос вслух или достаточно будет подумать об этом? – уточнил Придд.
- Загадай.
Валентин сам подставил под клинок руку и позволил отрезать прядь волос. На этот раз жрица отправила добычу в блюдо.
- Ты выбрал! Наклонись и узри свою судьбу.
Кажется, скрытный наследник Дома Волн не решился выставлять на всеобщее обозрение свои интересы и свое будущее, но разозлившийся на весь мир Сабве решил иначе. Он молниеносно полоснул кинжалом по ладони Анатоля Мея, добывая кровь, и резко взмахнул рукой, стряхивая ее в блюдо.
- Пусть все увидят, что ты хочешь скрыть!
Тарамис бросилась вперед, пытаясь помешать, но несколько капель все же долетели до подернутой рябью поверхности. Едва они коснулись воды, вверх взметнулись струйки тумана, то уплотняясь, то теряя очертания.
Несколько раз туман уже почти складывался в цельные картины, но они рассыпались, словно под порывами невидимого ветра. Видения дрожали, расплывались, обрывались на середине фразы или движения, путались и накладывались друг на друга.
…Вот Придд мчится галопом куда-то, его преследуют два всадника, один на темном, другой на светлом коне. Он оглядывается и, вроде бы, пытается от них отмахнуться…
…Валентин куда-то идет по коридору, освещенному факелами. Кажется, он в мундире, но точно не разглядеть…
…Короткий бой, вернее, драка. Придд, с искаженным ненавистью лицом кого-то душит, забыв обо всем на свете, его оттаскивают…
…Придд в просто обставленной комнате, в руке письмо, по мере прочтения которого снисходительная полуулыбка заменяется гримасой ужаса…
…Снова погоня. Придд выхватывает из ольстры пистолет и стреляет. Резкий разворот и светловолосый юноша в форме теньента талигойской армии, широко распахнув в удивлении черные глаза, медленно валится вперед, а из спины плещет кровью. Выстрел попал в цель…
- Сволочь!!! – Арно Савиньяк вскочил, сжав кулаки. – Какая же ты тварь, Придд! Что ты, что любой из твоих родичей! Кошки с две я позволю тебе подойти ко мне со спины.
- Арно, подожди, - попытался унять кузена виконт Рафле. – Там еще ничего толком неясно – ты же видел, предсказание было искажено, Сабве постарался. Может, там что-то другое произошло.
- Франсуа, ты с ума сошел? Что другое там могло произойти? Этот подонок мне в спину выстрелил. В спину! Проклятый трус!
- Не горячись. Жрица Тарамис, - наследник экстерриора обратился к предсказательнице, - могу ли я использовать свое желание узнать будущее, чтобы ты могла точно истолковать видения, касающиеся моего кузена?
- Нет, - покачала головой женщина, - поступить так же, как юноша по имени Северин, ты не можешь. В том случае видения были полны и ясны, он всего лишь хотел узнать, что будет дальше. Здесь же предсказание искажено чужой кровью и чужой волей – вы вообще ничего не должны были увидеть, лишь для задавшего вопрос приподнималась завеса грядущего.
Однако средство есть. Можно сделать так, чтобы эти обрывки сложились в целое видение, но это трудно. Если хотя бы несколько из вас согласятся пожертвовать по одному месяцу своей жизни, то можно будет увидеть все – от начала и до конца.
- Я согласен, - кивнул Рафле.
- Франсуа!
- Арно, мы родичи. Ради того, чтобы отвести от тебя беду, я пожертвую и большим.
- Присоединяюсь, - хмыкнул Салина. – Бери месяц и мою очередь, жрица. Судьбу мне предскажут кэцхен в ночь Излома на Хексбергской горе.
- Мы тоже есть согласны, - кивнули бергеры. – Мы есть беречь наш друг.
Арно, закусив губу, смотрел, как однокорытники один за другим отдают частички своих жизней за шанс отвести от него смерть. Эдвард, Жюльен, Бласко, Жорж и Роберт, даже Луитжи и Карл не остались в стороне! Один лишь надувшийся Окделл так и остался сидеть в углу, бормоча, что не желает запятнать себя языческим ритуалом и погубить душу.
В последнюю очередь, когда уже он сам отдал жрице кровь и волосы, подошли Юлиус и Валентин. Если против Ауэ Арно ничего не имел, то наглость Васспарда спускать не собирался, но Валентин его опередил.
- Полагаю, раз в видении был не только виконт Сэ, но и я, то я тоже имею право знать это будущее – тем более, что и вопрос был моим.
Никто не успел возразить – Тарамис, кивнув, вновь кольнула подставленную руку и отхватила еще несколько волосков.
Подхватив двумя руками выросшую перед ней кучку разномастных прядей, жрица бросила их в жаровню, но трав больше не добавляла. Вместо этого она добыла из мешочка щепоть мерцающего порошка и медленно всыпала его в воду, размешивая кинжалом, на лезвии которого смешалась кровь оруженосцев.
Дождавшись, чтобы порошок растворился, она взяла блюдо в одну руку, а другой сняла жаровню с треноги.
- Сядьте кругом, - гулкий, потусторонний голосом не допускал даже мысли, что можно не повиноваться. Когда молодые люди расселись, оставив центр комнаты пустым, Тарамис продолжила: - Сейчас мы узрим полное видение. Оно не завершиться, пока не будут получены ответы на все вопросы, но вмешаться вы не сможете. Смотрите и запоминайте!
Резко взмахнув руками, Тарамис выплеснула воду в центр освободившегося пространства, туда же отправляя содержимое жаровни.
Вода и тлеющие угли схлестнулись в воздухе, породив ослепительную вспышку света. Это сияние затопило всю комнату, лишая присутствующих зрения. Постепенно оно стало угасать и проступили незнакомые очертания…
Коридоры замка. Толстые надежные стены, факелы через равные промежутки, окна-бойницы, батальные полотна и доспехи.
По коридорам то и дело проходят и пробегают люди, занятые делами – замок живет повседневной жизнью. Судя по тому, что почти все они в мундирах, это – одна из северных крепостей. То тут, то там раздаются отрывистые команды, взрывы смеха и шумные приветствия.
По коридорам идет молодой полковник. Он высок, строен, его мундир безупречен, словно он только что вышел от придворного портного. Казалось бы, очередной «паркетный вояка», но встречные офицеры здороваются с ним, как с равным, а «фульгаты» глядят вслед с явным уважением.
Полковник выходит на свет – это Валентин Придд. На вид ему уже около двадцати, на шее две цепи – герцогская и ордена Талигойской Розы. В руках у Спрута пара бутылок.
Народу навстречу попадается все меньше, наконец, Придд останавливается возле неприметной двери и стучит. Ответ нет, чего, судя по слегка нахмуренным бровям, он не ожидал.
- Арно, открывай, - новый стук сопровождается подергиванием дверной ручки. – Ты уснул? Не рановато ли?
Ручка поддается – дверь не заперта. Хмыкнув, Придд входит в комнату, осматривается и аккуратно опускает свою ношу на стол.
- Я, ради твоего же блага, надеюсь, что ты в приступе оленьей игривости решил спрятаться в шкафу или под кроватью – в противном случае, беспечность, с которой ты оставил открытой комнату с важными бумагами, ничем не оправдана. Генерал Ариго будет очень разочарован, а уж что скажет командор Райнштайнер…
Продолжая говорить, Валентин бегло оглядывает комнату, но, вопреки собственным словам, ни в шкаф, ни под кровать не лезет. Вместо этого он поднимает и аккуратно вешает небрежно брошенный на спинку стула плащ, почти сползший на пол, и отодвигает от края стола подсвечник.
Убедившись, что хозяин комнаты и не думает возвращаться, визитер пожимает плечами, направляясь к выходу, но тут замечает листок бумаги, выглядывающий из-под стула. Наклонившись, он легко извлекает свою находку на свет и хочет положить на стол, но что-то привлекает его внимание.
Несколько секунд он пристально рассматривает печать, потом разворачивает письмо и читает. По мере того, как он добирается до конца послания, хорошее настроение, с которым он вошел в комнату, исчезает. Лицо Придда становится иссиня-белым, в глазах плещется ужас. Он опрометью бросается вон, на ходу заталкивая послание за обшлаг рукава и что-то невнятно бормоча себе под нос.
В коридоре Валентин едва не сталкивается с несколькими военными, с трудом удерживает равновесие на лестнице, но шаг не сбавляет. Лишь на одном из пролетов он резко тормозит, почти что врезавшись в подоконник, рвет на себя тяжелую раму и громко кричит, высунувшись из окна: «Тобиас, седлай, немедленно!».
Выбежав во двор, Придд бросается к конюшне. Встречные торопятся уступить дорогу, некоторые с тревогой смотрят вслед. Кое-кто даже спрашивает, что случилось и не нужна ли полковнику помощь, но Придд, кажется, ничего не замечает – во всяком случае, вопросы остаются без ответов.
Взлетев в седло, Придд пускает коня с места в карьер. Он стремительно проносится по прямым улицам, мимо солдат в талигойских и бергерских мундирах, мимо отрядов ландмилиции Марагоны с их кипрейными поясами.
Вырвавшись за городские стены, полковник немного придерживает жеребца и снова достает то письмо. Бегло просматривает, видимо, сверяясь с конечной точкой маршрута, и снова бросает коня в галоп.
Картина меняется – видна группа офицеров-бергеров. Непохоже, чтобы они были в патруле – слишком вольно и беззаботно едут. Может, проминали лошадей, а может навещали сговорчивых красоток или трактир. Когда мимо них на бешеной скорости проносится Придд, некоторые лошади испугано пятятся назад, а то и пытаются встать на дыбы, так что всадникам нужно какое-то время, чтобы навести порядок. Всем, кроме двоих рослых близнецов, которые, переглянувшись и согласно кивнув друг другу, заворачивают могучих коней и бросаются следом за Валентином.
Не сразу, но левенберги постепенно начинают настигать серого мориска.
- Вальхен, стой! Вальхен, мы есть помочь! Куда ты?
- Валентин, беда?
Придд слегка поворачивает голову и что-то кричит, но ветер относит слова. Удается различить только «Арно» и «предатель».
- Валентин, - скачущий на белом коне Норберт на подъеме ухитряется догнать Придда, - ты с ума сошел? Арно не может быть предатель, нет.
- Да, ты ошибся есть, - кивает Йоганн, подъезжая с другой стороны.
- Вы не поняли, - сквозь зубы бросает им Спрут и передает письмо. – Я нашел это в комнате Арно. Мы договорились встретиться и поговорить, но его не было и дверь он не запер. Этот предатель здесь, в расположении войска и он написал Арно. А доверчивый Олень потащился на встречу совсем один, никого не предупредив. Если он при этом еще и оружия не захватил, то перещеголял собственного родителя по части веры в лучшее в людях.
- Ты думаешь… - лицо Норберта отражает целую гамму чувств: и надежду, и отчаяние, и страх за друга.
- Я стараюсь об этом вообще не думать. Мы должны успеть – сейчас будет пологий спуск, который удачно заворачивает в ту самую рощицу, где Савиньяку назначили встречу. Ради всех богов надеюсь, что мы успеем.
Разговор прерывается, возвышенность преодолена и всадники вновь пускают коней во весь опор, торопясь на помощь.
Опушка небольшой рощи. Пышный куст с двух сторон неспешно ощипывают два вороных мориска: роющий копытом землю жеребец и изящная кобыла, то и дело косящая на него глаз, игриво помахивая хвостом. Рядом двое – светловолосый теньент в талигойском мундире сверкает фамильными черными глазами, а напротив стоит русоволосый крепыш в дорогом, но запыленном и поношенном дорожном платье.
Слов не слышно, но, кажется, они спорят. Сначала Арно еще пытается улыбаться, видимо, сводит все к шутке, но очень быстро усмешка исчезает с его лица. Слушая лихорадочные речи, он медленно, шаг за шагом, отступает от размахивающего руками Ричарда Окделла. Наконец он вскидывает руку, останавливая гневную речь.
- Довольно! Я больше не желаю слушать эти бредни. Ты сам-то себя слышишь? Все вокруг тебе обязаны, все тебя предали и использовали, всем ты хотел помочь, за всех боролся и все тебе теперь заплатят за твои мифические унижения.
Ричард, ты – государственный преступник. Ты изменник, клятвопреступник, убийца и мятежник. На что ты рассчитывал, являясь сюда? Что я тебе помогу? Тебе – одному из тех, кто предал страну и присягу? Да у тебя руки по локоть в крови!
В память о нашей былой дружбе я приехал сюда один, без подкрепления, в надежде, что поступающие из столицы сведения неверны, что тебя оклеветали или использовали, но теперь я вижу, что заблуждался на твой счет. Ты, действительно, привык только брать и ничего не давать взамен, ты идешь по трупам и думаешь, что так и надо. Так вот запомни: никто и ничего не должен тебе.
Резко развернувшись, Арно идет к своему жеребцу.
- Уезжайте, Ричард Окделл, наши дороги разошлись. Я доложу о вашем появлении, как только вновь окажусь в расположении части.
Злоба искажает лицо Окделла так, что его уже можно принять за Изначальную тварь, каким-то образом выбравшуюся на поверхность и пытающуюся прикинуться человеком. Он рвет из-за пояса пистолет и целиться в беззащитную спину того, кто несколько лет назад спас его от несправедливого наказания.
В этот момент из-за зарослей появляются всадники – вырвавшийся вперед на сером мориске полковник и немного приотставшие бергеры. Полковник машет рукой и кричит, но ветер вновь швыряет слова ему в лицо.
- Сзади!!!
Савиньяк разворачивается, но выстрела уже не избежать. Он заваливается вперед, пытаясь поймать повод Кана, но пальцы бессильно разжимаются и он падает в траву.
Почти одновременно с этим Придд выхватывает из седельной кобуры пистолет и гремит второй выстрел, выбивающий из руки Окделла еще один пистолет. Не сбавляя скорости, он направляет коня к Ричарду, сбивая того с ног и почти падает на него сверху.
Конь отходит и становится видна безобразная драка: позабыв обо всем, чему учили, не думая даже следить за руками противника, холодный, спокойный и рассудительный Валентин Придд с искаженным ненавистью лицом яростно душит Ричарда Окделла. В этот миг он похож на дриксенского быкодера, настигшего добычу и готового умереть, но не разжать сомкнутые на горле челюсти.
- Стой! Валентин, остановиться есть! – кто-то из близнецов пытается докричаться до полковника, но тщетно.
- Жив! Арно жив! Отпусти! – могучий захват на шее заставляет самого Валентина судорожно хватать ртом воздух. Постепенно до него начинает доходить чужая мысль и он разжимает сведенные судорогой пальцы. Окделл вяло возится под ним, пытаясь откашляться.
- Жив?.. Точно?..
- Да, беги быстрее.
Больше не удостаивая бывшего однокорытника ни единым взглядом, Придд понимается на ноги и бросается назад. Первые несколько шагов даются с трудом, ноги подкашиваются, но он берет себя в руки и добирается до лежащего теньента.
- Арно!
- М-м-м…
- Арно, ты слышишь меня? Пошевели пальцами, если да. Хорошо, умница! Сейчас я тебя в госпиталь отвезу, потерпи. Что ж ты за безмозглый олень такой, что ничему тебя жизнь не учит?
Говоря всякую ерунду, призванную развеять напряжение, Придд быстро стягивает шейный платок и прижимает его к спине лежащего Арно. Потом осторожно переворачивает его и приподнимет, заставляя опереться плечом на себя, быстро расстегивает мундир и засовывает платок между тканью и спиной Арно.
Один из бергеров извлекает из седельной сумки бинты, корпию и флягу, помогает сделать перевязку.
- Этого надолго не хватит, - говорит он, - нужно в госпиталь.
- Да, - кивает Придд. – Арно, нужно будет потерпеть, ты ведь справишься?
- Я в седло сейчас не сяду… - тихо шепчет измученный виконт.
- Я тебя повезу, - решает Валентин. – Поступим так: я сяду на твоего Кана – он меньше устал, и посажу тебя впереди, так что тебе не придется ни самому держаться, ни управлять. Норберт, Йоганн, вы моего коня приведете?
- Да. Не беспокойся ни о чем, мы здесь закончим и всех доставим к генералу. Ты только успей в госпиталь, - серьезно кивает старший близнец, а младший, сноровисто связав Окделла, оставляет его там же, где его свалил Валентин и идет за мориском.
Валентин несколькими движениями успокаивает чужого коня и легко взлетает в седло, подбирая поводья. Катершванцы осторожно поднимают к нему Савиньяка и общими усилиями устраивают его в седле. Кан, повинуясь приказу, отходит на несколько шагов, привыкая к новой руке и двойной ноше, и срывается в галоп.
Снова крепостные стены и лагерь вокруг, только теперь суеты больше, да и солдат значительно прибавилось. Черный мориск почти врезается в замешкавшуюся возле крыльца группу офицеров, роняя хлопья пены с удил.
- Лекаря! – кричит Валентин, придерживая потерявшего сознание от скачки Савиньяка.
К коню бегут люди, кто-то тащит носилки, а светловолосый маршал, одним движением широких плеч разогнавший порученцев, бережно принимает окровавленное тело младшего брата и сам, не доверяя его никому, бежит за корнетом, указывающим ему путь.
Картина снова меняется. Несколько человек сидят за столом в небольшой комнате: близнецы с маршальскими перевязями, полковник Придд, и два генерала – высокий худощавый бергер и явный уроженец Эпинэ с внушительным носом, темными глазами и усами. Перед собравшимися стоят стаканы и несколько бутылок, тарелки с хлебом, мясом и сыром, но, кажется, никому из них кусок в горло не лезет.
- Полковник Придд, вы были правы, - говорит один из маршалов, по всей видимости, старший. – Окделл, действительно, намеревался перейти границу и заключить союз с Гаунау. Бедолага не мог знать, что я успел договориться с Хайнрихом раньше.
- Бедолага?! – взрывается второй близнец, не оставляя сомнений в том, кто есть кто – фамильный темперамент графа Лэкдеми давным-давно стал притчей во языцех. – Этот «бедолага», которого вытащил из лужи сначала Арно, потом Росио, а затем Робер, мало того, что стремиться все время плюхнуться в грязь, он еще и предает, как дышит. Он стрелял в спину нашему брату, Ли! Если Арно не выживет, я не буду дожидаться суда, так и знай. И пуля, и клинок слишком хороши для этой неблагодарной свиньи – веревка по нему плачет!
Подумать только, я еще и прикрывал эту дрянь в битве при Дараме – как же, оруженосец Рокэ, однокорытник Олененка, совсем ребенок, нужно присмотреть. Еще тогда пристрелить нужно было! Мразь!
- Успокойся, Милле, криками делу не поможешь. Возьми себя в руки, маршал воюющей армии не может изображать сиделку у постели больного, так что начинай привыкать к мысли, что Арно придется выздоравливать без нас.
- Ты думаешь… - Эмиль с надеждой смотрит на близнеца, но в голосе сквозит затаенный страх.
- Я надеюсь, Милле. Я от всей души надеюсь, что история нашего отца не повторится. Матушка этого не переживет, а мы с тобой не для того воспитывали младшего и, по мере сил, старались заменить ему отца, чтобы теперь провожать в последний путь. Пусть сначала до своей перевязи дослужиться.
Лионель Савиньяк сжимает плечо брата, потом разворачивается и вновь обращается к Валентину.
- Я не поблагодарил вас, герцог. Если бы не вы, мы уже потеряли бы младшего брата, а мерзавец, сотворивший это, был бы далеко.
Валентин в ответ судорожно кивает, но не говорит ни слова – его видимое спокойствие уже трещит по всем швам и достаточно одного неловкого слова или жеста, чтобы он сорвался, как там, на поляне. Кажется, присутствующие старшие чины понимают это – носатый генерал кладет руку ему на плечо, безмолвно пытаясь подбодрить.
- Одного не могу понять, - продолжает Лионель, - зачем он притащился в Марагону – неужели только для того, чтобы перетянуть на свою сторону Арно? Я просмотрел все бумаги, что нашли при нем – вы не поверите, господа, он там речь в нескольких вариантах составил, надо думать, чтобы произвести впечатление на будущего союзника. А уж какие далеко идущие планы! От мысли заключить договор с кесарией он отказался по двум причинам: та не граничит с Надором, поэтому военная помощь, если что, добираться будет долго, и он счел, что не хочет иметь дело с подобием Штанцлера – что очень странно, учитывая, как долго он этому гусю в клюв смотрел.
- При чем здесь Штанцлер? – любопытствует бергер.
- О, тут целая теория, барон, - отвечает маршал. – Он счел, что слуги похожи на своих хозяев, следовательно, Готфрид должен быть почти что копией Штанцлера. Далее идут рассуждения о том, что выбирать нужно из Ноймаринен, Бергмарк и Гаунау, а выбрав, уже можно отделить Надор от Талига и создать суверенное королевство Надорэа, союзное… одному из вышеперечисленных вариантов.
По мысли этого молодого человека, ноймары хороши только в качестве вассалов – они волки, которые будут грызть того, на кого укажет хозяин, но воли им давать нельзя. Поэтому Ноймаринен он временно отверг, придя к выводу, что в будущем непременно нужно будет прибрать его к рукам - сразу, как найдет легендарный Щит Манлия, который на самом деле реликвия Дома Скал, которая даст ему немыслимую силу и власть над кровными вассалами. Думаю, Рудольф оценит, какую милость ему собирались оказать.
Далее, был рассмотрен вариант с Бергмарк, но тоже не приглянулся – юноша счел, что в Горной Марке сына Эгмонта ждет только предательство, позор и поношение. Забавно в его случае говорить о предательстве со стороны бергеров – там ему никто ничего не должен. Ваши соотечественники, господин барон, просто схватили бы государственного преступника и придержали бы до конца войны, после чего его можно было бы судить. Но никто не может отвечать за чужие фантазии, поэтому оставим этот «предательский» вариант.
Таким образом, в распоряжении молодого человека оставалось лишь Гаунау и наш герцог решил проявить снисхождение к варварам, осчастливив их своим вниманием.
- Я не думаю, что «медведи» были бы счастливы, - медленно говорит бергерский барон с генеральской перевязью. – Мы не любим варитов, но мы не можем отрицать того, что это сильные враги, во многом чтящие старые традиции. Я говорю о тех, кто стоит за Хайнрихом и о нем самом – они побрезговали бы иметь дело с тем, кто так запятнал себя. Герцогу следовало бежать в Дриксен, под крылышко к Фридриху.
- Согласен, - кивает Лионель, - но все беды проистекают либо из недостатка информации, либо из ее недостоверности. Он принял свои фантазии за реальность и от них отталкивался. Вспомнил последствия надорского мятежа, когда в замке Окделл и на их землях распоряжались введенные из Бергмарк части и решил, что пришла пора поквитаться с «белобрысой солдатней», перестав кормить и поддерживать Марку – эти рассуждения читать почти смешно, особенно зная, что никакой такой поддержки от Надора бергеры не получают, как и продовольствия. Юноша счел, что завязшие в войне Северная и Западная армии не смогут прийти на помощь союзнику, а Надор – не пожелает, и тогда Гаунау с легкостью раздавит Бергмарк, разрешив, таким образом, вековые споры по поводу приграничных территорий и сделав таковой территорией всю Марку. А благодарный Хайнрих, в обмен на эту пустяковую услугу, конечно же, предоставит ему экспедиционный корпус для наведения порядка на будущих границах Надорэа и Талига и большего веса оной Надорэа.
Самоотверженность герцога была столь высока, что он был готов даже назвать Повелительницей Скал дочь Хайнриха – но, как мне думается, принцесса Кримхильде, едва-едва отделавшаяся от Фридриха, вряд ли бы оценила такую перспективу.
Итак, помимо уже совершенных преступлений мы имеем доказательство подготовки сговора и государственной измены. По Окделлу и без того Занха плачет, но на грядущем суде будет учтено все.
- Да кошки с ним, с этим отродьем! - не выдерживает усатый генерал. – Меня сейчас только Арно беспокоит. Ведь говорили с ним, и я, и Ойген, объясняли, просили не ездить в одиночестве, не срываться на подозрительные встречи без сопровождения… Что же он нас не послушал, а? Ведь я ему приказывать не хотел – как-то неловко сыну маршала Арно напоминать о том, что двенадцать лет тому назад произошло, он и так не забыл. Почему же не послушался, подставился так глупо? Нужно было приказать, а лучше – отослать в Хексберг с поручением. Поболтался бы при Альмейде, зато цел был бы. Моя вина…
- Жермон, прекрати, - отвечает Лионель. – Во-первых, на войне все рискуют, во-вторых, ты не мог его все время в кармане носить. А в-третьих, ты сам сказал, что беседовал с ним – так что когда очнется, я у него спрошу, где он голову позабыл, перед тем, как в ту рощу отправляться.
Жермон – по всей видимости, барон Тизо, старший сын покойного графа Ариго – открывает было рот, чтобы возразить, но тут дверь отворяется и в комнату входит немолодой усталый человек, к которому тут же устремляются взоры всех присутствующих.
- Мэтр Лизоб, что с Арно? – тревога и надежда борются в голосе старшего-младшего Савиньяка.
- Жить будет, - кивает лекарь. – В рубашке родился, не иначе. Повезло, что окликнули вовремя.
- То есть? – недоуменно сводит густые брови генерал Тизо.
- Я расспросил молодых Катершванцев, - отвечает мэтр, - они сказали, что теньент стоял к стрелявшему спиной и расстояние было всего ничего – не больше пары десятков бье. Если бы выстрел был произведен в такой диспозиции, то шансов не было бы никаких, скорее всего, полковник, вы его не довезли бы. Но вы его окликнули и на момент выстрела виконт уже встал к негодяю вполоборота, так что пуля прошла через мышцы спины, вспоров их, но не задев внутренние органы и позвоночник. Я бы сказал, что это чудо.
Сейчас теньент отдыхает – пуля извлечена, рана обработана и я дал ему вина со специями и тинктур, чтобы он смог поспать: силы ему еще понадобятся, крови он потерял достаточно, да и риск воспаления раны остается. Но организм молодой и сильный, в ближайшее время армия на марш не переходит, так что он может отлежаться в покое и чистоте. Будем уповать на волю Создателя.
Вы сможете его навестить завтра, но надолго не задерживайтесь и никаких тревожащих вестей. А теперь, господа, с вашего позволения, я вас оставлю, у меня еще много дел, - лекарь с достоинством кланяется и выходит.
Несколько мгновений собравшиеся смотрят вслед ушедшему мэтру, осваиваясь с мыслью, что самое страшное позади, а потом Эмиль, резко вскочив, поднимает полковника Придда со стула и заключает в объятия, судорожно повторяя: «Спасибо… спасибо…». Полузадохнувшегося от прилива братской любви и благодарности герцога спасает Лионель, заставивший близнеца отпустить свою невольную жертву. Немного сконфуженный Эмиль начинает, было, извиняться, глядя, как Валентин ловит ртом воздух, но тот машет рукой и, неожиданно для всех, улыбается.
- Я тоже рад, что успел, мой маршал.
Окончание в комментариях
Автор: НеЛюбопытное созданье
Категория: преслэш
Пейринг: Арно Савиньяк/Валентин Придд
Рейтинг: PG
Жанр: Angst, hurt/comfort, мистика.
Размер: Мини
Статус: Закончен
Дисклеймер: Ни на что не претендую, играюсь
Примечание: посыпая голову пеплом, признаю - когда я болею, то бываю редкостной вороной и ленивой коалой (нет, не по степени милоты, а по уровню лени в организме). По этой причине я почти 2 недели не залезала в сеть и не проверяла почту - и пропустила сообщение о Дне Рождения Daniela Tarkvini, в чем чистосердечно раскаиваюсь и посвящаю данный фанфик ей. Пусть с запозданием, но от всей души поздравляю с прошедшим праздником. Лапки к ушам не тяну, нет.
читать дальше
Одной из негласных, но свято блюдущихся традиций братства унаров было совместное ночное бдение, следующее аккурат за Фабиановым днем. В переводе с языка Загона на талиг это означало грандиозную гулянку с непременными возлияниями и проказами – не отпустить на нее оруженосца считалось просто-таки немыслимым, ведь именно эта ночь закрепляла дружеские союзы, возникшие за полгода, а иногда и порождала их. Считалось, что праздник свежеиспеченным оруженосцам оплачивают примерно поровну корона и монсеньоры, но, чаще всего разбуянившиеся «жеребята» щедро доплачивали сами, чтобы обеспечить себе незабываемые ощущения. Памятуя об этом – равно как и о собственных проделках и возрасте своих подопечных, только-только покинувших до того наглухо закрытые стены Лаик – обычно для увеселения компанию отправляли в те трактиры, рядом с которыми были публичные дома, а то и сразу к веселым девицам.
Так вышло и в этот раз – первый из фабианцев жаждал отпраздновать свое место в выпуске и залить горечь от невнимания кумира. Не слушая ничего, Сабве повлек всю компанию в широко известный в столице публичный дом «Чарующая мечта». Окделл пробовал было возразить, что подобное недостойно Человека Чести и не одобряется Церковью, но, не встретив поддержки даже в лице Валентина Придда, быстро сдался и, дичась, позволил веселящимся бергерам и южанам увлечь себя в сети разврата и пьянства.
Радушная хозяйка провела буйную компанию черно-белых юнцов в уютную гостиную, где уже нежились на кушетках, диванчиках и пуфиках полуодетые девицы. Дерзко и зазывно сверкали подведенные глаза, мягкие блики от свечей ложились на обнаженные плечи, позванивали яркие украшения. Красавицы со смехом обнимали юношей, усаживались к ним на колени или устраивались на полу, шаловливо поглаживая своих кавалеров на эту ночь.
Вчерашние унары, не теряя даром времени, притягивали поближе приглянувшихся девушек, отпускали пикантные шуточки, всячески стараясь произвести впечатление опытных ловеласов – впрочем, судя по всему, некоторые ими и являлись.
Арно, Берто, Франсуа, Жорж, Эдвард и Бласко вовсю любезничали с кокотками, намекая, что пирушка – пирушкой, но и продолжение в верхних комнатах тоже ждать себя не заставит. Бароны Катершванц, хоть и не расточали столь изысканных комплиментов, как эпинесцы, марикьяре и кэнналиец, добродушными улыбками привлекали не меньшее внимание.
Эстебан со товарищи, устроившиеся в центре комнаты, то и дело требовали, чтобы принесли еще вина и позвали других девиц, намекая, что присутствующих им слишком мало. Веселящиеся дамы, заливисто хохоча, обещали, что и сами управятся
Как ни странно, но холодноватые манеры Валентина и Юлиуса привлекли девушек едва ли не сильнее, чем жар уроженцев Эпинэ. Парочка смуглянок крутилась вокруг вассала Адлербергов, а троица самых смелых подступила к Придду. Спрут принял знаки внимания, как должное, не выделяя ни одну, но и никого не прогоняя.
Отдельно по гостиной расселись Ричард, вечно неуверенный в себе толстячок Карл и маленький Луиджи. Несколько девиц попробовали было подступиться к Окделлу, но тот так высокомерно вздернул голову, ухитрившись при этом набычиться – очевидно, воображая себя эсператистским святым, отвергающим искус Леворукого – что быстро был признан бесперспективным.
Постепенно веселье стало набирать обороты – через некоторое время свежеиспеченные оруженосцы с удивлением обнаружили, что девушки почтили своим вниманием даже Карла с Луиджи, переборовших стеснительность. Один только Повелитель Скал все так же твердо и незыблемо демонстрировал всем своим видом приверженность скучной добродетели.
- Ну же, Дик, - не выдержал Арно, - мы пришли веселиться и развлекаться, а ты сидишь с таким видом, что не поймешь, то ли проповедь слушаешь, то ли с отпевания сбежал. Выбери себе кого-нибудь. Вот, рядом с тобой такая милашка – неужели она не стоит твоего внимания? Тебя ведь не жениться заставляют.
- Я… это нехорошо… распутство – это грех…
- Савиньяк, ну вот кто тянул тебя за язык? - пьяно расхохотался Сабве. – Помянул проповедь – получи, но я её слушать не намерен.
- Маркиз Сабве, я не спрашивал вашего мнения, - отрезал Арно. – У вас своя компания – вот и не лезьте в чужие разговоры.
В воздухе явственно запахло ссорой, а то и дуэлью, но тут вмешался Салина.
- Господа уже-не-унары, довольно. Каждый развлекается так, как считает для себя приемлемо. На сегодняшнюю ночь нам приготовили кое-что необыкновенное, так не пора ли оценить этот сюрприз?
Все вопросительно переглянулись – о сюрпризе не слышал никто.
- Я позову, - ловко соскользнула с колен Колиньяра гибкая тоненькая брюнетка и ртутной каплей просочилась в коридор.
Через несколько минут раздались легкие шаги, дверь открылась и в комнату величественно вплыла молодая женщина необычайной красоты. Ее густые волосы были уложены в затейливую прическу, украшенную гребнями и цветами, шелковое платье окутывало точеную фигуру, не скрывая ни высокой груди, ни тонкой талии, ни стройных бедер. Широкий ворот, казалось, вот-вот соскользнет с хрупких плеч, увлекаемый вниз свободными рукавами, высокие разрезы не скрывали длинных ног. Крошечные изящные ступни и узкие ладони были покрыты затейливой росписью, на пальцах рук и ног посверкивали многочисленные кольца и перстни, мелодично позвякивали диковинные браслеты на запястьях и щиколотках, длинные серьги ласкали шею и плечи.
- Если я не ошибаюсь, наш сюрприз – газарейская странствующая жрица, - раздался негромкий голос Валентина.
Красавица величественно кивнула, обходя комнату по кругу и внимательно всматриваясь в каждого из молодых дворян. В такт шагам она пощелкивала пальцами и потряхивала многочисленными украшениями, задавая ритм, который подхватили сидящие в комнате девушки, все громче и громче хлопая в ладоши.
Молодые люди, как завороженные, не отрывали глаз от необычной женщины, кружащейся в танце в центре комнаты, то убыстряя темп, то внезапно замирая в самых немыслимых позах. Казалось, они внезапно перенеслись в далекое прошлое, когда Абвении и их посланцы ходили по Золотым землям и никого не удивляли встречи с ними. Все происходящее очень напоминало какой-то языческий ритуал.
Сколько времени они просидели так, не отрывая взглядов от загадочной танцовщицы, забыв о вине и доступных красотках, расположившихся так близко, что только руку протяни, никто впоследствии сказать не смог, но все закончилась неожиданно.
Жрица, кружившаяся уже с такой скоростью, что ее силуэт стал размываться, резко остановилась, вскинув руки. Пышные рукава взлетели крыльями и медленно стекли вниз по тонким рукам.
- Я Тарамис из Газареи, - разлился по комнате тягучий бархатный голос, словно бы сплетенный из ароматного дымка драгоценных смол, медленно тлеющих в курильницах, расставленных по углам. – Сегодня я могу приоткрыть для вас завесу будущего и прошлого. Я дам ключи к тайнам, волнующим вас, но вы должны помнить, что будущее не предопределено и любое ваше вмешательство способно изменить его. Неизменно лишь прошлое – но оно способно стать ключом к будущему. Взвешивайте свои мысли и желания, прежде чем задать вопрос.
Завершив вступительную речь, Тарамис подошла к пылающему камину и опустилась на низкую кушетку, с ленивой грацией вытягивая ноги. Рядом обнаружился небольшой столик, на котором уже были приготовлены несколько колод, хрустальное блюдо с водой, замшевые мешочки и медная тренога с закрепленной на ней жаровней.
- Ну, кто смелый? Кто первым решиться встретиться со своей судьбой?
- Со смелостью – это ко мне, - рывком поднялся со своего дивана Колиньяр, небрежно стряхивая ласкающую его девицу, возмущенно вскрикнувшую, внезапно оказавшись на полу. – И чем же ты меня удивишь, язычница?
- А что ты хочешь? Могу раскинуть карты, могу увидеть твою судьбу по камням и в отражении воды. Могу истолковать знаки прошлого, из которого произрастает твое настоящее и свивается будущее.
- Прошлое я и сам знаю, да и пялиться на картинки или в плошку большого ума не надо. Или нам подсунули шарлатанку?
- Значит, хочешь видеть сам?
- Конечно! И пусть все увидят. Пусть все станут свидетелями моего триумфа. Рокэ Алва носит сейчас черно-белую перевязь, но скоро она ляжет на мое плечо! И моя слава затмит славу Кэналлийского Ворона! А его женщины – и те, кто принадлежат ему, и те, кто только о нем мечтают – станут принадлежать мне.
Покажи, как королева Талига падет в мои объятия!
Услышав столь дерзкие, если не сказать, кощунственные речи, Повелитель Скал уже открыл было рот, чтобы вызвать наглеца на дуэль, но жрица опередила его.
- Ты выбрал! – негромкий голос зазвенел набатом, заставляя пригнуться пламя свечей.
Она бросила в жаровню пучок ароматной травы и поманила Эстебана пальцем, заставляя подойти ближе и наклониться. Ловко отсекла прядь волос тонким клинком, извлеченным словно бы из воздуха, и им же кольнула Сабве в руку, выпуская несколько капель крови. Добыча тут же присоединилась к травам.
Дымок мгновенно стал закручиваться, складываясь в невесомые фигуры, на глазах уплотняющиеся, двигающиеся, что-то говорящие. Вот раздалось тихое ржание, стук двери и все увидели…
Призрачный юноша идет между двумя стенами: старой, увитой плющом, и зеленой, колючей, а потом ныряет в пролом в каменной кладке, оказываясь в заросшем акациями саду.
На скамье, склонив перевитую жемчугом головку, сидит Катарина Ариго, теребя четки. Подошедший кавалер легко преклоняет колено, поднося маленькую руку к губам и дерзко блестит надменной усмешкой.
- Моя королева!
- Я… я рада видеть вас, маркиз, - тонкий голосок подрагивает, но руки она не отнимает.
- Вы желали снова видеть меня – я здесь.
- Я… да… я хотела… поговорить… узнать… то есть, вы можете…
- Я много что могу, Катари, - поднявшийся с колен юноша рывком притягивает к себе женщину, ловя в объятия. – Время слов прошло. Ты ведь не затем меня сюда позвала, чтобы трогательно держась за руки, любоваться облаками? Тебе хочется страсти, ты жаждешь получить настоящего мужчину, а не своего слабосильного мужа – а Ворон не так уж часто вспоминает о тебе, да? Вот и приходится кружить головы оруженосцам и пажам, которые только и могут, что вздыхать о тебе. Но теперь твои поиски окончены – после меня тебе уже никто не будет нужен!
Пока длиться дерзкая речь, Сабве успевает прижать королеву к дереву, лихорадочно целуя и задирая юбку. Она не сопротивляется, не пытается позвать на помощь или оттолкнуть, напротив, притягивает его голову к своей груди, а после сама разворачивается и упирается в ствол, давая возможность ослабить шнуровку…
Расплывшаяся было, картинка вновь обретает четкость. Королева, сидя на скамье, поправляет прическу и рукава, а усмехающийся, словно сытый кот, Эстебан, сидя сзади, шнурует ее платье.
- Так я могу рассчитывать на вас, мой герой? – тонкий голос уже не дрожит, в нем слышаться игривые нотки. – Вы же понимаете, что, кроме вас, никто не поможет мне в этом деле?
- Разумеется, моя Катари. Эту услугу я окажу вам с особым удовольствием – свиненыш заслуживает смерти уже потому, что посмел занять предназначенное мне место. Но вам-то чем досадил сын почти блаженного Эгмонта?
- Сопляк вбил себе в голову, что станет новым Святым Аланом. Преследует меня повсюду, норовит все время упасть передо мной на колени и осчастливить сонетом или мадригалом – и то, что кругом свидетели, его ни капли не смущает. Хорошо, Ворон – официальный любовник супруги короля, можно сказать, эта должность идет в комплекте с перевязью. Вы – будущий маршал. Но этот… Он компрометирует меня, мало того, все время норовит пасть во славу Раканов – тут ему, конечно, никто не мешает – и проорать на каждом углу о незаконности власти Фердинанда. То, что это его поведение ставит под удар меня, до него никак не доходит. Я не могу допустить подозрений, будто бы я состою в заговоре против своего супруга. Так что я рассчитываю на вас, маркиз.
- На неделе вы получите приятное известие, моя королева.
Гибкая фигура скрывается среди деревьев, а женщина все так же сидит на скамье, перебирая четки, будто молится.
Но вот из глубокой тени медленно выплывает новое действующее лицо.
- Он ушел, ваше величество, мы можем говорить свободно. Вы уверены, что маркиз Сабве сыграет свою роль как должно?
- Разумеется, - голос теперь звенит льдом и сталью. – Мужчинами просто управлять – всего-то и нужно говорить то, что они хотят услышать. Юнец и сам со временем бы взялся за Окделла, но я не намерена ждать. А, прикончив подопечного Первого Маршала, глупо рассчитывать на долгую и счастливую жизнь – даже странно, что он этого не понимает.
В любом случае, приручить Колиньяра и натравить его на нужную цель оказалось простейшей задачей, с Джастином в свое время я провозилась дольше, да и то, в итоге, сорвался – с думающими мужчинами несколько сложнее.
Даже жаль, что он мне тогда не поверил и уехал в Торку – любовник из него был куда лучший, чем этот самоуверенный сопляк. Не сбеги он – не пришлось бы распускать слухи и баловаться с красками. Я почти сожалела, отсылая картину – оба вышли как живые, я бы не отказалась повесить «Марка и Лакония» в своем будуаре. Теперь же приходится полагаться только на свою память.
Дым рассеялся, и жрица величественно взмахнула рукой, словно монарх, дающий понять, что аудиенция окончена.
- Твое желание исполнено. Уходи.
- Что значит «уходи»?! – в бешенстве выкрикнул маркиз. – Что за чушь ты мне напророчила?
- То, что ты хотел увидеть – королева Талига оказалась в твоих объятиях. Но никто не обещал тебе, что это произойдет так, как ты планировал. Похоже, Катарина из рода Ариго более сильный, ловкий, хитрый и безжалостный игрок, чем ты. И более опытный.
Уходи, второго пророчества для тебя не будет.
Едва ли не рыча от злости Эстебан сжал кулаки, но тут на его плечо легла рука Северина Заля.
- Спокойно, Эсти, еще ничего не решено. Дальше загадываю я. Вот мое желание: Катарина Ариго потребует от моего друга Эстебана убить Ричарда Окделла и он пообещает ей приятные известия на неделе. Покажи, как все будет происходить и чем закончится для маркиза Сабве.
Колиньяр с удивлением посмотрел на Заля.
- Не ожидал. Ты настоящий друг, Северин, я не забуду этого, обещаю.
- Ты выбрал! - вновь прозвенел голос-набат. Вновь повторился ритуал с пучком травы, прядью волос и кровью. Вновь уплотнился дым, показывая картины грядущего.
Трактир, за одним из столов сидит Ричард с каким-то толстячком, похожим на чиновника или средней руки лавочника, а неподалеку расположился Эстебан в компании Северина и еще нескольких молодых дворян. Кажется, что говорят они исключительно между собой, но делают это так громко, что у сидящих за соседним столом нет ни малейшего шанса упустить нить этой «беседы».
— Смотрите-ка, уж не Окделл ли это?
— Закатные твари, он.
— Выходит, Ворон опять заскучал?
— Ну, надо же ему и долг перед короной когда-то выполнять. Ее Величество была очень недовольна, когда Алва… - гадкая пауза и многозначительный взгляд, - учил жить Джастина Придда. Ну, прямо-таки очень недовольна…
— Еще бы, шпага маршала принадлежит королю и королеве, а не каким-то там оруженосцам, — раздается мерзкий хохот Эстебана.
— Это смотря о какой шпаге речь, если та, что носят на боку, тогда да. А что до оружия, которое между ляжек… - наверное, Северин самому себе кажется записным остряком.
— Вы оба не правы! Упомянутое оружие исправно служит нашим августейшим правителям, да пошлет им Создатель побольше всяческого благоденствия.
Резкий разворот Окделла – цель достигнута.
— Приветствую вас, сударь. Когда мы сможем посмотреть новую картину? Вы уже позируете?
— Вы должны выйти не хуже Джастина.
— Лучше — как-никак, готовый Повелитель Скал, а бедный Джастин стал бы Повелителем Волн лет через двадцать, не раньше, - последний удар, метко загнавший жертву в угол, нанесен Сабве.
Медленно поднимающегося Ричарда пытается остановить его спутник, но его усилия тщетны. Удар, кровь, вызов.
Видение распадается на отдельные завитки дыма, через мгновение сплетающиеся вновь, но уже в другую картину.
Хмурое утро, капли дождя на листьях и прутьях решетки, отъевшиеся голуби и воробьи Нохи. Семеро против одного.
Короткий обмен ударами и явление спасителя. Язвительная речь и дуэль, превратившаяся в бойню.
На мощеную булыжниками площадь заброшенного аббатства медленно, раскинув руки, опускается тело с зияющей раной в горле.
Удаляющийся цокот и ленивый баритон:
- …Вы дали мне прекрасный повод прикончить этого щенка… Из него обещала вырасти препротивная псина…
Новый взмах узкой ладони и властное: «Твое желание исполнено. Уходи». Растерянный Северин, неверяще переводящий взгляд с Эстебана на то место, где только что лежал его призрачный двойник, робко потянул друга в сторону, но окаменевший Сабве этого даже не заметил.
- Маркиз, - раздался спокойный голос графа Васспарда, - вам придется смириться с тем, что не все в этой жизни будет так, как вы себе навоображали и не все происходит по вашему капризу. С другой стороны, теперь вы знаете, что один настоящий друг у вас есть, что Ворон даже без присутствия герцога Окделла никогда не взял бы вас в оруженосцы и что от королевы вам лучше держаться подальше. Так что нынешний ваш опыт был небесполезен – помните, что будущее не предопределено.
Белый от ярости Колиньяр медленно развернулся в сторону Валентина, но сказать ничего не успел. Альберто, хлопнув по плечу Ричарда, кивнул ему на жрицу.
- Раз уж речь в предыдущем предсказании и так зашла о тебе, то тебе и принимать эстафету. Давай, задай вопрос.
Окделл замотал головой.
- Берто, ты что? Как можно заниматься богомерзкой ворожбой и гаданием? Это же происки Леворукого! Он прельщает лживыми видениями, а потом губит душу!
- Ну, вот, снова проповедь, - глумливо скривил губы Эстебан. – Что, вепреныш, испугался? Так страшно узнать будущее, да? Ведь оно, в любом случае, будет бесславным – от такого не стоит ждать успехов ни в военное, ни в мирное время. О чем говорить, если даже с собственными владениям ни ты, ни твой отец управиться не смогли?
- Да как вы смеете! – голос Окделла от возмущения сорвался. – Я требую…
- Прежде чем требовать удовлетворения, герцог, припомните, что я, все-таки, первая шпага выпуска, а вы стали четвертой только потому, что вас пропустил вперед бергер – из жалости к убогому, надо полагать. А если вы рассчитываете на видение с моей смертью, так это будущее я намерен изменить. Ну, а кроме того, даже если оно сбудется, так смерть я приму от руки Алвы, никак не от вашей.
Не дожидаясь, пока противник придумает достойный ответ на этот выпад, наследник герцога Колиньяра вернулся на диван, с которого так браво вскочил навстречу подвигам совсем недавно, потянув за собой Заля.
- Давай же, Ричард, - поддержал марикьяра Арно. – Что плохого в том, чтобы быть готовым к своей судьбе? А если ты так беспокоишься за свою бессмертную душу, так Франциск запретил судить знахарей и ведьм за колдовство и святотатство, передав их светскому суду, как обманщиков и шарлатанов. И заметь, за целый Круг не было ни единого случая, когда кто-то из этой братии смог бы доказать свой дар.
Если жрица всего лишь показывает нам фокусы – мы развлечемся. А если эти видения правдивы – так будем же готовы к ударам судьбы. Предупрежден – значит, вооружен. И ни о какой сделке речь не идет, так что твоя душа в безопасности.
- Но… я… я не знаю…
- Не знаешь что спросить – загадай первое, что придет в голову, - посоветовал Норберт.
- А еще лучше, - вновь подал голос Салина, - пусть тебе покажут, что нельзя бездумно полагаться на вбитые догмы и слепо следовать им, отмахиваясь от фактов или подменяя их в угоду привычным шаблонам.
- Что ты такое говоришь, Берто? Я следую Чести, а не каким-то догмам.
- Лучше бы ты следовал разуму и здравому смыслу, Ричард. Тогда и Честь сама собой приложиться. Жрица Тарамис, - Альберто перевел взгляд с Окделла на женщину, - мой друг не может определиться, но ему нужна помощь. Можешь ли ты принять мой вопрос для него?
- Выбор сделан, - кивнула жрица. – Отдай пламени частичку себя, юноша по имени Ричард.
Взмах кинжала, прядь волос, капли крови и новые травы отправились на угли. Из дымных завитков стали складываться детали и все увидели…
Роскошно изукрашенная комната с жарко пылающим камином, на столе раскрытая шкатулка. Ричард, в богатом придворном платье, с герцогской цепью, чуть постарше, чем сейчас, перебирает бумаги. Вот он берет одну, вчитывается и на его лице отражается изумление и растерянность. Начинает перечитывать, от волнения произнося вслух, глотая отдельные фразы.
«…Я, Эрнани из рода Раканов, король талигойский… объявляю… последнюю волю…
Исполнителями оной… назначаю… Рамиро Алва и Повелителя Молний… Эпинэ…
Принц Эркюль слишком мал, чтобы провести умирающее королевство через Излом…
Я, Эрнани Одиннадцатый Ракан… по доброй воле отрекаюсь от талигойской короны за себя, принца Эркюля и его потомство. Я назначаю герцога Алва местоблюстителем трона и вручаю ему свою корону с тем, чтобы он отдал ее Франциску Оллару. Если же Рамиро сочтет, что означенный Франциск не принес Талигойе мира и процветания, я повелеваю Рамиро Кэналлийскому свергнуть его и принять корону самому. В знак права Рамиро… завещаю… меч Раканов и повелеваю и молю не вкладывать его в ножны, пока моей земле грозит опасность. Если же герцог Алва погибнет, обязанности местоблюстителя перейдут к герцогу Эпинэ…
Я давно и тяжело болен, моя жизнь лишь отягчит смену династий, но мой дух слаб… Я прошу герцога Эпинэ о последней услуге, кою друг и верный вассал может оказать умирающему сюзерену…
Я прошу… держать подлинные обстоятельства… в тайне, дабы не легли они тяжким грузом…
Герцог Придд… принудил… вручить ему регентство… Я завещаю герцогу Алва или же герцогу Эпинэ… оградить от позора его семейство.
Создатель, храни Талигойю и ее нового короля… Эрнани Ракан… 2 день Осеннего Ветра 399 года первого круга Молний…»
- Не может быть, - растерянные глаза, упавший голос. – Так не было предательства? Оллары – законны? Святой Алан!
Он откладывает прочитанный документ и хватает следующий.
«…Я, Франциск Оллар… объявляю свою последнюю волю…
Я полон любви… но сердце короля принадлежит его стране… Я… называю имя своего наследника…
Это герцог Рамиро Алва-младший… Я не сомневаюсь в любви Рамиро… доверяю ему заботу об Октавии и его потомстве… Франциск…»
- Алва – законный король? Франциск передал корону пасынку, а тот отрекся в пользу брата? Да нет, об отречении знали бы все, наверное, он просто скрыл завещание.
Потрясенный свалившимися новостями, Окделл медленно садится в кресло и закрывает лицо руками.
Почти сразу же в комнату врывается широкоплечий светловолосый и светлоглазый молодой человек в богатой, но вычурной и странной одежде – словно он нарядился для мистерии. На груди, то и дело сталкиваясь и путаясь между собой, висят пять массивных цепей разного плетения – каждая сама по себе произведение ювелирного искусства, но, надетые одновременно, они теряются и кажутся дешевыми побрякушками, пальцы унизаны перстнями, словно у провинциальной купчихи, дорвавшейся до ювелирной лавки. Вошедший излучает самодовольство и производит впечатление человека, свято уверенного в том, что все кругом ему должны.
Заметив сидящего в кресле герцога, ряженный важно надувается, видимо, считая, что это придает ему величавости, и бесцеремонно трясет Окделла за плечо.
– Дикон, чем ты тут занят?
– Вот. – Как ни странно, вечно настороженный надорец, привыкший подозревать всех окружающих в недостаточном почтении к своей персоне, не взвивается, а тихо кивает на стол.
Странный молодой человек хватает бумагу, пробегает глазами, протяжно свистит и тут же стаскивает с себя одну из цепей, набрасывая ее на Ричарда. Со стороны кажется, что эта тяжесть стала для него неподъемной и он решил передохнуть, доверив пока подержать одну из своих игрушек Окделлу.
- Это орден Найери. Я собирался объявить о его учреждении в день коронации, но ты меня поторопил.
- Ваше В… - начинает было отвечать тот, но его не слушают.
– Альдо. Орден Найери – орден тех, для кого жизнь сюзерена дороже собственной. Кавалеры Найери получают привилегию называть своего короля по имени. Везде и всюду. Ты это заслужил.
Лучащийся самодовольством Ракан – что ж, теперь, по крайней мере, понятна причина его самомнения – явно любуется собственным величием в этот миг. На лице Окделла отражается подлинное страдание – он, наконец-то, добрался до своего кумира, но тот оказался не сюзереном. А самому Ричарду придется стать черным вестником.
– Альдо… Альдо, здесь завещания... Узурпатор и Эрнани, оказывается... Ну, то есть узурпатор никакой не узурпатор!
– А ну, дай, посмотрим, что мой предок намудрил.
Окделл, ссутулившись, отворачивается. Агарисский уроженец быстро читает одно за другим оба завещания и его красивое лицо искажают ярость и ненависть, мгновенно уродующие классические черты. Он бросает листки на стол, но тут же один из них отправляется в камин.
– Робер не должен об этом знать, и уж тем более об этом не должен знать Левий. Ты меня понял? Не нужно превращать Рокэ Алву в короля, пусть и в глазах олларианского отребья.
На лице Окделла изумление сменяется облегчением, но ему на смену быстро приходит озабоченность.
– А… второе... Оно ведь еще хуже.
– Хуже, но любой яд может обернуться противоядием. Разрубленный Змей, какая же подлость!
– Ты о чем?
– Не о чем, а о ком. Об этой мокрице, зверски убиенном невинном Эрнани! Ненавижу это имя. Оно погубило анаксию, оно погубило королевство! А все только и делают, что причитают. Ах, святой, ах, злодейски зарезанный... Закатные твари, предателем был не Рамиро, а мой свихнувшийся предок!
Эктор был тысячу раз прав, отстранив его от власти, жаль, не довел дела до конца. Короля, который губит свою страну, следует убить. Вместе с подручными.
Ну, допустим, от кэналлийского шада ничего другого ждать и не приходилось, но Повелитель Молний! Пойти на поводу у ничтожества... Впрочем, Эпинэ есть Эпинэ. В бою хороши, но когда нужно думать, толку от них, как от Иноходцев. Четвероногих.
Бушующий «законный наследник трона Великой Талигойи» производит отталкивающее впечатление. Если вначале он всего лишь вызывал недоумение своим нелепым нарядом и количеством напяленных украшений, то теперь бессильная злоба и неприкрытая ненависть, щедро сдобренные жаждой крови, оттолкнули бы даже влюбленную дурочку, не говоря уж о тех, кого он рассчитывал назвать своими подданными. А грязь, которой он поливает как мертвых, так и живых, в том числе своих предков и сторонников, была бы неуместна и в устах последнего «навозника». Но, похоже, последний Повелитель Скал слеп и глух более, чем влюбленная дева – ни единой попытки защитить ни соратников отца, ни право последней воли ушедших королей, только слепое обожание в глазах.
Буря в стакане бушует еще какое то время, дымные завитки расплываются, размывая комнату и находящихся в ней мужчин. Звуки становятся глуше, последним всплеском доносятся несколько обрывочных фраз:
– Дикон, надеюсь, ты понимаешь, что после этого оставить Рокэ Алву в живых нельзя?
– Потому что он король?
– Нет. И да... Если Алва умрет… это объявят убийством. Даже если он прыгнет с башни или подхватит лихорадку…
Негромкое: «Твое желание исполнено. Уходи» вывело надорца из ступора.
- Это… это неправда! Алва – преступники и предатели! Ракан не мог отречься от трона Великой Талигойи! – растерянный, едва ли не молящий взгляд Окделла блуждал по лицам приятелей, словно надеясь, что сейчас его непременно заверят в том, что это нелепая ошибка или неудачный розыгрыш.
- Вот именно об это я тебе и говорил, Ричард, - устало покачал головой марикьяре. – Ты не желаешь видеть правду, ты отворачиваешься, зажмуриваешь глаза и затыкаешь руками уши. Ты повторяешь чужие слова, не задумываясь о том, правдивы ли они. Сколько раз я тебе говорил, что приход к власти Франциска был благом? Он вытащил страну из пропасти, он и его сподвижники и потомки сумели увеличить Талиг, присоединив новые земли – и не всегда это были завоевания, взять хотя бы графство Рафиан, вошедшее в состав королевства добровольно. Династия Олларов укрепила власть, Талиг стал самой большой и могущественной державой на континенте – для того, чтобы понять это, достаточно взглянуть на карту Талигойи конца правления Эрнани и карту нынешнего Талига. Ты все убеждал, что страна стонет под гнетом узурпатора – но ведь почти весь Круг не было ни бунтов, ни восстаний, они начались с Алисы, когда внешние враги поняли, что в честной войне им нас не одолеть и заполонили страну Штанцлерами. Ты обиделся на нас за тот ответ о восстании твоего отца – но то, что мы говорили, было правдой. Были и наемники в Кадане, Гаунау и Дриксен, были и гайифские шпионы.
Ты все твердишь о том, что Окделлы были всегда верны Раканам и никогда не служили Олларам, но все твои предки, с Ричарда Горика и до герцога Льюиса верно служили Талигу – так с чего твой отец решил пойти против них, порушить то, что они создали?
Даже сейчас ты отрицаешь то, что тебе не нравится, вместо того, чтобы подумать. Давай представим на мгновение, что видение правдиво. Что в твои руки попало завещание последнего короля Ракана, в котором тот добровольно отрекается от короны в пользу Франциска. Да, это завещание будет означать, что твой предок по незнанию, случайно, убил невиновного, посчитав его предателем. Однако, разве не лучше знать пусть горькую, но правду? Правду, которая принесет мир нашей стране? Которая будет означать, что у представителей старых родов нет причин враждовать с новой знатью? Что мы все должны приложить силы к тому, чтобы наша страна и впредь процветала и была сильна и едина?
И вместо того, чтобы хотя бы подумать, поискать какие-то дополнительные сведения, ты просто отмахиваешься от знаний, которые противоречат твоей привычной картине мира. Более того, в видении ты с радостью согласился утаить правду и уничтожить человека, которые сегодня единственный пошел против воли кардинала и Высокого Совета и взял тебя в оруженосцы, вместо того, чтобы отправить домой, где ты просто доживал бы свой век без всяких надежд. Ты ведь не воскликнул: «Я бы никогда не пошел против правды» или «Я никогда не отплатил бы злом за добро», нет, ты возмущался тем, что твои представления о реальности могут оказаться ошибочными!
Надеюсь, нынешнее видение заставит тебя начать думать. Я не буду утверждать, что однажды ты найдешь это завещание или что оно существует, но самому себе ответь на вопрос: как ты поступишь, если вдруг узнаешь что-то, что изменит привычные тебе истины – будешь лгать самому себе, оберегая свой душевный комфорт или откроешь глаза пошире и рискнешь узнать правду?
Оглушенный и возмущенный отповедью Ричард хватал ртом воздух, не находя слов, но Салина и не ждал ответа. Махнув рукой, показывая, что закончил и больше говорить на эту тему не намерен, он налил себе еще вина и откинулся на спинку кресла, поглаживая плечо светловолосой красавицы, устроившейся у него на коленях.
Тем временем к жрице подошел новый искатель знаний и острых ощущений.
- Ты будешь следующим? – глубокий голос Тарамис вновь заполнил комнату. – Что ты хочешь узнать?
- Мне обязательно задавать вопрос вслух или достаточно будет подумать об этом? – уточнил Придд.
- Загадай.
Валентин сам подставил под клинок руку и позволил отрезать прядь волос. На этот раз жрица отправила добычу в блюдо.
- Ты выбрал! Наклонись и узри свою судьбу.
Кажется, скрытный наследник Дома Волн не решился выставлять на всеобщее обозрение свои интересы и свое будущее, но разозлившийся на весь мир Сабве решил иначе. Он молниеносно полоснул кинжалом по ладони Анатоля Мея, добывая кровь, и резко взмахнул рукой, стряхивая ее в блюдо.
- Пусть все увидят, что ты хочешь скрыть!
Тарамис бросилась вперед, пытаясь помешать, но несколько капель все же долетели до подернутой рябью поверхности. Едва они коснулись воды, вверх взметнулись струйки тумана, то уплотняясь, то теряя очертания.
Несколько раз туман уже почти складывался в цельные картины, но они рассыпались, словно под порывами невидимого ветра. Видения дрожали, расплывались, обрывались на середине фразы или движения, путались и накладывались друг на друга.
…Вот Придд мчится галопом куда-то, его преследуют два всадника, один на темном, другой на светлом коне. Он оглядывается и, вроде бы, пытается от них отмахнуться…
…Валентин куда-то идет по коридору, освещенному факелами. Кажется, он в мундире, но точно не разглядеть…
…Короткий бой, вернее, драка. Придд, с искаженным ненавистью лицом кого-то душит, забыв обо всем на свете, его оттаскивают…
…Придд в просто обставленной комнате, в руке письмо, по мере прочтения которого снисходительная полуулыбка заменяется гримасой ужаса…
…Снова погоня. Придд выхватывает из ольстры пистолет и стреляет. Резкий разворот и светловолосый юноша в форме теньента талигойской армии, широко распахнув в удивлении черные глаза, медленно валится вперед, а из спины плещет кровью. Выстрел попал в цель…
- Сволочь!!! – Арно Савиньяк вскочил, сжав кулаки. – Какая же ты тварь, Придд! Что ты, что любой из твоих родичей! Кошки с две я позволю тебе подойти ко мне со спины.
- Арно, подожди, - попытался унять кузена виконт Рафле. – Там еще ничего толком неясно – ты же видел, предсказание было искажено, Сабве постарался. Может, там что-то другое произошло.
- Франсуа, ты с ума сошел? Что другое там могло произойти? Этот подонок мне в спину выстрелил. В спину! Проклятый трус!
- Не горячись. Жрица Тарамис, - наследник экстерриора обратился к предсказательнице, - могу ли я использовать свое желание узнать будущее, чтобы ты могла точно истолковать видения, касающиеся моего кузена?
- Нет, - покачала головой женщина, - поступить так же, как юноша по имени Северин, ты не можешь. В том случае видения были полны и ясны, он всего лишь хотел узнать, что будет дальше. Здесь же предсказание искажено чужой кровью и чужой волей – вы вообще ничего не должны были увидеть, лишь для задавшего вопрос приподнималась завеса грядущего.
Однако средство есть. Можно сделать так, чтобы эти обрывки сложились в целое видение, но это трудно. Если хотя бы несколько из вас согласятся пожертвовать по одному месяцу своей жизни, то можно будет увидеть все – от начала и до конца.
- Я согласен, - кивнул Рафле.
- Франсуа!
- Арно, мы родичи. Ради того, чтобы отвести от тебя беду, я пожертвую и большим.
- Присоединяюсь, - хмыкнул Салина. – Бери месяц и мою очередь, жрица. Судьбу мне предскажут кэцхен в ночь Излома на Хексбергской горе.
- Мы тоже есть согласны, - кивнули бергеры. – Мы есть беречь наш друг.
Арно, закусив губу, смотрел, как однокорытники один за другим отдают частички своих жизней за шанс отвести от него смерть. Эдвард, Жюльен, Бласко, Жорж и Роберт, даже Луитжи и Карл не остались в стороне! Один лишь надувшийся Окделл так и остался сидеть в углу, бормоча, что не желает запятнать себя языческим ритуалом и погубить душу.
В последнюю очередь, когда уже он сам отдал жрице кровь и волосы, подошли Юлиус и Валентин. Если против Ауэ Арно ничего не имел, то наглость Васспарда спускать не собирался, но Валентин его опередил.
- Полагаю, раз в видении был не только виконт Сэ, но и я, то я тоже имею право знать это будущее – тем более, что и вопрос был моим.
Никто не успел возразить – Тарамис, кивнув, вновь кольнула подставленную руку и отхватила еще несколько волосков.
Подхватив двумя руками выросшую перед ней кучку разномастных прядей, жрица бросила их в жаровню, но трав больше не добавляла. Вместо этого она добыла из мешочка щепоть мерцающего порошка и медленно всыпала его в воду, размешивая кинжалом, на лезвии которого смешалась кровь оруженосцев.
Дождавшись, чтобы порошок растворился, она взяла блюдо в одну руку, а другой сняла жаровню с треноги.
- Сядьте кругом, - гулкий, потусторонний голосом не допускал даже мысли, что можно не повиноваться. Когда молодые люди расселись, оставив центр комнаты пустым, Тарамис продолжила: - Сейчас мы узрим полное видение. Оно не завершиться, пока не будут получены ответы на все вопросы, но вмешаться вы не сможете. Смотрите и запоминайте!
Резко взмахнув руками, Тарамис выплеснула воду в центр освободившегося пространства, туда же отправляя содержимое жаровни.
Вода и тлеющие угли схлестнулись в воздухе, породив ослепительную вспышку света. Это сияние затопило всю комнату, лишая присутствующих зрения. Постепенно оно стало угасать и проступили незнакомые очертания…
Коридоры замка. Толстые надежные стены, факелы через равные промежутки, окна-бойницы, батальные полотна и доспехи.
По коридорам то и дело проходят и пробегают люди, занятые делами – замок живет повседневной жизнью. Судя по тому, что почти все они в мундирах, это – одна из северных крепостей. То тут, то там раздаются отрывистые команды, взрывы смеха и шумные приветствия.
По коридорам идет молодой полковник. Он высок, строен, его мундир безупречен, словно он только что вышел от придворного портного. Казалось бы, очередной «паркетный вояка», но встречные офицеры здороваются с ним, как с равным, а «фульгаты» глядят вслед с явным уважением.
Полковник выходит на свет – это Валентин Придд. На вид ему уже около двадцати, на шее две цепи – герцогская и ордена Талигойской Розы. В руках у Спрута пара бутылок.
Народу навстречу попадается все меньше, наконец, Придд останавливается возле неприметной двери и стучит. Ответ нет, чего, судя по слегка нахмуренным бровям, он не ожидал.
- Арно, открывай, - новый стук сопровождается подергиванием дверной ручки. – Ты уснул? Не рановато ли?
Ручка поддается – дверь не заперта. Хмыкнув, Придд входит в комнату, осматривается и аккуратно опускает свою ношу на стол.
- Я, ради твоего же блага, надеюсь, что ты в приступе оленьей игривости решил спрятаться в шкафу или под кроватью – в противном случае, беспечность, с которой ты оставил открытой комнату с важными бумагами, ничем не оправдана. Генерал Ариго будет очень разочарован, а уж что скажет командор Райнштайнер…
Продолжая говорить, Валентин бегло оглядывает комнату, но, вопреки собственным словам, ни в шкаф, ни под кровать не лезет. Вместо этого он поднимает и аккуратно вешает небрежно брошенный на спинку стула плащ, почти сползший на пол, и отодвигает от края стола подсвечник.
Убедившись, что хозяин комнаты и не думает возвращаться, визитер пожимает плечами, направляясь к выходу, но тут замечает листок бумаги, выглядывающий из-под стула. Наклонившись, он легко извлекает свою находку на свет и хочет положить на стол, но что-то привлекает его внимание.
Несколько секунд он пристально рассматривает печать, потом разворачивает письмо и читает. По мере того, как он добирается до конца послания, хорошее настроение, с которым он вошел в комнату, исчезает. Лицо Придда становится иссиня-белым, в глазах плещется ужас. Он опрометью бросается вон, на ходу заталкивая послание за обшлаг рукава и что-то невнятно бормоча себе под нос.
В коридоре Валентин едва не сталкивается с несколькими военными, с трудом удерживает равновесие на лестнице, но шаг не сбавляет. Лишь на одном из пролетов он резко тормозит, почти что врезавшись в подоконник, рвет на себя тяжелую раму и громко кричит, высунувшись из окна: «Тобиас, седлай, немедленно!».
Выбежав во двор, Придд бросается к конюшне. Встречные торопятся уступить дорогу, некоторые с тревогой смотрят вслед. Кое-кто даже спрашивает, что случилось и не нужна ли полковнику помощь, но Придд, кажется, ничего не замечает – во всяком случае, вопросы остаются без ответов.
Взлетев в седло, Придд пускает коня с места в карьер. Он стремительно проносится по прямым улицам, мимо солдат в талигойских и бергерских мундирах, мимо отрядов ландмилиции Марагоны с их кипрейными поясами.
Вырвавшись за городские стены, полковник немного придерживает жеребца и снова достает то письмо. Бегло просматривает, видимо, сверяясь с конечной точкой маршрута, и снова бросает коня в галоп.
Картина меняется – видна группа офицеров-бергеров. Непохоже, чтобы они были в патруле – слишком вольно и беззаботно едут. Может, проминали лошадей, а может навещали сговорчивых красоток или трактир. Когда мимо них на бешеной скорости проносится Придд, некоторые лошади испугано пятятся назад, а то и пытаются встать на дыбы, так что всадникам нужно какое-то время, чтобы навести порядок. Всем, кроме двоих рослых близнецов, которые, переглянувшись и согласно кивнув друг другу, заворачивают могучих коней и бросаются следом за Валентином.
Не сразу, но левенберги постепенно начинают настигать серого мориска.
- Вальхен, стой! Вальхен, мы есть помочь! Куда ты?
- Валентин, беда?
Придд слегка поворачивает голову и что-то кричит, но ветер относит слова. Удается различить только «Арно» и «предатель».
- Валентин, - скачущий на белом коне Норберт на подъеме ухитряется догнать Придда, - ты с ума сошел? Арно не может быть предатель, нет.
- Да, ты ошибся есть, - кивает Йоганн, подъезжая с другой стороны.
- Вы не поняли, - сквозь зубы бросает им Спрут и передает письмо. – Я нашел это в комнате Арно. Мы договорились встретиться и поговорить, но его не было и дверь он не запер. Этот предатель здесь, в расположении войска и он написал Арно. А доверчивый Олень потащился на встречу совсем один, никого не предупредив. Если он при этом еще и оружия не захватил, то перещеголял собственного родителя по части веры в лучшее в людях.
- Ты думаешь… - лицо Норберта отражает целую гамму чувств: и надежду, и отчаяние, и страх за друга.
- Я стараюсь об этом вообще не думать. Мы должны успеть – сейчас будет пологий спуск, который удачно заворачивает в ту самую рощицу, где Савиньяку назначили встречу. Ради всех богов надеюсь, что мы успеем.
Разговор прерывается, возвышенность преодолена и всадники вновь пускают коней во весь опор, торопясь на помощь.
Опушка небольшой рощи. Пышный куст с двух сторон неспешно ощипывают два вороных мориска: роющий копытом землю жеребец и изящная кобыла, то и дело косящая на него глаз, игриво помахивая хвостом. Рядом двое – светловолосый теньент в талигойском мундире сверкает фамильными черными глазами, а напротив стоит русоволосый крепыш в дорогом, но запыленном и поношенном дорожном платье.
Слов не слышно, но, кажется, они спорят. Сначала Арно еще пытается улыбаться, видимо, сводит все к шутке, но очень быстро усмешка исчезает с его лица. Слушая лихорадочные речи, он медленно, шаг за шагом, отступает от размахивающего руками Ричарда Окделла. Наконец он вскидывает руку, останавливая гневную речь.
- Довольно! Я больше не желаю слушать эти бредни. Ты сам-то себя слышишь? Все вокруг тебе обязаны, все тебя предали и использовали, всем ты хотел помочь, за всех боролся и все тебе теперь заплатят за твои мифические унижения.
Ричард, ты – государственный преступник. Ты изменник, клятвопреступник, убийца и мятежник. На что ты рассчитывал, являясь сюда? Что я тебе помогу? Тебе – одному из тех, кто предал страну и присягу? Да у тебя руки по локоть в крови!
В память о нашей былой дружбе я приехал сюда один, без подкрепления, в надежде, что поступающие из столицы сведения неверны, что тебя оклеветали или использовали, но теперь я вижу, что заблуждался на твой счет. Ты, действительно, привык только брать и ничего не давать взамен, ты идешь по трупам и думаешь, что так и надо. Так вот запомни: никто и ничего не должен тебе.
Резко развернувшись, Арно идет к своему жеребцу.
- Уезжайте, Ричард Окделл, наши дороги разошлись. Я доложу о вашем появлении, как только вновь окажусь в расположении части.
Злоба искажает лицо Окделла так, что его уже можно принять за Изначальную тварь, каким-то образом выбравшуюся на поверхность и пытающуюся прикинуться человеком. Он рвет из-за пояса пистолет и целиться в беззащитную спину того, кто несколько лет назад спас его от несправедливого наказания.
В этот момент из-за зарослей появляются всадники – вырвавшийся вперед на сером мориске полковник и немного приотставшие бергеры. Полковник машет рукой и кричит, но ветер вновь швыряет слова ему в лицо.
- Сзади!!!
Савиньяк разворачивается, но выстрела уже не избежать. Он заваливается вперед, пытаясь поймать повод Кана, но пальцы бессильно разжимаются и он падает в траву.
Почти одновременно с этим Придд выхватывает из седельной кобуры пистолет и гремит второй выстрел, выбивающий из руки Окделла еще один пистолет. Не сбавляя скорости, он направляет коня к Ричарду, сбивая того с ног и почти падает на него сверху.
Конь отходит и становится видна безобразная драка: позабыв обо всем, чему учили, не думая даже следить за руками противника, холодный, спокойный и рассудительный Валентин Придд с искаженным ненавистью лицом яростно душит Ричарда Окделла. В этот миг он похож на дриксенского быкодера, настигшего добычу и готового умереть, но не разжать сомкнутые на горле челюсти.
- Стой! Валентин, остановиться есть! – кто-то из близнецов пытается докричаться до полковника, но тщетно.
- Жив! Арно жив! Отпусти! – могучий захват на шее заставляет самого Валентина судорожно хватать ртом воздух. Постепенно до него начинает доходить чужая мысль и он разжимает сведенные судорогой пальцы. Окделл вяло возится под ним, пытаясь откашляться.
- Жив?.. Точно?..
- Да, беги быстрее.
Больше не удостаивая бывшего однокорытника ни единым взглядом, Придд понимается на ноги и бросается назад. Первые несколько шагов даются с трудом, ноги подкашиваются, но он берет себя в руки и добирается до лежащего теньента.
- Арно!
- М-м-м…
- Арно, ты слышишь меня? Пошевели пальцами, если да. Хорошо, умница! Сейчас я тебя в госпиталь отвезу, потерпи. Что ж ты за безмозглый олень такой, что ничему тебя жизнь не учит?
Говоря всякую ерунду, призванную развеять напряжение, Придд быстро стягивает шейный платок и прижимает его к спине лежащего Арно. Потом осторожно переворачивает его и приподнимет, заставляя опереться плечом на себя, быстро расстегивает мундир и засовывает платок между тканью и спиной Арно.
Один из бергеров извлекает из седельной сумки бинты, корпию и флягу, помогает сделать перевязку.
- Этого надолго не хватит, - говорит он, - нужно в госпиталь.
- Да, - кивает Придд. – Арно, нужно будет потерпеть, ты ведь справишься?
- Я в седло сейчас не сяду… - тихо шепчет измученный виконт.
- Я тебя повезу, - решает Валентин. – Поступим так: я сяду на твоего Кана – он меньше устал, и посажу тебя впереди, так что тебе не придется ни самому держаться, ни управлять. Норберт, Йоганн, вы моего коня приведете?
- Да. Не беспокойся ни о чем, мы здесь закончим и всех доставим к генералу. Ты только успей в госпиталь, - серьезно кивает старший близнец, а младший, сноровисто связав Окделла, оставляет его там же, где его свалил Валентин и идет за мориском.
Валентин несколькими движениями успокаивает чужого коня и легко взлетает в седло, подбирая поводья. Катершванцы осторожно поднимают к нему Савиньяка и общими усилиями устраивают его в седле. Кан, повинуясь приказу, отходит на несколько шагов, привыкая к новой руке и двойной ноше, и срывается в галоп.
Снова крепостные стены и лагерь вокруг, только теперь суеты больше, да и солдат значительно прибавилось. Черный мориск почти врезается в замешкавшуюся возле крыльца группу офицеров, роняя хлопья пены с удил.
- Лекаря! – кричит Валентин, придерживая потерявшего сознание от скачки Савиньяка.
К коню бегут люди, кто-то тащит носилки, а светловолосый маршал, одним движением широких плеч разогнавший порученцев, бережно принимает окровавленное тело младшего брата и сам, не доверяя его никому, бежит за корнетом, указывающим ему путь.
Картина снова меняется. Несколько человек сидят за столом в небольшой комнате: близнецы с маршальскими перевязями, полковник Придд, и два генерала – высокий худощавый бергер и явный уроженец Эпинэ с внушительным носом, темными глазами и усами. Перед собравшимися стоят стаканы и несколько бутылок, тарелки с хлебом, мясом и сыром, но, кажется, никому из них кусок в горло не лезет.
- Полковник Придд, вы были правы, - говорит один из маршалов, по всей видимости, старший. – Окделл, действительно, намеревался перейти границу и заключить союз с Гаунау. Бедолага не мог знать, что я успел договориться с Хайнрихом раньше.
- Бедолага?! – взрывается второй близнец, не оставляя сомнений в том, кто есть кто – фамильный темперамент графа Лэкдеми давным-давно стал притчей во языцех. – Этот «бедолага», которого вытащил из лужи сначала Арно, потом Росио, а затем Робер, мало того, что стремиться все время плюхнуться в грязь, он еще и предает, как дышит. Он стрелял в спину нашему брату, Ли! Если Арно не выживет, я не буду дожидаться суда, так и знай. И пуля, и клинок слишком хороши для этой неблагодарной свиньи – веревка по нему плачет!
Подумать только, я еще и прикрывал эту дрянь в битве при Дараме – как же, оруженосец Рокэ, однокорытник Олененка, совсем ребенок, нужно присмотреть. Еще тогда пристрелить нужно было! Мразь!
- Успокойся, Милле, криками делу не поможешь. Возьми себя в руки, маршал воюющей армии не может изображать сиделку у постели больного, так что начинай привыкать к мысли, что Арно придется выздоравливать без нас.
- Ты думаешь… - Эмиль с надеждой смотрит на близнеца, но в голосе сквозит затаенный страх.
- Я надеюсь, Милле. Я от всей души надеюсь, что история нашего отца не повторится. Матушка этого не переживет, а мы с тобой не для того воспитывали младшего и, по мере сил, старались заменить ему отца, чтобы теперь провожать в последний путь. Пусть сначала до своей перевязи дослужиться.
Лионель Савиньяк сжимает плечо брата, потом разворачивается и вновь обращается к Валентину.
- Я не поблагодарил вас, герцог. Если бы не вы, мы уже потеряли бы младшего брата, а мерзавец, сотворивший это, был бы далеко.
Валентин в ответ судорожно кивает, но не говорит ни слова – его видимое спокойствие уже трещит по всем швам и достаточно одного неловкого слова или жеста, чтобы он сорвался, как там, на поляне. Кажется, присутствующие старшие чины понимают это – носатый генерал кладет руку ему на плечо, безмолвно пытаясь подбодрить.
- Одного не могу понять, - продолжает Лионель, - зачем он притащился в Марагону – неужели только для того, чтобы перетянуть на свою сторону Арно? Я просмотрел все бумаги, что нашли при нем – вы не поверите, господа, он там речь в нескольких вариантах составил, надо думать, чтобы произвести впечатление на будущего союзника. А уж какие далеко идущие планы! От мысли заключить договор с кесарией он отказался по двум причинам: та не граничит с Надором, поэтому военная помощь, если что, добираться будет долго, и он счел, что не хочет иметь дело с подобием Штанцлера – что очень странно, учитывая, как долго он этому гусю в клюв смотрел.
- При чем здесь Штанцлер? – любопытствует бергер.
- О, тут целая теория, барон, - отвечает маршал. – Он счел, что слуги похожи на своих хозяев, следовательно, Готфрид должен быть почти что копией Штанцлера. Далее идут рассуждения о том, что выбирать нужно из Ноймаринен, Бергмарк и Гаунау, а выбрав, уже можно отделить Надор от Талига и создать суверенное королевство Надорэа, союзное… одному из вышеперечисленных вариантов.
По мысли этого молодого человека, ноймары хороши только в качестве вассалов – они волки, которые будут грызть того, на кого укажет хозяин, но воли им давать нельзя. Поэтому Ноймаринен он временно отверг, придя к выводу, что в будущем непременно нужно будет прибрать его к рукам - сразу, как найдет легендарный Щит Манлия, который на самом деле реликвия Дома Скал, которая даст ему немыслимую силу и власть над кровными вассалами. Думаю, Рудольф оценит, какую милость ему собирались оказать.
Далее, был рассмотрен вариант с Бергмарк, но тоже не приглянулся – юноша счел, что в Горной Марке сына Эгмонта ждет только предательство, позор и поношение. Забавно в его случае говорить о предательстве со стороны бергеров – там ему никто ничего не должен. Ваши соотечественники, господин барон, просто схватили бы государственного преступника и придержали бы до конца войны, после чего его можно было бы судить. Но никто не может отвечать за чужие фантазии, поэтому оставим этот «предательский» вариант.
Таким образом, в распоряжении молодого человека оставалось лишь Гаунау и наш герцог решил проявить снисхождение к варварам, осчастливив их своим вниманием.
- Я не думаю, что «медведи» были бы счастливы, - медленно говорит бергерский барон с генеральской перевязью. – Мы не любим варитов, но мы не можем отрицать того, что это сильные враги, во многом чтящие старые традиции. Я говорю о тех, кто стоит за Хайнрихом и о нем самом – они побрезговали бы иметь дело с тем, кто так запятнал себя. Герцогу следовало бежать в Дриксен, под крылышко к Фридриху.
- Согласен, - кивает Лионель, - но все беды проистекают либо из недостатка информации, либо из ее недостоверности. Он принял свои фантазии за реальность и от них отталкивался. Вспомнил последствия надорского мятежа, когда в замке Окделл и на их землях распоряжались введенные из Бергмарк части и решил, что пришла пора поквитаться с «белобрысой солдатней», перестав кормить и поддерживать Марку – эти рассуждения читать почти смешно, особенно зная, что никакой такой поддержки от Надора бергеры не получают, как и продовольствия. Юноша счел, что завязшие в войне Северная и Западная армии не смогут прийти на помощь союзнику, а Надор – не пожелает, и тогда Гаунау с легкостью раздавит Бергмарк, разрешив, таким образом, вековые споры по поводу приграничных территорий и сделав таковой территорией всю Марку. А благодарный Хайнрих, в обмен на эту пустяковую услугу, конечно же, предоставит ему экспедиционный корпус для наведения порядка на будущих границах Надорэа и Талига и большего веса оной Надорэа.
Самоотверженность герцога была столь высока, что он был готов даже назвать Повелительницей Скал дочь Хайнриха – но, как мне думается, принцесса Кримхильде, едва-едва отделавшаяся от Фридриха, вряд ли бы оценила такую перспективу.
Итак, помимо уже совершенных преступлений мы имеем доказательство подготовки сговора и государственной измены. По Окделлу и без того Занха плачет, но на грядущем суде будет учтено все.
- Да кошки с ним, с этим отродьем! - не выдерживает усатый генерал. – Меня сейчас только Арно беспокоит. Ведь говорили с ним, и я, и Ойген, объясняли, просили не ездить в одиночестве, не срываться на подозрительные встречи без сопровождения… Что же он нас не послушал, а? Ведь я ему приказывать не хотел – как-то неловко сыну маршала Арно напоминать о том, что двенадцать лет тому назад произошло, он и так не забыл. Почему же не послушался, подставился так глупо? Нужно было приказать, а лучше – отослать в Хексберг с поручением. Поболтался бы при Альмейде, зато цел был бы. Моя вина…
- Жермон, прекрати, - отвечает Лионель. – Во-первых, на войне все рискуют, во-вторых, ты не мог его все время в кармане носить. А в-третьих, ты сам сказал, что беседовал с ним – так что когда очнется, я у него спрошу, где он голову позабыл, перед тем, как в ту рощу отправляться.
Жермон – по всей видимости, барон Тизо, старший сын покойного графа Ариго – открывает было рот, чтобы возразить, но тут дверь отворяется и в комнату входит немолодой усталый человек, к которому тут же устремляются взоры всех присутствующих.
- Мэтр Лизоб, что с Арно? – тревога и надежда борются в голосе старшего-младшего Савиньяка.
- Жить будет, - кивает лекарь. – В рубашке родился, не иначе. Повезло, что окликнули вовремя.
- То есть? – недоуменно сводит густые брови генерал Тизо.
- Я расспросил молодых Катершванцев, - отвечает мэтр, - они сказали, что теньент стоял к стрелявшему спиной и расстояние было всего ничего – не больше пары десятков бье. Если бы выстрел был произведен в такой диспозиции, то шансов не было бы никаких, скорее всего, полковник, вы его не довезли бы. Но вы его окликнули и на момент выстрела виконт уже встал к негодяю вполоборота, так что пуля прошла через мышцы спины, вспоров их, но не задев внутренние органы и позвоночник. Я бы сказал, что это чудо.
Сейчас теньент отдыхает – пуля извлечена, рана обработана и я дал ему вина со специями и тинктур, чтобы он смог поспать: силы ему еще понадобятся, крови он потерял достаточно, да и риск воспаления раны остается. Но организм молодой и сильный, в ближайшее время армия на марш не переходит, так что он может отлежаться в покое и чистоте. Будем уповать на волю Создателя.
Вы сможете его навестить завтра, но надолго не задерживайтесь и никаких тревожащих вестей. А теперь, господа, с вашего позволения, я вас оставлю, у меня еще много дел, - лекарь с достоинством кланяется и выходит.
Несколько мгновений собравшиеся смотрят вслед ушедшему мэтру, осваиваясь с мыслью, что самое страшное позади, а потом Эмиль, резко вскочив, поднимает полковника Придда со стула и заключает в объятия, судорожно повторяя: «Спасибо… спасибо…». Полузадохнувшегося от прилива братской любви и благодарности герцога спасает Лионель, заставивший близнеца отпустить свою невольную жертву. Немного сконфуженный Эмиль начинает, было, извиняться, глядя, как Валентин ловит ртом воздух, но тот машет рукой и, неожиданно для всех, улыбается.
- Я тоже рад, что успел, мой маршал.
Окончание в комментариях
Вопрос: Понравился фик?
| 1. Да | 4 | (80%) | |
| 2. Нет | 0 | (0%) | |
| 3. Хочу продолжение | 1 | (20%) | |
| 4. Надо бы доработать сюжет | 0 | (0%) | |
| 5. Под пиво сойдет | 0 | (0%) | |
| Всего: | 5 Всего проголосовало: 4 |
||
@темы: ОЭ, фанфики, приддоньяк
Название: Все в жизни связано
Автор: НеЛюбопытное созданье
Категория: преслэш
Пейринг: Арно Савиньяк/Валентин Придд
Рейтинг: PG
Жанр: Romance, fluff, modern-AU, ust, первый раз, учебные заведения, сонгфик.
Размер: Миди
Статус: Закончен
Дисклеймер: Ни на что не претендую, играюсь
Примечание: данный фанфик написан по заявке Тайное хобби Валентина Придда. (Джен, юмор)neweternafest.diary.ru/p201166955.htm, но заказчик не ответил на фесте, будет ли уместен преслеш, а еще у меня не очень-то пошел юмор, поэтому размещаю в дневнике.
читать дальше
Королевский колледж Лаик был самой престижной старшей школой Талига. Унаследовавший название, местоположение и часть традиций канувшей в небытие школы оруженосцев, он был воплощением мечты всех честолюбивых юношей и девушек королевства, равно как и их родителей. Диплом этого достойного учебного заведения был гарантией поступления в любой университет страны. Поэтому ничего удивительного в том, что именно в этих стенах обучались представители знатнейших и влиятельнейших фамилий королевства, нет. В Лаик принимали начиная с двенадцати лет, полный курс обучения был рассчитан на шесть лет. Самые значимые фигуры политики, искусства и науки за последний Круг в большинстве своем гордо называли себя «жеребятами» или «фабианцами», а значительную часть серьезных проблем взрослой жизни можно было решить, всего лишь пролистав выпускной альбом.
Несмотря на высокую стоимость, помимо потомственных аристократов в «Загоне» обучались и дети простых смертных – при условии, что их родители могли себе это позволить. Отдельную категорию представляли так называемые «ученики короны» - особо талантливые дети со всего королевства, будущая интеллектуальная элита, чье обучение оплачивал лично король. Отбор был крайне строгим, а поводы для отказа в зачислении могли быть самые разные и далеко не всегда проблема была в неспособности оплатить учебу: до сих пор не забыта скандальная история почти полувековой давности, когда Питера, сына барона Хогберда, даже не допустили к вступительным экзаменам, мотивируя отказ низкими моральными качествами абитуриента.
Глядя на счастливчиков, причисленных к братству Фабиана, те, кому не повезло попасть в их число, во всем пытались подражать им – знаменитая школьная форма была хорошо известна всем учащимся Талига. Появиться среди сверстников в костюме а-ля унар считалось высшим шиком. Который год из подростковой и юношеской моды не выходили классические черные брюки в тонкую белую полоску со стрелками и отворотами, белый блейзер с чернеными металлическими пуговицами и вышивкой на нагрудном кармане (подражатели, не имеющие права на лаикский герб, старались выбрать или заказать как можно более похожий рисунок, чаще всего – королевский герб), черные рубашки с булавкой, скрепляющей концы воротника, и белым шелковым галстуком, черно-белые жилеты, белые с черной отделкой джемперы и кардиганы, бело-черные пальто, носимые с белыми шарфами и черными перчатками и – не всегда выставляемая напоказ, но считающаяся одной из самых важных примет – черные гольфы до колен, упрямо именуемые чулками, одинаковой длины и у юношей, и у девушек.
Девушки-унары вызывали зависть сверстниц, щеголяя в прямых черных юбках в тонкую полоску чуть ниже колена или в клетчатых черно-белых юбках в складку, черных и белых строгих блузах, таких же, как у юношей, блейзерах, жилетах, джемперах и кардиганах. Правда, им позволялись некоторые вольности в обращении с форменными шарфами и галстуками, а так же разрешалось носить вместо галстука бабочку.
Черные кожаные туфли-монки с пряжками – на каждый день, замшевые лоферы с перфорацией – для более неформальной обстановки и лаковые лаики* – для торжественных случаев, завершали экипировку образцового унара.
В колледже очень трепетно относились к традициям, поэтому в Фабианов день, ранее бывший выпускным, обязательно давали представление в Главном театре. Репутация театральных трупп колледжа, для работы с которыми приглашались профессиональные режиссеры, была столь высока, что места в зале бронировались заранее.
Нынешний праздник выпадал на двухтысячелетнюю годовщину отречения от абвениатства и принятия Эрнани Раканом эсператизма, поэтому дебаты о том, на какой сюжет ставить пьесу, начались едва ли не с первых дней Осенних Скал, тогда как обычно этот вопрос поднимался после Зимнего Излома и приуроченных к нему двухнедельных каникул. Предлагали и житие Эрнани Святого, и историю Алана Окделла – но этот вариант отвергли: во-первых, тот не имел отношения к становлению религии, во-вторых, канонизировали-то его за убийство невиновного человека, как выяснилось еще Круг назад.
После упоминания Алана у кого-то появилась мысль рассказать о первых эсператистских святых – но это было не слишком правильно по отношению к правящей династии и официальной религии.
И тут, буквально божественным озарением, прозвучало имя святого Адриана. Действительно, почему бы и нет? Первенец и наследник одной из старейших талигойских династий, потомок бога, отказавшийся от веры предков ради нового, всячески поддерживал начинания Эрнани – и олларианская церковь его признает!
Но когда споры зазвучали с новой силой – на этот раз никак не могли придти к соглашению, какой из моментов чересчур бурной биографии основателя и первого магнуса ордена Славы отыгрывать – Валентин Придд неожиданно предложил выход: показать на сцене не Адриана, а Чезаре, то есть, каким человеком был наследник Молний до того, как отказался от мира ради горних высей.
Мысль поразила своей нестандартностью и, переглянувшись, все участники труппы в едином порыве кивнули – да, пусть будет Чезаре. Предвидя, что споры могут завернуть на третий круг, Валентин тут же развил успех, предложив поставить пьесу о подвиге военачальника, совершенном им плечом к плечу с побратимом – эпиархом Ринальди Раканом.
***
Валентин устало сжал тонкими пальцами переносицу, помассировал, слегка надавил на глаза, но резь в них не пропала. В очередной раз спросив себя, за какими кошками он вообще полез во все это, он снова честно ответил: да, пьеса обещает быть очень интересной, как и реакция зрителей на постановку; да, театральное искусство всегда его влекло возможностью примерить разнообразные маски, почувствовать переживания других людей, прожить их жизнь и выразить в игре то, что обычно он предпочитает скрывать – но все это было второстепенно. Главная причина добровольно взваленного на себя ярма обладала убойной дозой обаяния, лучистой улыбкой, взрывным характером, соблазнительной родинкой, склонностью к авантюрам, горячим взором ярких черных глаз, фамильной отвагой, золотистыми кудрями и повышенным дружелюбием, гордо потряхивала наследственными рогами, отзывалась на фамилию Савиньяк и носила титул виконта.
Проще говоря, ради возможности видеть Арно почаще и даже делать одно с ним дело, Валентин без раздумий пожертвовал двумя факультативами: по истории истоков противостояния агмов и варитов и их исхода из Седых земель, а так же по философии верований жителей Багряных земель.
Вспомнились пробы. Роль Чезаре без возражений была отдана Арно – и не только из-за характерной внешности, а потому что судьба щедро отмерила ему и харизмы, и таланта, и чутья изображаемого персонажа. Да и характер додумывать не нужно – Савиньяк сам тот еще авантюрист!
Обрадованный наличием одного из главных героев режиссер тут же распределил остальные роли. Кто-то, как и Арно, получил роль, что называется, не сходя с места, другим пришлось пройти через строгий отбор. Валентину предложили должность консультанта – что, учитывая его знания о гальтарском периоде, гарантировало отсутствие ляпов, вроде появления на сцене персонажа, одетого несообразно эпохе.
К концу проб и режиссер, и его помощник, и отобранные актеры, и те, кто по разным причинам не подошел для этой постановки, были почти в отчаянии – никто не годился на роль Ринальди. Нет, сделать даже из брюнета блондина гримеры могли, цвет глаз тоже не являлся проблемой – линзы никто не отменял, так что режиссер гнался, в первую очередь не за портретным сходством, о котором было известно лишь то, что Ринальди был красив, строен, золотоволос и зеленоглаз, а за характером. В отчаянии он даже попробовал переиграть, дав Арно роль Рино, но тогда пришлось бы искать нового Чезаре.
Глядя на эти потуги и метания Валентин негромко посетовал, что Олененок уродился без пары – будь его братья-близнецы унарами, такой проблемы бы не возникло.
Привлеченный этой фразой режиссер поднял голову, всмотрелся в него и предложил Придду рассказать, каким он видит образ воинственного Ракана. Впервые в жизни не почуяв подвоха, Валентин поднялся на сцену – исключительно для того, чтобы всем было его хорошо слышно – и начал рассказывать о жившем много кругов назад эпиархе, прославившемся взрывным, но справедливым характером, любовью к женщинам, войне, оружию, лошадям и младшему брату-калеке, эпиархе, никогда не отрицавшем своих многочисленных любовных побед, но отказавшемся брать на себя вину за жену своего наставника.
Он увлекся, начав уже не только говорить, но и разыгрывать какие-то сценки из жизни Ринальди, пытаясь максимально полно передать образ человека, плечом к плечу с побратимом вставшего на пути орды варваров, прикрывая находящуюся на марше армию.
В какой-то момент к нему-Ринальди присоединился Арно-Чезаре и история обрела объем и звучание. Они не играли, они примеряли жизнь ушедших людей, проживали ее. Валентин отбросил привычную сдержанность и пылко сжал руку «побратима» перед тем, как бросится в решительную атаку. Волшебство момента нарушил возглас режиссера: «Есть! У нас есть Ринальди!».
Потом были мучения с написанием самой пьесы – решили не брать классические сюжеты, в которых оговоренному Ракану либо отводилась неприглядная роль, либо он упоминался вскользь, как «друг и побратим святого Адриана, чье имя история не сохранила», а написать свой сценарий, что позволяло максимально выигрышно использовать сильные стороны актеров и свести к минимуму их недостатки.
Труд был совместным: режиссер заставил всю труппу включиться в процесс, написав сочинения по своим героям, чтобы прочувствовать их и показать не персонажами, а живыми людьми, с их радостями и горестями, страхами и отвагой, сомнениями и верностью. Так же привлекли менторов и слушателей исторического факультатива.
К концу осени пьеса была написана, выправлена, вычитана, снова выправлена и торжественно отложена в сторону до окончания каникул, после чего ее прочитали заново, представили на суд менторов истории и словесности – на предмет обнаружения ляпов и несоответствий, а потом начались репетиции.
Оба главных героя принимали живейшее участие в рождении шедевра, почти что сроднившись со своими персонажами. Валентин иногда ловил себя на том, что в спорах, грозящих вот-вот перерасти в ссору, неосознанно становится рядом с Арно, прикрывая его, удерживая за плечо и – что удивительней всего – прикидывая не как осадить противника словами, а как поддержать Сэ в намечающейся драке. Занимаясь в библиотеке, они часто сталкивались у одной и той же полки, после чего брали один справочник на двоих, садились рядом и начинали готовиться к занятиям, делясь взглядами на события или дисциплины, в процессе азартных споров незаметно объясняя друг другу все теоремы, правила и понятия, которые почему-то ускользали от понимания, если заниматься в одиночку.
Как оказалось, они во многом были почти что полными противоположностями. Валентин, с его склонностью к гуманитарным наукам, как рыба в воде чувствовал себя на уроках истории, биологии, риторики, словесности, литературы, философии, землеописания и древнегальтарского языка. Арно же были ближе алгебра, геометрия, информатика, физика, химия и астрономия. К военной и спортивной подготовке они относились одинаково – оба увлекались и конным спортом, и стрельбой, и историческим фехтованием, и рукопашным боем. Иностранные языки так же давались обоим без труда, равно как и основы живописи: в центре дизайна и технологий как раз закончили распечатывать на 3D-принтере доспехи и оружие для спектакля, над эскизами которых они трудились почти две недели. Теперь все эти гребенчатые шлемы с нащечниками, анатомические кирасы, наплечники, наручи и поножи, кописы и ксифосы передадут ученикам художественного факультатива, которые и превратят пластик в «настоящий» металл. Костюмеры уже вовсю корпели над латными юбками и калигами из эко-кожи, алыми плащами, туниками, хитонами и шарфами.
Валентин устало вздохнул и отложил книгу – после насыщенного учебой, тренировкой и репетицией дня в голове отказывалась задерживаться любая информация, а тело настойчиво намекало, что даже древним героям необходим отдых.
«Интересно, - уже засыпая, подумал Валентин, - успею ли я такими темпами подготовить сюрприз для Олененка? До премьеры времени довольно много, но почти все силы и время уходят на учебу и репетиции. Может, пока отменить часть тренировок? Только придется как-то объяснить Арно, по какой причине я перестал появляться в тире – а он и так не может понять, почему я не сразу согласился стать его спарринг-партнером, при том, что на фехтовании мы всегда тренируемся в паре. Ладно, что-нибудь придумаю».
***
Арно растянулся на кровати. Тренировка в тире удалась на славу, плохо только, что Валентина не было – отговорился какими-то срочными делами. Арно, как настоящий друг, сделал вид, что поверил и не расспрашивал. Валентин всегда был скрытным, за четыре года их дружбы Арно к этому привык.
Мысли снова вернулись к пьесе. С каждой репетицией Арно все больше и больше вживался в роль отважного и порывистого Чезаре. Каждую репетицию он снова и снова проживал горусский поход, когда Чезаре и Ринальди спасли от гибели всю армию Лорио Борраски и едва вырвались от варитов. И с каждой репетицией Валентин становился ему все ближе. Казалось, простая юношеская дружба прямо на сцене растет, укрепляется, и вдруг ты понимаешь, что и впрямь готов до смерти защищать своего друга и побратима. И неважно, как его зовут – Ринальди Ракан или Валентин Придд. И неважно даже, как зовут тебя самого.
Арно закинул руки за голову и вспомнил последнее посещение фехтовального манежа. Обычно он тренировался в паре с Валентином, но вчера суровый Ойген Райнштайнер, заставил всех сменить партнеров. Арно бился с Йоганном и, отразив очередной выпад, на миг обернулся к Придду. Валентин успешно отражал удары Норберта, но вдруг неудачно поскользнулся и упал. Арно бросился к нему, закрыл собой, и, попутно защищаясь от выпадов Норберта, протянул ему руку. Валентин ухватился за протянутую ладонь, легко вскочил на ноги и тут же отбил шпагу Йоганна, который решил помочь брату. Не сговариваясь, Арно и Валентин прижались спиной к спине и держали круговую оборону против близнецов. Арно забыл о том, что это тренировка, о том, что на всех шпагах надеты защитные колпачки, о том, что на манеже присутствуют мониторы... Впрочем, фехтмейстер Райнштайнер быстро о себе напомнил:
- Молодые люди, это было весьма впечатляюще. Однако, смею напомнить, что вы находитесь на уроке, а не на поле боя. Прошу всех разойтись по парам и подготовиться к следующему поединку. И на этот раз без самодеятельности. Особенно это относится к господам Савиньяку и Придду.
Арно улыбнулся. С того самого дня, когда Валентина утвердили на роль Ринальди, жизнь стала куда насыщеннее и разнообразнее. Он замечал, что и Валентин меняется – все чаще он стал неосознанно закрывать его собой в любой стычке с одноклассниками. Режиссер и остальные члены труппы были от них в восторге и даже прочили большое актерское будущее, но Арно только усмехался. Он знал кое-что, чего не видел никто, и понимал, почему им с Валентином никогда не быть актерами: ни один из них не играл, не перевоплощался, не «талантливо входил в роль», как выражался приглашенный критик Коко Капуль-Гизайль. Просто Валентин, точно так же, как и сам Арно, проживал эту битву. Раз за разом. Ту самую репетицию Арно вспоминал часто...
Когда на сцену поднялся восьмой «Ринальди» Савиньяк слегка озверел. За сегодняшние пробы он вымотался, как никогда в жизни. Его манил образ Чезаре, но Арно никак не мог избавиться от чувства, что все вокруг какое-то ненастоящее. Он не мог увидеть за горой реквизита орду варитов и не видел в трех однокорытниках армию Лорио Борраски. Чего-то не хватало, и Савиньяк знал, что вина не его. Одиночные сцены Чезаре он играл блестяще. Но стоило начать хоть какой-то диалог с очередным «побратимом», как режиссер впадал в бешенство и Арно его понимал. Какой бы эпизод они не брали, слова, столь искренние в древних легендах, превращались в пустой картон, в фальшь, в ложь. Пока на сцену не поднялся Валентин. Каждое его слово все больше и больше переносило Арно в древнюю анаксию, на войну, в ту страшную ночь, к огромной армии варитов. Он забыл о режиссере, о пьесе, о реквизите – обо всем и, не отрываясь, смотрел в знакомые зеленые глаза, которые сейчас метали настоящие молнии. Когда Валентин, задыхаясь от волнения, воскликнул: «Ушедшие в Закат, Чезаре! Это ловушка, они ждали нас!», Арно не выдержал и выкрикнул, даже не помня, к кому обращается – к унару или к настоящему гонцу: «Развернуть арьергард! Мы принимаем бой, Рино!». Валентин горячо пожал его руку и Арно уже готов был кинуться в атаку, когда услышал незнакомый голос: «Есть! У нас есть Ринальди!». Несколько секунд он силился вспомнить, кто этот смешной человек с всклокоченными волосами и как он оказался в лагере, пока Валентин не шепнул на ухо: «Это режиссер, Арно».
Савиньяк широко зевнул. Играть с Валентином было здорово и каждую репетицию он в этом убеждался. Впрочем, с ним здорово было все, а после нескольких совместных занятий в библиотеке Арно даже заинтересовался риторикой, от которой раньше увиливал всеми мыслимыми способами. Правда, и ему удалось заинтересовать Валентина информатикой, как раз на следующих выходных они планировали оккупировать компьютерный класс и поучиться программировать. Валентин на днях обмолвился, что давно придумал любопытный сайт, но не хочет просить кого-то другого воплощать в жизнь его идеи. Арно пообещал, что научит его всему, что умеет сам, а потом они вместе что-нибудь придумают с сайтом. Этих выходных Арно очень ждал, потому что разбирало любопытство, а Валентин наотрез отказался рассказывать про свою идею, пока за ними не закроется на ключ дверь компьютерного класса. Арно, засыпая, фыркнул, вспомнив, как мотивировал Придд свой категорический отказ: «Если я расскажу тебе сейчас, то к выходным ты уже все придумаешь, сделаешь, а потом еще и извинишься за то, что не дождался меня, ведь идея пришла тебе в голову в три часа ночи, и ты никак не мог удержаться». Правоту Валентина трудно было не признать. Арно закрыл глаза и сразу же провалился в сон.
***
- Валентин, помоги мне, пожалуйста.
- Что мне сделать, Габи?
- У меня пряжа едва не спуталась, нужно ее в клубок смотать. Подержишь?
- Да.
Малыш Валентин охотно подставил руки старшей сестре, с любопытством рассматривая пушистый, теплый и мягкий обруч, обхвативший его запястья. От него к Габриэле бежит нитка, забавно щекоча пальцы. Габи сначала наматывала нитку себе на пальцы, пока не получился фиалковый «браслет», а потом, сняв «браслет», стала обвивать нить уже вокруг него. Сначала получился бантик, потом – веретено, а теперь эта штука была больше похожа на мячик.
- А зачем ты перематываешь, Габи?
- Я попробовала вязать сразу из мотка, но нить цепляется и пряжа начинает путаться – приходится все время останавливаться и распутывать, а так и дольше, и неудобно. И нить порвать можно.
- А что ты хочешь связать?
- Красивую тунику.
- Зачем тебе? У тебя и так много платьев и всего остального. Мама тебе всегда всё покупает и даже карточку дала, я видел.
- Конечно, платья есть. Просто так получаются вещи, которых ни у кого нет. И мне нравится сам процесс – знаешь, вязание успокаивает и позволяет сосредоточиться. Что-то вроде медитации. Кроме того, это ведь очень приятно, когда носишь вещи, созданные вручную.
Я сейчас еще не все умею, но обязательно научусь не только вязать по схемам, но и свои модели придумывать. А когда я стану вязать совсем хорошо, я обязательно тебе что-нибудь свяжу – то, что ты сам выберешь. Будешь носить такую вещь?
- Конечно! А я не буду на девчонку похож?
- Нет, - серебряными колокольчиками рассыпался по гостиной смех сестры, - не будешь. Я тебе обещаю, что свяжу именно то, что ты захочешь.
- А как я узнаю, как выбрать?
- Мы вместе посмотрим журналы и ты покажешь, что тебе понравилось.
Шестилетний Валентин во все глаза смотрел, как непрерывно бегущая по его рукам нитка незаметно уменьшает «обруч», то есть, моток, постепенно перетекая в клубок-«мячик». Движение завораживало, как и негромкий голос Габи, напевавшей какую-то песенку, глаза потихоньку стали слипаться. Уже задремывая, он почувствовал, как последние витки пряжи соскальзывают с его запястий, а потом сестра подхватила его на руки и понесла в спальню.
Остаток лета Валентин так и провел рядом с Габриэлой, с восторгом наблюдая, как простые движения «волшебных палочек»-спиц заставляют нить цепляться за саму себя и буквально на глазах превращаться в тонкое и мягкое полотно с красивым узором. Вязальные схемы, испещренные различными значками: точками, кружочками, палочками, крестиками и галочками, складывающимися в необычные рисунки, казались таинственными магическими рукописями.
В колледж сестра поехала в новой тунике, а уютный зеленый свитер с косами стал самым желанным подарком к Зимнему Излому.
- Валентин, вот ты где!
- Привет, Габи! – Валентин поднял голову от учебников и улыбнулся заглянувшей к нему сестре. – Нужна помощь?
- Да – и как можно быстрее.
- Рассказывай.
- Понимаешь, мне одна модель понравилась…
- И?
- Но мне совершенно не понравилась рекомендованная пряжа. Я выбрала другую, она примерно той же толщины, но более мягкая и не колется. Когда я связала пробный образец, то он не совпал.
- Что значит «не совпал»? – не понял Валентин.
- Понимаешь, я взяла те же спицы, что и в описании, пряжа к ним подходит. Я думала, что погрешность будет минимальная, но, когда я попробовала провязать пробный квадрат в треть бье, то количество рядов и петель разнились. Проще говоря, если я набираю указанное количество петель и вяжу несколько рядов, то у меня получается не тот размер лоскута, который должен быть, а немного больший. Проблема в том, что в этом свитере используются несколько разных узоров и нужно точно рассчитать количество петель и рядов. И не хотелось бы в итоге получить вещь на пару размеров больше. Поможешь?
- Сделаю, что смогу, но тебе придется побыть рядом со мной, пока я не закончу вычисления – скорее всего, тебе придется мне объяснять детали.
- Конечно!
Вскоре Габриэла потрясала воображение однокурсников и вызывала глухую зависть однокурсниц роскошным ажурным свитером из пуха элитных варастийских кроликов.
Девятилетний Валентин, бившийся над задачкой пару вечеров, был невероятно горд собой и доволен тем, что смог применить школьные навыки в обычной жизни. Далеко не сразу он сообразил, что Габи, в любом случае, быстрее справилась бы с расчетами, чем ученик начальной школы, но ее просьба заставила его напрячься и освоить-таки нелюбимую математику. С тех пор вязальные схемы стали для него открытой книгой, читать которую, порой, было достаточно увлекательно.
- Габи!
Высокая стройная девушка обернулась и расцвела в улыбке.
- Вальхен! Давно за мной идешь?
- Несколько минут. Я звал-звал, а ты не откликаешься. Я уж было подумал, что обознался и хотел уйти, а тут ты услышала.
- Извини, задумалась.
Валентин окинул сестру внимательным взглядом.
- Ты прямо светишься вся и пританцовываешь. У тебя свидание? Я мешаю?
- Нет, что ты. Никакого свидания. Тут неподалеку мой любимый магазинчик со всем подряд для рукоделия, я туда направляюсь. Хочешь со мной?
- Наверное, это будет интересно. А что на этот раз ты будешь вязать?
- Не знаю. Посмотрю, что у них есть. Иногда я наталкиваюсь на очень красивые модели, но пряжу к ним никак не могу подобрать. А бывает наоборот: вижу пряжу и сразу представляю, что именно из нее лучше связать. Может быть, ты мне что-нибудь подскажешь, а?
- Я? Не уверен, что смогу чем-то тебе помочь, разве что цвет выбрать.
- Не скромничай, братец, ты уже вполне прилично разбираешься. Можно сказать, ты – уникум в плане рукоделия.
- Потому что обычно мальчишки всеми силами этого рукоделия избегают?
- Нет, потому что обычно люди сначала учатся вязать, начиная с самого простого, а потом осваивают чтение сложных схем и работу с ними. А ты эти схемы влет читаешь и пересчитываешь, если нужно. Не хочешь попробовать что-нибудь воплотить?
- Я подумаю.
Магазинчик под скромной вывеской в конце тенистой аллеи оказался неожиданно большим внутри, но очень уютным. От развешанных на стендах мотков разноцветной пряжи разбегались глаза. Хотелось сразу всего: и тончайшую пряжу гунамасса из руна бакранских высокогорных коз, и похожую на пушистую паутинку пряжу из пуха варастийских кроликов, и шелковую, и льняную, и…
Валентин задумчиво бродил по залу, краем глаза присматривая за сестрой – Габи явно разрывалась, не зная, чему отдать предпочтение. Мелькнула мысль подойти и помочь определиться с окончательным выбором, чтобы не пришлось торчать здесь несколько часов, но тут на глаза попались забавные мотки, в которых на тонко скрученной нити через равные промежутки были нанизаны плотные помпоны. Рядом были другие, тоже необычные: с коротким ворсом-травкой и в виде пухлого плюшевого шнура. Похоже, эта витрина была сплошь «детской» - приятные на ощупь фактуры и яркие цвета.
- Ну, что? – Габи подкралась незаметно.
- Как ты думаешь, - задумчиво протянул Валентин, - вот это подойдет на подарок младшим?
- Хм, неплохой выбор. «Травка» из флавионских водорослей и крабов очень хороша для детей – можно связать безрукавку Клаусу, это несложно, особенно, если взять вот эту, меланжевую, тогда переходы цветов сделают ненужным сложный рисунок.
А теперь – «помпончики»… Так, посмотрим, что тут у нас. М-м-м, карнейский дубовый шелк и нухутский бамбук – просто идеальное сочетание: мягко, тепло, не вызывает аллергии, дышит. Что же из нее сделать?
О, придумала! Шапка-капюшон – это просто замечательный вариант для Питера, он ведь всюду залезть норовит и постоянно скидывает обычные шапочки. Берем?
- Да. Пожалуй, я действительно попробую. Ты мне объяснишь основы?
- Основы ты и так знаешь, осталась только прикладная часть. Подожди минутку, я прикину, какое количество пряжи нужно.
- Вот так сразу? – удивился Валентин. – Без примерок и расчетов?
- Опыт, братец.
Вязать, действительно, оказалось несложно и увлекательно, хотя в первые несколько дней немного ныли пальцы от непривычной нагрузки. Для безрукавки Габи предложила очень простое чередование лицевых и изнаночных петель, давшее, в сочетании с плавными переходами всех оттенков голубого и ворсом, замечательный эффект водоворота. А объемный мягкий бирюзовый капюшон-шлем с забавными кошачьими ушками так понравился малышу Питеру, что проблемой стало не уговорить его надеть шапочку на прогулку и не снимать на улице, а не носить его дома.
Процесс затянул и Валентин быстро обзавелся собственным комплектом вязальных аксессуаров – просто придя после занятий домой, он обнаружил на постели кейс, в креплениях которого были устроены все размеры спиц и крючков, мерные ленты, булавки и прочее. Габриэла сказала, что этот подарок – малая часть ее признательности за всю ту помощь, которую он все это время ей оказывал. Валентин был благодарен сестре и за сам подарок, и за то, что кейс не вызывал ассоциаций с рукоделием – он достаточно видел шкатулок для спиц и булавок в том магазинчике и мысль о том, что плетеный короб, украшенный розами, котятами и ангелочками, появится в его комнате, его смущала.
Он долго не мог решиться признаться семье в своем выборе – казалось, что родители не одобрят такого «девчоночьего» увлечения, так что даже подарки для братьев Габриэле пришлось выдать за свое рукоделие. О хобби знал еще Джастин, как-то раз зашедший к нему без стука и заставший врасплох – впрочем, брат не видел в этом ничего плохого, сказав, что такое занятие полностью соответствует усидчивому характеру младшенького.
Только накануне своего одиннадцатилетия Валентин рассказал матери. Та выслушала, похвалила за прилежание и пообещала сама поговорить с отцом. Вальтер, подготовленный супругой, немного поразмышлял и решил, что рукоделие – это, конечно, не совсем мужское занятие, но в любом случае, лучше пусть будет вязание, чем компания сверстников-сорвиголов, где уж точно ничему хорошему не научат, только сквернословить, играть в карты и – не приведи Создатель! – пить вино до совершеннолетия.
Магазинчик, несколько лет назад показанный ему Габриэлой, встретил тишиной, приветливой улыбкой продавщицы, узнавшей постоянного покупателя, и огромным выбором. Валентин бродил вдоль стендов и витрин, сам не зная, что именно ищет. Как говорила в таких случаях Габи, «просто жду, за что взгляд зацепится».
До годовщины свадьбы герцога и герцогини Придд было шесть месяцев, а Валентин все никак не мог определиться с подарками. Дело было в том, что он считал не слишком правильным покупать подарки родителям на их же деньги – ведь своего источника доходов у него еще не было. Нет, разумеется, у него был персональный счет, открытый отцом, когда он родился и Валентин мог им пользоваться – но эти деньги не заработаны самостоятельно. Мысль о том, что он уподобиться взбалмошной девице, устроившей истерику в ювелирном салоне, куда он сопровождал Джастина, чтобы забрать подарок для его девушки, была неприятна. Посетительница салона, оказавшаяся матерью скандалистки, не знала, куда деть глаза от смущения, и растеряно пыталась утихомирить дочь, но та не желала ничего слушать, только требовала, чтобы мать немедленно дала ей кредитку, «чтобы купить тебе подарок». Девице даже в голову не пришло, что расплачиваться за подарок матери она собиралась из материнского же кармана – причем, даже не интересуясь, нужна ли эта вещь одариваемой.
Если же потратить деньги только на материал для подарка, то ручной труд и персональное внимание сделают его особенным. Как верно заметила Габи, такие вещи дарить и получать очень приятно. Оставалось решить, что именно связать.
Выбор осложнялся тем, что и мама, и отец даже в домашней обстановке очень редко надевали что-то неформальное. А хотелось порадовать их вещами, которые будут нужны чаще, чем пару раз в году.
Внимание привлекло деликатное покашливание.
- Извините, что отвлекаю, - Валентин уже знал, что консультанта зовут Ровена, - быть может, я смогу вам помочь?
- Возможно. Я сам еще не знаю, что ищу.
- Тогда давайте искать вместе. Вы еще не определились, какую вещь будете вязать, верно?
- Да.
- А для кого и по какому поводу?
- У моих родителей годовщина свадьбы. Проблема в том, что они оба ведут активную светскую и деловую жизнь, которая не предполагает ношение неформальной одежды.
- А дома?
- Тоже редко. Кроме того, я хотел бы подарить им вещи, которые бы перекликались между собой.
- Думаю, мне есть, что вам предложить. Вы подождете минуточку?
- Разумеется.
Ожидание не затянулось. Постукивая каблуками, девушка появилась в зале, бережно прижимая к себе небольшую коробку и прошла к столику.
- Наша новинка. Это пробная партия, мы очень долго вели переговоры с Бордоном о поставках и в случае заинтересованности наших покупателей, пряжа, скорее всего, будет поставляться под заказ. Все производство: и разведение моллюсков, и добычу сырья, и его обработку, и прядение, и производство изделий из этой пряжи контролирует одна семья, которая только недавно согласились поставлять небольшие партии нам. Изначально только бордонцы работали с ней – кружева и вязание из виссона славятся на все Золотые и Багряные земли. Достаточно дорогая пряжа, но вы, я думаю, можете себе ее позволить.
- Вы утверждаете, что это тот самый, почти легендарный бордонский виссон? Который еще называют морским шёлком?
- Понимаю ваше удивление, - спокойно кивнула Ровена. – Вот, пожалуйста, вы можете удостовериться, все необходимые сертификаты соответствия и сопроводительные документы за подписью главы фамилии Медуччи.
Быстро просмотрев документы, Валентин убедился в подлинности известной на все Золотые земли торговой печати дожей Медуччи. Терпеливо ожидающая девушка забрала бумаги и протянула ему почти невесомый моток пряжи.
- Проверьте.
Валентин, затаив дыхание, аккуратно стал складывать и сжимать пряжу. Она послушно уменьшилась вдвое, потом вчетверо, еще и еще. В итоге, моток с его ладонь сжался до размера некрупной сливы.
- Восхитительно! Ровена, это то, что нужно. Какие цвета есть в наличии?
- Виссон не окрашивают, можно лишь усилить блеск и естественный золотистый цвет волокон. Раз ваши родители ведут светскую жизнь, и вы хотите, чтобы подарки были взаимосвязаны, то позвольте дать вам совет по моделям – я заметила по вашим покупкам, что вы не боитесь деликатной пряжи и сложных схем – думаю, вашей матушке подойдут оперные перчатки, а вашему отцу можно будет связать очень простой шарф для торжественного выхода.
- Вы правы, Ровена, идея замечательная! Поможете мне рассчитать необходимое количество пряжи?
- Разумеется.
Ровно через шесть месяцев пятнадцатилетний Валентин попросил разрешения войти в апартаменты герцогини Придд. Мать, как раз примерявшая наряд, сшитый к приему по случаю годовщины, обрадовано поцеловала сына и получила в подарок маленькую бархатную шкатулку для ювелирный украшений. Внутри была пара тончайших золотистых перчаток, невесомо окутавших руки выше локтей. Подарок был настолько тонок и деликатен, что Ангелика без труда надела даже любимый перстень, обхватывающий палец, как влитой.
Отцу, зашедшему поздравить супругу с годовщиной, достался тонкий шарф, безупречно гармонирующий с торжественным костюмом. Он был более плотным, нежели перчатки – Валентин добавил к виссону не менее редкий и дорогой шелк фельпских киркорелл, имеющий такой же естественный золотисто-шафрановый блеск и дающий большую плотность и прочность.
Весь вечер мать сияла не только от поздравлений с годовщиной и комплиментов – каждая приглашенная дама пыталась выведать тайну: у какого кутюрье герцогиня заказала такой великолепный дуэт для себя и супруга. Секрет остался нераскрытым.
- Добрый день, вы позвонили в магазин «Все для рукоделия», меня зовут Ровена. Чем я могу вам помочь?
- Добрый день, Ровена, я ваш постоянный покупатель, номер моей карты ***. Мне срочно необходима консультация.
- Да, я вас помню. Чем могу быть полезна?
- В прошлый раз вы упомянули, что стали сотрудничать не только с компаниями - производителями пряжи, но и с частными мастерами, изготовляющими пряжу под конкретный заказ. Я могу воспользоваться этим предложением?
- В любое удобное вам время. Планируете заказать нечто особенное?
- Да. Если возможно, я хотел бы сначала пообщаться с мастером лично, чтобы обсудить варианты и уточнить некоторые характеристики пряжи, а потом уже оформить заказ.
- Я могу предоставить вам контакты нескольких прях, работающих в Олларии и в пригородах – они уже очень хорошо себя зарекомендовали: работают с любой пряжей, как с чистой, так и смесовой, и выполняют заказы быстро и качественно.
- Вы меня весьма обяжете.
Мастером оказалась молодая, уверенная в себе женщина, представившаяся Дианой. Внимательно выслушав пожелания Валентина, она подробно расспросила его, какие именно пряжу он желает получить, для какого изделия и в какие сроки. Немного подумала и предложила внести некоторые изменения в состав, пояснив, что такое сочетание материалов даст ровную, прочную, очень легкую и теплую нить с приятным шелковистым блеском.
- Итак, давайте рассмотрим варианты, которые вам понравились и вы хотели бы включить их в состав пряжи.
Пух торских и варастийских волкодавов считается одним из лучших решений для зимы, но необходимо помнить, что имеется в виду, в первую очередь, либо низкие температуры и ветер в северных горах, либо сильные ветра с большой разницей между дневной и ночной температурой в степи – в таких условиях чисто собачья пряжа оправдана, в изделиях из нее, лишь укрывшись от сырости, можно даже на снегу спать. Если вы наденете такой свитер для прогулок по Олларии, зимой вам больше ничего не потребуется – иначе взмокнете через полчаса.
Все вышесказанное, но в превосходной степени относится и к шерсти седоземельских овцевбыков. Её преимуществами является мягкость, которой она превосходит шерсть бакранской козы гунамасса, и то, что она не раздражает даже младенческую кожу.
Холтийская хольпака мягкая, легкая, теплая, тонкая, с красивым шелковистым блеском и, опять-таки, очень бережно относится даже к самой чувствительной коже.
Кэналлийская мэрино идеально вписывается в этот ряд, подчеркивая достоинства предыдущих вариантов своими: он так же легкая, мягкая и теплая, но, помимо этого, дает прекрасный объем и эластичность, помогает регулировать тепло- и влагообмен, впитывая излишки влаги и охлаждая тело, когда это необходимо.
Подытожим: все эти виды шерсти, как по отдельности, так и вместе, можно спрясть в тонкую – в случае необходимости и в толстую – ровную, прочную, легкую, мягкую и очень теплую пряжу.
Однако, поскольку в изделии из нее вы не планируете исследовать Седые земли или покорять торские перевалы, я предлагаю ввести компоненты, которые адаптируют пряжу к условиям Центрального Талига.
Для начала, взгляните вот на эту ровницу – это выделанная и полностью готовая к прядению, но еще не окрашенная марагонская крапива. Некоторые сравнивают ее с льном-долгунцом, но крапива имеет перед ним несколько преимуществ. Она мягче и эластичнее, поскольку ее делают из полых стеблей, имеет естественный шелковистый блеск. Благодаря полому строению она так же лучше регулирует теплообмен и впитывает влагу – то есть, может сбалансировать шерсть. Учитывая характеристики шерстяных и пуховых составляющих, ее должно быть не менее половины объема.
Насколько я поняла из вашего перечня, цена вас не смущает – тогда могу предложить взять в качестве основы нить морисского шелка-сырца.
- Думаю, предложенное вами сочетание оптимально. Остались еще два момента: цвет и толщина пряжи. Мне нужна тонкая и толстая, но хотелось бы, чтобы их состав не отличался слишком сильно. Это возможно?
- Да, без проблем. На какие части изделия пойдет более толстая пряжа?
- Горловина и ворот, рукава от запястий до локтей, плечи.
- В этом случае можно немного изменить процентное соотношение и добавить побольше мэрино, уменьшив долю собачьего пуха и шерсти овцебыков. Получится мягкая и плотная нить.
- То, то нужно. Теперь по цвету.
- Я предлагаю следующий вариант: для прядения берется максимально светлый материал, в случае с шерстью и пухом – от светлых особей, а после того, как пряжа будет готова, окрасить ее в выбранные оттенки. Можно, конечно, подобрать уже окрашенный материал, но не будет гарантии, что составляющие пряжи совпадут тон в тон.
- Ваше предложение разумно. Окрашивать тоже будете вы?
- Могу я, но если слишком сложный состав, то лучше будет доверить моей коллеге, специализирующейся как раз на окрашивании. Вам нужны два цвета, я верно поняла?
- Да, винно-красный для тонкой нити и золотой, как у виссона, для толстой.
- Тогда сама справлюсь. Пару раз были случаи, когда заказывали окрашивание с переходом из одного тона в другой или с неестественно-яркими тонами – такое лучше к специалисту, конечно. Вот, укажите на палитре оттенки.
Оплатив материалы, через полтора месяца Валентин получил свой заказ. Тонкая красная нить мягко играла переливами на солнце, казалось, что лучшая кэналлийская Кровь каким-то чудом превратилась в пряжу, окутывая пальцы нежным теплом, стоило лишь слегка коснуться. Упругий золотистый моток сам просился в руки, напоминая своим блеском растрепанные кудри Олененка.
Ты знаешь, я не хочу тебя своим называть
И, точно знаю, ты меня – тоже.
И я тебя не хочу ни у кого отбивать,
И ревность меня совсем не гложет.
Даже когда я одна,
Когда на небе скалит зубы луна,
Мне так легко и спокойно,
Что где-то там далеко есть ты.
В наушниках негромко мурлыкала любимая песня, расслабляя и помогая сконцентрироваться. Плеер был запрограммирован на случайный выбор композиции и именно «Ты знаешь…» почему-то выпадала чаще всего. Казалось, приборчик улавливает и озвучивает его настроение – и в самом деле, ему хватало того, что Арно просто есть в этом мире, в его жизни, что можно видеть его каждый день и разговаривать с ним, смеяться, репетировать и готовиться вместе к занятиям. Как-то даже и в голову не приходило начать ухаживать за Арно – зачем, если и так все замечательно? Они дружат и этого довольно. Зачем метаться и биться в истерике, рыдая о том, что объект любви не то, что не ответит, но и не узнает о его чувствах? Валентин точно знал, что Арно оказывает внимание исключительно девушкам, так что любые попытки объясниться ни к чему не приведут – разве что к потере дружбы.
Наверное, какая нибудь экзальтированная особа на его месте воскликнула бы, что за любовь стоит бороться, жертвуя всем и добиваясь взаимности, во что бы то ни стало, но Валентин был с этим не согласен. Он любил – и был счастлив. Мысль о том, что Арно может влюбиться в одну из их соучениц, нисколько его не беспокоила – Валентин знал, что их отношениями Олененок дорожит, а значит, не прекратит общаться. Ну, а требовать, чтобы любимый человек принадлежал ему полностью и отвечал взаимностью на все его чувства мог только законченный эгоист. Валентину вполне хватало самого факта наличия Арно в его жизни и того, что Олененку хорошо.
Валентин закончил ряд, развернул вязание, передвинул на одно деление счетчик рядов и улыбнулся своим мыслям. Почему-то сегодня весь день воспоминания так и лезли в голову, стоило только отвлечься от учебы или тренировок. А как только он закрылся в комнате и достал свой «волшебный чемоданчик», хлынули бурным потоком. Хорошо, что этот поток не настолько отвлек его внимание, чтобы начать спускать петли или путаться в рядах – кстати, сейчас нужно сделать убавление для пройм рукавов.
Когда он только начал работу, то не сразу смог выбрать, где лучше убавлять и прибавлять петли – в начале и конце ряда или ближе к середине. С одно стороны, делая это ближе к середине, можно получить красивую линию, как будто вытачки действительно прострочены, с другой… Красивая линия – это хорошо, но вяжет-то он свитер, имитирующий кольчугу – а откуда у кольчуги вытачки?
Снова взявшись за спицы, Валентин, то и дело поглядывая на эскиз, вспоминал, с каким вдохновением создавал его и как едва успел в последний момент перед приходом Арно его спрятать: так не хотелось отказываться от этой идеи, что пришлось выдержать нелегкую внутреннюю борьбу.
Валентин нанес последние штрихи и залюбовался. Вообще-то, при создании эскизов портретное сходство было не нужно, можно было просто наметить части тела, чтобы были понятны пропорции, но он увлекся и не просто прорисовал черты Олененка, но и раскрасил рисунок. Получилось замечательно, только вот…
Валентин вздохнул и отложил лист. Замечательно, но не то, что нужно. В Гальтаре не носили кольчуги, они получили широкое распространение уже после смерти Эрнани Святого – столетия так через полтора. У простых воинов были льняные и кожаные линотораксы, а у эориев и их приближенных – бронзовые анатомические кирасы. На рисунке же Арно красовался в алой кольчуге, перехваченной на талии наборным поясом, с золотыми наручами, наплечниками и воротом-горжетом – тоже, кстати, более поздним изобретением. Смотрелось все вместе на диво органично и невообразимо прекрасно, а уж как во всем этом был бы неотразим Олененок – словами не выразить. Но, к сожалению, все это великолепие не имело отношения к описываемому в пьесе периоду. А Валентин был не из тех, кто из любви к красивому жесту или кадру откажется от исторической достоверности, отмахнувшись от справедливой критики затасканной фразой: «Я так вижу!». Каждый раз, когда он слышал такое объяснение, особенно, если речь шла об очередной «исторической» экранизации, так и тянуло сказать, что если «видение» ставится превыше точности, то и снимать нужно фэнтези, где можно показать все, что угодно, а не претендовать на «исторический реализм и достоверность».
Собственно, именно это он и изложил на сайте кинокомпании, в разделе отзывов, после нашумевшей – и буквально раздраконившей его, что было исключительным событием – недавней премьеры драмы о буднях низложенной королевы Бланш в Агарисе: кто бы тогда позволил «благочестивой вдове» разгуливать по святому граду в полупрозрачных облегающих платьях с разрезами и без рукавов?! А если учесть, что вместо не слишком молодой и не слишком красивой изначально Бланш Маран на экране показали стройную пышногрудую девицу едва ли двадцати лет от роду, выглядящую, скорее, старшей сестрой своему «сыну», то ни о какой достоверности и историчности и речи быть не могло, одно только это превратило драму в фарс. Создатель «шедевра» попытался тогда задавить шестнадцатилетнего Валентина авторитетом, ссылаясь на художественную интерпретацию и его некомпетентность как критика – и это стало последней каплей. Если до того он всего лишь хотел указать на дурно подобранные наряды, которые больше всего походили на современные вечерние и коктейльные платья, слегка стилизованные под старину, то после напыщенного и высокомерного ответа ничего не оставалось, кроме как принять вызов.
Валентин еще раз пересмотрел фильм, на этот раз с карандашом и блокнотом в руках, после чего написал разгромный отзыв, в котором перечислил все ляпы и недочеты, все «художественные интерпретации» и «находки», все очевидные и неочевидные нелепости и исторические несоответствия, задав в конце вопрос: действительно ли режиссер приглашал консультантов-историков и если да, то почему не воспользовался их советами? Статью он разместил как на сайте кинокомпании, откуда ее очень быстро удалили, так на других ресурсах, в том числе, в разделах обсуждений на сайтах кинотеатров, где демонстрировался «шедевр». Дискуссия развернулась бурная, но в итоге большинство склонилось к мнению Валентина: если уж фильм заявлен как исторический, то и не следует делать из него непонятно что.
Но как же красиво получилось! Даже жаль, что Арно не примерит все это великолепие. Интересно, а ему самому эскиз понравится? Валентин придирчиво посмотрел, отойдя от стола на несколько шагов, и уверенно кивнул – понравится. Поэтому от рисунка следует избавиться: если его увидит Сэ, то никакие доводы об историческом несоответствии его не остановят, вцепится и будет утверждать, что было, просто очень редко, а вот у него, как потомка Абвения, было точно.
Стук в дверь раздался неожиданно. Валентин кинул взгляд на часы и удивился – диалог с самим собой, вернее, борьба чувства ответственности с чувством прекрасного затянулась почти на четверть часа, так что уничтожить рисунок не получится: Арно непременно заинтересуется обрывками, а если сжечь лист, то сработают датчики противопожарной системы. Значит, пока нужно спрятать эскиз в столе, а порвать уже после. Или не порвать.
В тот вечер они снова засиделись почти до отбоя, увлеченно разрабатывая эскизы амуниции и обсуждая детали пьесы, но как только за Арно закрылась дверь, Валентин достал злополучный рисунок и снова задумался. Уничтожать такую красоту, сотворенную, к тому же, в порыве вдохновения, было до слез жаль. Можно просто оставить – или даже подарить Арно, но после спектакля.
Валентин попробовал представить реакцию Олененка на подарок – к гадалке не ходи, тот сначала восхитится, а потом начнет возмущаться, что «такую классную идею не использовали в постановке». А что, если…
Нахмурившись, Валентин прикусил губу. Где-то он ведь видел нечто подобное, причем, совсем недавно. Еще ведь и мысль мелькнула, что идея интересная. Вспомнил!
Быстро включив ноутбук и войдя в сеть, Валентин открыл одну из своих закладок. Так и есть, это оно! На сайте, посвященном вязанию, одна из постоянных посетительницы форума выложила свое творение: куртку, напоминающую алатский доломан, даже с галунами, с описанием и схемой и пригласила к обсуждению. Связан «доломан» был платочной вязкой, из тонкой пряжи и, если смотреть вскользь, казался сделанным из кольчужного полотна.
А ведь это идея! Пусть его эскиз и не годится для пьесы, вовсе необязательно откладывать его «в стол» - можно связать свитер, имитирующий доспехи. Так, сейчас уже нужно ложиться и точные расчеты придется отложить на завтра – какое все-таки счастье, что он принимает участие в разработке костюмов: есть полные мерки всех участников постановки, в том числе, Арно – а покупку пряжи и вовсе до выходных, но как это все лучше связать? Основной узор – кольчуга, значит, тонкие пряжа и спицы и платочная вязка, а вот другие части «доспехов»? Цвет – золото, узор… «жемчуг»? Нет, не годится. А если «шишечки»? Точно, «шишечки» на лицевой глади отлично сымитируют заклепки на металле.
На следующий день, как только закончились занятия, Валентин заперся у себя, достал эскиз, мерки Арно и принялся за расчеты. Завершив вычисления, он зашел на сайт магазина и начал просматривать ассортимент. Выбор впечатлял, как всегда, но того, что было нужно, не находилось – либо цвет не подходил, либо характеристики. Валентин так четко «видел» будущий свитер, словно уже держал его в руках, ощущая его мягкость и легкость.
Заметив раздел «Дополнительные услуги» Валентин неожиданно вспомнил свой последний визит в магазин и слова Ровены о том, что у постоянных клиентов появилась возможность заказывать индивидуальную пряжу: под эти заказы доставляли сырье и прядильщицы создавали нить нужного состава, толщины и цвета. Тогда его не заинтересовало это предложение, но жизнь прекрасна и удивительна: никогда не знаешь, что и когда понадобится. Эту мысль он додумывал, уже набирая знакомый номер.
Тебя я вижу редко, ну и что из того?..
И, разумеется, ты меня - тоже.
Ты на работе, куришь и глядишь в потолок
Или на всякие поганые рожи.
А вечером ты выйдешь под дождь
И ты, конечно, ко мне не придешь -
Но мне легко и спокойно,
Что где-то там далеко есть ты.
Поймав себя на том, что начал негромко подпевать, Валентин усмехнулся и отложил спицы, разминая пальцы. Пряжу он получил незадолго до Зимнего Излома, так что на каникулах успел еще раз проверить расчеты, связав пробные лоскуты и начать вязать спинку свитера. С ней он закончит завтра и сразу приступит к передней части. Потом – рукава и «дополнительные части доспехов» из более толстой пряжи. Или сделать небольшой перерыв и сначала повязать из золотистой пряжи? Учитывая размеры горжета, наплечников, наручей и толщину нити, управится он быстро – за несколько вечеров.
Да, пожалуй, так и надо поступить. После того, как будут готовы «золотые» составляющие, можно будет быстро связать «кольчужные» части рукавов – там совсем немного работы, тоже на два-три вечера, в зависимости от загруженности на занятиях и тренировках и усталости. А уже потом приступать к изготовлению передней части свитера – к тому времени он отдохнет и будет готов к длительной монотонной работе.
Он редко прибегал к этому трюку: вязание само по себе уже были отдыхом, от него Валентин еще ни разу не уставал, но сейчас ему все время казалось, что он не успеет связать свитер до премьеры. Умом он понимал, что времени хватает, но набирать петлю за петлей, ряд за рядом и при этом почти не ощущать, что полотно увеличивается – издержки работы с тонкой пряжей и спицами – это заставляло нервничать. Чтобы избавиться от этого ощущения, нужно перейти на некрупные детали либо на более толстую пряжу, чтобы работа продвигалась быстро и результат был сразу виден – а тут и то, и другое сразу. А закрепить уверенность в том, что работа не затянется, помогут небольшие и быстро вяжущиеся «кольчужные» части рукавов.
Аккуратно свернув недовязанную спинку и закрепив на спицах заглушки, не дающие петлям соскользнуть, Валентин убрал все в кейс, давным-давно обретший постоянное пристанище на подоконнике, принял душ и отправился спать. Завтра будет новый день и новые заботы. И будет Арно, тормошащий и подбивающий на проказы – как только сил на все хватает, учитывая их загруженность? Впрочем, чему удивляться – он из Дома Молний, им энергии не занимать.
«Создатель, за что мне это?» - мысленно простонал Валентин, навзничь падая поверх покрывала. Сил не было совсем, голова шла кругом, а перед глазами прыгали, извивались и произвольно меняли размеры цифры, символы, буквы и отдельные слова. Кажется, попробовать себя в программировании было не лучшей идеей.
Валентин с тяжелым вздохом перевернулся на бок, потом сел. Встать получилось только через пару минут.
«Если прямо сейчас не пойду в душ, то потом уже просто не хватит сил. Или голова лопнет», - подбодрив себя такими доводами, Валентин устало поплелся в ванную.
Контрастный душ разогнал сонную одурь и голова, начавшая было наливаться свинцовой болью от усталости, перестала раскалываться.
Начиналось все неплохо: после завтрака воодушевленный Арно привел его в компьютерный класс, запер дверь, усадил перед монитором и начал объяснять азы. В его речи с угрожающей скоростью и частотой мелькали непонятные «теги», «разметки гипертекстов», «динамичные атрибуты», «верстки», «домены», «головы документов», «тела документов» и так далее, и так далее.
Потерявшийся во всех этих терминах Валентин сначала пытался переспрашивать, уточнять и записывать, но потом просто махнул рукой. Олененок так увлекся творческим процессом, что останавливать его или мешать было попросту жаль. Дождавшись первой за полчаса понятной фразы: «Ну, вот, видишь, как все просто? Тебе понятно?», он с чистой совестью ответил: «Нет».
Полюбовавшись на вытянувшееся лицо Арно, Валентин вздохнул и попросил еще раз объяснить все то же самое, но помедленнее и попроще.
- Как ребенку, что ли? - недоуменно протянул Сэ.
- Именно – потому что в плане программирования я от этого ребенка не слишком-то отличаюсь, - кивнул Валентин.
«Помедленнее и попроще» оказалось чуть понятнее, но именно что чуть: легко возникающий перед внутренним взглядом сайт оставался недостижимой мечтой.
«А не зря ли я это затеял? – в очередной раз подумал Валентин. – В конце концов, в сети и так достаточно ресурсов, посвященных вязанию, так ли уж нужен еще один?»
Сайтов, действительно, было много, но, на взгляд самого Валентина, далеко не все из них были удобны и понятны. Где-то предлагались сразу сложные или выглядящие таковыми модели, при этом никаких пояснений к терминам не было: новичкам там можно было разве что картинки посмотреть и уверовать в то, что рукоделие – это невероятно трудно и занудно. На других ресурсах посетителям «разжевывали» все, вплоть до того, почему в написанном предложении запятая поставлена так, а не иначе – в итоге, тот, кто впервые взял спицы в руки, ощущал, что к нему относятся не как к ученику, а как к неразумному младенцу, которого сначала нужно научить правильно ложку держать, а потом уж и к более сложным вещам подпускать.
«Может, проще зарегистрироваться в системе электронных дневников? Там уже все готово, нужно просто выбрать из предложенных дизайнов или заказать индивидуальное оформление – и вперед, выкладывай, что хочешь, отвечай на вопросы».
Да, так можно было поступить, но этот вариант он отбросил еще в прошлом году: такой дневник мог стать хорошим дополнением, но не основой. Все-таки сайт хорош именно тем, что с главной страницы можно перейти сразу в тот раздел, который нужен, а то и поиском воспользоваться, не листая все посты.
Едва не пропустив обед – хорошо, что Арно догадался постучать к нему, прежде чем идти в столовую – Валентин вяло порадовался, что на сегодня не назначена ни одна тренировка, а задания для самостоятельной работы он сделал с вечера.
Видимо, поняв, что столь любимые им компьютерные хитрости далеко не так просты для окружающих, Арно вытащил Валентина на верховую прогулку.
- Давай-давай, тебе срочно проветриться нужно, а то на Понси стал похож: бледный, глаза разбегаются, взгляд отсутствующий, - шутил Олененок, сноровисто седлая сначала коня Валентина, а потом уж и своего. - Извини, не учел твою хрупкую душевную организацию истинного гуманитария. В следующий раз все будет строго дозировано и с перерывами на усвоение материала.
Беззаботная болтовня, вкусный морозный воздух парка с прозрачным куполом неба, мерное поскрипывание седел и дружелюбное пофыркивание лошадей помогли привести растрепанные чувства в порядок.
- Спасибо, Арно, мне это было нужно, но сам бы не дошел. Знаешь, я отвык так много не понимать – оказывается, это физически тяжело. Можно будет попробовать еще раз, но чуть позже.
- Давай. Я посмотрю методички по созданию сайтов, может, найду что интересное. Я так привык все эти символы на раз считывать и что ты всегда все знаешь, что с места в карьер взял – вот тебе и непонятно. Правда, бывает и так, что как ни объясняй, не помогает – нет таланта, как в музыке или живописи.
- Вполне возможно, это как раз мой случай. Я ведь могу пользоваться готовыми ресурсами, но это все равно, что слушать музыкальный альбом или на выставку в картинную галерею сходить. А вот самому картину написать или симфонию – это совсем другое, не каждый сможет. Ты говорил, что есть так называемые конструкторы сайтов – может, с ними будет попроще?
- Можно попробовать, - кивнул Савиньяк, - хотя бы и в качестве тренировки.
- Ну, а если у меня совсем-совсем не выйдет и выбросить идею из головы не получиться, я его тебе закажу. Возьмешься?
- Спрашиваешь. Мне нетрудно тебе помочь, да и интересно, что ты там такое задумал.
- Значит, договорились. Лошади уже прогрелись – наперегонки учебной рысью?
- Легко. Догоняй! - и Олененок, просто бросив стремена, сменил аллюр раньше, чем Валентин успел перекинуть их через седло. Пришлось догонять.
После прогулки, убедившись, что Валентин снова в норме, Арно куда-то умчался, торопливо извинившись уже на бегу: его ждали в другом месте и он почти опоздал. Валентин, немного постояв у окна, достал клубок, спицы, включил плеер и начал набирать петли для переда свитера.
Ночь из снов строит мосты,
В облаках расцветают цветы,
А в реке, как рыбы, звезды плавают.
Ветер шевелит кусты,
Дождь раскрывает зонты,
А где-то там далеко есть ты.
*Лаковые лаики - аналог оксфордов в кэртианских реалиях
Окончание в комментариях
Автор: НеЛюбопытное созданье
Категория: преслэш
Пейринг: Арно Савиньяк/Валентин Придд
Рейтинг: PG
Жанр: Romance, fluff, modern-AU, ust, первый раз, учебные заведения, сонгфик.
Размер: Миди
Статус: Закончен
Дисклеймер: Ни на что не претендую, играюсь
Примечание: данный фанфик написан по заявке Тайное хобби Валентина Придда. (Джен, юмор)neweternafest.diary.ru/p201166955.htm, но заказчик не ответил на фесте, будет ли уместен преслеш, а еще у меня не очень-то пошел юмор, поэтому размещаю в дневнике.
читать дальше
Королевский колледж Лаик был самой престижной старшей школой Талига. Унаследовавший название, местоположение и часть традиций канувшей в небытие школы оруженосцев, он был воплощением мечты всех честолюбивых юношей и девушек королевства, равно как и их родителей. Диплом этого достойного учебного заведения был гарантией поступления в любой университет страны. Поэтому ничего удивительного в том, что именно в этих стенах обучались представители знатнейших и влиятельнейших фамилий королевства, нет. В Лаик принимали начиная с двенадцати лет, полный курс обучения был рассчитан на шесть лет. Самые значимые фигуры политики, искусства и науки за последний Круг в большинстве своем гордо называли себя «жеребятами» или «фабианцами», а значительную часть серьезных проблем взрослой жизни можно было решить, всего лишь пролистав выпускной альбом.
Несмотря на высокую стоимость, помимо потомственных аристократов в «Загоне» обучались и дети простых смертных – при условии, что их родители могли себе это позволить. Отдельную категорию представляли так называемые «ученики короны» - особо талантливые дети со всего королевства, будущая интеллектуальная элита, чье обучение оплачивал лично король. Отбор был крайне строгим, а поводы для отказа в зачислении могли быть самые разные и далеко не всегда проблема была в неспособности оплатить учебу: до сих пор не забыта скандальная история почти полувековой давности, когда Питера, сына барона Хогберда, даже не допустили к вступительным экзаменам, мотивируя отказ низкими моральными качествами абитуриента.
Глядя на счастливчиков, причисленных к братству Фабиана, те, кому не повезло попасть в их число, во всем пытались подражать им – знаменитая школьная форма была хорошо известна всем учащимся Талига. Появиться среди сверстников в костюме а-ля унар считалось высшим шиком. Который год из подростковой и юношеской моды не выходили классические черные брюки в тонкую белую полоску со стрелками и отворотами, белый блейзер с чернеными металлическими пуговицами и вышивкой на нагрудном кармане (подражатели, не имеющие права на лаикский герб, старались выбрать или заказать как можно более похожий рисунок, чаще всего – королевский герб), черные рубашки с булавкой, скрепляющей концы воротника, и белым шелковым галстуком, черно-белые жилеты, белые с черной отделкой джемперы и кардиганы, бело-черные пальто, носимые с белыми шарфами и черными перчатками и – не всегда выставляемая напоказ, но считающаяся одной из самых важных примет – черные гольфы до колен, упрямо именуемые чулками, одинаковой длины и у юношей, и у девушек.
Девушки-унары вызывали зависть сверстниц, щеголяя в прямых черных юбках в тонкую полоску чуть ниже колена или в клетчатых черно-белых юбках в складку, черных и белых строгих блузах, таких же, как у юношей, блейзерах, жилетах, джемперах и кардиганах. Правда, им позволялись некоторые вольности в обращении с форменными шарфами и галстуками, а так же разрешалось носить вместо галстука бабочку.
Черные кожаные туфли-монки с пряжками – на каждый день, замшевые лоферы с перфорацией – для более неформальной обстановки и лаковые лаики* – для торжественных случаев, завершали экипировку образцового унара.
В колледже очень трепетно относились к традициям, поэтому в Фабианов день, ранее бывший выпускным, обязательно давали представление в Главном театре. Репутация театральных трупп колледжа, для работы с которыми приглашались профессиональные режиссеры, была столь высока, что места в зале бронировались заранее.
Нынешний праздник выпадал на двухтысячелетнюю годовщину отречения от абвениатства и принятия Эрнани Раканом эсператизма, поэтому дебаты о том, на какой сюжет ставить пьесу, начались едва ли не с первых дней Осенних Скал, тогда как обычно этот вопрос поднимался после Зимнего Излома и приуроченных к нему двухнедельных каникул. Предлагали и житие Эрнани Святого, и историю Алана Окделла – но этот вариант отвергли: во-первых, тот не имел отношения к становлению религии, во-вторых, канонизировали-то его за убийство невиновного человека, как выяснилось еще Круг назад.
После упоминания Алана у кого-то появилась мысль рассказать о первых эсператистских святых – но это было не слишком правильно по отношению к правящей династии и официальной религии.
И тут, буквально божественным озарением, прозвучало имя святого Адриана. Действительно, почему бы и нет? Первенец и наследник одной из старейших талигойских династий, потомок бога, отказавшийся от веры предков ради нового, всячески поддерживал начинания Эрнани – и олларианская церковь его признает!
Но когда споры зазвучали с новой силой – на этот раз никак не могли придти к соглашению, какой из моментов чересчур бурной биографии основателя и первого магнуса ордена Славы отыгрывать – Валентин Придд неожиданно предложил выход: показать на сцене не Адриана, а Чезаре, то есть, каким человеком был наследник Молний до того, как отказался от мира ради горних высей.
Мысль поразила своей нестандартностью и, переглянувшись, все участники труппы в едином порыве кивнули – да, пусть будет Чезаре. Предвидя, что споры могут завернуть на третий круг, Валентин тут же развил успех, предложив поставить пьесу о подвиге военачальника, совершенном им плечом к плечу с побратимом – эпиархом Ринальди Раканом.
***
Валентин устало сжал тонкими пальцами переносицу, помассировал, слегка надавил на глаза, но резь в них не пропала. В очередной раз спросив себя, за какими кошками он вообще полез во все это, он снова честно ответил: да, пьеса обещает быть очень интересной, как и реакция зрителей на постановку; да, театральное искусство всегда его влекло возможностью примерить разнообразные маски, почувствовать переживания других людей, прожить их жизнь и выразить в игре то, что обычно он предпочитает скрывать – но все это было второстепенно. Главная причина добровольно взваленного на себя ярма обладала убойной дозой обаяния, лучистой улыбкой, взрывным характером, соблазнительной родинкой, склонностью к авантюрам, горячим взором ярких черных глаз, фамильной отвагой, золотистыми кудрями и повышенным дружелюбием, гордо потряхивала наследственными рогами, отзывалась на фамилию Савиньяк и носила титул виконта.
Проще говоря, ради возможности видеть Арно почаще и даже делать одно с ним дело, Валентин без раздумий пожертвовал двумя факультативами: по истории истоков противостояния агмов и варитов и их исхода из Седых земель, а так же по философии верований жителей Багряных земель.
Вспомнились пробы. Роль Чезаре без возражений была отдана Арно – и не только из-за характерной внешности, а потому что судьба щедро отмерила ему и харизмы, и таланта, и чутья изображаемого персонажа. Да и характер додумывать не нужно – Савиньяк сам тот еще авантюрист!
Обрадованный наличием одного из главных героев режиссер тут же распределил остальные роли. Кто-то, как и Арно, получил роль, что называется, не сходя с места, другим пришлось пройти через строгий отбор. Валентину предложили должность консультанта – что, учитывая его знания о гальтарском периоде, гарантировало отсутствие ляпов, вроде появления на сцене персонажа, одетого несообразно эпохе.
К концу проб и режиссер, и его помощник, и отобранные актеры, и те, кто по разным причинам не подошел для этой постановки, были почти в отчаянии – никто не годился на роль Ринальди. Нет, сделать даже из брюнета блондина гримеры могли, цвет глаз тоже не являлся проблемой – линзы никто не отменял, так что режиссер гнался, в первую очередь не за портретным сходством, о котором было известно лишь то, что Ринальди был красив, строен, золотоволос и зеленоглаз, а за характером. В отчаянии он даже попробовал переиграть, дав Арно роль Рино, но тогда пришлось бы искать нового Чезаре.
Глядя на эти потуги и метания Валентин негромко посетовал, что Олененок уродился без пары – будь его братья-близнецы унарами, такой проблемы бы не возникло.
Привлеченный этой фразой режиссер поднял голову, всмотрелся в него и предложил Придду рассказать, каким он видит образ воинственного Ракана. Впервые в жизни не почуяв подвоха, Валентин поднялся на сцену – исключительно для того, чтобы всем было его хорошо слышно – и начал рассказывать о жившем много кругов назад эпиархе, прославившемся взрывным, но справедливым характером, любовью к женщинам, войне, оружию, лошадям и младшему брату-калеке, эпиархе, никогда не отрицавшем своих многочисленных любовных побед, но отказавшемся брать на себя вину за жену своего наставника.
Он увлекся, начав уже не только говорить, но и разыгрывать какие-то сценки из жизни Ринальди, пытаясь максимально полно передать образ человека, плечом к плечу с побратимом вставшего на пути орды варваров, прикрывая находящуюся на марше армию.
В какой-то момент к нему-Ринальди присоединился Арно-Чезаре и история обрела объем и звучание. Они не играли, они примеряли жизнь ушедших людей, проживали ее. Валентин отбросил привычную сдержанность и пылко сжал руку «побратима» перед тем, как бросится в решительную атаку. Волшебство момента нарушил возглас режиссера: «Есть! У нас есть Ринальди!».
Потом были мучения с написанием самой пьесы – решили не брать классические сюжеты, в которых оговоренному Ракану либо отводилась неприглядная роль, либо он упоминался вскользь, как «друг и побратим святого Адриана, чье имя история не сохранила», а написать свой сценарий, что позволяло максимально выигрышно использовать сильные стороны актеров и свести к минимуму их недостатки.
Труд был совместным: режиссер заставил всю труппу включиться в процесс, написав сочинения по своим героям, чтобы прочувствовать их и показать не персонажами, а живыми людьми, с их радостями и горестями, страхами и отвагой, сомнениями и верностью. Так же привлекли менторов и слушателей исторического факультатива.
К концу осени пьеса была написана, выправлена, вычитана, снова выправлена и торжественно отложена в сторону до окончания каникул, после чего ее прочитали заново, представили на суд менторов истории и словесности – на предмет обнаружения ляпов и несоответствий, а потом начались репетиции.
Оба главных героя принимали живейшее участие в рождении шедевра, почти что сроднившись со своими персонажами. Валентин иногда ловил себя на том, что в спорах, грозящих вот-вот перерасти в ссору, неосознанно становится рядом с Арно, прикрывая его, удерживая за плечо и – что удивительней всего – прикидывая не как осадить противника словами, а как поддержать Сэ в намечающейся драке. Занимаясь в библиотеке, они часто сталкивались у одной и той же полки, после чего брали один справочник на двоих, садились рядом и начинали готовиться к занятиям, делясь взглядами на события или дисциплины, в процессе азартных споров незаметно объясняя друг другу все теоремы, правила и понятия, которые почему-то ускользали от понимания, если заниматься в одиночку.
Как оказалось, они во многом были почти что полными противоположностями. Валентин, с его склонностью к гуманитарным наукам, как рыба в воде чувствовал себя на уроках истории, биологии, риторики, словесности, литературы, философии, землеописания и древнегальтарского языка. Арно же были ближе алгебра, геометрия, информатика, физика, химия и астрономия. К военной и спортивной подготовке они относились одинаково – оба увлекались и конным спортом, и стрельбой, и историческим фехтованием, и рукопашным боем. Иностранные языки так же давались обоим без труда, равно как и основы живописи: в центре дизайна и технологий как раз закончили распечатывать на 3D-принтере доспехи и оружие для спектакля, над эскизами которых они трудились почти две недели. Теперь все эти гребенчатые шлемы с нащечниками, анатомические кирасы, наплечники, наручи и поножи, кописы и ксифосы передадут ученикам художественного факультатива, которые и превратят пластик в «настоящий» металл. Костюмеры уже вовсю корпели над латными юбками и калигами из эко-кожи, алыми плащами, туниками, хитонами и шарфами.
Валентин устало вздохнул и отложил книгу – после насыщенного учебой, тренировкой и репетицией дня в голове отказывалась задерживаться любая информация, а тело настойчиво намекало, что даже древним героям необходим отдых.
«Интересно, - уже засыпая, подумал Валентин, - успею ли я такими темпами подготовить сюрприз для Олененка? До премьеры времени довольно много, но почти все силы и время уходят на учебу и репетиции. Может, пока отменить часть тренировок? Только придется как-то объяснить Арно, по какой причине я перестал появляться в тире – а он и так не может понять, почему я не сразу согласился стать его спарринг-партнером, при том, что на фехтовании мы всегда тренируемся в паре. Ладно, что-нибудь придумаю».
***
Арно растянулся на кровати. Тренировка в тире удалась на славу, плохо только, что Валентина не было – отговорился какими-то срочными делами. Арно, как настоящий друг, сделал вид, что поверил и не расспрашивал. Валентин всегда был скрытным, за четыре года их дружбы Арно к этому привык.
Мысли снова вернулись к пьесе. С каждой репетицией Арно все больше и больше вживался в роль отважного и порывистого Чезаре. Каждую репетицию он снова и снова проживал горусский поход, когда Чезаре и Ринальди спасли от гибели всю армию Лорио Борраски и едва вырвались от варитов. И с каждой репетицией Валентин становился ему все ближе. Казалось, простая юношеская дружба прямо на сцене растет, укрепляется, и вдруг ты понимаешь, что и впрямь готов до смерти защищать своего друга и побратима. И неважно, как его зовут – Ринальди Ракан или Валентин Придд. И неважно даже, как зовут тебя самого.
Арно закинул руки за голову и вспомнил последнее посещение фехтовального манежа. Обычно он тренировался в паре с Валентином, но вчера суровый Ойген Райнштайнер, заставил всех сменить партнеров. Арно бился с Йоганном и, отразив очередной выпад, на миг обернулся к Придду. Валентин успешно отражал удары Норберта, но вдруг неудачно поскользнулся и упал. Арно бросился к нему, закрыл собой, и, попутно защищаясь от выпадов Норберта, протянул ему руку. Валентин ухватился за протянутую ладонь, легко вскочил на ноги и тут же отбил шпагу Йоганна, который решил помочь брату. Не сговариваясь, Арно и Валентин прижались спиной к спине и держали круговую оборону против близнецов. Арно забыл о том, что это тренировка, о том, что на всех шпагах надеты защитные колпачки, о том, что на манеже присутствуют мониторы... Впрочем, фехтмейстер Райнштайнер быстро о себе напомнил:
- Молодые люди, это было весьма впечатляюще. Однако, смею напомнить, что вы находитесь на уроке, а не на поле боя. Прошу всех разойтись по парам и подготовиться к следующему поединку. И на этот раз без самодеятельности. Особенно это относится к господам Савиньяку и Придду.
Арно улыбнулся. С того самого дня, когда Валентина утвердили на роль Ринальди, жизнь стала куда насыщеннее и разнообразнее. Он замечал, что и Валентин меняется – все чаще он стал неосознанно закрывать его собой в любой стычке с одноклассниками. Режиссер и остальные члены труппы были от них в восторге и даже прочили большое актерское будущее, но Арно только усмехался. Он знал кое-что, чего не видел никто, и понимал, почему им с Валентином никогда не быть актерами: ни один из них не играл, не перевоплощался, не «талантливо входил в роль», как выражался приглашенный критик Коко Капуль-Гизайль. Просто Валентин, точно так же, как и сам Арно, проживал эту битву. Раз за разом. Ту самую репетицию Арно вспоминал часто...
Когда на сцену поднялся восьмой «Ринальди» Савиньяк слегка озверел. За сегодняшние пробы он вымотался, как никогда в жизни. Его манил образ Чезаре, но Арно никак не мог избавиться от чувства, что все вокруг какое-то ненастоящее. Он не мог увидеть за горой реквизита орду варитов и не видел в трех однокорытниках армию Лорио Борраски. Чего-то не хватало, и Савиньяк знал, что вина не его. Одиночные сцены Чезаре он играл блестяще. Но стоило начать хоть какой-то диалог с очередным «побратимом», как режиссер впадал в бешенство и Арно его понимал. Какой бы эпизод они не брали, слова, столь искренние в древних легендах, превращались в пустой картон, в фальшь, в ложь. Пока на сцену не поднялся Валентин. Каждое его слово все больше и больше переносило Арно в древнюю анаксию, на войну, в ту страшную ночь, к огромной армии варитов. Он забыл о режиссере, о пьесе, о реквизите – обо всем и, не отрываясь, смотрел в знакомые зеленые глаза, которые сейчас метали настоящие молнии. Когда Валентин, задыхаясь от волнения, воскликнул: «Ушедшие в Закат, Чезаре! Это ловушка, они ждали нас!», Арно не выдержал и выкрикнул, даже не помня, к кому обращается – к унару или к настоящему гонцу: «Развернуть арьергард! Мы принимаем бой, Рино!». Валентин горячо пожал его руку и Арно уже готов был кинуться в атаку, когда услышал незнакомый голос: «Есть! У нас есть Ринальди!». Несколько секунд он силился вспомнить, кто этот смешной человек с всклокоченными волосами и как он оказался в лагере, пока Валентин не шепнул на ухо: «Это режиссер, Арно».
Савиньяк широко зевнул. Играть с Валентином было здорово и каждую репетицию он в этом убеждался. Впрочем, с ним здорово было все, а после нескольких совместных занятий в библиотеке Арно даже заинтересовался риторикой, от которой раньше увиливал всеми мыслимыми способами. Правда, и ему удалось заинтересовать Валентина информатикой, как раз на следующих выходных они планировали оккупировать компьютерный класс и поучиться программировать. Валентин на днях обмолвился, что давно придумал любопытный сайт, но не хочет просить кого-то другого воплощать в жизнь его идеи. Арно пообещал, что научит его всему, что умеет сам, а потом они вместе что-нибудь придумают с сайтом. Этих выходных Арно очень ждал, потому что разбирало любопытство, а Валентин наотрез отказался рассказывать про свою идею, пока за ними не закроется на ключ дверь компьютерного класса. Арно, засыпая, фыркнул, вспомнив, как мотивировал Придд свой категорический отказ: «Если я расскажу тебе сейчас, то к выходным ты уже все придумаешь, сделаешь, а потом еще и извинишься за то, что не дождался меня, ведь идея пришла тебе в голову в три часа ночи, и ты никак не мог удержаться». Правоту Валентина трудно было не признать. Арно закрыл глаза и сразу же провалился в сон.
***
- Валентин, помоги мне, пожалуйста.
- Что мне сделать, Габи?
- У меня пряжа едва не спуталась, нужно ее в клубок смотать. Подержишь?
- Да.
Малыш Валентин охотно подставил руки старшей сестре, с любопытством рассматривая пушистый, теплый и мягкий обруч, обхвативший его запястья. От него к Габриэле бежит нитка, забавно щекоча пальцы. Габи сначала наматывала нитку себе на пальцы, пока не получился фиалковый «браслет», а потом, сняв «браслет», стала обвивать нить уже вокруг него. Сначала получился бантик, потом – веретено, а теперь эта штука была больше похожа на мячик.
- А зачем ты перематываешь, Габи?
- Я попробовала вязать сразу из мотка, но нить цепляется и пряжа начинает путаться – приходится все время останавливаться и распутывать, а так и дольше, и неудобно. И нить порвать можно.
- А что ты хочешь связать?
- Красивую тунику.
- Зачем тебе? У тебя и так много платьев и всего остального. Мама тебе всегда всё покупает и даже карточку дала, я видел.
- Конечно, платья есть. Просто так получаются вещи, которых ни у кого нет. И мне нравится сам процесс – знаешь, вязание успокаивает и позволяет сосредоточиться. Что-то вроде медитации. Кроме того, это ведь очень приятно, когда носишь вещи, созданные вручную.
Я сейчас еще не все умею, но обязательно научусь не только вязать по схемам, но и свои модели придумывать. А когда я стану вязать совсем хорошо, я обязательно тебе что-нибудь свяжу – то, что ты сам выберешь. Будешь носить такую вещь?
- Конечно! А я не буду на девчонку похож?
- Нет, - серебряными колокольчиками рассыпался по гостиной смех сестры, - не будешь. Я тебе обещаю, что свяжу именно то, что ты захочешь.
- А как я узнаю, как выбрать?
- Мы вместе посмотрим журналы и ты покажешь, что тебе понравилось.
Шестилетний Валентин во все глаза смотрел, как непрерывно бегущая по его рукам нитка незаметно уменьшает «обруч», то есть, моток, постепенно перетекая в клубок-«мячик». Движение завораживало, как и негромкий голос Габи, напевавшей какую-то песенку, глаза потихоньку стали слипаться. Уже задремывая, он почувствовал, как последние витки пряжи соскальзывают с его запястий, а потом сестра подхватила его на руки и понесла в спальню.
Остаток лета Валентин так и провел рядом с Габриэлой, с восторгом наблюдая, как простые движения «волшебных палочек»-спиц заставляют нить цепляться за саму себя и буквально на глазах превращаться в тонкое и мягкое полотно с красивым узором. Вязальные схемы, испещренные различными значками: точками, кружочками, палочками, крестиками и галочками, складывающимися в необычные рисунки, казались таинственными магическими рукописями.
В колледж сестра поехала в новой тунике, а уютный зеленый свитер с косами стал самым желанным подарком к Зимнему Излому.
- Валентин, вот ты где!
- Привет, Габи! – Валентин поднял голову от учебников и улыбнулся заглянувшей к нему сестре. – Нужна помощь?
- Да – и как можно быстрее.
- Рассказывай.
- Понимаешь, мне одна модель понравилась…
- И?
- Но мне совершенно не понравилась рекомендованная пряжа. Я выбрала другую, она примерно той же толщины, но более мягкая и не колется. Когда я связала пробный образец, то он не совпал.
- Что значит «не совпал»? – не понял Валентин.
- Понимаешь, я взяла те же спицы, что и в описании, пряжа к ним подходит. Я думала, что погрешность будет минимальная, но, когда я попробовала провязать пробный квадрат в треть бье, то количество рядов и петель разнились. Проще говоря, если я набираю указанное количество петель и вяжу несколько рядов, то у меня получается не тот размер лоскута, который должен быть, а немного больший. Проблема в том, что в этом свитере используются несколько разных узоров и нужно точно рассчитать количество петель и рядов. И не хотелось бы в итоге получить вещь на пару размеров больше. Поможешь?
- Сделаю, что смогу, но тебе придется побыть рядом со мной, пока я не закончу вычисления – скорее всего, тебе придется мне объяснять детали.
- Конечно!
Вскоре Габриэла потрясала воображение однокурсников и вызывала глухую зависть однокурсниц роскошным ажурным свитером из пуха элитных варастийских кроликов.
Девятилетний Валентин, бившийся над задачкой пару вечеров, был невероятно горд собой и доволен тем, что смог применить школьные навыки в обычной жизни. Далеко не сразу он сообразил, что Габи, в любом случае, быстрее справилась бы с расчетами, чем ученик начальной школы, но ее просьба заставила его напрячься и освоить-таки нелюбимую математику. С тех пор вязальные схемы стали для него открытой книгой, читать которую, порой, было достаточно увлекательно.
- Габи!
Высокая стройная девушка обернулась и расцвела в улыбке.
- Вальхен! Давно за мной идешь?
- Несколько минут. Я звал-звал, а ты не откликаешься. Я уж было подумал, что обознался и хотел уйти, а тут ты услышала.
- Извини, задумалась.
Валентин окинул сестру внимательным взглядом.
- Ты прямо светишься вся и пританцовываешь. У тебя свидание? Я мешаю?
- Нет, что ты. Никакого свидания. Тут неподалеку мой любимый магазинчик со всем подряд для рукоделия, я туда направляюсь. Хочешь со мной?
- Наверное, это будет интересно. А что на этот раз ты будешь вязать?
- Не знаю. Посмотрю, что у них есть. Иногда я наталкиваюсь на очень красивые модели, но пряжу к ним никак не могу подобрать. А бывает наоборот: вижу пряжу и сразу представляю, что именно из нее лучше связать. Может быть, ты мне что-нибудь подскажешь, а?
- Я? Не уверен, что смогу чем-то тебе помочь, разве что цвет выбрать.
- Не скромничай, братец, ты уже вполне прилично разбираешься. Можно сказать, ты – уникум в плане рукоделия.
- Потому что обычно мальчишки всеми силами этого рукоделия избегают?
- Нет, потому что обычно люди сначала учатся вязать, начиная с самого простого, а потом осваивают чтение сложных схем и работу с ними. А ты эти схемы влет читаешь и пересчитываешь, если нужно. Не хочешь попробовать что-нибудь воплотить?
- Я подумаю.
Магазинчик под скромной вывеской в конце тенистой аллеи оказался неожиданно большим внутри, но очень уютным. От развешанных на стендах мотков разноцветной пряжи разбегались глаза. Хотелось сразу всего: и тончайшую пряжу гунамасса из руна бакранских высокогорных коз, и похожую на пушистую паутинку пряжу из пуха варастийских кроликов, и шелковую, и льняную, и…
Валентин задумчиво бродил по залу, краем глаза присматривая за сестрой – Габи явно разрывалась, не зная, чему отдать предпочтение. Мелькнула мысль подойти и помочь определиться с окончательным выбором, чтобы не пришлось торчать здесь несколько часов, но тут на глаза попались забавные мотки, в которых на тонко скрученной нити через равные промежутки были нанизаны плотные помпоны. Рядом были другие, тоже необычные: с коротким ворсом-травкой и в виде пухлого плюшевого шнура. Похоже, эта витрина была сплошь «детской» - приятные на ощупь фактуры и яркие цвета.
- Ну, что? – Габи подкралась незаметно.
- Как ты думаешь, - задумчиво протянул Валентин, - вот это подойдет на подарок младшим?
- Хм, неплохой выбор. «Травка» из флавионских водорослей и крабов очень хороша для детей – можно связать безрукавку Клаусу, это несложно, особенно, если взять вот эту, меланжевую, тогда переходы цветов сделают ненужным сложный рисунок.
А теперь – «помпончики»… Так, посмотрим, что тут у нас. М-м-м, карнейский дубовый шелк и нухутский бамбук – просто идеальное сочетание: мягко, тепло, не вызывает аллергии, дышит. Что же из нее сделать?
О, придумала! Шапка-капюшон – это просто замечательный вариант для Питера, он ведь всюду залезть норовит и постоянно скидывает обычные шапочки. Берем?
- Да. Пожалуй, я действительно попробую. Ты мне объяснишь основы?
- Основы ты и так знаешь, осталась только прикладная часть. Подожди минутку, я прикину, какое количество пряжи нужно.
- Вот так сразу? – удивился Валентин. – Без примерок и расчетов?
- Опыт, братец.
Вязать, действительно, оказалось несложно и увлекательно, хотя в первые несколько дней немного ныли пальцы от непривычной нагрузки. Для безрукавки Габи предложила очень простое чередование лицевых и изнаночных петель, давшее, в сочетании с плавными переходами всех оттенков голубого и ворсом, замечательный эффект водоворота. А объемный мягкий бирюзовый капюшон-шлем с забавными кошачьими ушками так понравился малышу Питеру, что проблемой стало не уговорить его надеть шапочку на прогулку и не снимать на улице, а не носить его дома.
Процесс затянул и Валентин быстро обзавелся собственным комплектом вязальных аксессуаров – просто придя после занятий домой, он обнаружил на постели кейс, в креплениях которого были устроены все размеры спиц и крючков, мерные ленты, булавки и прочее. Габриэла сказала, что этот подарок – малая часть ее признательности за всю ту помощь, которую он все это время ей оказывал. Валентин был благодарен сестре и за сам подарок, и за то, что кейс не вызывал ассоциаций с рукоделием – он достаточно видел шкатулок для спиц и булавок в том магазинчике и мысль о том, что плетеный короб, украшенный розами, котятами и ангелочками, появится в его комнате, его смущала.
Он долго не мог решиться признаться семье в своем выборе – казалось, что родители не одобрят такого «девчоночьего» увлечения, так что даже подарки для братьев Габриэле пришлось выдать за свое рукоделие. О хобби знал еще Джастин, как-то раз зашедший к нему без стука и заставший врасплох – впрочем, брат не видел в этом ничего плохого, сказав, что такое занятие полностью соответствует усидчивому характеру младшенького.
Только накануне своего одиннадцатилетия Валентин рассказал матери. Та выслушала, похвалила за прилежание и пообещала сама поговорить с отцом. Вальтер, подготовленный супругой, немного поразмышлял и решил, что рукоделие – это, конечно, не совсем мужское занятие, но в любом случае, лучше пусть будет вязание, чем компания сверстников-сорвиголов, где уж точно ничему хорошему не научат, только сквернословить, играть в карты и – не приведи Создатель! – пить вино до совершеннолетия.
Магазинчик, несколько лет назад показанный ему Габриэлой, встретил тишиной, приветливой улыбкой продавщицы, узнавшей постоянного покупателя, и огромным выбором. Валентин бродил вдоль стендов и витрин, сам не зная, что именно ищет. Как говорила в таких случаях Габи, «просто жду, за что взгляд зацепится».
До годовщины свадьбы герцога и герцогини Придд было шесть месяцев, а Валентин все никак не мог определиться с подарками. Дело было в том, что он считал не слишком правильным покупать подарки родителям на их же деньги – ведь своего источника доходов у него еще не было. Нет, разумеется, у него был персональный счет, открытый отцом, когда он родился и Валентин мог им пользоваться – но эти деньги не заработаны самостоятельно. Мысль о том, что он уподобиться взбалмошной девице, устроившей истерику в ювелирном салоне, куда он сопровождал Джастина, чтобы забрать подарок для его девушки, была неприятна. Посетительница салона, оказавшаяся матерью скандалистки, не знала, куда деть глаза от смущения, и растеряно пыталась утихомирить дочь, но та не желала ничего слушать, только требовала, чтобы мать немедленно дала ей кредитку, «чтобы купить тебе подарок». Девице даже в голову не пришло, что расплачиваться за подарок матери она собиралась из материнского же кармана – причем, даже не интересуясь, нужна ли эта вещь одариваемой.
Если же потратить деньги только на материал для подарка, то ручной труд и персональное внимание сделают его особенным. Как верно заметила Габи, такие вещи дарить и получать очень приятно. Оставалось решить, что именно связать.
Выбор осложнялся тем, что и мама, и отец даже в домашней обстановке очень редко надевали что-то неформальное. А хотелось порадовать их вещами, которые будут нужны чаще, чем пару раз в году.
Внимание привлекло деликатное покашливание.
- Извините, что отвлекаю, - Валентин уже знал, что консультанта зовут Ровена, - быть может, я смогу вам помочь?
- Возможно. Я сам еще не знаю, что ищу.
- Тогда давайте искать вместе. Вы еще не определились, какую вещь будете вязать, верно?
- Да.
- А для кого и по какому поводу?
- У моих родителей годовщина свадьбы. Проблема в том, что они оба ведут активную светскую и деловую жизнь, которая не предполагает ношение неформальной одежды.
- А дома?
- Тоже редко. Кроме того, я хотел бы подарить им вещи, которые бы перекликались между собой.
- Думаю, мне есть, что вам предложить. Вы подождете минуточку?
- Разумеется.
Ожидание не затянулось. Постукивая каблуками, девушка появилась в зале, бережно прижимая к себе небольшую коробку и прошла к столику.
- Наша новинка. Это пробная партия, мы очень долго вели переговоры с Бордоном о поставках и в случае заинтересованности наших покупателей, пряжа, скорее всего, будет поставляться под заказ. Все производство: и разведение моллюсков, и добычу сырья, и его обработку, и прядение, и производство изделий из этой пряжи контролирует одна семья, которая только недавно согласились поставлять небольшие партии нам. Изначально только бордонцы работали с ней – кружева и вязание из виссона славятся на все Золотые и Багряные земли. Достаточно дорогая пряжа, но вы, я думаю, можете себе ее позволить.
- Вы утверждаете, что это тот самый, почти легендарный бордонский виссон? Который еще называют морским шёлком?
- Понимаю ваше удивление, - спокойно кивнула Ровена. – Вот, пожалуйста, вы можете удостовериться, все необходимые сертификаты соответствия и сопроводительные документы за подписью главы фамилии Медуччи.
Быстро просмотрев документы, Валентин убедился в подлинности известной на все Золотые земли торговой печати дожей Медуччи. Терпеливо ожидающая девушка забрала бумаги и протянула ему почти невесомый моток пряжи.
- Проверьте.
Валентин, затаив дыхание, аккуратно стал складывать и сжимать пряжу. Она послушно уменьшилась вдвое, потом вчетверо, еще и еще. В итоге, моток с его ладонь сжался до размера некрупной сливы.
- Восхитительно! Ровена, это то, что нужно. Какие цвета есть в наличии?
- Виссон не окрашивают, можно лишь усилить блеск и естественный золотистый цвет волокон. Раз ваши родители ведут светскую жизнь, и вы хотите, чтобы подарки были взаимосвязаны, то позвольте дать вам совет по моделям – я заметила по вашим покупкам, что вы не боитесь деликатной пряжи и сложных схем – думаю, вашей матушке подойдут оперные перчатки, а вашему отцу можно будет связать очень простой шарф для торжественного выхода.
- Вы правы, Ровена, идея замечательная! Поможете мне рассчитать необходимое количество пряжи?
- Разумеется.
Ровно через шесть месяцев пятнадцатилетний Валентин попросил разрешения войти в апартаменты герцогини Придд. Мать, как раз примерявшая наряд, сшитый к приему по случаю годовщины, обрадовано поцеловала сына и получила в подарок маленькую бархатную шкатулку для ювелирный украшений. Внутри была пара тончайших золотистых перчаток, невесомо окутавших руки выше локтей. Подарок был настолько тонок и деликатен, что Ангелика без труда надела даже любимый перстень, обхватывающий палец, как влитой.
Отцу, зашедшему поздравить супругу с годовщиной, достался тонкий шарф, безупречно гармонирующий с торжественным костюмом. Он был более плотным, нежели перчатки – Валентин добавил к виссону не менее редкий и дорогой шелк фельпских киркорелл, имеющий такой же естественный золотисто-шафрановый блеск и дающий большую плотность и прочность.
Весь вечер мать сияла не только от поздравлений с годовщиной и комплиментов – каждая приглашенная дама пыталась выведать тайну: у какого кутюрье герцогиня заказала такой великолепный дуэт для себя и супруга. Секрет остался нераскрытым.
- Добрый день, вы позвонили в магазин «Все для рукоделия», меня зовут Ровена. Чем я могу вам помочь?
- Добрый день, Ровена, я ваш постоянный покупатель, номер моей карты ***. Мне срочно необходима консультация.
- Да, я вас помню. Чем могу быть полезна?
- В прошлый раз вы упомянули, что стали сотрудничать не только с компаниями - производителями пряжи, но и с частными мастерами, изготовляющими пряжу под конкретный заказ. Я могу воспользоваться этим предложением?
- В любое удобное вам время. Планируете заказать нечто особенное?
- Да. Если возможно, я хотел бы сначала пообщаться с мастером лично, чтобы обсудить варианты и уточнить некоторые характеристики пряжи, а потом уже оформить заказ.
- Я могу предоставить вам контакты нескольких прях, работающих в Олларии и в пригородах – они уже очень хорошо себя зарекомендовали: работают с любой пряжей, как с чистой, так и смесовой, и выполняют заказы быстро и качественно.
- Вы меня весьма обяжете.
Мастером оказалась молодая, уверенная в себе женщина, представившаяся Дианой. Внимательно выслушав пожелания Валентина, она подробно расспросила его, какие именно пряжу он желает получить, для какого изделия и в какие сроки. Немного подумала и предложила внести некоторые изменения в состав, пояснив, что такое сочетание материалов даст ровную, прочную, очень легкую и теплую нить с приятным шелковистым блеском.
- Итак, давайте рассмотрим варианты, которые вам понравились и вы хотели бы включить их в состав пряжи.
Пух торских и варастийских волкодавов считается одним из лучших решений для зимы, но необходимо помнить, что имеется в виду, в первую очередь, либо низкие температуры и ветер в северных горах, либо сильные ветра с большой разницей между дневной и ночной температурой в степи – в таких условиях чисто собачья пряжа оправдана, в изделиях из нее, лишь укрывшись от сырости, можно даже на снегу спать. Если вы наденете такой свитер для прогулок по Олларии, зимой вам больше ничего не потребуется – иначе взмокнете через полчаса.
Все вышесказанное, но в превосходной степени относится и к шерсти седоземельских овцевбыков. Её преимуществами является мягкость, которой она превосходит шерсть бакранской козы гунамасса, и то, что она не раздражает даже младенческую кожу.
Холтийская хольпака мягкая, легкая, теплая, тонкая, с красивым шелковистым блеском и, опять-таки, очень бережно относится даже к самой чувствительной коже.
Кэналлийская мэрино идеально вписывается в этот ряд, подчеркивая достоинства предыдущих вариантов своими: он так же легкая, мягкая и теплая, но, помимо этого, дает прекрасный объем и эластичность, помогает регулировать тепло- и влагообмен, впитывая излишки влаги и охлаждая тело, когда это необходимо.
Подытожим: все эти виды шерсти, как по отдельности, так и вместе, можно спрясть в тонкую – в случае необходимости и в толстую – ровную, прочную, легкую, мягкую и очень теплую пряжу.
Однако, поскольку в изделии из нее вы не планируете исследовать Седые земли или покорять торские перевалы, я предлагаю ввести компоненты, которые адаптируют пряжу к условиям Центрального Талига.
Для начала, взгляните вот на эту ровницу – это выделанная и полностью готовая к прядению, но еще не окрашенная марагонская крапива. Некоторые сравнивают ее с льном-долгунцом, но крапива имеет перед ним несколько преимуществ. Она мягче и эластичнее, поскольку ее делают из полых стеблей, имеет естественный шелковистый блеск. Благодаря полому строению она так же лучше регулирует теплообмен и впитывает влагу – то есть, может сбалансировать шерсть. Учитывая характеристики шерстяных и пуховых составляющих, ее должно быть не менее половины объема.
Насколько я поняла из вашего перечня, цена вас не смущает – тогда могу предложить взять в качестве основы нить морисского шелка-сырца.
- Думаю, предложенное вами сочетание оптимально. Остались еще два момента: цвет и толщина пряжи. Мне нужна тонкая и толстая, но хотелось бы, чтобы их состав не отличался слишком сильно. Это возможно?
- Да, без проблем. На какие части изделия пойдет более толстая пряжа?
- Горловина и ворот, рукава от запястий до локтей, плечи.
- В этом случае можно немного изменить процентное соотношение и добавить побольше мэрино, уменьшив долю собачьего пуха и шерсти овцебыков. Получится мягкая и плотная нить.
- То, то нужно. Теперь по цвету.
- Я предлагаю следующий вариант: для прядения берется максимально светлый материал, в случае с шерстью и пухом – от светлых особей, а после того, как пряжа будет готова, окрасить ее в выбранные оттенки. Можно, конечно, подобрать уже окрашенный материал, но не будет гарантии, что составляющие пряжи совпадут тон в тон.
- Ваше предложение разумно. Окрашивать тоже будете вы?
- Могу я, но если слишком сложный состав, то лучше будет доверить моей коллеге, специализирующейся как раз на окрашивании. Вам нужны два цвета, я верно поняла?
- Да, винно-красный для тонкой нити и золотой, как у виссона, для толстой.
- Тогда сама справлюсь. Пару раз были случаи, когда заказывали окрашивание с переходом из одного тона в другой или с неестественно-яркими тонами – такое лучше к специалисту, конечно. Вот, укажите на палитре оттенки.
Оплатив материалы, через полтора месяца Валентин получил свой заказ. Тонкая красная нить мягко играла переливами на солнце, казалось, что лучшая кэналлийская Кровь каким-то чудом превратилась в пряжу, окутывая пальцы нежным теплом, стоило лишь слегка коснуться. Упругий золотистый моток сам просился в руки, напоминая своим блеском растрепанные кудри Олененка.
Ты знаешь, я не хочу тебя своим называть
И, точно знаю, ты меня – тоже.
И я тебя не хочу ни у кого отбивать,
И ревность меня совсем не гложет.
Даже когда я одна,
Когда на небе скалит зубы луна,
Мне так легко и спокойно,
Что где-то там далеко есть ты.
В наушниках негромко мурлыкала любимая песня, расслабляя и помогая сконцентрироваться. Плеер был запрограммирован на случайный выбор композиции и именно «Ты знаешь…» почему-то выпадала чаще всего. Казалось, приборчик улавливает и озвучивает его настроение – и в самом деле, ему хватало того, что Арно просто есть в этом мире, в его жизни, что можно видеть его каждый день и разговаривать с ним, смеяться, репетировать и готовиться вместе к занятиям. Как-то даже и в голову не приходило начать ухаживать за Арно – зачем, если и так все замечательно? Они дружат и этого довольно. Зачем метаться и биться в истерике, рыдая о том, что объект любви не то, что не ответит, но и не узнает о его чувствах? Валентин точно знал, что Арно оказывает внимание исключительно девушкам, так что любые попытки объясниться ни к чему не приведут – разве что к потере дружбы.
Наверное, какая нибудь экзальтированная особа на его месте воскликнула бы, что за любовь стоит бороться, жертвуя всем и добиваясь взаимности, во что бы то ни стало, но Валентин был с этим не согласен. Он любил – и был счастлив. Мысль о том, что Арно может влюбиться в одну из их соучениц, нисколько его не беспокоила – Валентин знал, что их отношениями Олененок дорожит, а значит, не прекратит общаться. Ну, а требовать, чтобы любимый человек принадлежал ему полностью и отвечал взаимностью на все его чувства мог только законченный эгоист. Валентину вполне хватало самого факта наличия Арно в его жизни и того, что Олененку хорошо.
Валентин закончил ряд, развернул вязание, передвинул на одно деление счетчик рядов и улыбнулся своим мыслям. Почему-то сегодня весь день воспоминания так и лезли в голову, стоило только отвлечься от учебы или тренировок. А как только он закрылся в комнате и достал свой «волшебный чемоданчик», хлынули бурным потоком. Хорошо, что этот поток не настолько отвлек его внимание, чтобы начать спускать петли или путаться в рядах – кстати, сейчас нужно сделать убавление для пройм рукавов.
Когда он только начал работу, то не сразу смог выбрать, где лучше убавлять и прибавлять петли – в начале и конце ряда или ближе к середине. С одно стороны, делая это ближе к середине, можно получить красивую линию, как будто вытачки действительно прострочены, с другой… Красивая линия – это хорошо, но вяжет-то он свитер, имитирующий кольчугу – а откуда у кольчуги вытачки?
Снова взявшись за спицы, Валентин, то и дело поглядывая на эскиз, вспоминал, с каким вдохновением создавал его и как едва успел в последний момент перед приходом Арно его спрятать: так не хотелось отказываться от этой идеи, что пришлось выдержать нелегкую внутреннюю борьбу.
Валентин нанес последние штрихи и залюбовался. Вообще-то, при создании эскизов портретное сходство было не нужно, можно было просто наметить части тела, чтобы были понятны пропорции, но он увлекся и не просто прорисовал черты Олененка, но и раскрасил рисунок. Получилось замечательно, только вот…
Валентин вздохнул и отложил лист. Замечательно, но не то, что нужно. В Гальтаре не носили кольчуги, они получили широкое распространение уже после смерти Эрнани Святого – столетия так через полтора. У простых воинов были льняные и кожаные линотораксы, а у эориев и их приближенных – бронзовые анатомические кирасы. На рисунке же Арно красовался в алой кольчуге, перехваченной на талии наборным поясом, с золотыми наручами, наплечниками и воротом-горжетом – тоже, кстати, более поздним изобретением. Смотрелось все вместе на диво органично и невообразимо прекрасно, а уж как во всем этом был бы неотразим Олененок – словами не выразить. Но, к сожалению, все это великолепие не имело отношения к описываемому в пьесе периоду. А Валентин был не из тех, кто из любви к красивому жесту или кадру откажется от исторической достоверности, отмахнувшись от справедливой критики затасканной фразой: «Я так вижу!». Каждый раз, когда он слышал такое объяснение, особенно, если речь шла об очередной «исторической» экранизации, так и тянуло сказать, что если «видение» ставится превыше точности, то и снимать нужно фэнтези, где можно показать все, что угодно, а не претендовать на «исторический реализм и достоверность».
Собственно, именно это он и изложил на сайте кинокомпании, в разделе отзывов, после нашумевшей – и буквально раздраконившей его, что было исключительным событием – недавней премьеры драмы о буднях низложенной королевы Бланш в Агарисе: кто бы тогда позволил «благочестивой вдове» разгуливать по святому граду в полупрозрачных облегающих платьях с разрезами и без рукавов?! А если учесть, что вместо не слишком молодой и не слишком красивой изначально Бланш Маран на экране показали стройную пышногрудую девицу едва ли двадцати лет от роду, выглядящую, скорее, старшей сестрой своему «сыну», то ни о какой достоверности и историчности и речи быть не могло, одно только это превратило драму в фарс. Создатель «шедевра» попытался тогда задавить шестнадцатилетнего Валентина авторитетом, ссылаясь на художественную интерпретацию и его некомпетентность как критика – и это стало последней каплей. Если до того он всего лишь хотел указать на дурно подобранные наряды, которые больше всего походили на современные вечерние и коктейльные платья, слегка стилизованные под старину, то после напыщенного и высокомерного ответа ничего не оставалось, кроме как принять вызов.
Валентин еще раз пересмотрел фильм, на этот раз с карандашом и блокнотом в руках, после чего написал разгромный отзыв, в котором перечислил все ляпы и недочеты, все «художественные интерпретации» и «находки», все очевидные и неочевидные нелепости и исторические несоответствия, задав в конце вопрос: действительно ли режиссер приглашал консультантов-историков и если да, то почему не воспользовался их советами? Статью он разместил как на сайте кинокомпании, откуда ее очень быстро удалили, так на других ресурсах, в том числе, в разделах обсуждений на сайтах кинотеатров, где демонстрировался «шедевр». Дискуссия развернулась бурная, но в итоге большинство склонилось к мнению Валентина: если уж фильм заявлен как исторический, то и не следует делать из него непонятно что.
Но как же красиво получилось! Даже жаль, что Арно не примерит все это великолепие. Интересно, а ему самому эскиз понравится? Валентин придирчиво посмотрел, отойдя от стола на несколько шагов, и уверенно кивнул – понравится. Поэтому от рисунка следует избавиться: если его увидит Сэ, то никакие доводы об историческом несоответствии его не остановят, вцепится и будет утверждать, что было, просто очень редко, а вот у него, как потомка Абвения, было точно.
Стук в дверь раздался неожиданно. Валентин кинул взгляд на часы и удивился – диалог с самим собой, вернее, борьба чувства ответственности с чувством прекрасного затянулась почти на четверть часа, так что уничтожить рисунок не получится: Арно непременно заинтересуется обрывками, а если сжечь лист, то сработают датчики противопожарной системы. Значит, пока нужно спрятать эскиз в столе, а порвать уже после. Или не порвать.
В тот вечер они снова засиделись почти до отбоя, увлеченно разрабатывая эскизы амуниции и обсуждая детали пьесы, но как только за Арно закрылась дверь, Валентин достал злополучный рисунок и снова задумался. Уничтожать такую красоту, сотворенную, к тому же, в порыве вдохновения, было до слез жаль. Можно просто оставить – или даже подарить Арно, но после спектакля.
Валентин попробовал представить реакцию Олененка на подарок – к гадалке не ходи, тот сначала восхитится, а потом начнет возмущаться, что «такую классную идею не использовали в постановке». А что, если…
Нахмурившись, Валентин прикусил губу. Где-то он ведь видел нечто подобное, причем, совсем недавно. Еще ведь и мысль мелькнула, что идея интересная. Вспомнил!
Быстро включив ноутбук и войдя в сеть, Валентин открыл одну из своих закладок. Так и есть, это оно! На сайте, посвященном вязанию, одна из постоянных посетительницы форума выложила свое творение: куртку, напоминающую алатский доломан, даже с галунами, с описанием и схемой и пригласила к обсуждению. Связан «доломан» был платочной вязкой, из тонкой пряжи и, если смотреть вскользь, казался сделанным из кольчужного полотна.
А ведь это идея! Пусть его эскиз и не годится для пьесы, вовсе необязательно откладывать его «в стол» - можно связать свитер, имитирующий доспехи. Так, сейчас уже нужно ложиться и точные расчеты придется отложить на завтра – какое все-таки счастье, что он принимает участие в разработке костюмов: есть полные мерки всех участников постановки, в том числе, Арно – а покупку пряжи и вовсе до выходных, но как это все лучше связать? Основной узор – кольчуга, значит, тонкие пряжа и спицы и платочная вязка, а вот другие части «доспехов»? Цвет – золото, узор… «жемчуг»? Нет, не годится. А если «шишечки»? Точно, «шишечки» на лицевой глади отлично сымитируют заклепки на металле.
На следующий день, как только закончились занятия, Валентин заперся у себя, достал эскиз, мерки Арно и принялся за расчеты. Завершив вычисления, он зашел на сайт магазина и начал просматривать ассортимент. Выбор впечатлял, как всегда, но того, что было нужно, не находилось – либо цвет не подходил, либо характеристики. Валентин так четко «видел» будущий свитер, словно уже держал его в руках, ощущая его мягкость и легкость.
Заметив раздел «Дополнительные услуги» Валентин неожиданно вспомнил свой последний визит в магазин и слова Ровены о том, что у постоянных клиентов появилась возможность заказывать индивидуальную пряжу: под эти заказы доставляли сырье и прядильщицы создавали нить нужного состава, толщины и цвета. Тогда его не заинтересовало это предложение, но жизнь прекрасна и удивительна: никогда не знаешь, что и когда понадобится. Эту мысль он додумывал, уже набирая знакомый номер.
Тебя я вижу редко, ну и что из того?..
И, разумеется, ты меня - тоже.
Ты на работе, куришь и глядишь в потолок
Или на всякие поганые рожи.
А вечером ты выйдешь под дождь
И ты, конечно, ко мне не придешь -
Но мне легко и спокойно,
Что где-то там далеко есть ты.
Поймав себя на том, что начал негромко подпевать, Валентин усмехнулся и отложил спицы, разминая пальцы. Пряжу он получил незадолго до Зимнего Излома, так что на каникулах успел еще раз проверить расчеты, связав пробные лоскуты и начать вязать спинку свитера. С ней он закончит завтра и сразу приступит к передней части. Потом – рукава и «дополнительные части доспехов» из более толстой пряжи. Или сделать небольшой перерыв и сначала повязать из золотистой пряжи? Учитывая размеры горжета, наплечников, наручей и толщину нити, управится он быстро – за несколько вечеров.
Да, пожалуй, так и надо поступить. После того, как будут готовы «золотые» составляющие, можно будет быстро связать «кольчужные» части рукавов – там совсем немного работы, тоже на два-три вечера, в зависимости от загруженности на занятиях и тренировках и усталости. А уже потом приступать к изготовлению передней части свитера – к тому времени он отдохнет и будет готов к длительной монотонной работе.
Он редко прибегал к этому трюку: вязание само по себе уже были отдыхом, от него Валентин еще ни разу не уставал, но сейчас ему все время казалось, что он не успеет связать свитер до премьеры. Умом он понимал, что времени хватает, но набирать петлю за петлей, ряд за рядом и при этом почти не ощущать, что полотно увеличивается – издержки работы с тонкой пряжей и спицами – это заставляло нервничать. Чтобы избавиться от этого ощущения, нужно перейти на некрупные детали либо на более толстую пряжу, чтобы работа продвигалась быстро и результат был сразу виден – а тут и то, и другое сразу. А закрепить уверенность в том, что работа не затянется, помогут небольшие и быстро вяжущиеся «кольчужные» части рукавов.
Аккуратно свернув недовязанную спинку и закрепив на спицах заглушки, не дающие петлям соскользнуть, Валентин убрал все в кейс, давным-давно обретший постоянное пристанище на подоконнике, принял душ и отправился спать. Завтра будет новый день и новые заботы. И будет Арно, тормошащий и подбивающий на проказы – как только сил на все хватает, учитывая их загруженность? Впрочем, чему удивляться – он из Дома Молний, им энергии не занимать.
«Создатель, за что мне это?» - мысленно простонал Валентин, навзничь падая поверх покрывала. Сил не было совсем, голова шла кругом, а перед глазами прыгали, извивались и произвольно меняли размеры цифры, символы, буквы и отдельные слова. Кажется, попробовать себя в программировании было не лучшей идеей.
Валентин с тяжелым вздохом перевернулся на бок, потом сел. Встать получилось только через пару минут.
«Если прямо сейчас не пойду в душ, то потом уже просто не хватит сил. Или голова лопнет», - подбодрив себя такими доводами, Валентин устало поплелся в ванную.
Контрастный душ разогнал сонную одурь и голова, начавшая было наливаться свинцовой болью от усталости, перестала раскалываться.
Начиналось все неплохо: после завтрака воодушевленный Арно привел его в компьютерный класс, запер дверь, усадил перед монитором и начал объяснять азы. В его речи с угрожающей скоростью и частотой мелькали непонятные «теги», «разметки гипертекстов», «динамичные атрибуты», «верстки», «домены», «головы документов», «тела документов» и так далее, и так далее.
Потерявшийся во всех этих терминах Валентин сначала пытался переспрашивать, уточнять и записывать, но потом просто махнул рукой. Олененок так увлекся творческим процессом, что останавливать его или мешать было попросту жаль. Дождавшись первой за полчаса понятной фразы: «Ну, вот, видишь, как все просто? Тебе понятно?», он с чистой совестью ответил: «Нет».
Полюбовавшись на вытянувшееся лицо Арно, Валентин вздохнул и попросил еще раз объяснить все то же самое, но помедленнее и попроще.
- Как ребенку, что ли? - недоуменно протянул Сэ.
- Именно – потому что в плане программирования я от этого ребенка не слишком-то отличаюсь, - кивнул Валентин.
«Помедленнее и попроще» оказалось чуть понятнее, но именно что чуть: легко возникающий перед внутренним взглядом сайт оставался недостижимой мечтой.
«А не зря ли я это затеял? – в очередной раз подумал Валентин. – В конце концов, в сети и так достаточно ресурсов, посвященных вязанию, так ли уж нужен еще один?»
Сайтов, действительно, было много, но, на взгляд самого Валентина, далеко не все из них были удобны и понятны. Где-то предлагались сразу сложные или выглядящие таковыми модели, при этом никаких пояснений к терминам не было: новичкам там можно было разве что картинки посмотреть и уверовать в то, что рукоделие – это невероятно трудно и занудно. На других ресурсах посетителям «разжевывали» все, вплоть до того, почему в написанном предложении запятая поставлена так, а не иначе – в итоге, тот, кто впервые взял спицы в руки, ощущал, что к нему относятся не как к ученику, а как к неразумному младенцу, которого сначала нужно научить правильно ложку держать, а потом уж и к более сложным вещам подпускать.
«Может, проще зарегистрироваться в системе электронных дневников? Там уже все готово, нужно просто выбрать из предложенных дизайнов или заказать индивидуальное оформление – и вперед, выкладывай, что хочешь, отвечай на вопросы».
Да, так можно было поступить, но этот вариант он отбросил еще в прошлом году: такой дневник мог стать хорошим дополнением, но не основой. Все-таки сайт хорош именно тем, что с главной страницы можно перейти сразу в тот раздел, который нужен, а то и поиском воспользоваться, не листая все посты.
Едва не пропустив обед – хорошо, что Арно догадался постучать к нему, прежде чем идти в столовую – Валентин вяло порадовался, что на сегодня не назначена ни одна тренировка, а задания для самостоятельной работы он сделал с вечера.
Видимо, поняв, что столь любимые им компьютерные хитрости далеко не так просты для окружающих, Арно вытащил Валентина на верховую прогулку.
- Давай-давай, тебе срочно проветриться нужно, а то на Понси стал похож: бледный, глаза разбегаются, взгляд отсутствующий, - шутил Олененок, сноровисто седлая сначала коня Валентина, а потом уж и своего. - Извини, не учел твою хрупкую душевную организацию истинного гуманитария. В следующий раз все будет строго дозировано и с перерывами на усвоение материала.
Беззаботная болтовня, вкусный морозный воздух парка с прозрачным куполом неба, мерное поскрипывание седел и дружелюбное пофыркивание лошадей помогли привести растрепанные чувства в порядок.
- Спасибо, Арно, мне это было нужно, но сам бы не дошел. Знаешь, я отвык так много не понимать – оказывается, это физически тяжело. Можно будет попробовать еще раз, но чуть позже.
- Давай. Я посмотрю методички по созданию сайтов, может, найду что интересное. Я так привык все эти символы на раз считывать и что ты всегда все знаешь, что с места в карьер взял – вот тебе и непонятно. Правда, бывает и так, что как ни объясняй, не помогает – нет таланта, как в музыке или живописи.
- Вполне возможно, это как раз мой случай. Я ведь могу пользоваться готовыми ресурсами, но это все равно, что слушать музыкальный альбом или на выставку в картинную галерею сходить. А вот самому картину написать или симфонию – это совсем другое, не каждый сможет. Ты говорил, что есть так называемые конструкторы сайтов – может, с ними будет попроще?
- Можно попробовать, - кивнул Савиньяк, - хотя бы и в качестве тренировки.
- Ну, а если у меня совсем-совсем не выйдет и выбросить идею из головы не получиться, я его тебе закажу. Возьмешься?
- Спрашиваешь. Мне нетрудно тебе помочь, да и интересно, что ты там такое задумал.
- Значит, договорились. Лошади уже прогрелись – наперегонки учебной рысью?
- Легко. Догоняй! - и Олененок, просто бросив стремена, сменил аллюр раньше, чем Валентин успел перекинуть их через седло. Пришлось догонять.
После прогулки, убедившись, что Валентин снова в норме, Арно куда-то умчался, торопливо извинившись уже на бегу: его ждали в другом месте и он почти опоздал. Валентин, немного постояв у окна, достал клубок, спицы, включил плеер и начал набирать петли для переда свитера.
Ночь из снов строит мосты,
В облаках расцветают цветы,
А в реке, как рыбы, звезды плавают.
Ветер шевелит кусты,
Дождь раскрывает зонты,
А где-то там далеко есть ты.
*Лаковые лаики - аналог оксфордов в кэртианских реалиях
Окончание в комментариях
Вопрос: Понравился фик?
| 1. Да | 3 | (75%) | |
| 2. Нет | 0 | (0%) | |
| 3. Ничего так, но можно бы и лучше | 0 | (0%) | |
| 4. Есть предложения по улучшению, в комментариях распишу по пунктам | 0 | (0%) | |
| 5. Хочу продолжение | 0 | (0%) | |
| 6. Пиши еще! | 1 | (25%) | |
| Всего: | 4 Всего проголосовало: 3 |
||
@темы: ОЭ, фанфики, приддоньяк
пятница, 17 июня 2016
Размещаю это сообщение в слабой надежде, что ты все-таки заглянешь в мой дневник и прочтешь его, потому что контакты удалены и связь с тобой потеряна. Солнце, так не делается! Я очень-очень за тебя волнуюсь. Если ты сочла, что темы для разговоров исчерпаны и дружбе конец, я надеялась, ты, хотя бы, скажешь мне об этом, прежде чем удалять свою почту. Пожалуйста, дай знать, как ты. Я очень тебя прошу, просто подай весточку. Если наши совместные планы накрылись совсем-совсем - я должна знать, что продолжать буду одна. Когда бы ты ни появилась: через месяц, через полгода, год - да когда угодно! - я с радостью отвечу на твое письмо.
Что бы ни случилось - мысленно я с тобой, желаю тебе удачи и очень жду твоего возвращения.
Что бы ни случилось - мысленно я с тобой, желаю тебе удачи и очень жду твоего возвращения.
среда, 08 июня 2016
Название: Цветные сны
Автор: Кайлия
Соавтор: НеЛюбопытное созданье
Категория: Слэш
Пейринг: Арно Савиньяк/Валентин Придд
Рейтинг: NC-17
Жанр: Romance, angst, hurt/comfort, modern-AU, магические существа,
Размер: Макси
Статус: Закончен
Дисклеймер: Ни на что не претендую, играюсь
Примечание: Автор этого фика - Кайлия. Я появилась уже позднее, вначале как бета и уже потом как соавтор. Собственно, с этого и началось мое фикрайтерство - до этого только придумывала, но никогда не записывала. Поскольку собственного дневника у Кайлии нет и она пока не планирует его заводить, то выкладываю у себя.
Отредактированная версия, но если вы заметите опечатку или неточность - буду рада указанию.
В процессе написания накопилась куча визуализаций, наконец-то делюсь.
Прошу любить и жаловать - оленья мать, визит в госпиталь.
читать дальше
Она же, но уже на праздновании Весеннего Излома
читать дальше
Не собиралась искать её, но, наткнувшись в сети на этот кадр, сразу подумала, что это - вылитая Каролина Борн
читать дальше
А предыдущая картинка потянула за собой следующую - "несчастный гиацинт". Хотя напрямую Катарина у нас ни разу не появилась, но выложу, раз уж нашла - как мне кажется, просто идеальное попадание в образ вечной страдалицы.
читать дальше
Барон Констанс Капуль-Гизайль - ни убавить, ни прибавить. Сибарит, эстет, гурман и неглупый человек.
читать дальше
А вот здесь изображен тот самый чудный костюм барона с празднования Весеннего Излома. Модель несколько моложе и стройнее, но мы закроем на это глаза.
читать дальше
Далее, собственно, наряды наших героев с той вечеринки.
Арно (правда, на картинке он в голубом, но общее представление имеется, главное - смокинг муаровый)
читать дальше
Валентин
читать дальше
Герцог и герцогиня Придд
читать дальше
Граф Васспард с невестой
читать дальше
Одинаковые наряды влюбленных марикьяров - Альберто и Кантора
читать дальше
Бласко и Селина в традиционных праздничных костюмах морисков
читать дальше
Елена и Марсель
читать дальше
Кримхильде
читать дальше
Ирэна, пока еще Придд, но скоро - Эпинэ
читать дальше
Франсуа и Айрис
читать дальше
Глава 1
читать дальше
Последний светло-серый кленовый лист опустился на траву. Валентин отхлебнул шадди из высокой кружки и поморщился. Арно сказал бы: «Дрянь!» и был бы прав. За окном хлынул ливень, по стеклу побежали ручьи. Арно, рассмеявшись, распахнул бы окно, ловя струи ладонями. Он всегда говорил, что первый осенний дождь – волшебный и если его поймать, то заветное желание обязательно исполнится.
Валентин выплеснул остывший шадди в раковину, сполоснул кружку и вернулся в комнату. Здесь все осталось по-прежнему. Толстый ковер на полу, большой диван, два письменных стола. На столе Валентина, как и всегда, несколько бумажных книг и лампа. На столе Арно – куча книг, ворох исписанных вдоль и поперек листков, два небольших ноутбука, а в самом центре – модель водного парка развлечений. Его дипломная работа. Валентин хорошо помнил, как Арно долго не ложился спать, потому что маленький игрушечный дельфин застрял в механизме и каскад водопадов перестал работать.
- Арно, - Валентин, зевая, выглянул из спальни, - уже совсем поздно. Почему ты не ложишься?
- Водопады, - отозвался Арно. – Не понимаю, в чем дело! Ведь еще утром все работало. А завтра сдавать на первую проверку.
- Прости. Насколько я могу судить, это я виноват.
Валентин подошел к столу. Арно поднял голову, улыбнулся.
- И что ты натворил?
Валентин привычно прикрыл на мгновение глаза. Минуло уже несколько лет с того дня, как мир обрел для него краски. Тогда они решили вместе снять квартиру поближе к Университету. Спустя месяц Валентин стал различать зеленый цвет. Следом – желтый. А через полгода он видел все оттенки. Происходящее его не удивило. Об этом рассказывали еще в школе: как только полюбишь по-настоящему – увидишь цвета. Паоло, одноклассник Валентина и Арно, тогда спросил учителя, станет ли мир цветным, если любовь безответна? Ответ учителя, увы, вспоминался теперь слишком часто: «Когда Вы полюбите ту самую девушку, Паоло, Вы увидите цвета, даже если она не ответит Вам взаимностью. Цвета для Вас исчезнут лишь в том случае, если Вы разлюбите ее или она покинет этот мир». Валентину казалось, что он любил Арно всегда. Но если верить легенде, в настоящее чувство это переросло всего лишь четыре года назад. И ни за какие сокровища в мире Валентин бы не признался другу в этом. Потерять Арно он не мог. Что угодно, только не это.
- Я подумал, что дельфин будет лучше выглядеть в верхнем бассейне. Пока я наблюдал, все работало. Наверное, его все-таки унесло водопадом, и он повредил что-то внутри. Прости.
- Ерунда, - отмахнулся Арно. - Если так, то дельфина я спасу. Иди спать.
- Я хотел бы помочь.
- Тогда тащи стул и хватай отвертку.
Дождь забарабанил еще сильнее и юноша вздрогнул. Неделю назад вышла та глупая ссора, а когда он проснулся сегодня утром – цвета пропали. Валентин знал, что его чувства не угасли. А это значит...
Юноша вышел на балкон. До матери и старших братьев Арно ему дозвониться не удалось. Может, оно и к лучшему. Такие новости могут подождать. Все равно уже поздно. На темно-сером небе сверкнула молния, и Валентин вдруг бросился к окну, распахнул его настежь и высунул на улицу сложенные лодочкой ладони.
- Я хочу знать, что произошло с Арно!
Разумеется, никто не отозвался, и в окно не влетела астэра или ангел с ответами на все вопросы. Валентин отряхнул руки и вернулся в комнату. Глупость. Но сейчас он был готов поверить в любую чушь, лишь бы оставалась какая-то надежда. Если бы он только знал, чем закончится эта глупая ссора…
Арно уже неделю лежал с тяжёлым гриппом и Валентин совсем извёлся. Другу было так плохо, что он даже не ехидничал. Почти все время тихо, не шевелясь, лежал под одеялом, пил таблетки и благодарил Валентина за помощь.
- Арно, как ты себя чувствуешь? – Валентин присел на край кровати.
- Плохо. Прости, я хочу спать.
Валентин кивнул и вышел из спальни. Усталость и тревога за Арно сделали свое дело – сдерживаться становилось все труднее. С каждым днем Валентину все больше хотелось рассказать о своих чувствах. Друг и так знал, что он видит цвета, знал, что безответно любит, только не знал, кого. Валентин не говорил, а Арно не расспрашивал. В семье потомственных юристов не учили риску. Сам Валентин изучал астрономию, но в предках до пятого колена были сплошь юристы и экономисты. Его с детства учили просчитывать последствия любого решения и рисковать только в случае гарантированной победы.
- Валентин!
- Что, Арно? – заглянул Валентин. – Что-то случилось?
- Прости, - тихо прохрипел Арно, - принеси теплой воды. В горле жжёт. И, если хочешь, побудь здесь. Не спится.
Валентин молча поставил стакан на прикроватный столик и устроился в кресле напротив. «Если хочешь». Когда он поделился с братом своими сомнениями, Джастин только сказал: «Зря молчишь. Ты хорошо лжёшь, Валентин. Всем, кроме Арно». Брат ошибся. Валентин успешно лгал целых четыре года. Всякое терпение имеет предел. Признаться или молчать?
- Ну, - Арно выпил воды и откашлялся, - докладывай, как там у вас дела на далеких звездах.
- Обязательно, - улыбнулся Валентин, - только у тебя через неделю коллоквиум, поэтому сначала я почитаю вслух твои лекции, а уже потом расскажу все, что захочешь.
- Валенти-и-ин… – застонал Арно и плотнее завернулся в одеяло.
«…ти-и-ин» - юноша вздрогнул. Когда Арно так тянет его имя, хочется выть. Это слишком... Слишком близко. Слишком... интимно.
- Молить о снисхождении бесполезно, - продолжил Валентин. – Вчера мы остановились на середине четвертой лекции.
- Ты – изверг, - посетовал Арно и чуть слышно засмеялся.
Дождь понемногу затихал. Вспоминать ссору не хотелось. Валентин с ногами забрался на диван и положил голову на высокий подлокотник. Так иногда засыпал Арно, когда слишком засиживался за своими любимыми шпионскими фильмами. Сам Валентин предпочитал сюжеты о природных катастрофах. Юноша вслепую нащупал на полу пульт и нажал «Воспроизведение». На экране появилась хорошая знакомая картинка – Рамиро Алва в роли злодея взламывает какой-то компьютерный код. Одна из любимых картин Арно.
- Валенти-и-ин…
Задремавший Валентин вскочил так, что едва не перевернул диван.
- Валенти-и-ин!
Мать предупреждала об этом. Если горе затолкнуть вглубь, если его не пережить и не выплакать, рано или поздно оно сведет тебя с ума.
****
- Кретин! – выругался Арно. - И что меня понесло в Университет на ночь глядя?!
- Не «что», а «кто», виконт Арно Сэ. Рад познакомиться. Правда, опасаюсь, что для Вас наше знакомство окажется не столь приятным.
- Виконт? Кто Вы? И с какой луны Вы свалились?
- Я знаю, что в Ваше время титулы не имеют такого значения, однако, за века я к ним привык, поэтому прошу простить мою маленькую слабость. Я, как Вы изволили выразиться, ниоткуда не свалился. Кто я – Вам все равно не понять. С Вас достаточно будет и того, что Вы и Ваш друг, наследник герцога Придда, Валентин, мне, скажем так, не нравитесь.
- Взаимно. И, раз уж Валентина здесь нет, я спрошу за него: чем мы изволили Вам так не угодить?
- Волны и Молния не должны соединиться.
- Глупые сказки!
- Тем лучше, что Вы так думаете, виконт Сэ. Искренне надеюсь, что Ваш друг столь же... недальновиден. Прощайте, виконт Арно Сэ. Мы больше не встретимся. Ах да, едва не забыл. Вы – по другую сторону Кэртианы. Выражаясь проще – в зазеркалье. Искренне советую Вам провести оставшиеся несколько дней с пользой. В Кэртиане миллионы зеркал. Люди почему-то любят смотреть на свое отражение. Вы сможете увидеть все, что пожелаете, поселиться в любом доме. Но Вам не выйти отсюда.
Арно ничего не ответил собеседнику, надежно укрытому темнотой. Какой-то дурацкий сон, но проснуться не получается. Незнакомец посоветовал выбрать зеркало – что ж, во сне свои правила. Арно закрыл глаза и представил место, где хотел бы оказаться больше всего на свете – квартиру, которую они снимали вместе с Валентином.
Перед ним заклубился туман, но через мгновение он рассеялся и Арно увидел перед собой хорошо знакомую комнату. Экран едва светился, шли титры. На диване, свернувшись, спал Валентин. Как бы то ни было, друг поможет проснуться.
- Валенти-и-ин!
****
- Позволь выразить тебе искреннее восхищение, Страж Этерны, ты великолепно справился со своей задачей. Или прикажешь звать тебя твоим прежним именем, несостоявшийся Повелитель Волн?
Крысоподобный монашек из недавно возрождённого Ордена Истины сомкнул руки в замок и улыбнулся. И тут же Страж взвыл от боли.
- Как загадочна и капризна судьба, ты согласен, Сын Волн?
Тот, кого давным-давно звали Юстинианом, промолчал, в его глазах полыхнула ненависть, но здесь и сейчас он был бессилен. Этот крысёныш волен сделать с ним всё, что пожелает, может даже убить. Как это случилось? Почему истинники получили полную власть над теми Стражами, что посещали Кэртиану? Этого бывший наследник Повелителя Волн, а ныне Страж Этерны Юстиниан Придд не знал. Несколько месяцев назад один из них отправился в Кэртиану. Многие Стражи посещали некогда родные миры, а потом возвращались назад. Но на этот раз ушедший не вернулся. Юстиниан ушел в Кэртиану, чтобы найти пропавшего и попался этим трусливым крысам, уничтожившим Стража. Ему показали то, что осталось от тела после многочисленных пыток. Яркие зеленые глаза и ироничную ухмылку не узнать было невозможно. В каких бы страшных мучениях ни умер Страж, провинившийся лишь тем, что любил этот мир, им не удалось сломать его.
- Я разочарован, сын Повелителя Волн. Оказывается, вы слишком слабы. И слишком боитесь боли...
Монашек сжал левую ладонь в кулак, и Юстиниану показалось, что у него вырывают сердце. Горло перехватило тугой петлей, боль ледяными волнами расходилась по телу. Он не выдержал и взвыл.
- Что… еще?.. – выдавил ослеплённый болью Страж.
- Ничего, - дружелюбно улыбнулся монашек, - нам ничего больше от тебя не нужно. Ты убил виконта Арно Сэ. И ты даже не понимаешь, что натворил на самом деле. А хочешь узнать это напоследок, Страж? Тебе любопытно?
Юстиниан вдруг улыбнулся. Монашек убьёт его. Уничтожит, как только вволю наглумится над беспомощным пленником.
"Вот только ничего у вас не выйдет. Вам не найти виконта Арно Сэ до тех пор, пока их души с наследником Повелителя Волн не срастутся настолько, что смогут преодолеть границу между обеими сторонами Кэртианы. А когда это случится, крысёныш, будет слишком поздно. До судьбоносного Излома осталось совсем немного. Вы сделали все, чтобы жители Кэртианы перестали верить в легенды. Вы сделали все, чтобы в этом мире как можно меньше людей видели цвета. Вы чувствуете, когда души начинают сближаться и разрываете связь. Но не в этот раз. Юноша из Дома Волн по имени Валентин слишком долго и слишком умело лгал о своих чувствах. Он спрятал их так глубоко, что даже вы ничего не заметили. Лишь единожды он забылся и вы узнали. Разорвать связь вам уже не удалось и потребовалось убийство. Что ж, ты больше не чувствуешь Арно в этом мире, крысёныш. Пока он в безопасности. Я сделал всё, что мог".
Глава 2
читать дальше
- Валенти-и-ин!
Валентин медленно приблизился к зеркалу и резко отпрянул. Своего отражения он не увидел, зато увидел Арно, который радостно ему улыбнулся. Не может быть, этого просто не может быть. Валентин хлопнул в ладони и мрак в комнате рассеялся. Это тоже была идея Арно – две настольные лампы, которые реагируют на хлопки. Вспыхнувшая на мгновение надежда осыпалась пеплом, цвета не вернулись. Значит, Арно в отражении – это всего лишь галлюцинация, игра больного воображения, реакция на стресс.
- Ты оглох, что ли? – недовольно проворчала галлюцинация.
- Это ложь. Ты умер.
- Совсем сдурел? С чего ты решил, что я умер? – озадачился Арно. – Неделю назад ты заявил, что не желаешь меня видеть, что, как ты выразился, «устал от меня до смерти», и что я могу убираться, куда хочу. Я убрался в гости к Эмилю, он давно звал. А вчера вернулся в город, собирался прийти домой и спросить, какие Закатные кошки тебя покусали, но почему-то свернул в Университет.
- Но ты сейчас находишься не в Университете, - возразил Валентин, - ты в нашем зеркале. Ты можешь это объяснить?
- Если я попробую, ты не поверишь, - Арно в зеркале покачал головой.
- Я тебе и так не верю. Ты ничего не потеряешь.
Пока Арно говорил, Валентин всё внимательнее вглядывался в него. Несколько раз Арно ему снился, однажды он видел его даже в бреду, когда лежал с лихорадкой. Но прежние галлюцинации не были такими живыми. В конце концов, что он теряет, если просто попробует поверить?
- Соображаешь, - одобрил Арно.
- Откуда ты знаешь, о чём я думаю? – чуть улыбнулся Валентин.
Стоило лишь на мгновение допустить, что там, в зеркале, настоящий Арно, как тяжесть в душе растаяла бесследно.
- Я слишком давно тебя знаю, - отмахнулся Арно. – Валентин, ты что-нибудь понимаешь?
- Нет, пока не понимаю. Но обязательно разберусь и вытащу тебя оттуда.
Зеркало на мгновение затуманилось, и Валентин испугался. Неужели все это и правда, лишь игра воображения и ему предстоит потерять Арно снова, теперь уже навсегда? Туман сгустился ещё сильнее и в нем медленно проступило одно-единственное слово. Валентин застыл в ужасе.
- Валентин? Я тебя больше не вижу! Что происходит?
- Что ты видишь в зеркале, Арно? – с огромным трудом удалось заставить голос звучать спокойно.
- Ничего, только туман. Ты здесь?
Валентин едва слышно выдохнул. Арно не видит этой надписи, не понимает, в чём дело. Пусть лучше так.
- Да, я здесь. Я... тоже не знаю, что случилось. Давай подождём, может быть, туман рассеется?
- А что ещё остаётся? – донеслось из зеркала. - Рассказать тебе о военной базе? Эмиль мне там всё показал! Слушай, ты представляешь, оказывается, в военных самолётах...
Арно говорил, а Валентин не мог отвести взгляд от стекла и ясно начертанного на нём единственного слова: «ложь».
****
С другой стороны стекла донеслось знакомое сопение, и Арно улыбнулся. Хотя зеркало все еще было покрыто густым туманом, он точно знал, как уснул Валентин – сидя на высоком барном табурете перед зеркалом и уткнувшись в сложенные на каминной полке руки. Огромный искусственный камин остался в квартире еще от прежних хозяев. Валентин порывался, как он говорил, «выбросить этот ужас как можно дальше», но Арно не позволил. Этот белый монстр чем-то ему нравился. С ним казалось, что они живут не в обычной квартирке, каких тысячи в Олларии, а в большом старинном замке с какими-нибудь зловещими тайнами.
Арно горько усмехнулся. Когда-то, в далеком детстве, он верил в призраков, во все безумные легенды о другой стороне Кэртианы, в Стражей Этерны и раттонов. Верил, что именно ему суждено найти утерянную часть своей души, что именно он со своей будущей избранницей сможет вновь зажечь пламя Этерны. Но детство быстро закончилось, а вместе с ним забылись легенды, пропала вера в чудеса. Как любит говорить мать: «Если судьба берется насмехаться, она делает это тонко». Стоило перестать верить во всю эту чушь, как чушь обиделась и напала на него. И что теперь делать?
Незнакомец сказал, что ему осталось жить несколько дней. Почему? И как выбраться отсюда? Арно оглядел комнату, все казалось точно таким же, как дома. Вроде бы в столе Валентина была какая-то старая книга, то ли со сказками, то ли с легендами, может быть, и здесь что-то отыщется? Арно подошел к его столу, коснулся ручки ящика и тут же отшатнулся. Кожа на ладони покраснела от ожога. Да что здесь творится?
- Добро пожаловать в Закат, виконт Сэ, - прошелестел женский голос. – Стражи Этерны ничего не помнят, не знают, не умеют. Сын Волн спрятал тебя от зла по другую сторону Кэртианы. Но он забыл, что здесь не выжить людям. Здесь только мы, спутники погибших богов. Вы зовёте это место Закатом, а мы зовём его домом. Сын Волн хотел спасти тебя, но вместо этого погубил. Ты бы мог зажечь пламя Этерны. Но ты слеп, вассал Молний. Один не скажет, другой – не увидит.
- Ты можешь помочь? – у Арно пересохло в горле. Теперь это уже совсем не смешно.
- Я - нет. Он может.
Посреди комнаты вспыхнуло пламя, и полуженщина-полукошка устроилась в любимом кресле Валентина.
- Кто – он?
- Я не могу заставить его открыть душу. Ты – можешь. Одной душе не вырваться. Только вдвоём. Но сможет ли он поверить тебе? Сможет ли раскрыть секрет, который скрывал так долго? Согласится ли рискнуть жизнью? Я не знаю, вассал Молний. Но ты – знаешь. Только так ты уйдёшь отсюда.
- О ком ты говоришь? – разозлился Арно.
- Ты знаешь, вассал Молний. Ты знаешь всё. Знаешь, но боишься признать. Я не могу победить твой страх, виконт Сэ. Ты – можешь.
Огненное видение растаяло в воздухе. Арно бросился к зеркалу. Раздерите кошки этот туман! Он стукнул кулаком по каминной полке. Что теперь делать?
В памяти ярко вспыхнуло воспоминание. Тот самый день, когда он начал различать цвета. Тот самый день, когда Валентин заявил, что больше не желает его видеть...
Из-за дурацкого гриппа Арно вновь начало клонить в сон. Он собирался извиниться перед Валентином, но увидел, что тот тоже задремал прямо на стуле. Арно плотнее закутался в одеяло и тихо чихнул. Будить Валентина не хотелось, он и так за эту неделю вымотался до предела. Его голова чуть склонилась к левому плечу, волосы упали на лицо и он поморщился. Арно сам не раз просыпался от того же. Он вытащил руку из-под одеяла, осторожно убрал с лица Валентина волосы и заправил за ухо. Но как только он убрал ладонь, Валентин тихо застонал:
- Арно... прошу...
Огненная кошка права. В тот день он всё понял. А когда засыпал – вдруг увидел, что его одеяло темно-синего цвета. А потом... глупая вышла ссора. Почему-то Арно чувствовал себя виноватым, хотя за всю неделю, которую просидел у Эмиля, так и не решился попросить прощения. Все не мог найти подходящего момента. Может, сейчас? Арно осторожно прикоснулся к зеркалу и туман постепенно рассеялся.
- Вален...
Арно осёкся. Валентина у зеркала не было.
****
- Что Вам нужно, Валентин? – холодно спросил Вальтер Придд, сурово глядя на сына.
- Библиотека. На случай, если Вы пожелаете мне воспрепятствовать, отец, смею напомнить, что дом, в котором Вы проживаете, официально принадлежит и мне тоже. Вместе с книгами.
Валентин внутренне скривился. Стоило оказаться у порога родного... здания, как вернулась холодная и изысканно-вежливая манера речи. Если бы Арно его сейчас слышал, дал бы шее. Валентин едва удержался от улыбки, вспомнив, что так всегда и начинались их потасовки. Он что-нибудь говорил как по-писаному, Арно смеялся и тянулся к его затылку. Иногда Валентин успевал отклониться, а иногда – нет, и тогда приходилось давать сдачи. Кажется, во время одного такого дружеского боя они и разбили большую зеленую вазу. Сам Валентин огорчился, зато Арно на радостях даже открыл вино. А потом объяснил, что это жуткое хрустальное чудовище ему преподнесла на день рождения однокурсница - Селина Арамона, а он никак не решался его выбросить. Вместе с воспоминанием вернулся и горький привкус ревности. Валентин точно знал, что Арно не влюблен, но Селина или любая другая девушка могут так много... Они могут открыто смотреть на Арно, не боясь, что он заметит их взгляд, они могут любить его, не опасаясь, что он сочтет их безумными.
- Я вовсе не намерен Вам мешать, сын – с издёвкой ответствовал Вальтер. – Вам книги всё равно не идут на пользу. Воспитать Вас достойным человеком не удалось ни мне, ни им.
Валентин вздрогнул и молча направился в библиотеку. Удар по самому больному – отец всегда это умел. И именно Вальтер Придд знает тайну Валентина. И почему-то до сих пор молчит, хотя уже давно мог не оставить от жизни отвергнутого сына камня на камне. Валентин не знал, откуда Вальтеру известно про Арно, но жестокие слова звучали в голове каждый день: «Смею надеяться, Валентин, что Ваш друг не ответит Вам взаимностью. Также я искренне советую Вам молчать. Своего отца Вы уже опозорили. Пожалейте хотя бы его старшего брата. Едва ли Лионель Савиньяк насолил Вам настолько, чтобы заслужить мою участь. Этот дом навсегда останется Вашим, Валентин. Но я Вас видеть больше не желаю. Извольте не попадаться мне на глаза».
В знакомой полутьме библиотеки стало немного легче. Валентин сжал зубы. Неважно. Все это неважно. Главное – вытащить Арно из... где бы он сейчас ни был. Валентин включил свет, приставил в шкафу стремянку и полез вверх. Сейчас в сети можно было отыскать почти все. Почти. Кроме этих старых, никому не нужных сборников легенд, которые уже больше двухсот лет хранятся в их фамильном особняке. Валентин дотянулся до толстого тома в черном переплете и углубился в чтение.
****
- Вы всё равно умрёте, Валентин. Страж Этерны ошибся, когда решил, что сможет нас обмануть. Он защитил Арно, нам не дотянуться до него. Но Вы отсюда живым не выйдете. Или Вы приведёте своего друга и оба умрёте быстро и легко, или через несколько дней здесь Вы будете мечтать о смерти.
- Нет.
- Стоит ли такой жертвы тот, кто даже не понимает Ваших чувств, Валентин? Полагаю, Вам стоит серьёзно подумать. Я дам вам время до утра.
Худощавый монашек шагнул к чёрной двери, но вдруг остановился.
Тяжёлая дверь со скрипом закрылась, Валентин упал на пол и закричал.
- Нет! Валентин!
Арно распахнул глаза и огляделся. Кажется, он задремал перед зеркалом, пока ждал возвращения Валентина. Хвала всем Закатным кошкам, это просто сон!
- По эту сторону Кэртианы не бывает снов, вассал Молний. Только видения.
С незримым присутствием огненной кошки Арно уже смирился, но от её слов застыл в ужасе. Видение?
****
Монашек, наконец, наигрался, и кованая дверь закрылась с тихим скрипом. Валентин с трудом поднялся на колени, дополз до ближайшей стены, привалился к ней и попытался восстановить сбившееся от боли дыхание. Вдруг вспыхнуло воспоминание.
Однажды, совсем ещё ребенком, он застал в саду Ирэну. Сестра сидела на скамейке и теребила в руках белую орхидею, а по щекам текли слёзы. Маленький Валентин тогда испугался: плаксой в доме была Габриэла, на лице Ирэны всегда сияла мягкая улыбка.
- Ирэна, кто тебя обидел? Почему ты плачешь?
- Здравствуй, маленький, - сестра всхлипнула и погладила брата по гладко причёсанным волосам. – Прости, обычно я прячусь лучше. Долгая безответная любовь делает человека неосторожным.
Валентин сделал судорожный вдох. Кажется, становится легче, теперь можно дышать, хоть и с трудом. Наверное, сестра была права. Если бы он так не сходил с ума из-за Арно, если бы так не боялся потерять его, если бы не мечтал так страстно, чтобы и зеркало, и вся эта глупая ссора оказались сном – он не поверил бы истиннику и не оказался бы здесь. Но стоило только услышать: >«Ваш друг пока жив, Валентин, нам удалось вернуть его - Создатель помогает своим смиренным слугам бороться со злом, притаившимся по ту сторону Кэртианы. Но теперь мы бессильны. Арно сейчас необычайно слаб, для ритуала нужен его близкий друг. В бреду он всё время зовёт только Вас. Может быть, хотя бы Вам удастся спасти ему жизнь. Если мы задержимся, Арно Сэ умрёт», как все остальное потеряло значение. Почему он так легко поверил? Потому, что монашек явился к ним в дом и сообщил, что должен срочно поговорить с Валентином Приддом? Потому, что очень хотел поверить, что Арно уже здесь и кошмар позади? Или потому, что даже не стал ни о чём думать, услышав: «Если мы задержимся, Арно Сэ умрёт»? Арно и Юстин, окажись они здесь, обругали бы его последними словами за глупость, но Валентин знал, что не мог поступить иначе. Даже тогда он понимал, что ему могут расставить ловушку, но приманка оказалась верной. Если существовала хотя бы крошечная вероятность, что монашек не лжёт и жизнь Арно зависит от того, как быстро придёт Валентин, медлить было нельзя.
Сейчас Валентин и сам не знал – рад он тому, что слова истинника оказались ложью, или нет. С одной стороны – Арно не попал к ним в руки и не лежит при смерти. Но с другой – он оказался в зазеркалье, на другой стороне Кэртианы, а в старинных книгах говорилось: «Издревле эта часть Ожерелья принадлежит богам и их спутникам, у людей же зовётся она Закатом. Закат даёт большую мощь, но сокрыт от глаз смертных, ибо не вынести им такой власти. Жестокое пламя силы губительно и сгинет глупец, на свою беду отыскавший путь в Закат. И чем сильнее безумец, угодивший в дом богов, тем быстрее сгорит он в огне собственной силы». Валентин до боли сжал зубы. Сколько Арно продержится в этом кошмаре? День? Неделю? Год? А он уже не может ничем ему помочь. Хотя именно он виноват, что всё так случилось. Если бы он смог сдерживаться, если бы не позволил себе лишнего - эти крысы никогда не узнали бы о его чувствах и не начали бы охоту на Арно. О, прежде чем удалиться, монашек с удовольствием просветил Валентина, кто во всём виноват. Если бы только тем вечером он не сорвался, если бы не наговорил Арно такого... истинники бы не почувствовали его страха, его отчаяния, его обиды... а Арно не ушёл бы из дома, не уехал бы к Эмилю и сейчас не был бы в смертельной опасности.
Валентин, задремавший в комнате Арно, открыл глаза, зевнул и торопливо направился в ванную. Хорошо, что друг болен и спит крепко, хоть не спросит, какие Закатные кошки понесли Валентина посреди дня в душ.
Раздевшись и закрыв дверь кабины, Валентин прислонился к стене, опустил руку и коснулся члена. Арно... Он закрыл глаза, и тут же перед мысленным взором предстало любимое лицо. Явь осталась где-то там, далеко, за стеклянными дверями. А внутри... внутри Валентин едва слышно стонал, отдаваясь воображаемым ласкам.
...Здесь, в мире фантазий, Арно крепко обнимет его, до боли вцепляется в волосы и дразняще касается губ языком. Валентин судорожно выдыхает. Арно ничего не делает наполовину... и безумно хочется кусать его и целовать так, чтобы болели губы. В мыслях Валентин хватет любовника за вечно растрёпанные волосы и прижимет к себе, углубляя поцелуй, а потом проводит рукой по его члену. Да, Арно хочет его, хочет так, что вздрагивает всем телом даже от лёгкого касания.
- Ти-и-ин...
Да, Арно, да, сейчас... подожди… Валентин опускается на колени и проводит по члену языком. Арно вскрикивает, резко толкается вперёд, а потом быстро опускается на пол рядом с Валентином и снова глубоко целует его.
- Почему... ты? Тебе... неприятно? – едва выдавливает Валентин между поцелуями.
- Нет, - Арно отчаянно мотает головой, - нет! Просто... дольше.
Арно снова целует его, беспорядочно гладит по волосам, плечам, соскам и бёдрам. Валентин откликается, отдаёт ему всю страсть, что накопил за четыре невероятно долгих года. Любимый стонет от укусов, от резких движений рук, от того, что их члены касаются друг друга. Вдруг Арно останавливается, поворачивается спиной и опирается руками о стену.
- Я хочу, - тихий, задыхающийся шепот. – Пожалуйста.
- Да.
Валентин осторожно обнимает его сзади и целует шею. Будет больно. Прости. Я постараюсь.
Когда Валентина затрясло в оргазме, он сполз по стене кабины на пол и почти беззвучно выдохнул:
- Арно...
Валентину казалось, что он пробыл под струями целый час. Дело плохо и срочно нужно что-то придумать. Про утреннее возбуждение Арно и в голову не придет расспрашивать – сам как-то раз признался, что в четырнадцать лет не мог спокойно спать почти неделю после того, как стащил у Лионеля порнографический диск. Валентин легко мог придумать неприличный сон с кем угодно, хоть с той же Айрис Окделл, да с такими подробностями, что Арно, решившему проявить любопытство, самому понадобится холодный душ. Но как быть с тем, что он готов кончить, едва Арно его случайно заденет? Однажды ночью он может не сдержаться и, лаская себя, выкрикнуть желанное имя, а не тихо прошептать в подушку. Этому вряд ли удастся найти невинное объяснение. И тогда Арно, понявший все, больше не захочет его видеть.
- Валентин! Ты там утонул, что ли? В слив засосало? Спасательный круг тащить или сам выплывешь? – Арно закашлялся и поток острот оборвался.
Валентин усмехнулся и, быстро одевшись, вернулся в комнату.
- Зачем ты меня звал, сухопутное?
- Кто бы говорил, - обиженно фыркнул Арно, плававший лучше всех на факультете.
- Приготовить поесть?
- Да, спасибо, - Арно попытался встать с кровати и со стоном рухнул обратно. – Не могу.
- Лежи, - посоветовал Валентин и направился в кухню.
Хотя Арно и не был привередлив в еде, хотелось приготовить что-нибудь необычайно вкусное, чтобы порадовать – тяжелый грипп и так его доконал. Вдруг раздался резкий звонок и Валентин вздрогнул. Мобильник Арно.
- Сэль! Привет! Что? Самочувствие паршивее некуда! Хочу к вам, а приходится сидеть дома. Точнее, лежать. Ага, Валентин. Без него я бы вообще умер голодной смертью. Спасибо, - Арно рассмеялся. – Я ему передам. Да. Хорошо. Сэль, ты – прелесть! Я тебя обожаю. Ага. Хорошо, пока!
На привычный укол ревности Валентин не обратил особого внимания. Рано или поздно Арно встретит ту, которую полюбит, лучше заранее с этим смириться. Иначе он потеряет не только любимого человека, но и лучшего друга.
- Тебе нужно нормально есть, Арно, - настойчиво повторил Валентин.
- Знаю. Но в меня просто не лезет. Давай лучше поговорим.
- Непременно. После того, как ты доешь.
- Валентин, не занудствуй, - поморщился Арно. – Прекрати обращаться со мной, как с ребёнком.
- Я просто беспокоюсь за тебя.
- Ладно, прости. Не знаю, что со мной.
- О чём ты хотел поговорить? – Валентин перенёс грязную посуду на стол и опустился на кровать рядом с Арно.
- О твоём отце.
Валентин похолодел. Неужели Вальтер позвонил и всё рассказал?
- Что ты имеешь в виду?
- Он звонил, когда ты выходил в магазин. Просил тебе передать, чтобы ты с ним связался. На мобильный он тебе дозвониться не смог.
- Обойдётся, - нахмурился Валентин.
- Что между вами случилось?
- Ничего особенного. Не сошлись во взглядах на жизнь. Конечно, из семьи меня никто не выгонял и наследства не лишал, но Вальтер теперь предпочитает общаться со мной исключительно по необходимости.
- Не хочешь рассказать подробнее? И заодно объяснить, почему твой отец на прощание пожелал мне «сохранять благоразумие»? Он, конечно, всегда был со странностями, но в чём я перед ним теперь провинился?
- Ни в чём, забудь. Это всё касается только меня.
- Кажется, Ли был прав.
- Позволь поинтересоваться, в чём именно?
- Ты не хочешь впускать меня в свою жизнь. Я могу это понять, я не самый близкий тебе человек, но...
Валентин задохнулся от возмущения. Наплевать на Ли и на всех остальных, но как смеет так говорить Арно? Валентин уже несколько лет отдавал ему всё, что мог – дружбу, любовь, тепло. Ни с кем он не делился собой так щедро, никому не открывал душу так, как ему. Как он может?!
- Не хочу впускать тебя в мою жизнь? Арно, ты и так в моей жизни везде, где только можно вообразить. Мать, которая так любит раздавать направо и налево советы о жизни, твердит мне, что я чёрствый и бесчувственный. «Ледяная статуя, которой никто не нужен». Она не настолько хорошо знает меня теперь, но как можешь так говорить ты?!
Он глубоко вздохнул, пытаясь обуздать нахлынувшие эмоции
- Мне все равно, что говорят обо мне остальные, твой старший брат не знает меня так, как ты. У меня в голове не укладывается, что ты действительно так считаешь. Ты не самый близкий мне человек? Позволь узнать, на каком основании ты сделал такой вывод? И кого ты тогда считаешь близким? Мне просто интересно, в чем именно я не соответствую стандарту?!
С каждым словом боль и обида все сильнее вцеплялись в измученную душу, Валентин сам не заметил, как постепенно повышая голос, перешел на крик.
- Кто же без сомнений и без остатка впустил тебя в свою жизнь? Может быть, это Селина - прелесть, с которой ты так трогательно щебетал по телефону? О, без сомненья, это она, ведь ты так соскучился по самому близкому человеку, а приходится сидеть здесь, со мной. Вы так близки, что она без колебаний выбирает тебе в подарок вазу – но почему ты был так недоволен?! Человек, делящий с тобой все, не мог ошибиться в твоих предпочтениях!
А может быть, в свою жизнь тебя без колебаний впустил Паоло? Помнишь, как вы отпраздновали окончание школьных экзаменов, не дожидаясь официального выпускного? Ты позвонил мне заполночь и заплетающимся языком стал объяснять, что вы «чуть-чуть обмыли начало новой жизни». В итоге я был вынужден разбудить Джастина и попросить отвезти меня в школу, где мы почти час уговаривали охрану проверить запертые раздевалки на стадионе, куда вы забрались и напились до состояния гербового животного Окделлов! Почему же Паоло сам не решил этот вопрос, а? Почему твой самый близкий друг не позаботился о тебе и пришлось звать почти что случайного знакомого?!
Кстати, об Окделлах. Наверное, это они – те, кто открыли тебе свою жизнь без остатка, щедро делясь и вниманием, и заботой, и теплом. Только почему теперь, когда тебе плохо, единственное, что сделал Окделл – это позвонил и промямлил, что он отправляется в поход и ты, конечно, не будешь против одолжить ему рюкзак, палатку и далее по списку? А его очаровательная сестра появилась однажды, на пять минут и на просьбу посидеть с тобой, пока я доберусь до аптеки, сказала, что забежала по пути – передать тебе старинное надорское средство от простуды, из измельченного всего подряд, и остаться не может совершенно – ее ждут Катершванцы, с которыми она едет на рок-фестиваль! Сделать бутербродик с пастой из лука, чеснока, перца, редьки? Что там еще, я забыл, но ведь там столько витаминов – очень полезно!
Ну, конечно, у нас есть близнецы! Вот как я про них сразу не вспомнил? При всем моем уважении к бергерам, почему-то ты не им позвонил, когда на втором курсе неудачно «пробегал мимо драки» и не смог не вступиться за беспомощную девицу. Я снова приехал за тобой кошки знает куда, в темноту и дождь, почти полчаса разыскивал тебя в Старом парке, а потом волок на себе в машину, а после – через травматологию – в квартиру, потому что тебе было скучно оставаться в больнице на ночь! Знаешь, чего я боялся в ту ночь? Что не успею тебя найти прежде, чем упаду, что не смогу дотащить, что ты заболеешь, в конце концов! А ты только на следующий день заметил, что я «паршиво выгляжу, не выспался что ли?». У меня была лихорадка, Арно и сильный стресс – накануне мы сильно повздорили с отцом, а ты был так занят собой и своими друзьями, отправлявшимися в армию, что до меня тебе и дела не было! У меня едва хватало сил, на то, чтобы удержаться на ногах, а мне еще пришлось транспортировать твою травмированную тушку. Тебе не пришло в голову, что Йоганн и Норберт, «ушедшие в отрыв» возле Драконьего источника, несколько ближе к тебе, чем я – им для оказания тебе помощи не пришлось бы ехать через полгорода, не говоря уж о том, что им было бы это сделать проще физически даже поодиночке?!
Что, снова не угадал? Ну, я даже и не знаю, кого еще выбрать… Ну конечно, Берто Салина! Вот друг на все времена – недавно навестил тебя, когда у тебя был жар и я уговаривал тебя на госпитализацию, потому что со здоровьем не шутят, притащил «Кровь» и ведьмовку и предложил одно из двух «проверенных марикьярских средств от всего на свете»! А ничего, что алкоголь плохо влияет на ослабевший организм и еще хуже сочетается с антибиотиками? У тебя не легкая простуда, симптомы которой облегчает глинтвейн, а серьезная вирусная инфекция – но кому какое дело! Не говоря уж о том, что аргумент о красном вине, благотворно влияющем на кроветворение, просто смехотворен – ты не ранен и кровопотерь не наблюдалось!
Итак, кто у нас претендент номер один на звание «Лучшего друга на все времена, положившего жизнь ради Арно Савиньяка»? Где он, этот эпический герой, почему не здесь? Почему все разбежались, стоило тебе заболеть и выпасть из тусовки, ты не хочешь мне это объяснить – а то я не очень понимаю, как должна выглядеть дружба, при которой впускаешь в свою жизнь человека без остатка и принимаешь его таким, какой он есть, со всеми достоинствами и недостатками?!
От собственного крика звенело в ушах, в горле жгло, перед глазами плыла багровая пелена, искажающая все вокруг и отчаяние захлестывало с головой. Краем сознания Валентин отметил шок на лице Арно, чьи глаза стали еще больше, как никогда придавая ему сходство с олененком-пыжиком. Обычно это вызывало волну нежности, но не сейчас. Как мог он обвинить в нелюбви?!
- Именно я срываюсь в магазин и аптеку, чтобы у тебя были все витамины и лекарства и чтобы ты питался тем, что тебе понравится и поможет встать на ноги. Именно я вскакиваю посреди ночи, если ты хрипишь, задыхаясь от кашля и не можешь вздохнуть, чтобы сделать тебе ингаляцию и растирание. Именно я терплю все твои капризы «самого больного человека в мире, для которого я должен стать родной матерью». Именно я созвонился с твоим научным руководителем, чтобы тебе не поставили прогулы и вызвал тебе врача, хотя ты и уверял меня «что эта ерунда не стоит внимания» – подумаешь, еще немного и легкие начнут выплевываться при кашле!
И именно я всегда приезжаю за тобой куда и когда угодно, в каком бы состоянии ни был сам!
Арно, что ещё ты хочешь? Ты и так меня доводишь каждый день, у меня терпение на исходе. Я не могу больше всё это выдерживать, иногда я уже хочу умереть, чтобы не видеть тебя и не…
Валентин резко замолчал, в последний момент не проговорившись. Пусть Арно думает, что хочет, но этого он произнести не в силах даже сейчас.
- Валентин, - Арно нахмурился и сел на кровати, - приди в себя. На неделю я избавлю тебя от своего присутствия, а потом вернусь – и мы поговорим. Очень серьёзно. А пока остынь, ты и впрямь не в себе.
- Убирайся, куда пожелаешь…
Валентин, вымотанный вспышкой, медленно ушел в свою спальню и заперся. Что это было? Ведь Арно не сказал ничего такого. И он отчасти прав. Валентин знал, что у Арно не было от него секретов, а сам он не мог ответить ему тем же. Он не помнил, чтобы хоть раз в жизни так срывался. Наверное, любое терпение имеет предел. Валентин слишком долго копил напряжение, подавляя свои порывы – и вот барьеры не выдержали, сорванные бурей. Но это не повод выставлять Арно из дома, тем более, больного. Валентин открыл дверь и застал Арно у двери.
- Арно, прости. Не знаю, что на меня нашло, я просто устал. Я не хотел сказать, что...
- Хотел, - Арно завязал шнурки на кроссовках и поднялся, - я вижу, когда ты лжёшь. Сейчас ты говорил искренне. Не волнуйся, я заказал такси. Побуду неделю у брата. Тебе надо прийти в себя. Видимо, я действительно тебя достал.
Дверь захлопнулась, и Валентин остался один. Что он натворил? С досады он стукнул кулаком по стене. Стоило ли так сдерживаться, так стараться все эти годы, чтобы потом потерять всё в один миг? Арно вернётся, вернётся обязательно, если обещал. И тогда придётся поговорить. Но что ему сказать? Снова лгать?
От воспоминания стало больно. Разум затуманился, Валентин медленно сполз по стене на пол и, уже теряя сознание, успел подумать, что ни за что в жизни он не приведёт Арно сюда. Что угодно, только не это. Эти крысы не доберутся до него.
****
- Помоги! – взмолился Арно. – Ты можешь пойти туда, спаси его!
Ладони непроизвольно сжались в кулаки.
- Одна не могу, - прошелестела огненная кошка. – Ты должен мне помочь.
- Как? – выдавил Арно.
От ужаса и ярости перехватывало дыхание. Какой-то мерзавец издевается над Валентином, а он застрял в этом проклятом зеркале!
- Подонок, - прохрипел Арно. – Из-за него я сижу здесь и ничего не могу сделать...
- Страж Этерны спас тебя, вассал Молний. Должен был убить, но спрятал. Он прислал меня помочь тебе. Он помог бы и сам, но он... они его... он мёртв.
Показалось или в глазах огненной женщины-кошки сверкнули слёзы? Страж Этерны?! Кто-то сумел убить бессмертного? Кто? Как? После, сейчас это неважно.
- Ты вытащишь Валентина?
- Я не знаю, где он. Я не могу говорить с ним. Волнам не услышать Молний. Но ты можешь. Покажи мне путь. Найди его.
В ушах снова зазвенел отчаянный крик. Арно разозлился. Вот самое время сейчас для дурацких присказок и намёков! Валентин корчится от боли в каком-то пыточном застенке, может быть, он там уже умирает, пока они тут ведут светские беседы!
- Скажи ты ясно! – вызверился он. – Нет времени на загадки!
- Ваши души – одно целое. Позови его душой, вассал Молний. Когда он откликнется, я увижу путь.
Арно резко вытолкнул воздух сквозь стиснутые зубы.
«Валентин! Валентин, ты слышишь меня? Пожалуйста, отзовись! Валентин, я в зеркале, я знаю, как вытащить тебя оттуда, только помоги мне! Ответь, ты слышишь меня?»
Арно звал и звал, но ответа не было. Огненная кошка притаилась в кресле.
- Почему не получается?
- Я не знаю, вассал Молний. – Показалось, или в её голосе слышится тревога? – Или наследник Повелителя Волн уже мёртв, или... он не слышит, потому что вы лжёте друг другу. Уши слышат ложь. Души – нет.
Арно поморщился. Валентин не простит его, если вспомнит сказанное, но лучше потерять друга, чем позволить ему умереть.
«Валентин... Валентин, я всё знаю. Ты слышишь меня? Я знаю, кого ты любишь. Я всё понял в тот день, когда мы поссорились. Я видел, что ты... чего ты хочешь. Я слышал, как ты звал меня во сне. Когда я остыл и начал нормально соображать, я все понял».
Ничего. Арно, леденея от ужаса, попытался снова. Теперь некогда подбирать слова.
«Ты слышишь меня?! Не вздумай там сдохнуть! Я сам до тебя доберусь и убью собственными руками за всю твою дурь! Закатные твари, почему ты молчал?! Чего ты боялся?»
Молчание. Неужели...
«Валентин, умоляю, ответь мне. Не умирай. Пожалуйста. Я люблю тебя».
«Арно? Наверное, это сон... я не хочу просыпаться. Если ты узнаешь, то наяву не пожелаешь больше меня видеть».
Огненная кошка растворилась в воздухе и Арно сполз по стене на пол. Она увидела путь, она спасёт Валентина, приведёт его домой. Он будет жить. А когда придёт в себя – они, наконец-то, поговорят. Надо было сделать это ещё четыре года назад. Слишком много накопилось между ними невысказанного и непонятого. Хватит.
Глава 3
читать дальше
Арно изо всех сил стукнул кулаком по зеркалу. Не помогло. Он резко развернулся к огненной кошке.
- Иди к нему, - он кивнул через плечо на зеркало, в котором отражался бледный Валентин на диване. – Ему нужна помощь! Вызови врача.
- Тот, кого вы зовёте врачом, не поможет ему, вассал Молний, - зашелестел знакомый голос. – И он ему не нужен. Раны, нанесённые ими, не излечить лекарствами.
- Проклятье! Тогда выпусти меня отсюда!
Арно до боли сжал ладонь в кулак. Когда она принесла Валентина, и он увидел, что тот ещё дышит, словно гора с плеч свалилась. Но теперь он лежит там – бледный, беспомощный, стонет от боли и только всё время повторяет: «Арно...». И, кажется – их разделяют всего лишь пять шагов, а на самом деле – непреодолимая пропасть. Обманчиво тонкая прозрачная стенка, которую не разбить, и сквозь которую не пройти.
- Я не могу, вассал Молний. Никто не сможет. Я предупреждала Юсти... Стража Этерны, но он не послушал меня. Сказал, что здесь ты ещё можешь спастись, а там – погибнешь.
- Он... – Арно глубоко вдохнул, собирая последние остатки самообладания, хотя больше всего хотелось орать и топать ногами, - он излечится? Как помочь ему? Хоть что-то можно сделать?
- Теперь с ним всё будет хорошо, вассал Молний. Он исцеляется сейчас. Ты ничего не можешь сделать. Только ждать.
Арно ничего не ответил, подтащил к камину высокий стул, сел на него, опёрся локтями о каминную полку и вновь посмотрел на Валентина. Губы, которые он привык считать белыми, теперь были бледно-розовыми. Его глаза сейчас закрыты, а утром было не до того. Какого они цвета? Раньше казались просто серыми, но таким был и весь остальной мир. Чёрные джинсы Арно не удивили – Валентин говорил, что предпочитает именно их. А вот светло-лиловый свитер шёл ему необычайно. Вдруг вспомнился прошлый Зимний Излом.
- Валенти-и-ин! Ты где застрял? Уже полночь, пора дарить подарки!
- Иду, - донеслось из кухни, и вскоре Валентин появился в комнате.
Арно вытащил из шкафа заранее припрятанную большую коробку в тёмно-красной обёртке и протянул другу.
- Что там? – улыбаясь, спросил Валентин.
- Открой – узнаешь!
Несколько минут Валентин увлечённо возился с бумагой. Ничего странного, подарки в их семье всегда заворачивает Ли - так просто не откроешь. Эмиль, тот вообще пока до подарка доберётся, вспоминает все ругательства, какие знает.
- Спасибо большое, - Валентин держал на вытянутых руках свитер, который Арно казался светло-серым.
- Тебе не нравится, - тут же понял Арно. - Ну, хоть с цветом меня не обманули? Он должен быть лиловым.
- Нет, - медленно покачал головой Валентин, - не обманули. На самом деле, ты ошибаешься, мне очень нравится. Просто мне никогда не дарили одежду.
- Значит, я буду первым, - рассмеялся Арно. – Надень, хочу посмотреть, угадал ли я с размером.
Валентин почему-то немного помедлил, а потом очень осторожно влез в свитер.
- Тебе идёт, - радостно кивнул Арно и, глядя, как бережно Валентин его снял и сложил, добавил: – Ты его что, боишься? Не беспокойся, он не кусается, я специально попросил самый смирный и добрый свитер из тех, что были в магазине.
Валентин рассмеялся, а Арно тогда подумал, что вот он – самый лучший подарок ему на Зимний Излом: друг смеётся, беззаботно и радостно, а это случается слишком редко. В последнее время – почти никогда.
Арно очнулся от воспоминания и снова бросил взгляд на диван. Валентин чуть изменил положение – теперь он спокойно лежал на боку, подложив под правую щёку раскрытую ладонь, перестав метаться и стонать. Кажется, огненная кошка права – ему легче. Страх и паника, наконец, отступили, и Арно вдруг захлестнула волна нежности. Мирно спящий Валентин казался очень трогательным. Непривычно видеть его таким. Он так давно и успешно притворялся самым сильным, самым умным, самым стойким, что все невольно поверили, будто Валентину удалось добыть из их любимой компьютерной игры эликсир неуязвимости. И только ссора расставила всё по своим местам. Арно, как наяву, снова услышал крик Валентина, увидел, как в серых глазах плещется почти настоящая ненависть, и поёжился. Когда он ехал на базу к Эмилю – злость захлёстывала волнами...
Валентин припомнил ему всё, но если Арно так ужасен, то почему он продолжает жить с ним? Зачем эта глупая жертвенность? Если он не хочет такого друга – почему продолжает терпеть? Арно закашлялся и со злости пнул ногой переднее сидение.
- Прошу прощения, - буркнул он на недоумённый взгляд водителя.
Арно беззвучно выругался. Да какие Закатные твари покусали Валентина?! С чего он вообще взял, что Арно относится к нему как к «почти случайному знакомому»?! Создатель, да ведь даже братья ему не так близки! Впервые в жизни Арно встретил того, от кого можно было не иметь секретов, с кем можно было делить всё – хорошее и плохое, весёлое и грустное, шпионские фильмы и готовку, поход на концерт и даже грипп. Какая тусовка, Леворукий побери этого кретина! Какие Сэль, Паоло, Берто, Окделлы, Катершванцы?! Да хоть весь Олларианский Университет – все они ничего не значат для него по сравнению с Валентином!
Резкий приступ кашля прервал мысли Арно и заставил его полезть в сумку за таблетками. Трудно, прожив с Валентином столько лет, не научиться брать с собой необходимые лекарства. Большие, круглые пастилки отдавали горечью, но Арно не обратил внимания, мысленно возвращаясь к ссоре.
Только на базе, немного успокоившись в обществе Эмиля, Арно вдруг вспомнил последние слова Валентина: «...иногда я уже хочу умереть, чтобы не видеть тебя и не…». И вдруг картинка в голове сложилась. Валентин безответно влюблён уже четыре года. И при этом всё свободное время проводит именно с ним, а не в попытках свести близкое знакомство с избранницей. Раньше Арно считал причиной стеснительность Валентина и его уверенность в том, что любовь безответна. Но во сне он звал не неведомую девушку. Он звал его, Арно. И звал так, что Арно почти увидел чужой сон. Почти ощутил ту страсть, которую испытывал Валентин. И сразу понял, почему тот так сорвался. Четыре года сдерживаться – как он вообще молчал так долго?
Валентин тихо что-то промычал. Наверное, он скоро проснётся. И придётся говорить, деваться некуда. На душе вдруг стало так плохо, что захотелось выть. Арно и в голову не приходило, что Валентин видит его таким... таким... Создатель! Значит, вот кто он для него? Безответственный, легкомысленный тусовщик, любитель алкоголя и источник постоянных неприятностей? Это он помнит из их многолетней дружбы? Однократный перебор с алкоголем вместе с Паоло? Драку в Старом парке? Какую-то вазу Селины и дурацкие рецепты Айрис? Для Арно всё было совсем иначе.
Он хорошо помнил, как они ездили в снежную Торку на несколько дней с кучей разнообразных телескопов, измерителей, карт неба и прочих астрономических штук. Они сняли там домик на одной из самых высоких вершин и всю ночь наблюдали за звёздами. Точнее, наблюдал Валентин, а Арно записывал под его диктовку в специальную тетрадь, лишь иногда отвлекаясь, чтобы сбегать и принести им по бокалу глинтвейна или по чашке горячего шоколада. Валентин улыбался и говорил, что без него совсем бы замёрз. А Арно в ответ шутил, что без него сам Валентин всю эту технику сюда бы просто не дотащил.
А ещё он помнил, как в прошлом году, в начале Летних Волн Валентин сломал ногу. Когда они вышли от травматолога, Арно пошутил, что Валентина не любит даже собственная стихия. Были каникулы, и Арно целый месяц просидел с ним дома, выходя изредка только за едой, в книжный магазинчик, да в небольшую лавку с интеллектуальными играми – Валентин их очень любит. В первую неделю Арно, привыкший спать по четыре-пять часов в сутки, впервые за всю жизнь не выспался по-настоящему. Вечером он прощался и уходил к себе, но всё равно каждую ночь приходилось возвращаться: стоило Валентину шевельнуть сломанной конечностью, как резкая боль заставляла его стонать во сне. Арно садился на пол рядом с его кроватью, открывал ноутбук и принимался за работу. А заодно следил, чтоб до утра Валентин больше не делал резких движений.
Ещё он помнил, как им было весело, когда после второго курса удалось на лето уехать на Марикьяру. В тот год Арно и еще несколько лучших студентов участвовали в первом по-настоящему серьёзном проекте и именно полученный за него гонорар они и прогуливали вместе на море.
А ещё... да мало ли воспоминаний накопилось за столько лет? Только всё это неважно. Если для друга всё иначе – ничего не имеет значения. Арно не сомневался, что Валентин любит его, но этого недостаточно. Мало ли случаев, когда хорошие люди любили мерзавцев? Да взять хоть самую скандальную историю десятилетней давности – Рокэ Алву и Эмильенну Карси. Он тоже её любил, даже цвета видел. А потом Эмильенна предала его и на всю жизнь сделала душевным калекой. Сам Арно не был знаком с Алвой, но Ли о нём рассказывал достаточно, чтобы понять – такой судьбы не пожелаешь и злейшему врагу. Если Валентин просто не может с собой справиться, если ему действительно так плохо рядом с Арно – надо помочь. Помочь разлюбить и уйти. Может быть, именно поэтому в последние годы Валентин стал таким холодным и отстранённым? Может быть, поэтому он перестал смеяться? Арно почувствовал, как перехватило дыхание. Невыносима даже мысль о том, что Валентин уйдёт – но мучить его дальше? Снова «доводить каждый день» до того, что ему уже порой не хочется жить? Нет. Но сначала они должны поговорить. Если Валентин любит его, и это было сказано лишь в пылу ссоры – всё наладится. Если же ему и впрямь так плохо и его удерживает только сексуальное желание – что ж, как-нибудь придётся справиться и с этим. Арно снова посмотрел на лицо Валентина, и ему захотелось прикоснуться. Обнять. Поцеловать. И забыть, наконец, про весь этот ужас. Вспышка боли в лодыжке ослепила. Арно рухнул с высокого табурета на пол и до крови прикусил губу. Молчать. Главное, молчать!
- Мне жаль, вассал Молний. Увы, я бессильна.
- Что?..
- Закат сжигает тебя, Арно Савиньяк. Надежды Юсти не оправдались. Ты оказался сильнее, чем он думал. Ты не доживёшь до рассвета. Я больше ничем не могу тебе помочь.
- Останься... с ним... Прошу…
Пока Валентин там, на диване, пока он беззащитен и беспомощен – пусть огненная кошка будет рядом. Она не может говорить с ним, но может спрятать и защитить. Только выживи, слышишь?
Арно собрался с силами, с трудом поднялся на ноги и вцепился в каминную полку. Поднял глаза на зеркало и вскрикнул. Валентин стоял напротив и радостно улыбался. А глаза у него всё-таки не серые – ярко-зелёные.
Окончание в комментариях
Автор: Кайлия
Соавтор: НеЛюбопытное созданье
Категория: Слэш
Пейринг: Арно Савиньяк/Валентин Придд
Рейтинг: NC-17
Жанр: Romance, angst, hurt/comfort, modern-AU, магические существа,
Размер: Макси
Статус: Закончен
Дисклеймер: Ни на что не претендую, играюсь
Примечание: Автор этого фика - Кайлия. Я появилась уже позднее, вначале как бета и уже потом как соавтор. Собственно, с этого и началось мое фикрайтерство - до этого только придумывала, но никогда не записывала. Поскольку собственного дневника у Кайлии нет и она пока не планирует его заводить, то выкладываю у себя.
Отредактированная версия, но если вы заметите опечатку или неточность - буду рада указанию.
В процессе написания накопилась куча визуализаций, наконец-то делюсь.
Прошу любить и жаловать - оленья мать, визит в госпиталь.
читать дальше
Она же, но уже на праздновании Весеннего Излома
читать дальше
Не собиралась искать её, но, наткнувшись в сети на этот кадр, сразу подумала, что это - вылитая Каролина Борн
читать дальше
А предыдущая картинка потянула за собой следующую - "несчастный гиацинт". Хотя напрямую Катарина у нас ни разу не появилась, но выложу, раз уж нашла - как мне кажется, просто идеальное попадание в образ вечной страдалицы.
читать дальше
Барон Констанс Капуль-Гизайль - ни убавить, ни прибавить. Сибарит, эстет, гурман и неглупый человек.
читать дальше
А вот здесь изображен тот самый чудный костюм барона с празднования Весеннего Излома. Модель несколько моложе и стройнее, но мы закроем на это глаза.
читать дальше
Далее, собственно, наряды наших героев с той вечеринки.
Арно (правда, на картинке он в голубом, но общее представление имеется, главное - смокинг муаровый)
читать дальше
Валентин
читать дальше
Герцог и герцогиня Придд
читать дальше
Граф Васспард с невестой
читать дальше
Одинаковые наряды влюбленных марикьяров - Альберто и Кантора
читать дальше
Бласко и Селина в традиционных праздничных костюмах морисков
читать дальше
Елена и Марсель
читать дальше
Кримхильде
читать дальше
Ирэна, пока еще Придд, но скоро - Эпинэ
читать дальше
Франсуа и Айрис
читать дальше
Глава 1
читать дальше
Последний светло-серый кленовый лист опустился на траву. Валентин отхлебнул шадди из высокой кружки и поморщился. Арно сказал бы: «Дрянь!» и был бы прав. За окном хлынул ливень, по стеклу побежали ручьи. Арно, рассмеявшись, распахнул бы окно, ловя струи ладонями. Он всегда говорил, что первый осенний дождь – волшебный и если его поймать, то заветное желание обязательно исполнится.
Валентин выплеснул остывший шадди в раковину, сполоснул кружку и вернулся в комнату. Здесь все осталось по-прежнему. Толстый ковер на полу, большой диван, два письменных стола. На столе Валентина, как и всегда, несколько бумажных книг и лампа. На столе Арно – куча книг, ворох исписанных вдоль и поперек листков, два небольших ноутбука, а в самом центре – модель водного парка развлечений. Его дипломная работа. Валентин хорошо помнил, как Арно долго не ложился спать, потому что маленький игрушечный дельфин застрял в механизме и каскад водопадов перестал работать.
- Арно, - Валентин, зевая, выглянул из спальни, - уже совсем поздно. Почему ты не ложишься?
- Водопады, - отозвался Арно. – Не понимаю, в чем дело! Ведь еще утром все работало. А завтра сдавать на первую проверку.
- Прости. Насколько я могу судить, это я виноват.
Валентин подошел к столу. Арно поднял голову, улыбнулся.
- И что ты натворил?
Валентин привычно прикрыл на мгновение глаза. Минуло уже несколько лет с того дня, как мир обрел для него краски. Тогда они решили вместе снять квартиру поближе к Университету. Спустя месяц Валентин стал различать зеленый цвет. Следом – желтый. А через полгода он видел все оттенки. Происходящее его не удивило. Об этом рассказывали еще в школе: как только полюбишь по-настоящему – увидишь цвета. Паоло, одноклассник Валентина и Арно, тогда спросил учителя, станет ли мир цветным, если любовь безответна? Ответ учителя, увы, вспоминался теперь слишком часто: «Когда Вы полюбите ту самую девушку, Паоло, Вы увидите цвета, даже если она не ответит Вам взаимностью. Цвета для Вас исчезнут лишь в том случае, если Вы разлюбите ее или она покинет этот мир». Валентину казалось, что он любил Арно всегда. Но если верить легенде, в настоящее чувство это переросло всего лишь четыре года назад. И ни за какие сокровища в мире Валентин бы не признался другу в этом. Потерять Арно он не мог. Что угодно, только не это.
- Я подумал, что дельфин будет лучше выглядеть в верхнем бассейне. Пока я наблюдал, все работало. Наверное, его все-таки унесло водопадом, и он повредил что-то внутри. Прости.
- Ерунда, - отмахнулся Арно. - Если так, то дельфина я спасу. Иди спать.
- Я хотел бы помочь.
- Тогда тащи стул и хватай отвертку.
Дождь забарабанил еще сильнее и юноша вздрогнул. Неделю назад вышла та глупая ссора, а когда он проснулся сегодня утром – цвета пропали. Валентин знал, что его чувства не угасли. А это значит...
Юноша вышел на балкон. До матери и старших братьев Арно ему дозвониться не удалось. Может, оно и к лучшему. Такие новости могут подождать. Все равно уже поздно. На темно-сером небе сверкнула молния, и Валентин вдруг бросился к окну, распахнул его настежь и высунул на улицу сложенные лодочкой ладони.
- Я хочу знать, что произошло с Арно!
Разумеется, никто не отозвался, и в окно не влетела астэра или ангел с ответами на все вопросы. Валентин отряхнул руки и вернулся в комнату. Глупость. Но сейчас он был готов поверить в любую чушь, лишь бы оставалась какая-то надежда. Если бы он только знал, чем закончится эта глупая ссора…
Арно уже неделю лежал с тяжёлым гриппом и Валентин совсем извёлся. Другу было так плохо, что он даже не ехидничал. Почти все время тихо, не шевелясь, лежал под одеялом, пил таблетки и благодарил Валентина за помощь.
- Арно, как ты себя чувствуешь? – Валентин присел на край кровати.
- Плохо. Прости, я хочу спать.
Валентин кивнул и вышел из спальни. Усталость и тревога за Арно сделали свое дело – сдерживаться становилось все труднее. С каждым днем Валентину все больше хотелось рассказать о своих чувствах. Друг и так знал, что он видит цвета, знал, что безответно любит, только не знал, кого. Валентин не говорил, а Арно не расспрашивал. В семье потомственных юристов не учили риску. Сам Валентин изучал астрономию, но в предках до пятого колена были сплошь юристы и экономисты. Его с детства учили просчитывать последствия любого решения и рисковать только в случае гарантированной победы.
- Валентин!
- Что, Арно? – заглянул Валентин. – Что-то случилось?
- Прости, - тихо прохрипел Арно, - принеси теплой воды. В горле жжёт. И, если хочешь, побудь здесь. Не спится.
Валентин молча поставил стакан на прикроватный столик и устроился в кресле напротив. «Если хочешь». Когда он поделился с братом своими сомнениями, Джастин только сказал: «Зря молчишь. Ты хорошо лжёшь, Валентин. Всем, кроме Арно». Брат ошибся. Валентин успешно лгал целых четыре года. Всякое терпение имеет предел. Признаться или молчать?
- Ну, - Арно выпил воды и откашлялся, - докладывай, как там у вас дела на далеких звездах.
- Обязательно, - улыбнулся Валентин, - только у тебя через неделю коллоквиум, поэтому сначала я почитаю вслух твои лекции, а уже потом расскажу все, что захочешь.
- Валенти-и-ин… – застонал Арно и плотнее завернулся в одеяло.
«…ти-и-ин» - юноша вздрогнул. Когда Арно так тянет его имя, хочется выть. Это слишком... Слишком близко. Слишком... интимно.
- Молить о снисхождении бесполезно, - продолжил Валентин. – Вчера мы остановились на середине четвертой лекции.
- Ты – изверг, - посетовал Арно и чуть слышно засмеялся.
Дождь понемногу затихал. Вспоминать ссору не хотелось. Валентин с ногами забрался на диван и положил голову на высокий подлокотник. Так иногда засыпал Арно, когда слишком засиживался за своими любимыми шпионскими фильмами. Сам Валентин предпочитал сюжеты о природных катастрофах. Юноша вслепую нащупал на полу пульт и нажал «Воспроизведение». На экране появилась хорошая знакомая картинка – Рамиро Алва в роли злодея взламывает какой-то компьютерный код. Одна из любимых картин Арно.
- Валенти-и-ин…
Задремавший Валентин вскочил так, что едва не перевернул диван.
- Валенти-и-ин!
Мать предупреждала об этом. Если горе затолкнуть вглубь, если его не пережить и не выплакать, рано или поздно оно сведет тебя с ума.
****
- Кретин! – выругался Арно. - И что меня понесло в Университет на ночь глядя?!
- Не «что», а «кто», виконт Арно Сэ. Рад познакомиться. Правда, опасаюсь, что для Вас наше знакомство окажется не столь приятным.
- Виконт? Кто Вы? И с какой луны Вы свалились?
- Я знаю, что в Ваше время титулы не имеют такого значения, однако, за века я к ним привык, поэтому прошу простить мою маленькую слабость. Я, как Вы изволили выразиться, ниоткуда не свалился. Кто я – Вам все равно не понять. С Вас достаточно будет и того, что Вы и Ваш друг, наследник герцога Придда, Валентин, мне, скажем так, не нравитесь.
- Взаимно. И, раз уж Валентина здесь нет, я спрошу за него: чем мы изволили Вам так не угодить?
- Волны и Молния не должны соединиться.
- Глупые сказки!
- Тем лучше, что Вы так думаете, виконт Сэ. Искренне надеюсь, что Ваш друг столь же... недальновиден. Прощайте, виконт Арно Сэ. Мы больше не встретимся. Ах да, едва не забыл. Вы – по другую сторону Кэртианы. Выражаясь проще – в зазеркалье. Искренне советую Вам провести оставшиеся несколько дней с пользой. В Кэртиане миллионы зеркал. Люди почему-то любят смотреть на свое отражение. Вы сможете увидеть все, что пожелаете, поселиться в любом доме. Но Вам не выйти отсюда.
Арно ничего не ответил собеседнику, надежно укрытому темнотой. Какой-то дурацкий сон, но проснуться не получается. Незнакомец посоветовал выбрать зеркало – что ж, во сне свои правила. Арно закрыл глаза и представил место, где хотел бы оказаться больше всего на свете – квартиру, которую они снимали вместе с Валентином.
Перед ним заклубился туман, но через мгновение он рассеялся и Арно увидел перед собой хорошо знакомую комнату. Экран едва светился, шли титры. На диване, свернувшись, спал Валентин. Как бы то ни было, друг поможет проснуться.
- Валенти-и-ин!
****
- Позволь выразить тебе искреннее восхищение, Страж Этерны, ты великолепно справился со своей задачей. Или прикажешь звать тебя твоим прежним именем, несостоявшийся Повелитель Волн?
Крысоподобный монашек из недавно возрождённого Ордена Истины сомкнул руки в замок и улыбнулся. И тут же Страж взвыл от боли.
- Как загадочна и капризна судьба, ты согласен, Сын Волн?
Тот, кого давным-давно звали Юстинианом, промолчал, в его глазах полыхнула ненависть, но здесь и сейчас он был бессилен. Этот крысёныш волен сделать с ним всё, что пожелает, может даже убить. Как это случилось? Почему истинники получили полную власть над теми Стражами, что посещали Кэртиану? Этого бывший наследник Повелителя Волн, а ныне Страж Этерны Юстиниан Придд не знал. Несколько месяцев назад один из них отправился в Кэртиану. Многие Стражи посещали некогда родные миры, а потом возвращались назад. Но на этот раз ушедший не вернулся. Юстиниан ушел в Кэртиану, чтобы найти пропавшего и попался этим трусливым крысам, уничтожившим Стража. Ему показали то, что осталось от тела после многочисленных пыток. Яркие зеленые глаза и ироничную ухмылку не узнать было невозможно. В каких бы страшных мучениях ни умер Страж, провинившийся лишь тем, что любил этот мир, им не удалось сломать его.
- Я разочарован, сын Повелителя Волн. Оказывается, вы слишком слабы. И слишком боитесь боли...
Монашек сжал левую ладонь в кулак, и Юстиниану показалось, что у него вырывают сердце. Горло перехватило тугой петлей, боль ледяными волнами расходилась по телу. Он не выдержал и взвыл.
- Что… еще?.. – выдавил ослеплённый болью Страж.
- Ничего, - дружелюбно улыбнулся монашек, - нам ничего больше от тебя не нужно. Ты убил виконта Арно Сэ. И ты даже не понимаешь, что натворил на самом деле. А хочешь узнать это напоследок, Страж? Тебе любопытно?
Юстиниан вдруг улыбнулся. Монашек убьёт его. Уничтожит, как только вволю наглумится над беспомощным пленником.
"Вот только ничего у вас не выйдет. Вам не найти виконта Арно Сэ до тех пор, пока их души с наследником Повелителя Волн не срастутся настолько, что смогут преодолеть границу между обеими сторонами Кэртианы. А когда это случится, крысёныш, будет слишком поздно. До судьбоносного Излома осталось совсем немного. Вы сделали все, чтобы жители Кэртианы перестали верить в легенды. Вы сделали все, чтобы в этом мире как можно меньше людей видели цвета. Вы чувствуете, когда души начинают сближаться и разрываете связь. Но не в этот раз. Юноша из Дома Волн по имени Валентин слишком долго и слишком умело лгал о своих чувствах. Он спрятал их так глубоко, что даже вы ничего не заметили. Лишь единожды он забылся и вы узнали. Разорвать связь вам уже не удалось и потребовалось убийство. Что ж, ты больше не чувствуешь Арно в этом мире, крысёныш. Пока он в безопасности. Я сделал всё, что мог".
Глава 2
читать дальше
- Валенти-и-ин!
Валентин медленно приблизился к зеркалу и резко отпрянул. Своего отражения он не увидел, зато увидел Арно, который радостно ему улыбнулся. Не может быть, этого просто не может быть. Валентин хлопнул в ладони и мрак в комнате рассеялся. Это тоже была идея Арно – две настольные лампы, которые реагируют на хлопки. Вспыхнувшая на мгновение надежда осыпалась пеплом, цвета не вернулись. Значит, Арно в отражении – это всего лишь галлюцинация, игра больного воображения, реакция на стресс.
- Ты оглох, что ли? – недовольно проворчала галлюцинация.
- Это ложь. Ты умер.
- Совсем сдурел? С чего ты решил, что я умер? – озадачился Арно. – Неделю назад ты заявил, что не желаешь меня видеть, что, как ты выразился, «устал от меня до смерти», и что я могу убираться, куда хочу. Я убрался в гости к Эмилю, он давно звал. А вчера вернулся в город, собирался прийти домой и спросить, какие Закатные кошки тебя покусали, но почему-то свернул в Университет.
- Но ты сейчас находишься не в Университете, - возразил Валентин, - ты в нашем зеркале. Ты можешь это объяснить?
- Если я попробую, ты не поверишь, - Арно в зеркале покачал головой.
- Я тебе и так не верю. Ты ничего не потеряешь.
Пока Арно говорил, Валентин всё внимательнее вглядывался в него. Несколько раз Арно ему снился, однажды он видел его даже в бреду, когда лежал с лихорадкой. Но прежние галлюцинации не были такими живыми. В конце концов, что он теряет, если просто попробует поверить?
- Соображаешь, - одобрил Арно.
- Откуда ты знаешь, о чём я думаю? – чуть улыбнулся Валентин.
Стоило лишь на мгновение допустить, что там, в зеркале, настоящий Арно, как тяжесть в душе растаяла бесследно.
- Я слишком давно тебя знаю, - отмахнулся Арно. – Валентин, ты что-нибудь понимаешь?
- Нет, пока не понимаю. Но обязательно разберусь и вытащу тебя оттуда.
Зеркало на мгновение затуманилось, и Валентин испугался. Неужели все это и правда, лишь игра воображения и ему предстоит потерять Арно снова, теперь уже навсегда? Туман сгустился ещё сильнее и в нем медленно проступило одно-единственное слово. Валентин застыл в ужасе.
- Валентин? Я тебя больше не вижу! Что происходит?
- Что ты видишь в зеркале, Арно? – с огромным трудом удалось заставить голос звучать спокойно.
- Ничего, только туман. Ты здесь?
Валентин едва слышно выдохнул. Арно не видит этой надписи, не понимает, в чём дело. Пусть лучше так.
- Да, я здесь. Я... тоже не знаю, что случилось. Давай подождём, может быть, туман рассеется?
- А что ещё остаётся? – донеслось из зеркала. - Рассказать тебе о военной базе? Эмиль мне там всё показал! Слушай, ты представляешь, оказывается, в военных самолётах...
Арно говорил, а Валентин не мог отвести взгляд от стекла и ясно начертанного на нём единственного слова: «ложь».
****
С другой стороны стекла донеслось знакомое сопение, и Арно улыбнулся. Хотя зеркало все еще было покрыто густым туманом, он точно знал, как уснул Валентин – сидя на высоком барном табурете перед зеркалом и уткнувшись в сложенные на каминной полке руки. Огромный искусственный камин остался в квартире еще от прежних хозяев. Валентин порывался, как он говорил, «выбросить этот ужас как можно дальше», но Арно не позволил. Этот белый монстр чем-то ему нравился. С ним казалось, что они живут не в обычной квартирке, каких тысячи в Олларии, а в большом старинном замке с какими-нибудь зловещими тайнами.
Арно горько усмехнулся. Когда-то, в далеком детстве, он верил в призраков, во все безумные легенды о другой стороне Кэртианы, в Стражей Этерны и раттонов. Верил, что именно ему суждено найти утерянную часть своей души, что именно он со своей будущей избранницей сможет вновь зажечь пламя Этерны. Но детство быстро закончилось, а вместе с ним забылись легенды, пропала вера в чудеса. Как любит говорить мать: «Если судьба берется насмехаться, она делает это тонко». Стоило перестать верить во всю эту чушь, как чушь обиделась и напала на него. И что теперь делать?
Незнакомец сказал, что ему осталось жить несколько дней. Почему? И как выбраться отсюда? Арно оглядел комнату, все казалось точно таким же, как дома. Вроде бы в столе Валентина была какая-то старая книга, то ли со сказками, то ли с легендами, может быть, и здесь что-то отыщется? Арно подошел к его столу, коснулся ручки ящика и тут же отшатнулся. Кожа на ладони покраснела от ожога. Да что здесь творится?
- Добро пожаловать в Закат, виконт Сэ, - прошелестел женский голос. – Стражи Этерны ничего не помнят, не знают, не умеют. Сын Волн спрятал тебя от зла по другую сторону Кэртианы. Но он забыл, что здесь не выжить людям. Здесь только мы, спутники погибших богов. Вы зовёте это место Закатом, а мы зовём его домом. Сын Волн хотел спасти тебя, но вместо этого погубил. Ты бы мог зажечь пламя Этерны. Но ты слеп, вассал Молний. Один не скажет, другой – не увидит.
- Ты можешь помочь? – у Арно пересохло в горле. Теперь это уже совсем не смешно.
- Я - нет. Он может.
Посреди комнаты вспыхнуло пламя, и полуженщина-полукошка устроилась в любимом кресле Валентина.
- Кто – он?
- Я не могу заставить его открыть душу. Ты – можешь. Одной душе не вырваться. Только вдвоём. Но сможет ли он поверить тебе? Сможет ли раскрыть секрет, который скрывал так долго? Согласится ли рискнуть жизнью? Я не знаю, вассал Молний. Но ты – знаешь. Только так ты уйдёшь отсюда.
- О ком ты говоришь? – разозлился Арно.
- Ты знаешь, вассал Молний. Ты знаешь всё. Знаешь, но боишься признать. Я не могу победить твой страх, виконт Сэ. Ты – можешь.
Огненное видение растаяло в воздухе. Арно бросился к зеркалу. Раздерите кошки этот туман! Он стукнул кулаком по каминной полке. Что теперь делать?
В памяти ярко вспыхнуло воспоминание. Тот самый день, когда он начал различать цвета. Тот самый день, когда Валентин заявил, что больше не желает его видеть...
Из-за дурацкого гриппа Арно вновь начало клонить в сон. Он собирался извиниться перед Валентином, но увидел, что тот тоже задремал прямо на стуле. Арно плотнее закутался в одеяло и тихо чихнул. Будить Валентина не хотелось, он и так за эту неделю вымотался до предела. Его голова чуть склонилась к левому плечу, волосы упали на лицо и он поморщился. Арно сам не раз просыпался от того же. Он вытащил руку из-под одеяла, осторожно убрал с лица Валентина волосы и заправил за ухо. Но как только он убрал ладонь, Валентин тихо застонал:
- Арно... прошу...
Огненная кошка права. В тот день он всё понял. А когда засыпал – вдруг увидел, что его одеяло темно-синего цвета. А потом... глупая вышла ссора. Почему-то Арно чувствовал себя виноватым, хотя за всю неделю, которую просидел у Эмиля, так и не решился попросить прощения. Все не мог найти подходящего момента. Может, сейчас? Арно осторожно прикоснулся к зеркалу и туман постепенно рассеялся.
- Вален...
Арно осёкся. Валентина у зеркала не было.
****
- Что Вам нужно, Валентин? – холодно спросил Вальтер Придд, сурово глядя на сына.
- Библиотека. На случай, если Вы пожелаете мне воспрепятствовать, отец, смею напомнить, что дом, в котором Вы проживаете, официально принадлежит и мне тоже. Вместе с книгами.
Валентин внутренне скривился. Стоило оказаться у порога родного... здания, как вернулась холодная и изысканно-вежливая манера речи. Если бы Арно его сейчас слышал, дал бы шее. Валентин едва удержался от улыбки, вспомнив, что так всегда и начинались их потасовки. Он что-нибудь говорил как по-писаному, Арно смеялся и тянулся к его затылку. Иногда Валентин успевал отклониться, а иногда – нет, и тогда приходилось давать сдачи. Кажется, во время одного такого дружеского боя они и разбили большую зеленую вазу. Сам Валентин огорчился, зато Арно на радостях даже открыл вино. А потом объяснил, что это жуткое хрустальное чудовище ему преподнесла на день рождения однокурсница - Селина Арамона, а он никак не решался его выбросить. Вместе с воспоминанием вернулся и горький привкус ревности. Валентин точно знал, что Арно не влюблен, но Селина или любая другая девушка могут так много... Они могут открыто смотреть на Арно, не боясь, что он заметит их взгляд, они могут любить его, не опасаясь, что он сочтет их безумными.
- Я вовсе не намерен Вам мешать, сын – с издёвкой ответствовал Вальтер. – Вам книги всё равно не идут на пользу. Воспитать Вас достойным человеком не удалось ни мне, ни им.
Валентин вздрогнул и молча направился в библиотеку. Удар по самому больному – отец всегда это умел. И именно Вальтер Придд знает тайну Валентина. И почему-то до сих пор молчит, хотя уже давно мог не оставить от жизни отвергнутого сына камня на камне. Валентин не знал, откуда Вальтеру известно про Арно, но жестокие слова звучали в голове каждый день: «Смею надеяться, Валентин, что Ваш друг не ответит Вам взаимностью. Также я искренне советую Вам молчать. Своего отца Вы уже опозорили. Пожалейте хотя бы его старшего брата. Едва ли Лионель Савиньяк насолил Вам настолько, чтобы заслужить мою участь. Этот дом навсегда останется Вашим, Валентин. Но я Вас видеть больше не желаю. Извольте не попадаться мне на глаза».
В знакомой полутьме библиотеки стало немного легче. Валентин сжал зубы. Неважно. Все это неважно. Главное – вытащить Арно из... где бы он сейчас ни был. Валентин включил свет, приставил в шкафу стремянку и полез вверх. Сейчас в сети можно было отыскать почти все. Почти. Кроме этих старых, никому не нужных сборников легенд, которые уже больше двухсот лет хранятся в их фамильном особняке. Валентин дотянулся до толстого тома в черном переплете и углубился в чтение.
****
- Вы всё равно умрёте, Валентин. Страж Этерны ошибся, когда решил, что сможет нас обмануть. Он защитил Арно, нам не дотянуться до него. Но Вы отсюда живым не выйдете. Или Вы приведёте своего друга и оба умрёте быстро и легко, или через несколько дней здесь Вы будете мечтать о смерти.
- Нет.
- Стоит ли такой жертвы тот, кто даже не понимает Ваших чувств, Валентин? Полагаю, Вам стоит серьёзно подумать. Я дам вам время до утра.
Худощавый монашек шагнул к чёрной двери, но вдруг остановился.
Тяжёлая дверь со скрипом закрылась, Валентин упал на пол и закричал.
- Нет! Валентин!
Арно распахнул глаза и огляделся. Кажется, он задремал перед зеркалом, пока ждал возвращения Валентина. Хвала всем Закатным кошкам, это просто сон!
- По эту сторону Кэртианы не бывает снов, вассал Молний. Только видения.
С незримым присутствием огненной кошки Арно уже смирился, но от её слов застыл в ужасе. Видение?
****
Монашек, наконец, наигрался, и кованая дверь закрылась с тихим скрипом. Валентин с трудом поднялся на колени, дополз до ближайшей стены, привалился к ней и попытался восстановить сбившееся от боли дыхание. Вдруг вспыхнуло воспоминание.
Однажды, совсем ещё ребенком, он застал в саду Ирэну. Сестра сидела на скамейке и теребила в руках белую орхидею, а по щекам текли слёзы. Маленький Валентин тогда испугался: плаксой в доме была Габриэла, на лице Ирэны всегда сияла мягкая улыбка.
- Ирэна, кто тебя обидел? Почему ты плачешь?
- Здравствуй, маленький, - сестра всхлипнула и погладила брата по гладко причёсанным волосам. – Прости, обычно я прячусь лучше. Долгая безответная любовь делает человека неосторожным.
Валентин сделал судорожный вдох. Кажется, становится легче, теперь можно дышать, хоть и с трудом. Наверное, сестра была права. Если бы он так не сходил с ума из-за Арно, если бы так не боялся потерять его, если бы не мечтал так страстно, чтобы и зеркало, и вся эта глупая ссора оказались сном – он не поверил бы истиннику и не оказался бы здесь. Но стоило только услышать: >«Ваш друг пока жив, Валентин, нам удалось вернуть его - Создатель помогает своим смиренным слугам бороться со злом, притаившимся по ту сторону Кэртианы. Но теперь мы бессильны. Арно сейчас необычайно слаб, для ритуала нужен его близкий друг. В бреду он всё время зовёт только Вас. Может быть, хотя бы Вам удастся спасти ему жизнь. Если мы задержимся, Арно Сэ умрёт», как все остальное потеряло значение. Почему он так легко поверил? Потому, что монашек явился к ним в дом и сообщил, что должен срочно поговорить с Валентином Приддом? Потому, что очень хотел поверить, что Арно уже здесь и кошмар позади? Или потому, что даже не стал ни о чём думать, услышав: «Если мы задержимся, Арно Сэ умрёт»? Арно и Юстин, окажись они здесь, обругали бы его последними словами за глупость, но Валентин знал, что не мог поступить иначе. Даже тогда он понимал, что ему могут расставить ловушку, но приманка оказалась верной. Если существовала хотя бы крошечная вероятность, что монашек не лжёт и жизнь Арно зависит от того, как быстро придёт Валентин, медлить было нельзя.
Сейчас Валентин и сам не знал – рад он тому, что слова истинника оказались ложью, или нет. С одной стороны – Арно не попал к ним в руки и не лежит при смерти. Но с другой – он оказался в зазеркалье, на другой стороне Кэртианы, а в старинных книгах говорилось: «Издревле эта часть Ожерелья принадлежит богам и их спутникам, у людей же зовётся она Закатом. Закат даёт большую мощь, но сокрыт от глаз смертных, ибо не вынести им такой власти. Жестокое пламя силы губительно и сгинет глупец, на свою беду отыскавший путь в Закат. И чем сильнее безумец, угодивший в дом богов, тем быстрее сгорит он в огне собственной силы». Валентин до боли сжал зубы. Сколько Арно продержится в этом кошмаре? День? Неделю? Год? А он уже не может ничем ему помочь. Хотя именно он виноват, что всё так случилось. Если бы он смог сдерживаться, если бы не позволил себе лишнего - эти крысы никогда не узнали бы о его чувствах и не начали бы охоту на Арно. О, прежде чем удалиться, монашек с удовольствием просветил Валентина, кто во всём виноват. Если бы только тем вечером он не сорвался, если бы не наговорил Арно такого... истинники бы не почувствовали его страха, его отчаяния, его обиды... а Арно не ушёл бы из дома, не уехал бы к Эмилю и сейчас не был бы в смертельной опасности.
Валентин, задремавший в комнате Арно, открыл глаза, зевнул и торопливо направился в ванную. Хорошо, что друг болен и спит крепко, хоть не спросит, какие Закатные кошки понесли Валентина посреди дня в душ.
Раздевшись и закрыв дверь кабины, Валентин прислонился к стене, опустил руку и коснулся члена. Арно... Он закрыл глаза, и тут же перед мысленным взором предстало любимое лицо. Явь осталась где-то там, далеко, за стеклянными дверями. А внутри... внутри Валентин едва слышно стонал, отдаваясь воображаемым ласкам.
...Здесь, в мире фантазий, Арно крепко обнимет его, до боли вцепляется в волосы и дразняще касается губ языком. Валентин судорожно выдыхает. Арно ничего не делает наполовину... и безумно хочется кусать его и целовать так, чтобы болели губы. В мыслях Валентин хватет любовника за вечно растрёпанные волосы и прижимет к себе, углубляя поцелуй, а потом проводит рукой по его члену. Да, Арно хочет его, хочет так, что вздрагивает всем телом даже от лёгкого касания.
- Ти-и-ин...
Да, Арно, да, сейчас... подожди… Валентин опускается на колени и проводит по члену языком. Арно вскрикивает, резко толкается вперёд, а потом быстро опускается на пол рядом с Валентином и снова глубоко целует его.
- Почему... ты? Тебе... неприятно? – едва выдавливает Валентин между поцелуями.
- Нет, - Арно отчаянно мотает головой, - нет! Просто... дольше.
Арно снова целует его, беспорядочно гладит по волосам, плечам, соскам и бёдрам. Валентин откликается, отдаёт ему всю страсть, что накопил за четыре невероятно долгих года. Любимый стонет от укусов, от резких движений рук, от того, что их члены касаются друг друга. Вдруг Арно останавливается, поворачивается спиной и опирается руками о стену.
- Я хочу, - тихий, задыхающийся шепот. – Пожалуйста.
- Да.
Валентин осторожно обнимает его сзади и целует шею. Будет больно. Прости. Я постараюсь.
Когда Валентина затрясло в оргазме, он сполз по стене кабины на пол и почти беззвучно выдохнул:
- Арно...
Валентину казалось, что он пробыл под струями целый час. Дело плохо и срочно нужно что-то придумать. Про утреннее возбуждение Арно и в голову не придет расспрашивать – сам как-то раз признался, что в четырнадцать лет не мог спокойно спать почти неделю после того, как стащил у Лионеля порнографический диск. Валентин легко мог придумать неприличный сон с кем угодно, хоть с той же Айрис Окделл, да с такими подробностями, что Арно, решившему проявить любопытство, самому понадобится холодный душ. Но как быть с тем, что он готов кончить, едва Арно его случайно заденет? Однажды ночью он может не сдержаться и, лаская себя, выкрикнуть желанное имя, а не тихо прошептать в подушку. Этому вряд ли удастся найти невинное объяснение. И тогда Арно, понявший все, больше не захочет его видеть.
- Валентин! Ты там утонул, что ли? В слив засосало? Спасательный круг тащить или сам выплывешь? – Арно закашлялся и поток острот оборвался.
Валентин усмехнулся и, быстро одевшись, вернулся в комнату.
- Зачем ты меня звал, сухопутное?
- Кто бы говорил, - обиженно фыркнул Арно, плававший лучше всех на факультете.
- Приготовить поесть?
- Да, спасибо, - Арно попытался встать с кровати и со стоном рухнул обратно. – Не могу.
- Лежи, - посоветовал Валентин и направился в кухню.
Хотя Арно и не был привередлив в еде, хотелось приготовить что-нибудь необычайно вкусное, чтобы порадовать – тяжелый грипп и так его доконал. Вдруг раздался резкий звонок и Валентин вздрогнул. Мобильник Арно.
- Сэль! Привет! Что? Самочувствие паршивее некуда! Хочу к вам, а приходится сидеть дома. Точнее, лежать. Ага, Валентин. Без него я бы вообще умер голодной смертью. Спасибо, - Арно рассмеялся. – Я ему передам. Да. Хорошо. Сэль, ты – прелесть! Я тебя обожаю. Ага. Хорошо, пока!
На привычный укол ревности Валентин не обратил особого внимания. Рано или поздно Арно встретит ту, которую полюбит, лучше заранее с этим смириться. Иначе он потеряет не только любимого человека, но и лучшего друга.
- Тебе нужно нормально есть, Арно, - настойчиво повторил Валентин.
- Знаю. Но в меня просто не лезет. Давай лучше поговорим.
- Непременно. После того, как ты доешь.
- Валентин, не занудствуй, - поморщился Арно. – Прекрати обращаться со мной, как с ребёнком.
- Я просто беспокоюсь за тебя.
- Ладно, прости. Не знаю, что со мной.
- О чём ты хотел поговорить? – Валентин перенёс грязную посуду на стол и опустился на кровать рядом с Арно.
- О твоём отце.
Валентин похолодел. Неужели Вальтер позвонил и всё рассказал?
- Что ты имеешь в виду?
- Он звонил, когда ты выходил в магазин. Просил тебе передать, чтобы ты с ним связался. На мобильный он тебе дозвониться не смог.
- Обойдётся, - нахмурился Валентин.
- Что между вами случилось?
- Ничего особенного. Не сошлись во взглядах на жизнь. Конечно, из семьи меня никто не выгонял и наследства не лишал, но Вальтер теперь предпочитает общаться со мной исключительно по необходимости.
- Не хочешь рассказать подробнее? И заодно объяснить, почему твой отец на прощание пожелал мне «сохранять благоразумие»? Он, конечно, всегда был со странностями, но в чём я перед ним теперь провинился?
- Ни в чём, забудь. Это всё касается только меня.
- Кажется, Ли был прав.
- Позволь поинтересоваться, в чём именно?
- Ты не хочешь впускать меня в свою жизнь. Я могу это понять, я не самый близкий тебе человек, но...
Валентин задохнулся от возмущения. Наплевать на Ли и на всех остальных, но как смеет так говорить Арно? Валентин уже несколько лет отдавал ему всё, что мог – дружбу, любовь, тепло. Ни с кем он не делился собой так щедро, никому не открывал душу так, как ему. Как он может?!
- Не хочу впускать тебя в мою жизнь? Арно, ты и так в моей жизни везде, где только можно вообразить. Мать, которая так любит раздавать направо и налево советы о жизни, твердит мне, что я чёрствый и бесчувственный. «Ледяная статуя, которой никто не нужен». Она не настолько хорошо знает меня теперь, но как можешь так говорить ты?!
Он глубоко вздохнул, пытаясь обуздать нахлынувшие эмоции
- Мне все равно, что говорят обо мне остальные, твой старший брат не знает меня так, как ты. У меня в голове не укладывается, что ты действительно так считаешь. Ты не самый близкий мне человек? Позволь узнать, на каком основании ты сделал такой вывод? И кого ты тогда считаешь близким? Мне просто интересно, в чем именно я не соответствую стандарту?!
С каждым словом боль и обида все сильнее вцеплялись в измученную душу, Валентин сам не заметил, как постепенно повышая голос, перешел на крик.
- Кто же без сомнений и без остатка впустил тебя в свою жизнь? Может быть, это Селина - прелесть, с которой ты так трогательно щебетал по телефону? О, без сомненья, это она, ведь ты так соскучился по самому близкому человеку, а приходится сидеть здесь, со мной. Вы так близки, что она без колебаний выбирает тебе в подарок вазу – но почему ты был так недоволен?! Человек, делящий с тобой все, не мог ошибиться в твоих предпочтениях!
А может быть, в свою жизнь тебя без колебаний впустил Паоло? Помнишь, как вы отпраздновали окончание школьных экзаменов, не дожидаясь официального выпускного? Ты позвонил мне заполночь и заплетающимся языком стал объяснять, что вы «чуть-чуть обмыли начало новой жизни». В итоге я был вынужден разбудить Джастина и попросить отвезти меня в школу, где мы почти час уговаривали охрану проверить запертые раздевалки на стадионе, куда вы забрались и напились до состояния гербового животного Окделлов! Почему же Паоло сам не решил этот вопрос, а? Почему твой самый близкий друг не позаботился о тебе и пришлось звать почти что случайного знакомого?!
Кстати, об Окделлах. Наверное, это они – те, кто открыли тебе свою жизнь без остатка, щедро делясь и вниманием, и заботой, и теплом. Только почему теперь, когда тебе плохо, единственное, что сделал Окделл – это позвонил и промямлил, что он отправляется в поход и ты, конечно, не будешь против одолжить ему рюкзак, палатку и далее по списку? А его очаровательная сестра появилась однажды, на пять минут и на просьбу посидеть с тобой, пока я доберусь до аптеки, сказала, что забежала по пути – передать тебе старинное надорское средство от простуды, из измельченного всего подряд, и остаться не может совершенно – ее ждут Катершванцы, с которыми она едет на рок-фестиваль! Сделать бутербродик с пастой из лука, чеснока, перца, редьки? Что там еще, я забыл, но ведь там столько витаминов – очень полезно!
Ну, конечно, у нас есть близнецы! Вот как я про них сразу не вспомнил? При всем моем уважении к бергерам, почему-то ты не им позвонил, когда на втором курсе неудачно «пробегал мимо драки» и не смог не вступиться за беспомощную девицу. Я снова приехал за тобой кошки знает куда, в темноту и дождь, почти полчаса разыскивал тебя в Старом парке, а потом волок на себе в машину, а после – через травматологию – в квартиру, потому что тебе было скучно оставаться в больнице на ночь! Знаешь, чего я боялся в ту ночь? Что не успею тебя найти прежде, чем упаду, что не смогу дотащить, что ты заболеешь, в конце концов! А ты только на следующий день заметил, что я «паршиво выгляжу, не выспался что ли?». У меня была лихорадка, Арно и сильный стресс – накануне мы сильно повздорили с отцом, а ты был так занят собой и своими друзьями, отправлявшимися в армию, что до меня тебе и дела не было! У меня едва хватало сил, на то, чтобы удержаться на ногах, а мне еще пришлось транспортировать твою травмированную тушку. Тебе не пришло в голову, что Йоганн и Норберт, «ушедшие в отрыв» возле Драконьего источника, несколько ближе к тебе, чем я – им для оказания тебе помощи не пришлось бы ехать через полгорода, не говоря уж о том, что им было бы это сделать проще физически даже поодиночке?!
Что, снова не угадал? Ну, я даже и не знаю, кого еще выбрать… Ну конечно, Берто Салина! Вот друг на все времена – недавно навестил тебя, когда у тебя был жар и я уговаривал тебя на госпитализацию, потому что со здоровьем не шутят, притащил «Кровь» и ведьмовку и предложил одно из двух «проверенных марикьярских средств от всего на свете»! А ничего, что алкоголь плохо влияет на ослабевший организм и еще хуже сочетается с антибиотиками? У тебя не легкая простуда, симптомы которой облегчает глинтвейн, а серьезная вирусная инфекция – но кому какое дело! Не говоря уж о том, что аргумент о красном вине, благотворно влияющем на кроветворение, просто смехотворен – ты не ранен и кровопотерь не наблюдалось!
Итак, кто у нас претендент номер один на звание «Лучшего друга на все времена, положившего жизнь ради Арно Савиньяка»? Где он, этот эпический герой, почему не здесь? Почему все разбежались, стоило тебе заболеть и выпасть из тусовки, ты не хочешь мне это объяснить – а то я не очень понимаю, как должна выглядеть дружба, при которой впускаешь в свою жизнь человека без остатка и принимаешь его таким, какой он есть, со всеми достоинствами и недостатками?!
От собственного крика звенело в ушах, в горле жгло, перед глазами плыла багровая пелена, искажающая все вокруг и отчаяние захлестывало с головой. Краем сознания Валентин отметил шок на лице Арно, чьи глаза стали еще больше, как никогда придавая ему сходство с олененком-пыжиком. Обычно это вызывало волну нежности, но не сейчас. Как мог он обвинить в нелюбви?!
- Именно я срываюсь в магазин и аптеку, чтобы у тебя были все витамины и лекарства и чтобы ты питался тем, что тебе понравится и поможет встать на ноги. Именно я вскакиваю посреди ночи, если ты хрипишь, задыхаясь от кашля и не можешь вздохнуть, чтобы сделать тебе ингаляцию и растирание. Именно я терплю все твои капризы «самого больного человека в мире, для которого я должен стать родной матерью». Именно я созвонился с твоим научным руководителем, чтобы тебе не поставили прогулы и вызвал тебе врача, хотя ты и уверял меня «что эта ерунда не стоит внимания» – подумаешь, еще немного и легкие начнут выплевываться при кашле!
И именно я всегда приезжаю за тобой куда и когда угодно, в каком бы состоянии ни был сам!
Арно, что ещё ты хочешь? Ты и так меня доводишь каждый день, у меня терпение на исходе. Я не могу больше всё это выдерживать, иногда я уже хочу умереть, чтобы не видеть тебя и не…
Валентин резко замолчал, в последний момент не проговорившись. Пусть Арно думает, что хочет, но этого он произнести не в силах даже сейчас.
- Валентин, - Арно нахмурился и сел на кровати, - приди в себя. На неделю я избавлю тебя от своего присутствия, а потом вернусь – и мы поговорим. Очень серьёзно. А пока остынь, ты и впрямь не в себе.
- Убирайся, куда пожелаешь…
Валентин, вымотанный вспышкой, медленно ушел в свою спальню и заперся. Что это было? Ведь Арно не сказал ничего такого. И он отчасти прав. Валентин знал, что у Арно не было от него секретов, а сам он не мог ответить ему тем же. Он не помнил, чтобы хоть раз в жизни так срывался. Наверное, любое терпение имеет предел. Валентин слишком долго копил напряжение, подавляя свои порывы – и вот барьеры не выдержали, сорванные бурей. Но это не повод выставлять Арно из дома, тем более, больного. Валентин открыл дверь и застал Арно у двери.
- Арно, прости. Не знаю, что на меня нашло, я просто устал. Я не хотел сказать, что...
- Хотел, - Арно завязал шнурки на кроссовках и поднялся, - я вижу, когда ты лжёшь. Сейчас ты говорил искренне. Не волнуйся, я заказал такси. Побуду неделю у брата. Тебе надо прийти в себя. Видимо, я действительно тебя достал.
Дверь захлопнулась, и Валентин остался один. Что он натворил? С досады он стукнул кулаком по стене. Стоило ли так сдерживаться, так стараться все эти годы, чтобы потом потерять всё в один миг? Арно вернётся, вернётся обязательно, если обещал. И тогда придётся поговорить. Но что ему сказать? Снова лгать?
От воспоминания стало больно. Разум затуманился, Валентин медленно сполз по стене на пол и, уже теряя сознание, успел подумать, что ни за что в жизни он не приведёт Арно сюда. Что угодно, только не это. Эти крысы не доберутся до него.
****
- Помоги! – взмолился Арно. – Ты можешь пойти туда, спаси его!
Ладони непроизвольно сжались в кулаки.
- Одна не могу, - прошелестела огненная кошка. – Ты должен мне помочь.
- Как? – выдавил Арно.
От ужаса и ярости перехватывало дыхание. Какой-то мерзавец издевается над Валентином, а он застрял в этом проклятом зеркале!
- Подонок, - прохрипел Арно. – Из-за него я сижу здесь и ничего не могу сделать...
- Страж Этерны спас тебя, вассал Молний. Должен был убить, но спрятал. Он прислал меня помочь тебе. Он помог бы и сам, но он... они его... он мёртв.
Показалось или в глазах огненной женщины-кошки сверкнули слёзы? Страж Этерны?! Кто-то сумел убить бессмертного? Кто? Как? После, сейчас это неважно.
- Ты вытащишь Валентина?
- Я не знаю, где он. Я не могу говорить с ним. Волнам не услышать Молний. Но ты можешь. Покажи мне путь. Найди его.
В ушах снова зазвенел отчаянный крик. Арно разозлился. Вот самое время сейчас для дурацких присказок и намёков! Валентин корчится от боли в каком-то пыточном застенке, может быть, он там уже умирает, пока они тут ведут светские беседы!
- Скажи ты ясно! – вызверился он. – Нет времени на загадки!
- Ваши души – одно целое. Позови его душой, вассал Молний. Когда он откликнется, я увижу путь.
Арно резко вытолкнул воздух сквозь стиснутые зубы.
«Валентин! Валентин, ты слышишь меня? Пожалуйста, отзовись! Валентин, я в зеркале, я знаю, как вытащить тебя оттуда, только помоги мне! Ответь, ты слышишь меня?»
Арно звал и звал, но ответа не было. Огненная кошка притаилась в кресле.
- Почему не получается?
- Я не знаю, вассал Молний. – Показалось, или в её голосе слышится тревога? – Или наследник Повелителя Волн уже мёртв, или... он не слышит, потому что вы лжёте друг другу. Уши слышат ложь. Души – нет.
Арно поморщился. Валентин не простит его, если вспомнит сказанное, но лучше потерять друга, чем позволить ему умереть.
«Валентин... Валентин, я всё знаю. Ты слышишь меня? Я знаю, кого ты любишь. Я всё понял в тот день, когда мы поссорились. Я видел, что ты... чего ты хочешь. Я слышал, как ты звал меня во сне. Когда я остыл и начал нормально соображать, я все понял».
Ничего. Арно, леденея от ужаса, попытался снова. Теперь некогда подбирать слова.
«Ты слышишь меня?! Не вздумай там сдохнуть! Я сам до тебя доберусь и убью собственными руками за всю твою дурь! Закатные твари, почему ты молчал?! Чего ты боялся?»
Молчание. Неужели...
«Валентин, умоляю, ответь мне. Не умирай. Пожалуйста. Я люблю тебя».
«Арно? Наверное, это сон... я не хочу просыпаться. Если ты узнаешь, то наяву не пожелаешь больше меня видеть».
Огненная кошка растворилась в воздухе и Арно сполз по стене на пол. Она увидела путь, она спасёт Валентина, приведёт его домой. Он будет жить. А когда придёт в себя – они, наконец-то, поговорят. Надо было сделать это ещё четыре года назад. Слишком много накопилось между ними невысказанного и непонятого. Хватит.
Глава 3
читать дальше
Арно изо всех сил стукнул кулаком по зеркалу. Не помогло. Он резко развернулся к огненной кошке.
- Иди к нему, - он кивнул через плечо на зеркало, в котором отражался бледный Валентин на диване. – Ему нужна помощь! Вызови врача.
- Тот, кого вы зовёте врачом, не поможет ему, вассал Молний, - зашелестел знакомый голос. – И он ему не нужен. Раны, нанесённые ими, не излечить лекарствами.
- Проклятье! Тогда выпусти меня отсюда!
Арно до боли сжал ладонь в кулак. Когда она принесла Валентина, и он увидел, что тот ещё дышит, словно гора с плеч свалилась. Но теперь он лежит там – бледный, беспомощный, стонет от боли и только всё время повторяет: «Арно...». И, кажется – их разделяют всего лишь пять шагов, а на самом деле – непреодолимая пропасть. Обманчиво тонкая прозрачная стенка, которую не разбить, и сквозь которую не пройти.
- Я не могу, вассал Молний. Никто не сможет. Я предупреждала Юсти... Стража Этерны, но он не послушал меня. Сказал, что здесь ты ещё можешь спастись, а там – погибнешь.
- Он... – Арно глубоко вдохнул, собирая последние остатки самообладания, хотя больше всего хотелось орать и топать ногами, - он излечится? Как помочь ему? Хоть что-то можно сделать?
- Теперь с ним всё будет хорошо, вассал Молний. Он исцеляется сейчас. Ты ничего не можешь сделать. Только ждать.
Арно ничего не ответил, подтащил к камину высокий стул, сел на него, опёрся локтями о каминную полку и вновь посмотрел на Валентина. Губы, которые он привык считать белыми, теперь были бледно-розовыми. Его глаза сейчас закрыты, а утром было не до того. Какого они цвета? Раньше казались просто серыми, но таким был и весь остальной мир. Чёрные джинсы Арно не удивили – Валентин говорил, что предпочитает именно их. А вот светло-лиловый свитер шёл ему необычайно. Вдруг вспомнился прошлый Зимний Излом.
- Валенти-и-ин! Ты где застрял? Уже полночь, пора дарить подарки!
- Иду, - донеслось из кухни, и вскоре Валентин появился в комнате.
Арно вытащил из шкафа заранее припрятанную большую коробку в тёмно-красной обёртке и протянул другу.
- Что там? – улыбаясь, спросил Валентин.
- Открой – узнаешь!
Несколько минут Валентин увлечённо возился с бумагой. Ничего странного, подарки в их семье всегда заворачивает Ли - так просто не откроешь. Эмиль, тот вообще пока до подарка доберётся, вспоминает все ругательства, какие знает.
- Спасибо большое, - Валентин держал на вытянутых руках свитер, который Арно казался светло-серым.
- Тебе не нравится, - тут же понял Арно. - Ну, хоть с цветом меня не обманули? Он должен быть лиловым.
- Нет, - медленно покачал головой Валентин, - не обманули. На самом деле, ты ошибаешься, мне очень нравится. Просто мне никогда не дарили одежду.
- Значит, я буду первым, - рассмеялся Арно. – Надень, хочу посмотреть, угадал ли я с размером.
Валентин почему-то немного помедлил, а потом очень осторожно влез в свитер.
- Тебе идёт, - радостно кивнул Арно и, глядя, как бережно Валентин его снял и сложил, добавил: – Ты его что, боишься? Не беспокойся, он не кусается, я специально попросил самый смирный и добрый свитер из тех, что были в магазине.
Валентин рассмеялся, а Арно тогда подумал, что вот он – самый лучший подарок ему на Зимний Излом: друг смеётся, беззаботно и радостно, а это случается слишком редко. В последнее время – почти никогда.
Арно очнулся от воспоминания и снова бросил взгляд на диван. Валентин чуть изменил положение – теперь он спокойно лежал на боку, подложив под правую щёку раскрытую ладонь, перестав метаться и стонать. Кажется, огненная кошка права – ему легче. Страх и паника, наконец, отступили, и Арно вдруг захлестнула волна нежности. Мирно спящий Валентин казался очень трогательным. Непривычно видеть его таким. Он так давно и успешно притворялся самым сильным, самым умным, самым стойким, что все невольно поверили, будто Валентину удалось добыть из их любимой компьютерной игры эликсир неуязвимости. И только ссора расставила всё по своим местам. Арно, как наяву, снова услышал крик Валентина, увидел, как в серых глазах плещется почти настоящая ненависть, и поёжился. Когда он ехал на базу к Эмилю – злость захлёстывала волнами...
Валентин припомнил ему всё, но если Арно так ужасен, то почему он продолжает жить с ним? Зачем эта глупая жертвенность? Если он не хочет такого друга – почему продолжает терпеть? Арно закашлялся и со злости пнул ногой переднее сидение.
- Прошу прощения, - буркнул он на недоумённый взгляд водителя.
Арно беззвучно выругался. Да какие Закатные твари покусали Валентина?! С чего он вообще взял, что Арно относится к нему как к «почти случайному знакомому»?! Создатель, да ведь даже братья ему не так близки! Впервые в жизни Арно встретил того, от кого можно было не иметь секретов, с кем можно было делить всё – хорошее и плохое, весёлое и грустное, шпионские фильмы и готовку, поход на концерт и даже грипп. Какая тусовка, Леворукий побери этого кретина! Какие Сэль, Паоло, Берто, Окделлы, Катершванцы?! Да хоть весь Олларианский Университет – все они ничего не значат для него по сравнению с Валентином!
Резкий приступ кашля прервал мысли Арно и заставил его полезть в сумку за таблетками. Трудно, прожив с Валентином столько лет, не научиться брать с собой необходимые лекарства. Большие, круглые пастилки отдавали горечью, но Арно не обратил внимания, мысленно возвращаясь к ссоре.
Только на базе, немного успокоившись в обществе Эмиля, Арно вдруг вспомнил последние слова Валентина: «...иногда я уже хочу умереть, чтобы не видеть тебя и не…». И вдруг картинка в голове сложилась. Валентин безответно влюблён уже четыре года. И при этом всё свободное время проводит именно с ним, а не в попытках свести близкое знакомство с избранницей. Раньше Арно считал причиной стеснительность Валентина и его уверенность в том, что любовь безответна. Но во сне он звал не неведомую девушку. Он звал его, Арно. И звал так, что Арно почти увидел чужой сон. Почти ощутил ту страсть, которую испытывал Валентин. И сразу понял, почему тот так сорвался. Четыре года сдерживаться – как он вообще молчал так долго?
Валентин тихо что-то промычал. Наверное, он скоро проснётся. И придётся говорить, деваться некуда. На душе вдруг стало так плохо, что захотелось выть. Арно и в голову не приходило, что Валентин видит его таким... таким... Создатель! Значит, вот кто он для него? Безответственный, легкомысленный тусовщик, любитель алкоголя и источник постоянных неприятностей? Это он помнит из их многолетней дружбы? Однократный перебор с алкоголем вместе с Паоло? Драку в Старом парке? Какую-то вазу Селины и дурацкие рецепты Айрис? Для Арно всё было совсем иначе.
Он хорошо помнил, как они ездили в снежную Торку на несколько дней с кучей разнообразных телескопов, измерителей, карт неба и прочих астрономических штук. Они сняли там домик на одной из самых высоких вершин и всю ночь наблюдали за звёздами. Точнее, наблюдал Валентин, а Арно записывал под его диктовку в специальную тетрадь, лишь иногда отвлекаясь, чтобы сбегать и принести им по бокалу глинтвейна или по чашке горячего шоколада. Валентин улыбался и говорил, что без него совсем бы замёрз. А Арно в ответ шутил, что без него сам Валентин всю эту технику сюда бы просто не дотащил.
А ещё он помнил, как в прошлом году, в начале Летних Волн Валентин сломал ногу. Когда они вышли от травматолога, Арно пошутил, что Валентина не любит даже собственная стихия. Были каникулы, и Арно целый месяц просидел с ним дома, выходя изредка только за едой, в книжный магазинчик, да в небольшую лавку с интеллектуальными играми – Валентин их очень любит. В первую неделю Арно, привыкший спать по четыре-пять часов в сутки, впервые за всю жизнь не выспался по-настоящему. Вечером он прощался и уходил к себе, но всё равно каждую ночь приходилось возвращаться: стоило Валентину шевельнуть сломанной конечностью, как резкая боль заставляла его стонать во сне. Арно садился на пол рядом с его кроватью, открывал ноутбук и принимался за работу. А заодно следил, чтоб до утра Валентин больше не делал резких движений.
Ещё он помнил, как им было весело, когда после второго курса удалось на лето уехать на Марикьяру. В тот год Арно и еще несколько лучших студентов участвовали в первом по-настоящему серьёзном проекте и именно полученный за него гонорар они и прогуливали вместе на море.
А ещё... да мало ли воспоминаний накопилось за столько лет? Только всё это неважно. Если для друга всё иначе – ничего не имеет значения. Арно не сомневался, что Валентин любит его, но этого недостаточно. Мало ли случаев, когда хорошие люди любили мерзавцев? Да взять хоть самую скандальную историю десятилетней давности – Рокэ Алву и Эмильенну Карси. Он тоже её любил, даже цвета видел. А потом Эмильенна предала его и на всю жизнь сделала душевным калекой. Сам Арно не был знаком с Алвой, но Ли о нём рассказывал достаточно, чтобы понять – такой судьбы не пожелаешь и злейшему врагу. Если Валентин просто не может с собой справиться, если ему действительно так плохо рядом с Арно – надо помочь. Помочь разлюбить и уйти. Может быть, именно поэтому в последние годы Валентин стал таким холодным и отстранённым? Может быть, поэтому он перестал смеяться? Арно почувствовал, как перехватило дыхание. Невыносима даже мысль о том, что Валентин уйдёт – но мучить его дальше? Снова «доводить каждый день» до того, что ему уже порой не хочется жить? Нет. Но сначала они должны поговорить. Если Валентин любит его, и это было сказано лишь в пылу ссоры – всё наладится. Если же ему и впрямь так плохо и его удерживает только сексуальное желание – что ж, как-нибудь придётся справиться и с этим. Арно снова посмотрел на лицо Валентина, и ему захотелось прикоснуться. Обнять. Поцеловать. И забыть, наконец, про весь этот ужас. Вспышка боли в лодыжке ослепила. Арно рухнул с высокого табурета на пол и до крови прикусил губу. Молчать. Главное, молчать!
- Мне жаль, вассал Молний. Увы, я бессильна.
- Что?..
- Закат сжигает тебя, Арно Савиньяк. Надежды Юсти не оправдались. Ты оказался сильнее, чем он думал. Ты не доживёшь до рассвета. Я больше ничем не могу тебе помочь.
- Останься... с ним... Прошу…
Пока Валентин там, на диване, пока он беззащитен и беспомощен – пусть огненная кошка будет рядом. Она не может говорить с ним, но может спрятать и защитить. Только выживи, слышишь?
Арно собрался с силами, с трудом поднялся на ноги и вцепился в каминную полку. Поднял глаза на зеркало и вскрикнул. Валентин стоял напротив и радостно улыбался. А глаза у него всё-таки не серые – ярко-зелёные.
Окончание в комментариях
Вопрос: Понравился фик?
| 1. Да | 3 | (75%) | |
| 2. Нет | 0 | (0%) | |
| 3. Ничего так, но можно бы и лучше | 0 | (0%) | |
| 4. А картинки зачем? | 0 | (0%) | |
| 5. Под пиво сойдет | 0 | (0%) | |
| 6. Пиши еще! | 1 | (25%) | |
| Всего: | 4 Всего проголосовало: 3 |
||
@темы: картинки, ОЭ, фанфики, приддоньяк
вторник, 10 мая 2016
Название: Отпуск
Автор: НеЛюбопытное созданье
Категория: Слэш
Пейринг: Арно Савиньяк/Валентин Придд
Рейтинг: R
Жанр: Romance, fluff, modern-AU
Размер: Мини
Статус: Закончен
Дисклеймер: Ни на что не претендую, играюсь (Да, сама в шоке, что, наконец-то, доведено до ума. Осознаю, что выкладывать в мае фик про встречу Нового Года - это несколько не ко времени. Но так же осознаю, что обещала его еще зимой, так что тянуть до следующего декабря было бы совсем свинством. В задержке прошу винить реал.)
Традиционно, картинки к фику.
Подарки Габриэле:
- от брата
читать дальше
- от "половинки" брата
читать дальше
Подарки для Ирэны в той же последовательности
читать дальше
читать дальше
Подарки для неведомого науке зверя "полутеща-полусвекровь", она же - любимая мама
читать дальше
читать дальше
Покупка "с намеком" или подготовка к грядущим барбекю
читать дальше
Сувенир для Астрапа
читать дальше
"Кодировочный светильник"
читать дальше
Подарок Арно
читать дальше
Прогулка
читать дальше
читать дальшеВалентин открыл глаза и с удовольствием потянулся. Стрелки на фосфоресцирующем циферблате показывали десять часов утра. Везти Астрапа в пригородный дом Савиньяков предстоит ближе к вечеру. Он чуть скосил глаза и улыбнулся – Арно спал с таким откровенным удовольствием, что это было заметно даже со стороны. Валентин осторожно потянулся к полке над кроватью, куда временно поселил новоприобретенный личный оракул и любимые нефритовые шарики. Спать с Арно – сплошное удовольствие. Рядом можно устраивать хоть военный парад – не проснется. Бравый пожарник с утра способен воспринять только два звука: жуткий звон будильника и лай Астрапа. К остальному он глух.
Спать уже не хотелось, Валентин заложил руки за голову, и в памяти всплыло вчерашнее утро...
Запах свежего какао и горячих круассанов заставил Валентина открыть глаза и взглянуть на часы. Полдевятого утра. Арно в кровати не обнаружился. Любопытно… Первый день отпуска, достаточно бурная ночь – все условия для того, чтобы поспать подольше, а потом еще и не торопиться вылезать из постели, однако одному неугомонному спасателю не спится. Что-то не так.
Умывшись и одевшись, он медленно вошел в кухню. Арно, не оборачиваясь, махнул рукой на звук шагов.
- Доброе утро. Что у нас за катастрофа?
- Я намерен торжественно каяться и на коленях молить о прощении! - патетично провыл Савиньяк.
- Ну что ж, этого шоу я еще не видел. Приступай.
- Кхм… Э-э-э… А вот речь-то я подготовить и не успел. Ладно, тогда так: я проснулся сам, не разбудив тебя, выгулял Астрапа и приготовил завтрак. Видишь, какой я хороший?
- Вижу – это-то и подозрительно. В последний раз такое было... никогда.
- Валентин, прости меня, – Арно смотрел открыто и прямо. – Я не знал, что все выйдет всерьез. А должен был. Да и вообще все эти глупости с вечеринкой, с письмами... Я заигрался.
- Да, слегка, - улыбнулся Валентин. – Но я знаю, что ты этого не хотел. Все в порядке.
Он обнял Арно за плечи и потерся о шею носом, прекрасно понимая, почему так вышло. Сейчас тот растерян и не совсем знает, как себя вести. Всегда уверенный в себе, всегда спокойный, Савиньяк, несмотря на многочисленные романы, в том числе и достаточно серьезные, чувствовал настолько глубоко впервые в жизни. Валентин себе не лгал – самолюбию это изрядно льстило. Сам он тоже впервые привязался так сильно, но достаточно глубокие чувства у него уже бывали. И вспоминать обо всех глупостях, которые он тогда натворил, Валентин не любил.
За вкусным завтраком и ничего не значащими разговорами время пролетело быстро. Так всегда бывает – отдых по-настоящему чувствуется только на второй день, когда вдруг с утра понимаешь, что на самом деле не нужно никуда бежать и ничего делать.
Доев, Арно легко прикоснулся губами к губам и поднялся.
- Ты куда? – Валентин лениво повернул голову.
- Возьму газировки. Будем валяться и смотреть фильмы, так что лучше отнести сразу, чтобы потом не бегать.
Предложение было принято без возражений. Придд встал, чтобы помыть посуду, но его отвлек возглас Олененка.
- Твою мать!
Валентин обернулся. Арно стоял, держась за левую часть лица.
- Что с тобой?
- Запнулся и влетел в холодильник. Кажется, моя кухня решила отомстить мне за тебя, - вдруг рассмеялся Арно. – Поеду в отпуск с фингалом. Надеюсь, в аэропорту не придерутся.
Валентин фыркнул и подошел ближе.
- Не забывай, ты живешь с очень перспективным молодым врачом. Так что никаких синяков. Пошли лечиться.
Придд снова взглянул на Арно. Никаких признаков травмы не наблюдалось. Экстренное лечение помогло.
Валентин достал магический шар, легко его встряхнул и едва не рассмеялся вслух, увидев очередное предсказание: «Гулять. Да, с Астрапом. Да, я гад и садист». Арно предусмотрел все. Почти. Там ведь не сказано «немедленно»? Значит, можно не спешить, хотя сияющее за окном солнце и разоравшиеся птицы ясно давали понять, что погода чудесная. Тем более, Астрап мирно сопит под дверью, а издеваться над животными Валентин не привык – пусть лучше сам проснется.
«Гад и садист» тем временем повернулся к нему лицом, положил руку на живот и улыбнулся во сне. Валентин осторожно погладил растрепанные волосы, второй рукой вернул на полку магический шар, взял нефритовые шарики и начал привычно перекатывать их в ладони. Так думалось лучше. Стоит отдать Арно должное – его игра вышла блестящей. Но любопытно – Олененок хотел просто весело «отомстить» или в полной мере осознавал последствия? Сам Валентин до этой истории даже не предполагал, что умеет ревновать всерьез. Чувства, уже чуть больше года просто пузырившиеся на поверхности, как пена в ванне, стремительно углублялись, переплетались с близкой дружбой, врастали в душу. Приятное тепло растекалось по телу, как от порции хорошего коньяка, когда сначала привкус ощущается во рту, но главное удовольствие от благородного напитка наступает позже, согревая и расслабляя. Время тайных игр закончилось с равным счетом. Теперь пришло время сыграть открыто.
Две предыдущих ночи и вчерашнее утро принесли Валентину массу удовольствия. Ему действительно было хорошо, как никогда прежде. Смущало одно – Арно слишком осторожен. Валентин хорошо понимал, почему. В их первую ночь его тоже затапливали незнакомые прежде волны нежности, казалось, что проще отрезать себе руку, чем причинить Арно малейшую боль. Чувства крепли с каждым часом, и вместе с ними крепло желание заботиться, не причинять боли и неприятностей. Валентин знал, что так бывает в самом начале отношений, когда желание и эмоции туманят разум и избранник кажется хрупким ангелом, на которого страшно даже дышать. И пусть даже этот самый ангел каждый день проводит в огненном аду, спасая людей. Но еще Валентин знал, что следующий этап намного приятнее. Когда не остается места смущению, сдержанности, самоограничению. Когда яростную, безумную и грубую ночь сменяет другая – полная нежности, искренней, а не основанной на страхе обидеть или повредить. Первый этап он проходил со всеми, до второго дошел лишь раз, в старших классах, с Элизабет.
Осталось довести до этого и себя, и Арно. Валентин знал – разговоры не помогут. Эти барьеры нельзя разобрать по кирпичику, их нужно смыть волной, так, чтобы сразу и навсегда. На ум пришла детская игра «горячо-холодно». Только теперь никто не будет ничего прятать. Совсем напротив.
- Я даже боюсь предполагать, что ты затеял, - сонно потянулся проснувшийся Арно. – Судя по скорости, с которой ты перекатываешь шарики, мне грозит, самое меньшее, четвертование. А такую улыбку я видел только у Дракулы, когда он загрыз какого-то несчастного. Имей в виду – я буду защищаться!
Арно демонстративно натянул одеяло на голову и Валентин засмеялся. Пожалуй, сегодня стоит устроить «горячо». Завтра предстоит трудный день – сборы, перелет, размещение в отеле. Может оказаться не до игр. В прежних отношениях Валентин не играл никогда – он терпеть не мог примерять чужие маски, притворяться и лгать. К тому же никогда не знаешь, когда на твою игру обидятся, а то и манипулятором сочтут. Проще было без всего этого. Но Арно... Двадцать лет близкой дружбы гарантировали, что не будет никаких неожиданных серьезных обид, скандалов и оскорблений. А безграничное взаимное доверие открывало очень неожиданные горизонты. Например, как сейчас. Вся прелесть именно в том, что притворяться не придется и минуты. Всего лишь показать то искреннее, чего прежде просто не было, а год назад появилось и рвалось наружу.
Валентин ласково извлек готового к бою Арно из-под одеяла, быстро коснулся губами кончика его носа и зарылся пальцами в растрепанные волосы.
- Люблю.
- Верю, - Арно хитро прищурился. – Но не съезжай с темы. Какую игру ты затеял на этот раз? Я тебя, Заразу, знаю.
- Называется «Дойти до предела», - Валентин снова поцеловал растерянного и сонного Арно.
- В каком смысле? – Арно лениво ответил на поцелуй.
- Во всех.
Как Валентин и предполагал, Арно все понял сразу. Вот теперь стало интересно.
- Тебе предстоит непростая задача. У спасателей прекрасный самоконтроль.
- А у врачей талант находить подход к самым разным людям.
Валентин выбрался из постели и с неохотой оделся. Арно молча наблюдал за ним.
- Кстати, если вдруг тебе надоест вытаскивать людей из огня, смело можешь отправляться в гадатели. Магический шар пока не дал ни одного сбоя.
- С утра выпала прогулка с Астрапом?
- Да.
Валентин натянул свитер, расчесал волосы, собрал в рюкзак прогулочное имущество ретривера, вернулся к кровати, опустился на колени и принялся бездумно водить пальцем по груди Арно. Мгновенно сбившееся чужое дыхание заставило его торжествующе улыбнуться. Оказывается, играть в открытую ничуть не менее увлекательно.
- Рисуешь тайные знаки масонов? – выдохнул Арно.
Валентин ничего не ответил, только потянулся к губам. С прошлой ночи еще не зажили крошечные укусы. Мягкие губы подались навстречу охотно, и Арно сразу же приоткрыл рот, впуская дальше. Медленный, глубокий поцелуй заставил сердце биться сильнее, а в ушах что-то зазвенело.
Наконец, Валентин с огромным трудом заставил себя оторваться от Арно.
- Похоже, я тебя недооценил.
- Если ты думаешь, что это – предел, ты глубоко заблуждаешься, - светски отозвался Валентин, распахнув дверь и цепляя поводок к ошейнику Астрапа. – От нужного результата мы еще крайне далеки. Но я в нас верю.
- Эй! – возмутился Арно. – Куда это ты собрался после такого... Астрап подождет полчаса!
Пес возмущенно тявкнул и потянул Валентина за собой в коридор.
- Как видишь, он не согласен. Но я обещаю принести с прогулки подарок.
- Все-таки я тебя когда-нибудь убью, - сквозь зубы простонал Арно.
Надевая куртку, Валентин подумал, что это слишком жестоко – распалить любовника и оставить в одиночестве на час, а то и дольше. Но, с другой стороны, у Арно появился замечательный повод пофантазировать. Последнюю мысль Валентин не преминул озвучить. Ответом стала вылетевшая из спальни подушка.
- Пожалуйста, семь штук. И побольше сахарной пудры.
Валентин протянул деньги продавщице в лавочке с пончиками. Арно с ума от них сходит. Дай волю – съест сотню за раз.
- Гав?
- Уже идем домой, - отозвался Валентин. – Вот только купим нашему безобразию поесть, и сразу вернемся. Боюсь, если мы явимся без даров, он нас покусает.
- Гав, - скептически выразил свое мнение Астрап и радостно завилял хвостом.
Валентин взял ароматный бумажный пакет, кивнул Астрапу и быстро зашагал к дому. Они гуляли больше часа. Арно, наверное, готов его убить. И съесть на завтрак.
Ну, кто там держит лифт? Пешком подняться было бы в сто раз быстрее. Металлические двери, наконец, разъехались в стороны, и Валентин нажал кнопку с цифрой «7». Интересно, что Арно станет сейчас делать? Кстати... раз уж сегодня разрушение образа ангела он начал с разврата, лучше им же и продолжить. А завтра или послезавтра... будет видно. В игре без заранее намеченного плана тоже есть своя прелесть.
- Гав!
- Астрап, уверяю, если ты прекратишь дергать поводок, я найду ключи значительно быстрее.
Звук льющейся воды заставил Валентина улыбнуться. А это мысль... Их первая ночь начиналась почти так же... Придд быстро отнес ароматный пакет на кухню, вытащил один пончик и вернулся в коридор как раз, когда все стихло.
- Астрап, место, - тихо шепнул он на ухо псу.
Ретривер ласково потерся носом о его плечо и тихо, даже церемонно прошествовал к дивану. Иногда Валентину казалось, что Астрап понимает куда больше, чем они думают.
- Ага, вот теперь тебе деваться некуда, - радостно поприветствовал его Арно с порога ванной. – Готовься к смерти! О, а чем так вкусно пахнет?
Валентин расхохотался.
- Пончиками, - сквозь смех выдавил он и протянул Арно лакомство.
- Шпашибо. Кафнь отменяется, - с набитым ртом смилостивился грозный палач.
Да не за что, Арно. Все только начинается. Дождавшись, когда оголодавшее безобразие дожует последний кусок, Валентин быстро шагнул к нему, толкнул к стене и одним движением сдернул вниз джинсы и белье.
- Что ты...
Валентин с силой прихватил зубами низ живота, прерывая любые вопросы. Молчи. И наслаждайся. Сможем мы переступить собственные запреты, Арно? Утром, при свете, неожиданно, жадно и грубо – сможем?
- Сделать тосты? – Валентин доел последний пончик и отряхнул с рук белую пудру.
- Не надо, - помотал головой донельзя довольный Арно.
Валентин засмеялся. Савиньяк сейчас похож на пончикового Санта-Клауса – сахарная пудра на щеках, кончике носа, в уголках губ и на подбородке. Придд наклонился и медленно собрал посыпку губами, попутно целуя.
- Ну да, иногда я поросенок, - улыбнулся Арно.
- Ты забыл добавить «и горжусь этим», - парировал Валентин и отступил к раковине. – Поскольку сегодня у нас достаточно насыщенная программа, состоящая из осмотра квартиры и визита к твоей матери, я предлагаю ближайший час посвятить крайне необходимому и увлекательному занятию.
Он выдержал театральную паузу, с удовольствием отметив румянец на скулах Арно.
- Нет, не тому, о чем ты подумал. Ты не собрал чемодан.
- Ладно, - голосом ведомого на эшафот буркнул Арно, подошел ближе, потерся носом о шею и тихо прошептал в самое ухо. - Счет один-ноль в твою пользу. Это было... потрясающе.
Арно героически отправился на работу в рудник, то есть, собирать чемодан, а Валентин повернул кран и сполоснул чашки. Он был полностью согласен с Арно. Собственные жадные движения, бешеный темп, глаза в глаза в момент пика, солнце, которое сквозь кухонное окно бесстыдно освещало творившийся разврат... Все это ощущалось чем-то новым и изумительно приятным. Но это лишь первый шаг. И если он хоть что-нибудь знает об Арно, через несколько минут его ожидает ответ.
Валентин вернулся в спальню и с ногами забрался на кровать, безмятежно взирая, как Арно перебрасывает вещи из шкафа в чемодан.
- Когда ты понял? – Арно остановился напротив и посмотрел прямо в глаза.
Валентин сразу понял, о чем он спрашивает. Вот и ожидаемый реванш. Арно решил идти к пределу другой дорогой – откровенностью, обнажением того, о чем говорить труднее всего. И теперь он хочет услышать историю о том, когда и как Валентин понял, что видит в нем не только друга. Ну что ж, вызов принят.
****
Арно покидал в чемодан несколько футболок и рубашек-поло и придирчиво присмотрелся к остальному. Тащить с собой половину гардероба не хотелось – это девчонки пакуют все, что у них есть, независимо от того, едут на пару дней или переезжают. Нужно взять несколько удобных и стильных вещей, чтобы надеть можно было и на прогулку, и в ресторан, и на пляж. Так, слаксы, мокасины и джинсовая рубашка на случай, если станет прохладно. На десять дней вполне достаточно и не придется выслушивать ехидные комментарии Заразы. Не только Придд умеет производить впечатление.
Кстати, о комментариях.
- Ты решил теперь поиграть в молчанку? – поддел он любовника.
- Нет, думаю, с чего начать. Помнишь, ты начал встречаться с Сэнди?
- Сэнди? А, та неформалка с малиновыми волосами? Ты еще удивился, когда узнал, что она состоит в исследовательской группе, изучающей вулканы?
- Да, она. Наверное, она послужила катализатором. Сначала я никак не мог понять, чем она тебя зацепила – при взгляде на нее трудно было заподозрить, что ее IQ несколько выше, чем у лабораторной мыши. Сначала мне казалось, что ты с ней закрутил просто из интереса – девчонок с торчащими дыбом цветными прядями и с татуировками на всех открытых участках тела у тебя еще не было. Я думал, что это роман на пару дней, может, на неделю, но ты стал просто пропадать с ней, даже перенес несколько наших встреч. Наверное, это была обида, и, может, немного, дружеская ревность. Я не мог понять, как ты променял наше общение, нашу дружбу на девицу, с которой можно проводить время только в спальне. А потом ты нас познакомил и я понял, что с ней действительно интересно. Я сам с удовольствием с ней общался, пока однажды не зашел за тобой в кафе и не увидел, как вы оживленно разговариваете о чем-то. Ты смеялся, не сводил с нее взгляда, а потом стал ее целовать. В этот момент мне показалось, что я тебе вовсе не нужен – у тебя была не просто любовница, но и друг, вам было интересно проводить время не только в постели. И вы здорово смотрелись вместе, несмотря на то, что были такими разными – но у вас обоих горели глаза и вы так смотрели друг на друга… Я хотел уйти, но Сэнди меня заметила и окликнула. Мы неплохо провели вечер втроем, а потом я проводил вас до станции подземки, где мы разошлись – ты поехал провожать ее до дома. И тогда я почувствовал, что завидую ей – мне тоже хотелось провести это время с тобой, идти по ночному городу, разговаривая обо всем на свете, обнимаясь и смеясь. Еще несколько подобных встреч – и я понял, что дело не в том, что она претендует на мое место твоего лучшего друга, а в том, что я претендую на ее место в твоей жизни, в твоем сердце и в твоей постели. Поразмыслив, я пришел к выводу, что у меня есть дружба, так что, если я не хочу потерять то, что точно имею, лучше не лезть в твою личную жизнь. А через полтора месяца вы расстались – кстати, ты так и не сказал мне, почему. А еще через неделю или две я понял, что ты снова влюбился.
- Ясно. Сэнди тогда как раз добилась перевода в вулканологическую обсерваторию на Гавайях. На прощание она мне пожелала удачи с «любовью всей моей жизни», как она выразилась, и сказала, что нам было весело и при других обстоятельствах она бы обязательно сделала все, чтобы сохранить отношения, но выдерживать такую чудовищную конкуренцию она не в силах. Когда я ее спросил, что она имеет в виду, она сказала, что со стороны виднее то, на осознание чего мне еще нужно время, но от чего я совершенно точно не откажусь. Она просила передать тебе привет и сказать, что не намерена сражаться с тобой за мое внимание. Я тогда ответил, что мы с тобой друзья, лучшие друзья – но и только, а она рассмеялась и сказала, что дружба, конечно же, есть, но уже не только она. И что как бы нам ни было хорошо вдвоем, я всегда готов сорваться к тебе, а от встреч с ней отказываюсь, не задумываясь. Сэнди сказала, что мы с тобой на одной волне и что она всегда чувствовала себя третьей лишней, пытающейся вклиниться в отношения уже давно сложившейся пары. И что заслужить твое одобрение всегда было сложнее, чем прийти на семейный ужин, чтобы познакомиться с родителями парня.
Закончив упаковывать чемодан, Арно подошел к Валентину, взял его лицо в ладони и, глядя в глаза, договорил:
- Я сначала думал, что она так шутит, но вскоре понял, что нет. Я всегда в первую очередь думал о тебе, всех своих подружек представлял тебе, и мне было важно, что ты о них думаешь. Что, обсуждая с тобой девчонок, закончившиеся отношения и постельные приключения, я уже хочу, чтобы это были отношения с тобой и секс с тобой.
Зрачки Валентина расширились, затопив почти всю радужку. Он притянул Арно к себе и медленно поцеловал.
- Астрап, веди себя прилично. Если мама решит, что я тебя разбаловал, она и тебя, и меня снова воспитывать примется.
Словно бы оценив перспективы, ретривер присмирел и положил голову на колено, всем своим видом показывая, что второго такого пай-мальчика история еще не знала. Арно рассмеялся и потрепал любимца по шее, попутно прикидывая, не забыл ли он чего. Игрушки, поводок, миски, любимую щетку взял, корм мама всегда покупает сама, подстилку упаковал. Даже календарь не забыл: вот она повеселится – теперь все три сына хоть раз, но попали на первые полосы. Что ж, пора спускаться, такси прибудет с минуты на минуту.
- Валентин, давай быстрее. Кстати, а ты уверен, что ехать осматривать квартиру с собакой – хорошая идея?
- Разумеется. Во-первых, у владельца в этом случае не будет потом шанса нам отказать на том основании, что мы его не предупредили о животном. Во-вторых, я не думаю, что осмотр займет слишком много времени, поэтому даже ожидание такси выйдет дешевле, чем сначала ехать на осмотр, а потом возвращаться за Астрапом, чтобы отвезти его к твоей матери.
Оглядев стильно-небрежного Валентина, одевшегося так, что его «было бы не стыдно представить родителям», Арно фыркнул. Раз уж Зараза решил изобразить «приличного и перспективного молодого человека из очень хорошей семьи», то будем играть на контрасте: в конце концов, драгоценная родительница – последний человек в мире, которого можно удивить его безумным видом. А если один слишком умный хирург думает, что намеки проскочили мимо внимания – пусть подумает еще. Спору нет, в классических черных брюках и том самом черном джемпере с золотистыми снежинками, который он одалживал, когда коварно залил вином рубашку, Валентин выглядит таким элегантным, что хоть сейчас на ужин в загородный клуб. Что ж, ладно. Для контраста и намека подойдут черный свитер со снежинками, в котором он встречал Рождество и самые старые джинсы, извлекаемые из гардероба по особо торжественным случаям. Хм, кажется, в прошлый раз они с Астрапом увлеклись погоней за мячиком, чем и воспользовалось парковое ограждение, добавившее на штанину незапланированную потертость. Ну что ж, так даже лучше.
Закончив «наводить красоту», Олененок покрутился перед зеркалом и остался доволен: вытертые джинсы-карго на пару размеров больше, уютный свитер, алые кроссовки с подсветкой, и теплый дутый жилет, подсвеченный наушниками.
- Молодой человек, кто вы такой и как сюда проникли? – подкравшийся Валентин за ухо развернул его к себе лицом.
- Тебе что, не нравится? И почему на «вы»?
- Потому что при первом взгляде на тебя я решил, что здесь внезапно материализовался твой внебрачный племянник или неучтенный младший брат. Кажется, моя фраза про малолетку была пророческой, правда, я тогда имел в виду котенка. Ты выглядишь так, будто сбежал даже не из колледжа, а из старших классов школы. Хочешь, чтобы меня посадили за растление несовершеннолетних?
- Не беспокойся, хорошие врачи везде нужны. Я буду носить тебе передачки и трогательно ждать у ворот тюрьмы, - Арно скорчил самую невинную рожицу, на которую был способен и заглянул в глаза.
- Всегда знал, что не стоило с тобой связываться. Вот прямо с шести лет, - припечатал Валентин и отошел к разоравшемуся телефону. Кажется, такси уже подъехало.
Уже собравшись выходить, Арно бросил последний взгляд в зеркало и шкодливо улыбнулся. Любимые амулеты поверх свитера не наденешь, но это же не повод ничем не подчеркнуть свое прозвище. Быстро нацепив последнюю деталь, он, насвистывая, подхватил сумку и поводок и направился вниз.
Валентин, успевший расстелить одноразовую пеленку для Астрапа, при виде переливающихся оленьих рожек демонстративно закатил глаза.
- Детство играет?
- Мне нравится, - довольно улыбаясь, Арно плюхнулся на сиденье и поманил пса. – И вообще, могу я хотя бы в Рождество оторваться по полной?
- Можно подумать, ты не в Рождество этого не делаешь.
Придд подождал, пока Астрап заскочит на сиденье, закрыл за ним дверцу и, обойдя машину, устроился с другой стороны.
Олененок поймал взгляд своего отражения в зеркале заднего вида и залихватски подмигнул. Шутка удалась на славу – ободок был совсем не виден в волосах и оленьи рога казались естественной деталью. Да, вот просто растут рога на голове – бывает.
- Арно, я все понимаю, но сними их, пожалуйста.
- Ни за что!
- Арно, сейчас мы едем осматривать квартиру и осматривать будем с собакой. Это уже, в ряде случаев, повод отказать нам в сдаче жилья. Далее, ты оделся так, что тебе, без предъявления удостоверения личности, ни в одном баре алкоголь не продадут. И даже если ты...
Арно прижался к губам Валентина, пресекая ненужные нотации. Чуть прикусив напоследок нижнюю губу, он наклонился к его уху, медленно отвел каштановую прядь и тихо зашептал:
- Я далеко не так глуп, как тебе кажется. Полагаю, хозяин квартиры назначит более адекватную цену вчерашнему студенту, а не молодому и, судя по твоему виду, весьма процветающему бизнесмену или перспективному сотруднику солидной корпорации. За мной – адекватность цены, за тобой – гарантия стабильной ее оплаты. Мы удачно дополняем друг друга. А это, - Арно снял с головы ободок, - только для тебя, не волнуйся.
- А также для Астрапа с таксистом и пары сотен прохожих, - восстановив дыхание, съехидничал Валентин.
Скоро они подъехали. Дом находился в районе, где раньше были фабрики и заводы, но производства были либо закрыты совсем, либо перенесены в другие штаты или даже за границу. Огромные здания некоторое время пустовали, а потом из них сделали доходные дома. Не самые дорогие квартиры, достаточно просторные, с большим количеством света, пользовались спросом благодаря недавно сделанному ремонту, превратившему промышленные объекты в жилье, удобной планировке и близости к центру.
Их уже ждали. В холле стоял средних лет мужчина, представившийся Хуаном Суавесом. Они поднялись на последний этаж и оказались в небольшом коридоре.
- Простите, мистер Суавес, - Валентин окинул взглядом коридор. – Мне показалось, что здесь меньше дверей, чем в коридоре первого этажа.
- Так и есть, - кивнул домовладелец. – Дело в том, что последний этаж – это, своего рода, надстройка на крыше основного здания. Здесь раньше располагалось начальство этого производства, так сказать, чтобы далеко не ходить. Поэтому часть крыши свободна. Те квартиры, которые выходят окнами на уличный фасад, по планировке такие же, как и нижние, но квартира, которую мы сейчас осмотрим, отличается. Мои жильцы съезжают через пару недель – у них что-то сорвалось и они попросили продлить аренду на полмесяца, но сейчас квартиру можно осмотреть, я предупредил. В звонке вы упоминали, что вам самим было бы удобнее переехать во второй половине января, так что, если договоримся, то по срокам подходит всем сторонам, не так ли?
- Да, вы правы. Кстати, мистер Суавес, чтобы не было никаких недоразумений – мы специально приехали с собакой. У вас нет возражений против содержания питомцев? – уточнил Валентин.
- Ничуть. Ваш пес достаточно воспитан, чтобы не грызть мебель?
- Не волнуйтесь, Астрап знает, как себя вести – у нынешнего домовладельца к нам никаких претензий, - солнечно улыбнулся Арно. – Если хотите, я могу дать его номер, чтобы вы могли сами в этом убедиться.
- Тогда все в порядке. Можно погладить?
- Конечно. Астрап, сидеть.
- Умный пес, сразу видно, - одобрительно сказал Суавес, потрепав его между ушей. – Лабрадоры напоминают мне мейн-кунов – такие же сообразительные и дружелюбные. Эй, не нужно в меня так носом тыкаться! Все мои кошки дома, здесь только запах.
- У вас кошки?
- Да, моя жена – заводчица. Недавно окотилась наша юная звезда, отец – известный чемпион. Весь прайд едва ли не танцует вокруг выводка, наперебой вылизывают малышей и в очередь становятся, чтоб поухаживать за ними и поиграть.
- Весело у вас. Я правильно понял, что вы разводите как раз мейн-кунов? – поинтересовался Валентин.
- Их, - кивнул Хуан, нажимая кнопку звонка.
Дверь открыла миниатюрная русоволосая девушка, представившаяся Еленой.
- Проходите, проходите. Мы думали, что уже успеем съехать, поэтому тут везде коробки. С другой стороны, почти все наши вещи убраны и видна сама квартира. Хотите чаю?
- Спасибо, не утруждайтесь, - вежливо ответил Валентин, а Арно изобразил самую дружелюбную улыбку. – Мы постараемся не отнимать много времени.
- О, все в порядке. Это вы нас извините. Мистер Суавес был так любезен, что не выгнал нас с вещами. Фирма, которая должна была отремонтировать наш дом, задержалась с выполнением работ и тянула до последнего с известием об этом. Марсель сейчас как раз поехал туда, чтобы посмотреть, много ли еще осталось и не готовы ли хотя бы спальня и ванная, чтобы можно было переехать.
- Очень жаль, что так получилось. Надеюсь, все обойдется и вы скоро сможете справить новоселье, - понимающе кивнул Арно.
- Не буду мешать осмотру, - Елена улыбнулась и отошла к коробкам.
Арно осмотрелся. Просторная квартира, гостиная в которой была совмещена с кухней. Напротив входной двери несколько ступеней, ведущих, судя по всему, в спальню. Рядом с ванной небольшая комната, в которой оборудовали гардеробную.
- Эй, - Арно чуть задел Валентина локтем, - посмотри. Под ступенями можно будет устроить домик для Астрапа – тогда у него будет свое место и он перестанет претендовать на диван.
- Да, удобно. И там он точно будет застрахован от того, что ты в полусне наступишь ему на хвост или на лапу.
- Да ну тебя…
Почти всю стену гостиной занимало большое окно, немного не доходящее до пола. Арно даже прижмурился, представив, как здорово будет сидеть или валяться на широком низком подоконнике, глядя в окно. Нужно будет только набросать подушек – и вот еще один диван!
- Здесь есть балкон?
- Балкон? Где? – Арно подошел поближе и удивленно замер.
- А вот это как раз та особенность, о которой я говорил. Окна этой квартиры выходят не на улицу, а на крышу. Часть этой крыши огорожена и получается своеобразный внутренний дворик. Побегать здесь не удастся, но вынести несколько кресел или пару шезлонгов вполне возможно. Ограждение не даст вашему псу упасть. Получается бюджетный вариант пентхауса.
Арно подошел к окну и осмотрел площадку.
- Если хотите, выйдите и посмотрите поближе, - раздался голос Елены. – Летом там просто чудесно. Мы с Марселем будем немного жалеть об этой террасе. Правда, теперь у нас есть лужайка перед домом.
- Спасибо, если вы не возражаете, мы так и поступим, - кивнул Валентин.
Площадка, действительно, была такой, чтобы там можно было с комфортом разместиться. Арно проверил ограждение – достаточно прочное, чтобы удержать разбежавшегося пса и достаточно высокое, чтобы Астрап понял, что прыгать нельзя.
- Тебе нравится? – Валентин неслышно подошел и посмотрел на открывающийся вид. Не Центральный парк, конечно, но, в общем и целом, достаточно прилично, да и виден кусочек парка, где можно будет гулять.
- Фантастика, - искренне выдохнул Арно. – Вполне просторно для нас обоих, место для пса, даже отдельная гардеробная – не придется делить полки шкафа, тебе – пол-каморки и мне – пол-каморки. А на площадке здорово будет отдыхать. Пара складных кресел, барбекю – слушай, да у нас тут не квартира, а небольшой домик получается! А что по деньгам, ты уже спросил?
- Несколько дороже, чем мы платим сейчас, но, учитывая расположение и характеристики квартиры и то, что оплачивать аренду мы будем вдвоем, вполне приемлемо. На каждого, в итоге, получается примерно три четверти от нынешней платы. Твоя уловка удалась, мистер Суавес сказал, что «вчерашним студентам нелегко вставать на ноги, а молодежи надо помогать», так что даже слегка сбросил.
- Отлично! Ну, что, соглашаемся?
- Думаю, да. Давай только сначала спальню и ванную осмотрим.
- Перестраховщик.
- Знаешь, квартира, действительно, хорошая. Я бы предпочел остаться в ней вплоть до того дня, когда мы сможем позволить себе собственное жилье. Поэтому мне бы не хотелось, въехав, смазать впечатление от нее какой-нибудь мелочью, которую мы пропустили по собственной невнимательности. И искать потом новую квартиру. С тобой и собакой. Другое дело, когда известны все плюсы и минусы и можно заранее к ним подготовиться.
- Понятно, пошли.
Основное пространство спальни занимала удобная двуспальная кровать, низкая и широкая. Скользящая раздвижная дверь не мешала и открывалась легко и бесшумно.
- А, самое главное, такую дверь проблемно поддеть носом и прокрасться к кровати, - прокомментировал Валентин.
Свет попадал в спальню из окна-колодца, расположенного напротив кровати, над длинным широким столом, где, не мешая друг другу, они вполне могли разместиться вдвоем.
- Ну вот, здесь есть, где устроится с ноутом и до кровати ползти недалеко. И свои справочники расставишь.
- Да, это удобно. Что ж, нас все устраивает, мистер Суавес, полагаю, мы можем больше не докучать мисс Елене. Спасибо, что согласились уделить нам время, мисс, счастливого Нового Года и удачного новоселья.
- Спасибо! И мне было совсем несложно – напротив, с этой квартирой связано столько хороших воспоминаний и я очень рада тому, что новые жильцы будут так же ее любить, как и мы.
- Не сомневайтесь, мисс, - рассмеялся Арно, протягивая девушке расписной елочный шар, - мы будем о ней заботиться.
Попрощавшись с домовладельцем и договорившись подъехать для подписания договора после отпуска, они вернулись в машину.
- Астрап, на пеленку, - скомандовал Валентин,
- Да он и сам способен сообразить, зачем здесь подстилка, - заступился за приятеля Арно, плюхаясь на середину сиденья и доставая рожки. – И вообще, хватит командовать. Он и лапы-то промочить не успел.
- Порядок есть порядок, - Валентин сел с другой стороны, словно бы невзначай прижимаясь и поглаживая колено.
Особняк встретил их сиянием огней, запахом коричных булочек, марципана, имбирных пряников и глинтвейна. Увидевший знакомые с детства кварталы Астрап радостно залаял, заелозил по сидению и уткнулся носом в стекло, видимо, надеясь продавить его и добежать своим ходом.
- Надо же, - рассмеялся Арно, - не забыл, на какой лужайке вырос!
- А почему он должен забывать? Ты только год, как от родителей съехал.
Пока они расплачивались с таксистом, Астрап вырвался из салона и, победно гавкнув, запрыгнул в сугроб, не иначе, собранный садовником специально к их приезду. На шум на крыльцо вышла мама, как всегда роскошно-небрежная в бархатных шароварах, струящейся тунике, перехваченной массивным ремнем на бедрах и меховом жилете. А украшения она надела те самые, привезенные из круиза. Арно вспомнил, как полдня бродил по ювелирным лавкам, выискивая что-то особенное – при его нелюбви к шопингу это было сродни подвигу – пока, наконец, не нашел этот комплект из серебра. Массивные браслеты, серьги, перстни и подвеска на затейливой цепи с кораллами, бирюзой, жемчугом и нефритами в арабском стиле совершенно очаровали Олененка и он тут же купил их, не сомневаясь, что матери они пойдут. Арлетте, действительно, понравился подарок, она даже вдохновилась на создание серии украшений, которые мгновенно были раскуплены самыми продвинутыми модницами Нью-Йорка.
Арно улыбнулся – мало кто верил ему с первого раза, когда он представлял маму, настолько молодой она выглядела. Пару месяцев назад, когда он без предупреждения приехал ее навестить, она гуляла в сквере и он отправился туда, чтобы встретить. Расшалившись, подкрался сзади и закрыл ей глаза ладонями, а недавно переехавший в их район мужчина это увидел. Как же он тогда возмущался! Громко выговаривал то Арно, называя его жиголо, охотящимся за состоятельными женщинами старше себя, то Арлетте, за то, что она, уважаемая в обществе дама, в отсутствие мужа прилюдно поощряет мальчишку, готовая оплачивать его внимание. Послушав некоторое время пафосные речи, мама, не выдержав, фыркнула и сказала, что видимо, ей следует счесть подобные слова комплиментом, после чего развернулась и ушла, подхватив Арно под руку. Как потом рассказали соседи, этот господин был ужасно недоволен таким оскорблением морали, а потом не знал, куда деваться от стыда, когда ему объяснили, что «жиголо» - на самом деле ее младший сын.
Второй причиной неверия была мамина профессия – люди спокойно воспринимали дам-модельеров, но невероятно удивлялись, когда выяснялось, что хрупкая женщина – самый настоящий ювелир. Много лет мама работала ведущим дизайнером в крупном ювелирном доме, но с каждым годом бюрократии становилось все больше, а времени и сил для творчества оставалось все меньше. В итоге, к своему пятидесятилетию Арлетта сделала себе подарок, уйдя из компании и став свободным художником, работающим исключительно с драгоценными и полудрагоценными камнями, золотом, серебром и платиной. К тому времени у нее уже было имя и многие клиенты дома предпочли иметь дело с ней, заказывая украшения по индивидуальным эскизам, а время от времени Арлетта делала коллекции без предварительного заказа и они каждый раз пользовались успехом.
- Здравствуй, дорогой. – Арлетта обняла сына и поцеловала в щеку. – Ты выглядишь… празднично.
- Спасибо, мам, я старался.
- Я вижу, милый, ты просто-таки светишься, видимо, от счастья. Здравствуй, Валентин.
- Добрый вечер, мадам Савиньяк, - Валентин улыбнулся и церемонно поцеловал ее руку. Он знал, что Арлетте больше нравится французское обращение и что мама Арно неодобрительно относится к тому, что в современной Европе так активно стараются стереть все различия между полами, доходя порой до абсурда.
- Идемте в дом, глинтвейн готов и выпечка тоже ждет. Без имбирных пряников и Рождество – не Рождество, не так ли?
Загнав Астрапа в дом, Арно занес и собачье приданое, после чего отправился в гостиную, на ходу доставая календарь из рюкзака.
- Мам, это тебе. Можешь сразу на июле открыть.
- Наслышана. Что ж, оценим, из-за чего столько шума. – Арлетта пролистала календарь и улыбнулась. – Отличное фото, дорогой! Кстати, Лионель уже звонил и просил передать, что если ты захочешь сменить род занятий, то у него есть на примете несколько серьезных предложений.
- Да, да, обязательно, - кивнул Арно. – Вот как только окончательно рехнусь, так сразу и сменю свою работу на карьеру фотомодели.
- Верю, Арно. Я только передала, а как тебе жить, решай сам.
Звонок телефона отвлек Арлетту и она ушла в кабинет, унося календарь.
- Ты слышал? – Олененок куснул Валентина за шею. – Нас, можно сказать, только что благословили.
- Думаю, твоя мать имела в виду твою профессиональную деятельность, а не личную жизнь.
- А в мою личную жизнь родители никогда не вмешивались, - уже в поцелуй прошептал Арно.
Увлекшись, они не расслышали легкие шаги.
- Кхм… Арно. Ты не мог бы… отвлечься?
Арно отпустил Валентина и уселся рядом, почувствовав, как против воли кончики ушей начинают гореть.
- Звонил отец. Он передавал всем приветы и сообщал, что исследования идут полным ходом, а также прислал записи северного сияния, которые засняли как раз в рождественскую ночь. Очень красиво.
Олененок кивнул. Отец был исследователем-полярником, часто отсутствовал по полгода.
- Мадам Савиньяк, я могу объяснить…
- Валентин, я вполне способна отличить дружеские объятия от… иных. Не могу сказать, что испытываю искреннюю радость по этому поводу, но вы уже взрослые и не мне указывать вам, как жить. Однако, если вас не затруднит, соблюдайте правила приличия.
- Да, мама.
- Да, мадам Савиньяк.
- Хорошо. А вот и глинтвейн.
Арно выдохнул. Легко отделались. Когда десять лет назад Лионель привел в дом любовника и представил его матери, было куда хуже. Мама никогда не опускалась до скандалов и криков, но после этого она месяц разговаривала с Лионелем подчеркнуто-официальным тоном. Потом было много всего – Ли и ругался с ней, и скрывал отношения, и разговаривать пытался неоднократно, но мама смирилась только через семь лет. А на восьмой братец неожиданно возьми, да и влюбись в какую-то очередную девчонку «с обложки». Мама тогда только плечами пожала и сказала, что ничего другого она от «вашего модельного мира» и не ожидала.
С самого утра Арно делал все, чтобы Валентин не заметил, как он боялся, что мать оттолкнет и осудит и их тоже. Арно делалось плохо при одной лишь мысли, что больше нельзя будет позвать Валентина в гости, подняться вместе в его старую комнату и вспомнить детство, просидев весь день за старой компьютерной приставкой. Но, кажется, пронесло. Мама, конечно, не так счастлива, как в тот день, когда Эмиль прислал ей по электронной почте фотографию своей невесты, но все-таки любит Валентина и не собирается выставлять их из дома.
Поцелуй Арно тоже спровоцировал нарочно. Этому его всегда учил отец – от опасности нельзя прятаться, нужно идти ей навстречу. А Эмиль добавлял: «Ожидание казни хуже самой казни».
Они просидели так около часа, вспоминая детские проделки и делясь планами на будущее. Маме понравилось описание новой квартиры и Арно пригласил ее побывать в гостях после переезда.
Потом они еще час бегали наперегонки с Астрапом по мягкому снегу, перебрасываясь снежками, а Арлетта сидела на веранде, закутавшись в плед и потягивая подогретое вино.
****
- Валентин, просыпайся.
Тихий шепот и теплая ладонь на плече. Валентин сонно потянулся за поцелуем. Прикосновение мягких губ только усилило желание остаться в кровати и никуда не идти. Вчера они так устали, что едва вернувшись в квартиру, доползли до кровати и заснули. Вопреки уже сложившемуся обычаю, Арно перед сном даже не острил, не вредничал и не устраивал из постели поле боя. Он просто прижался, крепко обнял, поцеловал в плечо и так пролежал молча почти час. А потом провалился в сон. Валентин знал, почему. Он и сам наблюдал, как мадам Савиньяк реагировала на романы Лионеля и опасался того же. Однако первое препятствие пройдено без особого труда. Дальше будет хуже. Маме все равно, она росла в семье со свободными, на взгляд Валентина, даже излишне свободными, нравами. Но вот его собственный отец и отец Арно... Впрочем, об этом можно подумать и после отпуска.
Арно отстранился и зарылся ладонью в волосы. Любимая и уже ставшая привычной ласка.
Валентин открыл глаза и быстро заморгал. Без привычного сопения и лая Астрапа в квартире как-то пусто. Яркий солнечный свет неприятно бил в глаза. Стоп. Солнечный свет?!
- Арно! Который час?
- Успокойся, - улыбнулся Савиньяк. – Я уже все сделал, общие вещи собрал, такси вызвал, все электричество в квартире отключил. Тебе осталось только проснуться, позавтракать и одеться.
Валентин промолчал и улыбнулся. Позаботиться о нем в критическую минуту Арно умел всегда, но такие ежедневные мелочи согревали не меньше.
- Как тебе удалось меня не разбудить? – Валентин сел, скрестив ноги, взял из рук Арно горячую кружку и плитку любимого шоколада с мятой и солью. В душ можно и потом, сейчас здесь слишком хорошо.
- Ну, как, - уже полностью одетый Савиньяк тоже забрался на кровать, устроился рядом, отломил себе кусочек плитки и продолжил перебирать спутанные со сна пряди. - Я все утро ходил на цыпочках, как настоящая балерина. И обложил всю квартиру матрасами. Ладно, не смотри на меня так скептически, я просто дверь за собой закрыл.
Валентин улыбнулся, поднес кружку к губам, отпил и прижмурился.
- М-м-м, отличное какао, Арно. Правда, теперь будет несколько затруднительно проснуться – оно, вообще-то, очень расслабляет.
- Я просто подумал – ты озвереешь без хорошего кофе за десять дней, вот и решил еще раз попытаться приучить тебя к альтернативным вариантам. А на месте я поищу для тебя приличную кофейню.
- Получилось почти идеально. И насчет кофейни мысль прекрасная – не думай, что я забуду.
- Я рад, что ваше высочество довольно, - громко фыркнул Арно и потерся носом о плечо.
- Вполне, вполне. Пожалуй, массовые казни на сегодня отменяются.
- И я даже в отпуске умудрился кого-то ненароком спасти.
- Таков твой тяжкий крест, ничего не поделаешь.
Арно спрыгнул с постели.
- Заканчивай завтрак и собирайся, ладно? Я проверю все еще раз. Кстати, места в самолете я нам забронировал, в ряду два кресла. За труды требую места у иллюминатора.
- Оно и так всегда твое, - улыбнулся Валентин, сгрыз последний кусочек шоколадки и вздохнул.
У Арно наверняка имеется стратегический запас, так что страдать недолго, но все равно обидно.
- Да, - уже на пороге комнаты кивнул Савиньяк, – взял я с собой твои шоколадки. На весь отпуск хватит, не горюй.
- Взлетаем! – радостно толкнул его локтем Арно. – Смотри!
Валентин чуть наклонился вперед, с удовольствием наблюдая, как суетливый Нью-Йорк остается вдалеке.
- Когда мы будем возвращаться, будет еще лучше, у нас ночной рейс, увидим иллюминацию.
- Я так устал, - тихо пожаловался Арно, откинувшись на спинку. – Не год, а какой-то дурдом. Но самое ужасное, что это мой любимый дурдом.
- Честно говоря, когда ты на предпоследнем курсе перешел в школу пожарных, половина университета думала, что ты лишился рассудка.
- Я и сам так думал, - тепло улыбнулся Арно. – Знаешь, я ведь еще на втором курсе понял, что медицина – это не мое.
- Я тебе говорил об этом еще до поступления.
- Я не понимал, куда хочу и пошел вместе с тобой. Мы же всегда хотели вместе быть героями, спасать людей, помнишь? А куда идти будущему герою? Ясное дело – в хирургию. Только я не умею, как ты – ты спокойный. А я психую. Куда мне операции проводить, я ж пациента тем скальпелем просто прирежу. А на аппаратах потом еще и поджарю.
- Хирургия тебе, действительно, не подходит, - кивнул Валентин. – Но и я бы не мог, как ты. Если в том фильме показали правду, я не понимаю, как ты еще не сошел с ума или не очерствел окончательно. Я уже и не спрашиваю, как тебе смелости хватает лезть в это пекло.
- Зато я в аду буду, как дома, а рай мне все равно не светит, - усмехнулся Арно. – На самом деле, в фильме, конечно, слегка драматизируют. У нас, как и у вас, рутины тоже хватает – отчеты, дежурства, ложные вызовы. Знаешь, кого я больше всего ненавижу?
- Симулянтов?
- Да. Ты понимаешь, - Арно нервно передернул плечами и нахмурился. – Вот звонит такой очередной мерзавец и орет дежурной, что у него дом горит, и он ранен из пяти автоматов разом и вообще уже давно умер. Выезжаем, спешим на место, и что? Взрослый бородатый мужик спьяну палец порезал. Кран дома сломался. У младенца, цитирую, «сопельки», спасите-помогите! А за то время, пока мы к этим дуракам едем, пока обратно – кто-то на самом деле лежит под обломками, не может выбраться из горящей машины или что-то еще. И из-за одного такого паникера-симулянта ежедневно кто-то умирает. А меня бесит бессилие! – Арно сжал кулаки. – Я же ничего сделать не могу, понимаешь, Валентин? Ничего! Нам передали вызов – мы обязаны ехать. И всякий раз, уезжая от такого дурака, только молишься, чтоб успеть помочь следующему, чтобы спасти, не опоздать, не обнаружить, приехав, под руинами обгоревший труп. А у нас даже времени нет объяснять каждому, что с «сопельками» надо с утра к врачу идти, порезанный пальчик можно пластырем заклеить, а кран чинят водопроводчики.
- Понимаю, - медленно кивнул Валентин и крепко сжал его плечо.
Именно по этой причине он в свое время отказался от работы на скорой. Таких симулянтов слишком много, а те, кому вовремя не оказали из-за них помощь, снятся потом тебе, не им.
- Прости, что загрузил, - Арно чуть улыбнулся. – Достало все.
- Знаю. Лететь еще примерно час, ты не хочешь поспать? Ты очень плохо спал ночью, да еще и вскочил черт знает во сколько.
- Хочу, - Арно благодарно опустил голову ему на плечо и уютно прижался. – Кстати, я тебе забыл сказать – я с утра купил игру «Правда или действие?», думаю, развлечемся вечером в отеле. Хотя я уж не представляю, чего ты обо мне не знаешь.
- Как и ты обо мне, - Валентин улыбнулся.
Отличная идея, Арно. Развлечемся, обязательно. Ты даже не представляешь, как весело нам будет. Но только не сегодня.
- Наконец-то! – Арно сбросил кроссовки, рухнул на огромную двуспальную кровать и тут же включил кондиционер. – Я думал, что по дороге до отеля заживо испекусь! Ну и жарища!
- Да, погода великолепная, - Валентин присел рядом, скидывая ботинки.
Комната была не слишком большой, но удобной. Большая двуспальная кровать, напротив комод с плазменным телевизором, слева от кровати окно с видом на океан, а справа – выход в небольшую прихожую и ванную.
- Я в ванную, - Арно вскочил и принялся копаться в чемодане в поисках плавок. – Потом сразу идем купаться!
- Как скажешь, - Валентин улыбнулся.
После утомительной дороги и южного пекла забраться в прохладную воду хотелось до невозможности. А собственно, почему бы и нет? Тем более, что им досталась комната с ванной, а не с душевой кабиной. Неожиданно, но удачно. Он быстро разделся, вытащил собственные плавки и вежливо постучал в незапертую дверь.
- Я еще даже не залез! – возмущенный Арно распахнул дверь и тут же настороженно замер. – Что тебе?
- Соскучился по твоему прекрасному обществу, - усмехнулся Валентин и провел раскрытой ладонью по обнаженному животу Арно. – Кроме того, ты обычно столько плещешься даже в душе, что я там успею состариться. Так что изволь потесниться.
Арно понимающе улыбнулся и посторонился, впуская Валентина внутрь и запирая дверь.
- Позволь поинтересоваться, - Валентин снял белье, забрался в ванну и повернулся к Арно. – У нас имеется неучтенный попутчик? Ты спрятал в чемодан Астрапа?
- Что?
- Сформулирую проще, - смилостивился Валентин. – От кого ты запер дверь? Ты ожидаешь гостей? Смею напомнить, что дверь номера заперта, ключ в замочной скважине, снаружи висит табличка «Не беспокоить», так что неожиданным визитом горничной можешь не оправдываться.
- Ах, вот ты о чем, - Арно улыбнулся, влез следом, крепко обнял со спины и принялся целовать и покусывать плечи. – Если вас, врачей, этому не учат, то имею честь тебе сообщить: замки предназначены не только для того, чтобы не впускать кого-то внутрь, но и для того, чтобы кое-кого слишком резвого отсюда не выпустить.
- Ты столь низкого мнения о собственных умениях, что ожидаешь моего панического бегства? – удивился Валентин.
Арно ничего не ответил, только развернул его к себе лицом и глубоко поцеловал. Валентин не успел выдохнуть, как почувствовал, что Арно опустил руку и ласкает одновременно и себя, и его. Странно смущаться после всего, что между ними уже было, но Валентин вдруг почувствовал, как лицо обдало жаром. Ласкать друг друга – нормально, правильно, привычно, но это... Со стороны это выглядело невинней всего, чем они занимались прежде, но Валентин горел и сам не понимал, от чего – от смущения, от желания, от разгорающейся страсти, от... новой, иной близости?
- Ты в порядке? – Арно ласково погладил затылок, которым Валентин в минуту пика в ванной приложился о стенку.
- Жить буду, - улыбнулся Валентин. – Ты...
- Ты сам предложил эту игру, - Арно поднялся с кровати. – Ты же не думал, что она будет вестись в одни ворота, правда?
- Более того, - Валентин затянул завязки на плавках и подошел к нему ближе. – Я был бы искренне разочарован, если бы ты ее не подхватил.
- Пошли! - Арно встряхнул еще влажными волосами.
- Полотенца выдаются на пляже, ключи от номера сдаются администратору. Полагаю, можно ничего с собой не брать.
- Ты оставишь в номере телефон? – удивился Арно. – Ты же с ним никогда не расстаешься!
- У меня отпуск. Законный и заслуженный. И я не хочу слышать никого, кроме тебя.
Валентин отключил звук у обоих мобильников, забросил их вместе с деньгами и документами во встроенный в шкаф сейф с шифром и последовал за Арно.
- Спасатели – один, врачи – ноль! – радостно завопил Арно, с разбега плюхнувшись в волны. – Я тебя обогнал!
- Ладно, признаю, - Валентин подгреб к нему и попытался отдышаться. – Я потерял форму. Надо наверстывать. Раньше мы шли на равных.
- Хочешь, вернемся домой и будем бегать по утрам? Заодно и с Астрапом будем гулять вместе.
- Пожалуй, - согласился Валентин. – А сейчас давай проверим, как у тебя с плаванием?
- На время? – Арно кивнул на свои водонепроницаемые часы. – Заплыв на десять минут?
- Для начала сойдет, - Валентин с удовольствием окунулся с головой и сразу же вынырнул. – Ставь таймер.
- Я вырубаюсь, - сонно пробормотал Арно, едва коснувшись щекой подушки. – Давай поиграем завтра?
- Я тоже, - Валентин широко зевнул. – День оказался очень насыщенным, так что отключайся с чистой совестью.
Сборы с утра, перелет, почти три часа в океане, обед, долгая прогулка по самому отелю и окрестностям и ночной часовой заплыв. Неудивительно, что Арно чуть не уснул уже по дороге. Валентин и сам устал. Ничего, впереди еще девять дней, времени хватит и для бурного веселья и для спокойного ленивого отдыха, который уже давно нужен им обоим. Он легко поцеловал уже задремавшего Арно и прикрыл глаза. Хотелось подумать, что так уютно ему было никогда, но мимолетная мысль оказалась бы ложью. Было. С шести лет было именно так – уютно, тепло и надежно. И только в самой глубине души приятно щекотало предчувствие новых необычайных приключений, фантазия на которые у Арно не иссякала никогда.
Окончание в комментариях
Автор: НеЛюбопытное созданье
Категория: Слэш
Пейринг: Арно Савиньяк/Валентин Придд
Рейтинг: R
Жанр: Romance, fluff, modern-AU
Размер: Мини
Статус: Закончен
Дисклеймер: Ни на что не претендую, играюсь
(Да, сама в шоке, что, наконец-то, доведено до ума. Осознаю, что выкладывать в мае фик про встречу Нового Года - это несколько не ко времени. Но так же осознаю, что обещала его еще зимой, так что тянуть до следующего декабря было бы совсем свинством. В задержке прошу винить реал.)Традиционно, картинки к фику.
Подарки Габриэле:
- от брата
читать дальше
- от "половинки" брата
читать дальше
Подарки для Ирэны в той же последовательности
читать дальше
читать дальше
Подарки для неведомого науке зверя "полутеща-полусвекровь", она же - любимая мама
читать дальше
читать дальше
Покупка "с намеком" или подготовка к грядущим барбекю
читать дальше
Сувенир для Астрапа
читать дальше
"Кодировочный светильник"
читать дальше
Подарок Арно
читать дальше
Прогулка
читать дальше
читать дальшеВалентин открыл глаза и с удовольствием потянулся. Стрелки на фосфоресцирующем циферблате показывали десять часов утра. Везти Астрапа в пригородный дом Савиньяков предстоит ближе к вечеру. Он чуть скосил глаза и улыбнулся – Арно спал с таким откровенным удовольствием, что это было заметно даже со стороны. Валентин осторожно потянулся к полке над кроватью, куда временно поселил новоприобретенный личный оракул и любимые нефритовые шарики. Спать с Арно – сплошное удовольствие. Рядом можно устраивать хоть военный парад – не проснется. Бравый пожарник с утра способен воспринять только два звука: жуткий звон будильника и лай Астрапа. К остальному он глух.
Спать уже не хотелось, Валентин заложил руки за голову, и в памяти всплыло вчерашнее утро...
Запах свежего какао и горячих круассанов заставил Валентина открыть глаза и взглянуть на часы. Полдевятого утра. Арно в кровати не обнаружился. Любопытно… Первый день отпуска, достаточно бурная ночь – все условия для того, чтобы поспать подольше, а потом еще и не торопиться вылезать из постели, однако одному неугомонному спасателю не спится. Что-то не так.
Умывшись и одевшись, он медленно вошел в кухню. Арно, не оборачиваясь, махнул рукой на звук шагов.
- Доброе утро. Что у нас за катастрофа?
- Я намерен торжественно каяться и на коленях молить о прощении! - патетично провыл Савиньяк.
- Ну что ж, этого шоу я еще не видел. Приступай.
- Кхм… Э-э-э… А вот речь-то я подготовить и не успел. Ладно, тогда так: я проснулся сам, не разбудив тебя, выгулял Астрапа и приготовил завтрак. Видишь, какой я хороший?
- Вижу – это-то и подозрительно. В последний раз такое было... никогда.
- Валентин, прости меня, – Арно смотрел открыто и прямо. – Я не знал, что все выйдет всерьез. А должен был. Да и вообще все эти глупости с вечеринкой, с письмами... Я заигрался.
- Да, слегка, - улыбнулся Валентин. – Но я знаю, что ты этого не хотел. Все в порядке.
Он обнял Арно за плечи и потерся о шею носом, прекрасно понимая, почему так вышло. Сейчас тот растерян и не совсем знает, как себя вести. Всегда уверенный в себе, всегда спокойный, Савиньяк, несмотря на многочисленные романы, в том числе и достаточно серьезные, чувствовал настолько глубоко впервые в жизни. Валентин себе не лгал – самолюбию это изрядно льстило. Сам он тоже впервые привязался так сильно, но достаточно глубокие чувства у него уже бывали. И вспоминать обо всех глупостях, которые он тогда натворил, Валентин не любил.
За вкусным завтраком и ничего не значащими разговорами время пролетело быстро. Так всегда бывает – отдых по-настоящему чувствуется только на второй день, когда вдруг с утра понимаешь, что на самом деле не нужно никуда бежать и ничего делать.
Доев, Арно легко прикоснулся губами к губам и поднялся.
- Ты куда? – Валентин лениво повернул голову.
- Возьму газировки. Будем валяться и смотреть фильмы, так что лучше отнести сразу, чтобы потом не бегать.
Предложение было принято без возражений. Придд встал, чтобы помыть посуду, но его отвлек возглас Олененка.
- Твою мать!
Валентин обернулся. Арно стоял, держась за левую часть лица.
- Что с тобой?
- Запнулся и влетел в холодильник. Кажется, моя кухня решила отомстить мне за тебя, - вдруг рассмеялся Арно. – Поеду в отпуск с фингалом. Надеюсь, в аэропорту не придерутся.
Валентин фыркнул и подошел ближе.
- Не забывай, ты живешь с очень перспективным молодым врачом. Так что никаких синяков. Пошли лечиться.
Придд снова взглянул на Арно. Никаких признаков травмы не наблюдалось. Экстренное лечение помогло.
Валентин достал магический шар, легко его встряхнул и едва не рассмеялся вслух, увидев очередное предсказание: «Гулять. Да, с Астрапом. Да, я гад и садист». Арно предусмотрел все. Почти. Там ведь не сказано «немедленно»? Значит, можно не спешить, хотя сияющее за окном солнце и разоравшиеся птицы ясно давали понять, что погода чудесная. Тем более, Астрап мирно сопит под дверью, а издеваться над животными Валентин не привык – пусть лучше сам проснется.
«Гад и садист» тем временем повернулся к нему лицом, положил руку на живот и улыбнулся во сне. Валентин осторожно погладил растрепанные волосы, второй рукой вернул на полку магический шар, взял нефритовые шарики и начал привычно перекатывать их в ладони. Так думалось лучше. Стоит отдать Арно должное – его игра вышла блестящей. Но любопытно – Олененок хотел просто весело «отомстить» или в полной мере осознавал последствия? Сам Валентин до этой истории даже не предполагал, что умеет ревновать всерьез. Чувства, уже чуть больше года просто пузырившиеся на поверхности, как пена в ванне, стремительно углублялись, переплетались с близкой дружбой, врастали в душу. Приятное тепло растекалось по телу, как от порции хорошего коньяка, когда сначала привкус ощущается во рту, но главное удовольствие от благородного напитка наступает позже, согревая и расслабляя. Время тайных игр закончилось с равным счетом. Теперь пришло время сыграть открыто.
Две предыдущих ночи и вчерашнее утро принесли Валентину массу удовольствия. Ему действительно было хорошо, как никогда прежде. Смущало одно – Арно слишком осторожен. Валентин хорошо понимал, почему. В их первую ночь его тоже затапливали незнакомые прежде волны нежности, казалось, что проще отрезать себе руку, чем причинить Арно малейшую боль. Чувства крепли с каждым часом, и вместе с ними крепло желание заботиться, не причинять боли и неприятностей. Валентин знал, что так бывает в самом начале отношений, когда желание и эмоции туманят разум и избранник кажется хрупким ангелом, на которого страшно даже дышать. И пусть даже этот самый ангел каждый день проводит в огненном аду, спасая людей. Но еще Валентин знал, что следующий этап намного приятнее. Когда не остается места смущению, сдержанности, самоограничению. Когда яростную, безумную и грубую ночь сменяет другая – полная нежности, искренней, а не основанной на страхе обидеть или повредить. Первый этап он проходил со всеми, до второго дошел лишь раз, в старших классах, с Элизабет.
Осталось довести до этого и себя, и Арно. Валентин знал – разговоры не помогут. Эти барьеры нельзя разобрать по кирпичику, их нужно смыть волной, так, чтобы сразу и навсегда. На ум пришла детская игра «горячо-холодно». Только теперь никто не будет ничего прятать. Совсем напротив.
- Я даже боюсь предполагать, что ты затеял, - сонно потянулся проснувшийся Арно. – Судя по скорости, с которой ты перекатываешь шарики, мне грозит, самое меньшее, четвертование. А такую улыбку я видел только у Дракулы, когда он загрыз какого-то несчастного. Имей в виду – я буду защищаться!
Арно демонстративно натянул одеяло на голову и Валентин засмеялся. Пожалуй, сегодня стоит устроить «горячо». Завтра предстоит трудный день – сборы, перелет, размещение в отеле. Может оказаться не до игр. В прежних отношениях Валентин не играл никогда – он терпеть не мог примерять чужие маски, притворяться и лгать. К тому же никогда не знаешь, когда на твою игру обидятся, а то и манипулятором сочтут. Проще было без всего этого. Но Арно... Двадцать лет близкой дружбы гарантировали, что не будет никаких неожиданных серьезных обид, скандалов и оскорблений. А безграничное взаимное доверие открывало очень неожиданные горизонты. Например, как сейчас. Вся прелесть именно в том, что притворяться не придется и минуты. Всего лишь показать то искреннее, чего прежде просто не было, а год назад появилось и рвалось наружу.
Валентин ласково извлек готового к бою Арно из-под одеяла, быстро коснулся губами кончика его носа и зарылся пальцами в растрепанные волосы.
- Люблю.
- Верю, - Арно хитро прищурился. – Но не съезжай с темы. Какую игру ты затеял на этот раз? Я тебя, Заразу, знаю.
- Называется «Дойти до предела», - Валентин снова поцеловал растерянного и сонного Арно.
- В каком смысле? – Арно лениво ответил на поцелуй.
- Во всех.
Как Валентин и предполагал, Арно все понял сразу. Вот теперь стало интересно.
- Тебе предстоит непростая задача. У спасателей прекрасный самоконтроль.
- А у врачей талант находить подход к самым разным людям.
Валентин выбрался из постели и с неохотой оделся. Арно молча наблюдал за ним.
- Кстати, если вдруг тебе надоест вытаскивать людей из огня, смело можешь отправляться в гадатели. Магический шар пока не дал ни одного сбоя.
- С утра выпала прогулка с Астрапом?
- Да.
Валентин натянул свитер, расчесал волосы, собрал в рюкзак прогулочное имущество ретривера, вернулся к кровати, опустился на колени и принялся бездумно водить пальцем по груди Арно. Мгновенно сбившееся чужое дыхание заставило его торжествующе улыбнуться. Оказывается, играть в открытую ничуть не менее увлекательно.
- Рисуешь тайные знаки масонов? – выдохнул Арно.
Валентин ничего не ответил, только потянулся к губам. С прошлой ночи еще не зажили крошечные укусы. Мягкие губы подались навстречу охотно, и Арно сразу же приоткрыл рот, впуская дальше. Медленный, глубокий поцелуй заставил сердце биться сильнее, а в ушах что-то зазвенело.
Наконец, Валентин с огромным трудом заставил себя оторваться от Арно.
- Похоже, я тебя недооценил.
- Если ты думаешь, что это – предел, ты глубоко заблуждаешься, - светски отозвался Валентин, распахнув дверь и цепляя поводок к ошейнику Астрапа. – От нужного результата мы еще крайне далеки. Но я в нас верю.
- Эй! – возмутился Арно. – Куда это ты собрался после такого... Астрап подождет полчаса!
Пес возмущенно тявкнул и потянул Валентина за собой в коридор.
- Как видишь, он не согласен. Но я обещаю принести с прогулки подарок.
- Все-таки я тебя когда-нибудь убью, - сквозь зубы простонал Арно.
Надевая куртку, Валентин подумал, что это слишком жестоко – распалить любовника и оставить в одиночестве на час, а то и дольше. Но, с другой стороны, у Арно появился замечательный повод пофантазировать. Последнюю мысль Валентин не преминул озвучить. Ответом стала вылетевшая из спальни подушка.
- Пожалуйста, семь штук. И побольше сахарной пудры.
Валентин протянул деньги продавщице в лавочке с пончиками. Арно с ума от них сходит. Дай волю – съест сотню за раз.
- Гав?
- Уже идем домой, - отозвался Валентин. – Вот только купим нашему безобразию поесть, и сразу вернемся. Боюсь, если мы явимся без даров, он нас покусает.
- Гав, - скептически выразил свое мнение Астрап и радостно завилял хвостом.
Валентин взял ароматный бумажный пакет, кивнул Астрапу и быстро зашагал к дому. Они гуляли больше часа. Арно, наверное, готов его убить. И съесть на завтрак.
Ну, кто там держит лифт? Пешком подняться было бы в сто раз быстрее. Металлические двери, наконец, разъехались в стороны, и Валентин нажал кнопку с цифрой «7». Интересно, что Арно станет сейчас делать? Кстати... раз уж сегодня разрушение образа ангела он начал с разврата, лучше им же и продолжить. А завтра или послезавтра... будет видно. В игре без заранее намеченного плана тоже есть своя прелесть.
- Гав!
- Астрап, уверяю, если ты прекратишь дергать поводок, я найду ключи значительно быстрее.
Звук льющейся воды заставил Валентина улыбнуться. А это мысль... Их первая ночь начиналась почти так же... Придд быстро отнес ароматный пакет на кухню, вытащил один пончик и вернулся в коридор как раз, когда все стихло.
- Астрап, место, - тихо шепнул он на ухо псу.
Ретривер ласково потерся носом о его плечо и тихо, даже церемонно прошествовал к дивану. Иногда Валентину казалось, что Астрап понимает куда больше, чем они думают.
- Ага, вот теперь тебе деваться некуда, - радостно поприветствовал его Арно с порога ванной. – Готовься к смерти! О, а чем так вкусно пахнет?
Валентин расхохотался.
- Пончиками, - сквозь смех выдавил он и протянул Арно лакомство.
- Шпашибо. Кафнь отменяется, - с набитым ртом смилостивился грозный палач.
Да не за что, Арно. Все только начинается. Дождавшись, когда оголодавшее безобразие дожует последний кусок, Валентин быстро шагнул к нему, толкнул к стене и одним движением сдернул вниз джинсы и белье.
- Что ты...
Валентин с силой прихватил зубами низ живота, прерывая любые вопросы. Молчи. И наслаждайся. Сможем мы переступить собственные запреты, Арно? Утром, при свете, неожиданно, жадно и грубо – сможем?
- Сделать тосты? – Валентин доел последний пончик и отряхнул с рук белую пудру.
- Не надо, - помотал головой донельзя довольный Арно.
Валентин засмеялся. Савиньяк сейчас похож на пончикового Санта-Клауса – сахарная пудра на щеках, кончике носа, в уголках губ и на подбородке. Придд наклонился и медленно собрал посыпку губами, попутно целуя.
- Ну да, иногда я поросенок, - улыбнулся Арно.
- Ты забыл добавить «и горжусь этим», - парировал Валентин и отступил к раковине. – Поскольку сегодня у нас достаточно насыщенная программа, состоящая из осмотра квартиры и визита к твоей матери, я предлагаю ближайший час посвятить крайне необходимому и увлекательному занятию.
Он выдержал театральную паузу, с удовольствием отметив румянец на скулах Арно.
- Нет, не тому, о чем ты подумал. Ты не собрал чемодан.
- Ладно, - голосом ведомого на эшафот буркнул Арно, подошел ближе, потерся носом о шею и тихо прошептал в самое ухо. - Счет один-ноль в твою пользу. Это было... потрясающе.
Арно героически отправился на работу в рудник, то есть, собирать чемодан, а Валентин повернул кран и сполоснул чашки. Он был полностью согласен с Арно. Собственные жадные движения, бешеный темп, глаза в глаза в момент пика, солнце, которое сквозь кухонное окно бесстыдно освещало творившийся разврат... Все это ощущалось чем-то новым и изумительно приятным. Но это лишь первый шаг. И если он хоть что-нибудь знает об Арно, через несколько минут его ожидает ответ.
Валентин вернулся в спальню и с ногами забрался на кровать, безмятежно взирая, как Арно перебрасывает вещи из шкафа в чемодан.
- Когда ты понял? – Арно остановился напротив и посмотрел прямо в глаза.
Валентин сразу понял, о чем он спрашивает. Вот и ожидаемый реванш. Арно решил идти к пределу другой дорогой – откровенностью, обнажением того, о чем говорить труднее всего. И теперь он хочет услышать историю о том, когда и как Валентин понял, что видит в нем не только друга. Ну что ж, вызов принят.
****
Арно покидал в чемодан несколько футболок и рубашек-поло и придирчиво присмотрелся к остальному. Тащить с собой половину гардероба не хотелось – это девчонки пакуют все, что у них есть, независимо от того, едут на пару дней или переезжают. Нужно взять несколько удобных и стильных вещей, чтобы надеть можно было и на прогулку, и в ресторан, и на пляж. Так, слаксы, мокасины и джинсовая рубашка на случай, если станет прохладно. На десять дней вполне достаточно и не придется выслушивать ехидные комментарии Заразы. Не только Придд умеет производить впечатление.
Кстати, о комментариях.
- Ты решил теперь поиграть в молчанку? – поддел он любовника.
- Нет, думаю, с чего начать. Помнишь, ты начал встречаться с Сэнди?
- Сэнди? А, та неформалка с малиновыми волосами? Ты еще удивился, когда узнал, что она состоит в исследовательской группе, изучающей вулканы?
- Да, она. Наверное, она послужила катализатором. Сначала я никак не мог понять, чем она тебя зацепила – при взгляде на нее трудно было заподозрить, что ее IQ несколько выше, чем у лабораторной мыши. Сначала мне казалось, что ты с ней закрутил просто из интереса – девчонок с торчащими дыбом цветными прядями и с татуировками на всех открытых участках тела у тебя еще не было. Я думал, что это роман на пару дней, может, на неделю, но ты стал просто пропадать с ней, даже перенес несколько наших встреч. Наверное, это была обида, и, может, немного, дружеская ревность. Я не мог понять, как ты променял наше общение, нашу дружбу на девицу, с которой можно проводить время только в спальне. А потом ты нас познакомил и я понял, что с ней действительно интересно. Я сам с удовольствием с ней общался, пока однажды не зашел за тобой в кафе и не увидел, как вы оживленно разговариваете о чем-то. Ты смеялся, не сводил с нее взгляда, а потом стал ее целовать. В этот момент мне показалось, что я тебе вовсе не нужен – у тебя была не просто любовница, но и друг, вам было интересно проводить время не только в постели. И вы здорово смотрелись вместе, несмотря на то, что были такими разными – но у вас обоих горели глаза и вы так смотрели друг на друга… Я хотел уйти, но Сэнди меня заметила и окликнула. Мы неплохо провели вечер втроем, а потом я проводил вас до станции подземки, где мы разошлись – ты поехал провожать ее до дома. И тогда я почувствовал, что завидую ей – мне тоже хотелось провести это время с тобой, идти по ночному городу, разговаривая обо всем на свете, обнимаясь и смеясь. Еще несколько подобных встреч – и я понял, что дело не в том, что она претендует на мое место твоего лучшего друга, а в том, что я претендую на ее место в твоей жизни, в твоем сердце и в твоей постели. Поразмыслив, я пришел к выводу, что у меня есть дружба, так что, если я не хочу потерять то, что точно имею, лучше не лезть в твою личную жизнь. А через полтора месяца вы расстались – кстати, ты так и не сказал мне, почему. А еще через неделю или две я понял, что ты снова влюбился.
- Ясно. Сэнди тогда как раз добилась перевода в вулканологическую обсерваторию на Гавайях. На прощание она мне пожелала удачи с «любовью всей моей жизни», как она выразилась, и сказала, что нам было весело и при других обстоятельствах она бы обязательно сделала все, чтобы сохранить отношения, но выдерживать такую чудовищную конкуренцию она не в силах. Когда я ее спросил, что она имеет в виду, она сказала, что со стороны виднее то, на осознание чего мне еще нужно время, но от чего я совершенно точно не откажусь. Она просила передать тебе привет и сказать, что не намерена сражаться с тобой за мое внимание. Я тогда ответил, что мы с тобой друзья, лучшие друзья – но и только, а она рассмеялась и сказала, что дружба, конечно же, есть, но уже не только она. И что как бы нам ни было хорошо вдвоем, я всегда готов сорваться к тебе, а от встреч с ней отказываюсь, не задумываясь. Сэнди сказала, что мы с тобой на одной волне и что она всегда чувствовала себя третьей лишней, пытающейся вклиниться в отношения уже давно сложившейся пары. И что заслужить твое одобрение всегда было сложнее, чем прийти на семейный ужин, чтобы познакомиться с родителями парня.
Закончив упаковывать чемодан, Арно подошел к Валентину, взял его лицо в ладони и, глядя в глаза, договорил:
- Я сначала думал, что она так шутит, но вскоре понял, что нет. Я всегда в первую очередь думал о тебе, всех своих подружек представлял тебе, и мне было важно, что ты о них думаешь. Что, обсуждая с тобой девчонок, закончившиеся отношения и постельные приключения, я уже хочу, чтобы это были отношения с тобой и секс с тобой.
Зрачки Валентина расширились, затопив почти всю радужку. Он притянул Арно к себе и медленно поцеловал.
- Астрап, веди себя прилично. Если мама решит, что я тебя разбаловал, она и тебя, и меня снова воспитывать примется.
Словно бы оценив перспективы, ретривер присмирел и положил голову на колено, всем своим видом показывая, что второго такого пай-мальчика история еще не знала. Арно рассмеялся и потрепал любимца по шее, попутно прикидывая, не забыл ли он чего. Игрушки, поводок, миски, любимую щетку взял, корм мама всегда покупает сама, подстилку упаковал. Даже календарь не забыл: вот она повеселится – теперь все три сына хоть раз, но попали на первые полосы. Что ж, пора спускаться, такси прибудет с минуты на минуту.
- Валентин, давай быстрее. Кстати, а ты уверен, что ехать осматривать квартиру с собакой – хорошая идея?
- Разумеется. Во-первых, у владельца в этом случае не будет потом шанса нам отказать на том основании, что мы его не предупредили о животном. Во-вторых, я не думаю, что осмотр займет слишком много времени, поэтому даже ожидание такси выйдет дешевле, чем сначала ехать на осмотр, а потом возвращаться за Астрапом, чтобы отвезти его к твоей матери.
Оглядев стильно-небрежного Валентина, одевшегося так, что его «было бы не стыдно представить родителям», Арно фыркнул. Раз уж Зараза решил изобразить «приличного и перспективного молодого человека из очень хорошей семьи», то будем играть на контрасте: в конце концов, драгоценная родительница – последний человек в мире, которого можно удивить его безумным видом. А если один слишком умный хирург думает, что намеки проскочили мимо внимания – пусть подумает еще. Спору нет, в классических черных брюках и том самом черном джемпере с золотистыми снежинками, который он одалживал, когда коварно залил вином рубашку, Валентин выглядит таким элегантным, что хоть сейчас на ужин в загородный клуб. Что ж, ладно. Для контраста и намека подойдут черный свитер со снежинками, в котором он встречал Рождество и самые старые джинсы, извлекаемые из гардероба по особо торжественным случаям. Хм, кажется, в прошлый раз они с Астрапом увлеклись погоней за мячиком, чем и воспользовалось парковое ограждение, добавившее на штанину незапланированную потертость. Ну что ж, так даже лучше.
Закончив «наводить красоту», Олененок покрутился перед зеркалом и остался доволен: вытертые джинсы-карго на пару размеров больше, уютный свитер, алые кроссовки с подсветкой, и теплый дутый жилет, подсвеченный наушниками.
- Молодой человек, кто вы такой и как сюда проникли? – подкравшийся Валентин за ухо развернул его к себе лицом.
- Тебе что, не нравится? И почему на «вы»?
- Потому что при первом взгляде на тебя я решил, что здесь внезапно материализовался твой внебрачный племянник или неучтенный младший брат. Кажется, моя фраза про малолетку была пророческой, правда, я тогда имел в виду котенка. Ты выглядишь так, будто сбежал даже не из колледжа, а из старших классов школы. Хочешь, чтобы меня посадили за растление несовершеннолетних?
- Не беспокойся, хорошие врачи везде нужны. Я буду носить тебе передачки и трогательно ждать у ворот тюрьмы, - Арно скорчил самую невинную рожицу, на которую был способен и заглянул в глаза.
- Всегда знал, что не стоило с тобой связываться. Вот прямо с шести лет, - припечатал Валентин и отошел к разоравшемуся телефону. Кажется, такси уже подъехало.
Уже собравшись выходить, Арно бросил последний взгляд в зеркало и шкодливо улыбнулся. Любимые амулеты поверх свитера не наденешь, но это же не повод ничем не подчеркнуть свое прозвище. Быстро нацепив последнюю деталь, он, насвистывая, подхватил сумку и поводок и направился вниз.
Валентин, успевший расстелить одноразовую пеленку для Астрапа, при виде переливающихся оленьих рожек демонстративно закатил глаза.
- Детство играет?
- Мне нравится, - довольно улыбаясь, Арно плюхнулся на сиденье и поманил пса. – И вообще, могу я хотя бы в Рождество оторваться по полной?
- Можно подумать, ты не в Рождество этого не делаешь.
Придд подождал, пока Астрап заскочит на сиденье, закрыл за ним дверцу и, обойдя машину, устроился с другой стороны.
Олененок поймал взгляд своего отражения в зеркале заднего вида и залихватски подмигнул. Шутка удалась на славу – ободок был совсем не виден в волосах и оленьи рога казались естественной деталью. Да, вот просто растут рога на голове – бывает.
- Арно, я все понимаю, но сними их, пожалуйста.
- Ни за что!
- Арно, сейчас мы едем осматривать квартиру и осматривать будем с собакой. Это уже, в ряде случаев, повод отказать нам в сдаче жилья. Далее, ты оделся так, что тебе, без предъявления удостоверения личности, ни в одном баре алкоголь не продадут. И даже если ты...
Арно прижался к губам Валентина, пресекая ненужные нотации. Чуть прикусив напоследок нижнюю губу, он наклонился к его уху, медленно отвел каштановую прядь и тихо зашептал:
- Я далеко не так глуп, как тебе кажется. Полагаю, хозяин квартиры назначит более адекватную цену вчерашнему студенту, а не молодому и, судя по твоему виду, весьма процветающему бизнесмену или перспективному сотруднику солидной корпорации. За мной – адекватность цены, за тобой – гарантия стабильной ее оплаты. Мы удачно дополняем друг друга. А это, - Арно снял с головы ободок, - только для тебя, не волнуйся.
- А также для Астрапа с таксистом и пары сотен прохожих, - восстановив дыхание, съехидничал Валентин.
Скоро они подъехали. Дом находился в районе, где раньше были фабрики и заводы, но производства были либо закрыты совсем, либо перенесены в другие штаты или даже за границу. Огромные здания некоторое время пустовали, а потом из них сделали доходные дома. Не самые дорогие квартиры, достаточно просторные, с большим количеством света, пользовались спросом благодаря недавно сделанному ремонту, превратившему промышленные объекты в жилье, удобной планировке и близости к центру.
Их уже ждали. В холле стоял средних лет мужчина, представившийся Хуаном Суавесом. Они поднялись на последний этаж и оказались в небольшом коридоре.
- Простите, мистер Суавес, - Валентин окинул взглядом коридор. – Мне показалось, что здесь меньше дверей, чем в коридоре первого этажа.
- Так и есть, - кивнул домовладелец. – Дело в том, что последний этаж – это, своего рода, надстройка на крыше основного здания. Здесь раньше располагалось начальство этого производства, так сказать, чтобы далеко не ходить. Поэтому часть крыши свободна. Те квартиры, которые выходят окнами на уличный фасад, по планировке такие же, как и нижние, но квартира, которую мы сейчас осмотрим, отличается. Мои жильцы съезжают через пару недель – у них что-то сорвалось и они попросили продлить аренду на полмесяца, но сейчас квартиру можно осмотреть, я предупредил. В звонке вы упоминали, что вам самим было бы удобнее переехать во второй половине января, так что, если договоримся, то по срокам подходит всем сторонам, не так ли?
- Да, вы правы. Кстати, мистер Суавес, чтобы не было никаких недоразумений – мы специально приехали с собакой. У вас нет возражений против содержания питомцев? – уточнил Валентин.
- Ничуть. Ваш пес достаточно воспитан, чтобы не грызть мебель?
- Не волнуйтесь, Астрап знает, как себя вести – у нынешнего домовладельца к нам никаких претензий, - солнечно улыбнулся Арно. – Если хотите, я могу дать его номер, чтобы вы могли сами в этом убедиться.
- Тогда все в порядке. Можно погладить?
- Конечно. Астрап, сидеть.
- Умный пес, сразу видно, - одобрительно сказал Суавес, потрепав его между ушей. – Лабрадоры напоминают мне мейн-кунов – такие же сообразительные и дружелюбные. Эй, не нужно в меня так носом тыкаться! Все мои кошки дома, здесь только запах.
- У вас кошки?
- Да, моя жена – заводчица. Недавно окотилась наша юная звезда, отец – известный чемпион. Весь прайд едва ли не танцует вокруг выводка, наперебой вылизывают малышей и в очередь становятся, чтоб поухаживать за ними и поиграть.
- Весело у вас. Я правильно понял, что вы разводите как раз мейн-кунов? – поинтересовался Валентин.
- Их, - кивнул Хуан, нажимая кнопку звонка.
Дверь открыла миниатюрная русоволосая девушка, представившаяся Еленой.
- Проходите, проходите. Мы думали, что уже успеем съехать, поэтому тут везде коробки. С другой стороны, почти все наши вещи убраны и видна сама квартира. Хотите чаю?
- Спасибо, не утруждайтесь, - вежливо ответил Валентин, а Арно изобразил самую дружелюбную улыбку. – Мы постараемся не отнимать много времени.
- О, все в порядке. Это вы нас извините. Мистер Суавес был так любезен, что не выгнал нас с вещами. Фирма, которая должна была отремонтировать наш дом, задержалась с выполнением работ и тянула до последнего с известием об этом. Марсель сейчас как раз поехал туда, чтобы посмотреть, много ли еще осталось и не готовы ли хотя бы спальня и ванная, чтобы можно было переехать.
- Очень жаль, что так получилось. Надеюсь, все обойдется и вы скоро сможете справить новоселье, - понимающе кивнул Арно.
- Не буду мешать осмотру, - Елена улыбнулась и отошла к коробкам.
Арно осмотрелся. Просторная квартира, гостиная в которой была совмещена с кухней. Напротив входной двери несколько ступеней, ведущих, судя по всему, в спальню. Рядом с ванной небольшая комната, в которой оборудовали гардеробную.
- Эй, - Арно чуть задел Валентина локтем, - посмотри. Под ступенями можно будет устроить домик для Астрапа – тогда у него будет свое место и он перестанет претендовать на диван.
- Да, удобно. И там он точно будет застрахован от того, что ты в полусне наступишь ему на хвост или на лапу.
- Да ну тебя…
Почти всю стену гостиной занимало большое окно, немного не доходящее до пола. Арно даже прижмурился, представив, как здорово будет сидеть или валяться на широком низком подоконнике, глядя в окно. Нужно будет только набросать подушек – и вот еще один диван!
- Здесь есть балкон?
- Балкон? Где? – Арно подошел поближе и удивленно замер.
- А вот это как раз та особенность, о которой я говорил. Окна этой квартиры выходят не на улицу, а на крышу. Часть этой крыши огорожена и получается своеобразный внутренний дворик. Побегать здесь не удастся, но вынести несколько кресел или пару шезлонгов вполне возможно. Ограждение не даст вашему псу упасть. Получается бюджетный вариант пентхауса.
Арно подошел к окну и осмотрел площадку.
- Если хотите, выйдите и посмотрите поближе, - раздался голос Елены. – Летом там просто чудесно. Мы с Марселем будем немного жалеть об этой террасе. Правда, теперь у нас есть лужайка перед домом.
- Спасибо, если вы не возражаете, мы так и поступим, - кивнул Валентин.
Площадка, действительно, была такой, чтобы там можно было с комфортом разместиться. Арно проверил ограждение – достаточно прочное, чтобы удержать разбежавшегося пса и достаточно высокое, чтобы Астрап понял, что прыгать нельзя.
- Тебе нравится? – Валентин неслышно подошел и посмотрел на открывающийся вид. Не Центральный парк, конечно, но, в общем и целом, достаточно прилично, да и виден кусочек парка, где можно будет гулять.
- Фантастика, - искренне выдохнул Арно. – Вполне просторно для нас обоих, место для пса, даже отдельная гардеробная – не придется делить полки шкафа, тебе – пол-каморки и мне – пол-каморки. А на площадке здорово будет отдыхать. Пара складных кресел, барбекю – слушай, да у нас тут не квартира, а небольшой домик получается! А что по деньгам, ты уже спросил?
- Несколько дороже, чем мы платим сейчас, но, учитывая расположение и характеристики квартиры и то, что оплачивать аренду мы будем вдвоем, вполне приемлемо. На каждого, в итоге, получается примерно три четверти от нынешней платы. Твоя уловка удалась, мистер Суавес сказал, что «вчерашним студентам нелегко вставать на ноги, а молодежи надо помогать», так что даже слегка сбросил.
- Отлично! Ну, что, соглашаемся?
- Думаю, да. Давай только сначала спальню и ванную осмотрим.
- Перестраховщик.
- Знаешь, квартира, действительно, хорошая. Я бы предпочел остаться в ней вплоть до того дня, когда мы сможем позволить себе собственное жилье. Поэтому мне бы не хотелось, въехав, смазать впечатление от нее какой-нибудь мелочью, которую мы пропустили по собственной невнимательности. И искать потом новую квартиру. С тобой и собакой. Другое дело, когда известны все плюсы и минусы и можно заранее к ним подготовиться.
- Понятно, пошли.
Основное пространство спальни занимала удобная двуспальная кровать, низкая и широкая. Скользящая раздвижная дверь не мешала и открывалась легко и бесшумно.
- А, самое главное, такую дверь проблемно поддеть носом и прокрасться к кровати, - прокомментировал Валентин.
Свет попадал в спальню из окна-колодца, расположенного напротив кровати, над длинным широким столом, где, не мешая друг другу, они вполне могли разместиться вдвоем.
- Ну вот, здесь есть, где устроится с ноутом и до кровати ползти недалеко. И свои справочники расставишь.
- Да, это удобно. Что ж, нас все устраивает, мистер Суавес, полагаю, мы можем больше не докучать мисс Елене. Спасибо, что согласились уделить нам время, мисс, счастливого Нового Года и удачного новоселья.
- Спасибо! И мне было совсем несложно – напротив, с этой квартирой связано столько хороших воспоминаний и я очень рада тому, что новые жильцы будут так же ее любить, как и мы.
- Не сомневайтесь, мисс, - рассмеялся Арно, протягивая девушке расписной елочный шар, - мы будем о ней заботиться.
Попрощавшись с домовладельцем и договорившись подъехать для подписания договора после отпуска, они вернулись в машину.
- Астрап, на пеленку, - скомандовал Валентин,
- Да он и сам способен сообразить, зачем здесь подстилка, - заступился за приятеля Арно, плюхаясь на середину сиденья и доставая рожки. – И вообще, хватит командовать. Он и лапы-то промочить не успел.
- Порядок есть порядок, - Валентин сел с другой стороны, словно бы невзначай прижимаясь и поглаживая колено.
Особняк встретил их сиянием огней, запахом коричных булочек, марципана, имбирных пряников и глинтвейна. Увидевший знакомые с детства кварталы Астрап радостно залаял, заелозил по сидению и уткнулся носом в стекло, видимо, надеясь продавить его и добежать своим ходом.
- Надо же, - рассмеялся Арно, - не забыл, на какой лужайке вырос!
- А почему он должен забывать? Ты только год, как от родителей съехал.
Пока они расплачивались с таксистом, Астрап вырвался из салона и, победно гавкнув, запрыгнул в сугроб, не иначе, собранный садовником специально к их приезду. На шум на крыльцо вышла мама, как всегда роскошно-небрежная в бархатных шароварах, струящейся тунике, перехваченной массивным ремнем на бедрах и меховом жилете. А украшения она надела те самые, привезенные из круиза. Арно вспомнил, как полдня бродил по ювелирным лавкам, выискивая что-то особенное – при его нелюбви к шопингу это было сродни подвигу – пока, наконец, не нашел этот комплект из серебра. Массивные браслеты, серьги, перстни и подвеска на затейливой цепи с кораллами, бирюзой, жемчугом и нефритами в арабском стиле совершенно очаровали Олененка и он тут же купил их, не сомневаясь, что матери они пойдут. Арлетте, действительно, понравился подарок, она даже вдохновилась на создание серии украшений, которые мгновенно были раскуплены самыми продвинутыми модницами Нью-Йорка.
Арно улыбнулся – мало кто верил ему с первого раза, когда он представлял маму, настолько молодой она выглядела. Пару месяцев назад, когда он без предупреждения приехал ее навестить, она гуляла в сквере и он отправился туда, чтобы встретить. Расшалившись, подкрался сзади и закрыл ей глаза ладонями, а недавно переехавший в их район мужчина это увидел. Как же он тогда возмущался! Громко выговаривал то Арно, называя его жиголо, охотящимся за состоятельными женщинами старше себя, то Арлетте, за то, что она, уважаемая в обществе дама, в отсутствие мужа прилюдно поощряет мальчишку, готовая оплачивать его внимание. Послушав некоторое время пафосные речи, мама, не выдержав, фыркнула и сказала, что видимо, ей следует счесть подобные слова комплиментом, после чего развернулась и ушла, подхватив Арно под руку. Как потом рассказали соседи, этот господин был ужасно недоволен таким оскорблением морали, а потом не знал, куда деваться от стыда, когда ему объяснили, что «жиголо» - на самом деле ее младший сын.
Второй причиной неверия была мамина профессия – люди спокойно воспринимали дам-модельеров, но невероятно удивлялись, когда выяснялось, что хрупкая женщина – самый настоящий ювелир. Много лет мама работала ведущим дизайнером в крупном ювелирном доме, но с каждым годом бюрократии становилось все больше, а времени и сил для творчества оставалось все меньше. В итоге, к своему пятидесятилетию Арлетта сделала себе подарок, уйдя из компании и став свободным художником, работающим исключительно с драгоценными и полудрагоценными камнями, золотом, серебром и платиной. К тому времени у нее уже было имя и многие клиенты дома предпочли иметь дело с ней, заказывая украшения по индивидуальным эскизам, а время от времени Арлетта делала коллекции без предварительного заказа и они каждый раз пользовались успехом.
- Здравствуй, дорогой. – Арлетта обняла сына и поцеловала в щеку. – Ты выглядишь… празднично.
- Спасибо, мам, я старался.
- Я вижу, милый, ты просто-таки светишься, видимо, от счастья. Здравствуй, Валентин.
- Добрый вечер, мадам Савиньяк, - Валентин улыбнулся и церемонно поцеловал ее руку. Он знал, что Арлетте больше нравится французское обращение и что мама Арно неодобрительно относится к тому, что в современной Европе так активно стараются стереть все различия между полами, доходя порой до абсурда.
- Идемте в дом, глинтвейн готов и выпечка тоже ждет. Без имбирных пряников и Рождество – не Рождество, не так ли?
Загнав Астрапа в дом, Арно занес и собачье приданое, после чего отправился в гостиную, на ходу доставая календарь из рюкзака.
- Мам, это тебе. Можешь сразу на июле открыть.
- Наслышана. Что ж, оценим, из-за чего столько шума. – Арлетта пролистала календарь и улыбнулась. – Отличное фото, дорогой! Кстати, Лионель уже звонил и просил передать, что если ты захочешь сменить род занятий, то у него есть на примете несколько серьезных предложений.
- Да, да, обязательно, - кивнул Арно. – Вот как только окончательно рехнусь, так сразу и сменю свою работу на карьеру фотомодели.
- Верю, Арно. Я только передала, а как тебе жить, решай сам.
Звонок телефона отвлек Арлетту и она ушла в кабинет, унося календарь.
- Ты слышал? – Олененок куснул Валентина за шею. – Нас, можно сказать, только что благословили.
- Думаю, твоя мать имела в виду твою профессиональную деятельность, а не личную жизнь.
- А в мою личную жизнь родители никогда не вмешивались, - уже в поцелуй прошептал Арно.
Увлекшись, они не расслышали легкие шаги.
- Кхм… Арно. Ты не мог бы… отвлечься?
Арно отпустил Валентина и уселся рядом, почувствовав, как против воли кончики ушей начинают гореть.
- Звонил отец. Он передавал всем приветы и сообщал, что исследования идут полным ходом, а также прислал записи северного сияния, которые засняли как раз в рождественскую ночь. Очень красиво.
Олененок кивнул. Отец был исследователем-полярником, часто отсутствовал по полгода.
- Мадам Савиньяк, я могу объяснить…
- Валентин, я вполне способна отличить дружеские объятия от… иных. Не могу сказать, что испытываю искреннюю радость по этому поводу, но вы уже взрослые и не мне указывать вам, как жить. Однако, если вас не затруднит, соблюдайте правила приличия.
- Да, мама.
- Да, мадам Савиньяк.
- Хорошо. А вот и глинтвейн.
Арно выдохнул. Легко отделались. Когда десять лет назад Лионель привел в дом любовника и представил его матери, было куда хуже. Мама никогда не опускалась до скандалов и криков, но после этого она месяц разговаривала с Лионелем подчеркнуто-официальным тоном. Потом было много всего – Ли и ругался с ней, и скрывал отношения, и разговаривать пытался неоднократно, но мама смирилась только через семь лет. А на восьмой братец неожиданно возьми, да и влюбись в какую-то очередную девчонку «с обложки». Мама тогда только плечами пожала и сказала, что ничего другого она от «вашего модельного мира» и не ожидала.
С самого утра Арно делал все, чтобы Валентин не заметил, как он боялся, что мать оттолкнет и осудит и их тоже. Арно делалось плохо при одной лишь мысли, что больше нельзя будет позвать Валентина в гости, подняться вместе в его старую комнату и вспомнить детство, просидев весь день за старой компьютерной приставкой. Но, кажется, пронесло. Мама, конечно, не так счастлива, как в тот день, когда Эмиль прислал ей по электронной почте фотографию своей невесты, но все-таки любит Валентина и не собирается выставлять их из дома.
Поцелуй Арно тоже спровоцировал нарочно. Этому его всегда учил отец – от опасности нельзя прятаться, нужно идти ей навстречу. А Эмиль добавлял: «Ожидание казни хуже самой казни».
Они просидели так около часа, вспоминая детские проделки и делясь планами на будущее. Маме понравилось описание новой квартиры и Арно пригласил ее побывать в гостях после переезда.
Потом они еще час бегали наперегонки с Астрапом по мягкому снегу, перебрасываясь снежками, а Арлетта сидела на веранде, закутавшись в плед и потягивая подогретое вино.
****
- Валентин, просыпайся.
Тихий шепот и теплая ладонь на плече. Валентин сонно потянулся за поцелуем. Прикосновение мягких губ только усилило желание остаться в кровати и никуда не идти. Вчера они так устали, что едва вернувшись в квартиру, доползли до кровати и заснули. Вопреки уже сложившемуся обычаю, Арно перед сном даже не острил, не вредничал и не устраивал из постели поле боя. Он просто прижался, крепко обнял, поцеловал в плечо и так пролежал молча почти час. А потом провалился в сон. Валентин знал, почему. Он и сам наблюдал, как мадам Савиньяк реагировала на романы Лионеля и опасался того же. Однако первое препятствие пройдено без особого труда. Дальше будет хуже. Маме все равно, она росла в семье со свободными, на взгляд Валентина, даже излишне свободными, нравами. Но вот его собственный отец и отец Арно... Впрочем, об этом можно подумать и после отпуска.
Арно отстранился и зарылся ладонью в волосы. Любимая и уже ставшая привычной ласка.
Валентин открыл глаза и быстро заморгал. Без привычного сопения и лая Астрапа в квартире как-то пусто. Яркий солнечный свет неприятно бил в глаза. Стоп. Солнечный свет?!
- Арно! Который час?
- Успокойся, - улыбнулся Савиньяк. – Я уже все сделал, общие вещи собрал, такси вызвал, все электричество в квартире отключил. Тебе осталось только проснуться, позавтракать и одеться.
Валентин промолчал и улыбнулся. Позаботиться о нем в критическую минуту Арно умел всегда, но такие ежедневные мелочи согревали не меньше.
- Как тебе удалось меня не разбудить? – Валентин сел, скрестив ноги, взял из рук Арно горячую кружку и плитку любимого шоколада с мятой и солью. В душ можно и потом, сейчас здесь слишком хорошо.
- Ну, как, - уже полностью одетый Савиньяк тоже забрался на кровать, устроился рядом, отломил себе кусочек плитки и продолжил перебирать спутанные со сна пряди. - Я все утро ходил на цыпочках, как настоящая балерина. И обложил всю квартиру матрасами. Ладно, не смотри на меня так скептически, я просто дверь за собой закрыл.
Валентин улыбнулся, поднес кружку к губам, отпил и прижмурился.
- М-м-м, отличное какао, Арно. Правда, теперь будет несколько затруднительно проснуться – оно, вообще-то, очень расслабляет.
- Я просто подумал – ты озвереешь без хорошего кофе за десять дней, вот и решил еще раз попытаться приучить тебя к альтернативным вариантам. А на месте я поищу для тебя приличную кофейню.
- Получилось почти идеально. И насчет кофейни мысль прекрасная – не думай, что я забуду.
- Я рад, что ваше высочество довольно, - громко фыркнул Арно и потерся носом о плечо.
- Вполне, вполне. Пожалуй, массовые казни на сегодня отменяются.
- И я даже в отпуске умудрился кого-то ненароком спасти.
- Таков твой тяжкий крест, ничего не поделаешь.
Арно спрыгнул с постели.
- Заканчивай завтрак и собирайся, ладно? Я проверю все еще раз. Кстати, места в самолете я нам забронировал, в ряду два кресла. За труды требую места у иллюминатора.
- Оно и так всегда твое, - улыбнулся Валентин, сгрыз последний кусочек шоколадки и вздохнул.
У Арно наверняка имеется стратегический запас, так что страдать недолго, но все равно обидно.
- Да, - уже на пороге комнаты кивнул Савиньяк, – взял я с собой твои шоколадки. На весь отпуск хватит, не горюй.
- Взлетаем! – радостно толкнул его локтем Арно. – Смотри!
Валентин чуть наклонился вперед, с удовольствием наблюдая, как суетливый Нью-Йорк остается вдалеке.
- Когда мы будем возвращаться, будет еще лучше, у нас ночной рейс, увидим иллюминацию.
- Я так устал, - тихо пожаловался Арно, откинувшись на спинку. – Не год, а какой-то дурдом. Но самое ужасное, что это мой любимый дурдом.
- Честно говоря, когда ты на предпоследнем курсе перешел в школу пожарных, половина университета думала, что ты лишился рассудка.
- Я и сам так думал, - тепло улыбнулся Арно. – Знаешь, я ведь еще на втором курсе понял, что медицина – это не мое.
- Я тебе говорил об этом еще до поступления.
- Я не понимал, куда хочу и пошел вместе с тобой. Мы же всегда хотели вместе быть героями, спасать людей, помнишь? А куда идти будущему герою? Ясное дело – в хирургию. Только я не умею, как ты – ты спокойный. А я психую. Куда мне операции проводить, я ж пациента тем скальпелем просто прирежу. А на аппаратах потом еще и поджарю.
- Хирургия тебе, действительно, не подходит, - кивнул Валентин. – Но и я бы не мог, как ты. Если в том фильме показали правду, я не понимаю, как ты еще не сошел с ума или не очерствел окончательно. Я уже и не спрашиваю, как тебе смелости хватает лезть в это пекло.
- Зато я в аду буду, как дома, а рай мне все равно не светит, - усмехнулся Арно. – На самом деле, в фильме, конечно, слегка драматизируют. У нас, как и у вас, рутины тоже хватает – отчеты, дежурства, ложные вызовы. Знаешь, кого я больше всего ненавижу?
- Симулянтов?
- Да. Ты понимаешь, - Арно нервно передернул плечами и нахмурился. – Вот звонит такой очередной мерзавец и орет дежурной, что у него дом горит, и он ранен из пяти автоматов разом и вообще уже давно умер. Выезжаем, спешим на место, и что? Взрослый бородатый мужик спьяну палец порезал. Кран дома сломался. У младенца, цитирую, «сопельки», спасите-помогите! А за то время, пока мы к этим дуракам едем, пока обратно – кто-то на самом деле лежит под обломками, не может выбраться из горящей машины или что-то еще. И из-за одного такого паникера-симулянта ежедневно кто-то умирает. А меня бесит бессилие! – Арно сжал кулаки. – Я же ничего сделать не могу, понимаешь, Валентин? Ничего! Нам передали вызов – мы обязаны ехать. И всякий раз, уезжая от такого дурака, только молишься, чтоб успеть помочь следующему, чтобы спасти, не опоздать, не обнаружить, приехав, под руинами обгоревший труп. А у нас даже времени нет объяснять каждому, что с «сопельками» надо с утра к врачу идти, порезанный пальчик можно пластырем заклеить, а кран чинят водопроводчики.
- Понимаю, - медленно кивнул Валентин и крепко сжал его плечо.
Именно по этой причине он в свое время отказался от работы на скорой. Таких симулянтов слишком много, а те, кому вовремя не оказали из-за них помощь, снятся потом тебе, не им.
- Прости, что загрузил, - Арно чуть улыбнулся. – Достало все.
- Знаю. Лететь еще примерно час, ты не хочешь поспать? Ты очень плохо спал ночью, да еще и вскочил черт знает во сколько.
- Хочу, - Арно благодарно опустил голову ему на плечо и уютно прижался. – Кстати, я тебе забыл сказать – я с утра купил игру «Правда или действие?», думаю, развлечемся вечером в отеле. Хотя я уж не представляю, чего ты обо мне не знаешь.
- Как и ты обо мне, - Валентин улыбнулся.
Отличная идея, Арно. Развлечемся, обязательно. Ты даже не представляешь, как весело нам будет. Но только не сегодня.
- Наконец-то! – Арно сбросил кроссовки, рухнул на огромную двуспальную кровать и тут же включил кондиционер. – Я думал, что по дороге до отеля заживо испекусь! Ну и жарища!
- Да, погода великолепная, - Валентин присел рядом, скидывая ботинки.
Комната была не слишком большой, но удобной. Большая двуспальная кровать, напротив комод с плазменным телевизором, слева от кровати окно с видом на океан, а справа – выход в небольшую прихожую и ванную.
- Я в ванную, - Арно вскочил и принялся копаться в чемодане в поисках плавок. – Потом сразу идем купаться!
- Как скажешь, - Валентин улыбнулся.
После утомительной дороги и южного пекла забраться в прохладную воду хотелось до невозможности. А собственно, почему бы и нет? Тем более, что им досталась комната с ванной, а не с душевой кабиной. Неожиданно, но удачно. Он быстро разделся, вытащил собственные плавки и вежливо постучал в незапертую дверь.
- Я еще даже не залез! – возмущенный Арно распахнул дверь и тут же настороженно замер. – Что тебе?
- Соскучился по твоему прекрасному обществу, - усмехнулся Валентин и провел раскрытой ладонью по обнаженному животу Арно. – Кроме того, ты обычно столько плещешься даже в душе, что я там успею состариться. Так что изволь потесниться.
Арно понимающе улыбнулся и посторонился, впуская Валентина внутрь и запирая дверь.
- Позволь поинтересоваться, - Валентин снял белье, забрался в ванну и повернулся к Арно. – У нас имеется неучтенный попутчик? Ты спрятал в чемодан Астрапа?
- Что?
- Сформулирую проще, - смилостивился Валентин. – От кого ты запер дверь? Ты ожидаешь гостей? Смею напомнить, что дверь номера заперта, ключ в замочной скважине, снаружи висит табличка «Не беспокоить», так что неожиданным визитом горничной можешь не оправдываться.
- Ах, вот ты о чем, - Арно улыбнулся, влез следом, крепко обнял со спины и принялся целовать и покусывать плечи. – Если вас, врачей, этому не учат, то имею честь тебе сообщить: замки предназначены не только для того, чтобы не впускать кого-то внутрь, но и для того, чтобы кое-кого слишком резвого отсюда не выпустить.
- Ты столь низкого мнения о собственных умениях, что ожидаешь моего панического бегства? – удивился Валентин.
Арно ничего не ответил, только развернул его к себе лицом и глубоко поцеловал. Валентин не успел выдохнуть, как почувствовал, что Арно опустил руку и ласкает одновременно и себя, и его. Странно смущаться после всего, что между ними уже было, но Валентин вдруг почувствовал, как лицо обдало жаром. Ласкать друг друга – нормально, правильно, привычно, но это... Со стороны это выглядело невинней всего, чем они занимались прежде, но Валентин горел и сам не понимал, от чего – от смущения, от желания, от разгорающейся страсти, от... новой, иной близости?
- Ты в порядке? – Арно ласково погладил затылок, которым Валентин в минуту пика в ванной приложился о стенку.
- Жить буду, - улыбнулся Валентин. – Ты...
- Ты сам предложил эту игру, - Арно поднялся с кровати. – Ты же не думал, что она будет вестись в одни ворота, правда?
- Более того, - Валентин затянул завязки на плавках и подошел к нему ближе. – Я был бы искренне разочарован, если бы ты ее не подхватил.
- Пошли! - Арно встряхнул еще влажными волосами.
- Полотенца выдаются на пляже, ключи от номера сдаются администратору. Полагаю, можно ничего с собой не брать.
- Ты оставишь в номере телефон? – удивился Арно. – Ты же с ним никогда не расстаешься!
- У меня отпуск. Законный и заслуженный. И я не хочу слышать никого, кроме тебя.
Валентин отключил звук у обоих мобильников, забросил их вместе с деньгами и документами во встроенный в шкаф сейф с шифром и последовал за Арно.
- Спасатели – один, врачи – ноль! – радостно завопил Арно, с разбега плюхнувшись в волны. – Я тебя обогнал!
- Ладно, признаю, - Валентин подгреб к нему и попытался отдышаться. – Я потерял форму. Надо наверстывать. Раньше мы шли на равных.
- Хочешь, вернемся домой и будем бегать по утрам? Заодно и с Астрапом будем гулять вместе.
- Пожалуй, - согласился Валентин. – А сейчас давай проверим, как у тебя с плаванием?
- На время? – Арно кивнул на свои водонепроницаемые часы. – Заплыв на десять минут?
- Для начала сойдет, - Валентин с удовольствием окунулся с головой и сразу же вынырнул. – Ставь таймер.
- Я вырубаюсь, - сонно пробормотал Арно, едва коснувшись щекой подушки. – Давай поиграем завтра?
- Я тоже, - Валентин широко зевнул. – День оказался очень насыщенным, так что отключайся с чистой совестью.
Сборы с утра, перелет, почти три часа в океане, обед, долгая прогулка по самому отелю и окрестностям и ночной часовой заплыв. Неудивительно, что Арно чуть не уснул уже по дороге. Валентин и сам устал. Ничего, впереди еще девять дней, времени хватит и для бурного веселья и для спокойного ленивого отдыха, который уже давно нужен им обоим. Он легко поцеловал уже задремавшего Арно и прикрыл глаза. Хотелось подумать, что так уютно ему было никогда, но мимолетная мысль оказалась бы ложью. Было. С шести лет было именно так – уютно, тепло и надежно. И только в самой глубине души приятно щекотало предчувствие новых необычайных приключений, фантазия на которые у Арно не иссякала никогда.
Окончание в комментариях
Вопрос: Понравился фик?
| 1. Да | 1 | (100%) | |
| 2. Нет | 0 | (0%) | |
| 3. Ну, хоть рецептик новый узнали... | 0 | (0%) | |
| 4. А картинки зачем? | 0 | (0%) | |
| 5. Хочу продолжение | 0 | (0%) | |
| 6. Пиши еще! | 0 | (0%) | |
| 7. Работай - и рано или поздно напишешь что-нибудь стоящее | 0 | (0%) | |
| Всего: | 1 Всего проголосовало: 1 |
||
@темы: картинки, ОЭ, фанфики, приддоньяк, Вечная игра
четверг, 31 марта 2016
Размышляя о делах давно минувших дней - то есть, еще о временах абвениатства, я задумалась: а какой он, Зверь Раканов? Дурацкое описание химеры, изображенной на шкатулке, к которой незадачливый воришка пытался приделать ноги, и которую Альдо после сделал своим гербом, не выдерживает никакой критики: тварь с кабаньими и лошадиными головами, крыльями и щупальцами. Не могло их быть у подлинного Зверя Раканов - во-первых, такое создание может быть ужасающим, но не нелепым; во-вторых, неоткуда было взяться таким признакам.
Если взять за основу то, что Раканы (подлинные Раканы, я имею в виду) - это соединение крови и сил всех четверых Абвениев (знать бы еще, когда и как они вообще появились), то их герб должен это отражать. Рассмотрим подлинные гербы потомков Ушедших.
1. Анаксы Надорэа (позже - герцоги Окделлы): символ - Скала (графически изображалась как трапеция), герб - черный бык с человеческой головой, опирающийся передними ногами на багряный камень.
2. Анаксы Пенья (позже - герцоги Придды): символ - Волна (графическое изображалась как 4 параллельные плавные линии), герб - лазоревая волна, поднимающая сверкающее серебряное сердце.
3. Анаксы Борраска (позже - условно - герцоги Алва): символ - Ветер (графически изображался как спираль в 4 витка), герб - белая ласточка в скрещении солнечных лучей.
4. Анаксы Марикьяре (позже - герцоги Эпинэ): символ - Молния (графически изображалась как 4 ломаные линии, расходящиеся из одной точки), герб - золотая Астрапова молния на алом поле.
Если "слепить" Зверя Раканов из таких признаков, мы получим крылатого быка, состоящего из молний, с сердцем между рогов или просвечивающимся сквозь молнии. Либо крылатое, рогатое и копытное сердце из молний - но тогда какой же это Зверь?Кстати, никто из художников фандома не хочет попробовать такое создание нарисовать?
Остается надеяться, что "Рассвет" или какие-либо дополнительные повести внесут ясность в этот вопрос, а до тех пор представляю вашему вниманию уникальное изображение Зверя Талига!
Вольчья ипостать - член Регентского совета герцог Ноймаринен, оленья - братья-маршалы, единые в двух лицах, леопард - ясное дело, генерал и будущий маршал Запада Жермон Ариго. Люди дела, вместо того, чтобы интриги крутить, страну защищают. А когда из своей дыры Алва-Ракан выползет, станет четверо - как раз, чтобы нечисть прогнать.
Если взять за основу то, что Раканы (подлинные Раканы, я имею в виду) - это соединение крови и сил всех четверых Абвениев (знать бы еще, когда и как они вообще появились), то их герб должен это отражать. Рассмотрим подлинные гербы потомков Ушедших.
1. Анаксы Надорэа (позже - герцоги Окделлы): символ - Скала (графически изображалась как трапеция), герб - черный бык с человеческой головой, опирающийся передними ногами на багряный камень.
2. Анаксы Пенья (позже - герцоги Придды): символ - Волна (графическое изображалась как 4 параллельные плавные линии), герб - лазоревая волна, поднимающая сверкающее серебряное сердце.
3. Анаксы Борраска (позже - условно - герцоги Алва): символ - Ветер (графически изображался как спираль в 4 витка), герб - белая ласточка в скрещении солнечных лучей.
4. Анаксы Марикьяре (позже - герцоги Эпинэ): символ - Молния (графически изображалась как 4 ломаные линии, расходящиеся из одной точки), герб - золотая Астрапова молния на алом поле.
Если "слепить" Зверя Раканов из таких признаков, мы получим крылатого быка, состоящего из молний, с сердцем между рогов или просвечивающимся сквозь молнии. Либо крылатое, рогатое и копытное сердце из молний - но тогда какой же это Зверь?
Остается надеяться, что "Рассвет" или какие-либо дополнительные повести внесут ясность в этот вопрос, а до тех пор представляю вашему вниманию уникальное изображение Зверя Талига!
Вольчья ипостать - член Регентского совета герцог Ноймаринен, оленья - братья-маршалы, единые в двух лицах, леопард - ясное дело, генерал и будущий маршал Запада Жермон Ариго. Люди дела, вместо того, чтобы интриги крутить, страну защищают. А когда из своей дыры Алва-Ракан выползет, станет четверо - как раз, чтобы нечисть прогнать.
четверг, 24 марта 2016
Название: В шаге от бездны, в объятьях друг друга...
Автор: НеЛюбопытное созданье
Категория: слэш
Пейринг: Арно Савиньяк/Валентин Придд
Рейтинг: NC-17
Жанр: angst, hurt/comfort, ust
Размер: Мини
Статус: Закончен
Дисклеймер: Ни на что не претендую, играюсь
Примечание: В этой версии Окделлу удалось добраться до Западной армии и добиться разговора с Арно.
читать дальше
- Она лгала мне, эта шлюха, притворявшаяся святой! Они все лгали мне, она заслужила это! И эта девчонка, она вошла... я не мог, она оскорбляла меня, герцога Окделла, Повелителя Скал, она заслужила!
Горький травяной запах, невесомое марево утреннего тумана и невозможные, невообразимые вопли. Арно с трудом заставлял себя не броситься вон. Он ведь сам говорил, что должен поговорить с Ричардом. Он сам не желал верить, что Окделл – убийца и прихвостень Альдо Ракана. Он сам хотел этой встречи. Он сам согласился, когда плененный Ричард попросил встречи с однокорытником.
- Эти твари в Доре, они чуть не убили меня! Ты понимаешь это?! Они кинулись к воротам, я задыхался там, а они не хотели пускать меня! Так им и надо, никчемные людишки, как смели они осуждать меня?!
- Заткнись! – не выдержал Арно и резко выдохнул.
Создатель, как же он мог?! Как мог он верить… этому? Окделл не просто мерзавец, изменник и убийца, он – чудовище, Изначальная Тварь, готовая пожрать вся и всех. Вспомнилось, как рассказывал о Доре Валентин...
- Так страшно мне не было даже в Багерлее, Арно. Знаешь... - полковник залпом опустошил бокал Змеиной крови. – Там мальчик был. На всех лицах ужас, а на его – удивление. Наверное, я не смогу забыть. Отчасти поэтому я здесь, Арно. Я... мы все… отвечаем за этих людей.
Создатель! Недоразумения с Приддом давно остались позади, но как он мог не верить ему так долго? Как мог так отчаянно защищать Ричарда, выступая против него? Карл Борн затмил разум? Неужели он тоже, как и Ли, не оправился от той раны?
- Арно! – Валентин быстро подошел и встал рядом. – Генерал Ариго велел тебе возвращаться, срочное поручение.
Сэ молча кивнул и отступил на шаг, чуть за спину Валентина. Он не мог заставить себя произнести ни слова. Душил ужас. Перед ним стоял не «друг Ричард». Арно уже даже не был уверен, что это человек. Монстр. Тянущая пустота в груди отдавалась болью.
- Выходит, зря я верил тебе, - ненавидящий, свистящий шепот. – Придд успел обмануть и тебя... Но больше он никому не солжет! Я избавлю мир от этой холодной скользкой лживой твари!
Сверкнуло дуло, и сразу же грянул выстрел. Нет! Арно быстро толкнул Валентина вперед, но сам за ним не успел. Грудь взорвалась болью. Он услышал, как грохнул второй выстрел и все стихло. Валентин!
- Арно! Арно!
Валентин упал возле него на колени и чем-то зажал рану. Больно...
- Он...
- Мертв.
Арно судорожно вздохнул. Валентин жив, все кончено. Боль обжигала и Савиньяк мечтал потерять сознание. Он громко застонал, чтобы хоть немного облегчить ее. Эмиль всегда говорил: «Когда ранят – кричи. Полегчает». Придд что-то судорожно шептал, но Арно не мог разобрать слов. Он только видел, что по щекам Валентина текут слезы, но тот будто не замечает этого. Он что-то говорил, объяснял, даже звал, но в ушах шумело, а перед глазами заклубился туман. Арно силился разогнать его, чтобы сказать что-то, хотя бы просто видеть, но боль жгла все сильнее, высасывая все силы. За мгновение до того, как потерять сознание, он услышал крик, отчаянный, полный боли, мольбы, злости. Так не кричат люди. Так кричат смертельно раненые звери. Но этот голос он узнал бы даже в Закате. Валентин.
***
Валентин в очередной раз молча протянул мэтру Лизобу приказ маршала Ариго. Лекарь нахмурился, но промолчал. Придд уже и сам не помнил, как бежал за помощью, как Арно несли в лагерь, как он отказался хоть на миг отходить от Сэ, как добился от маршала Ариго позволения находиться там круглосуточно. Полк взял на себя Гирке. Наверное. Впервые в жизни Валентину не было до этого никакого дела. Он думал, что видел многое. Смерть брата, пытки в Багерлее и смерть матери, интриги Альдо и Дору, наконец, войну. Но сейчас, глядя на бледного, бессознательного Сэ, он казался себе растерянным мальчишкой. Как же это? В боях все рисковали жизнями за Талиг, за свой полк, за своего маршала. Но Арно закрыл собой его самого, его, Валентина. Обменял свою жизнь на его. Почему? Как? Но разве сам он не поступил бы также? Валентину отчаянно хотелось кричать, плакать, напиться, убить кого-нибудь. Того солдата, что дал Окделлу пистолет. Думал, «герцог пожелает покончить с собой, как Человек Чести». Сделать хоть что-то, чтобы прогнать боль и страх, которые будто парализовали его с того страшного утра.
- Полковник Придд.
- Я не уйду, мэтр Лизоб.
- Если Савиньяк переживет эту ночь – он поправится. Но я полагаю, что ему осталось не больше двух часов. Он скоро придет в сознание. Послушайте доброго совета и уходите. Смерть от такой раны – болезненная и мучительная. Вы не захотите этого видеть.
- Я не уйду.
Лекарь покачал головой и отошел.
- Арно, ты слышишь меня? – Валентин наклонился к его лицу. – Ты выдержишь, ты переживешь эту ночь. Слышишь?
Побелевшие губы тихо шевельнулись:
- Больно...
- Я знаю... – почему-то тихо прошептал Валентин. – Знаю... Молчи. Береги силы. Только держись. Ты говорил, что все Савиньяки дослуживаются до маршала – а ты пока всего лишь теньент, если ты сейчас сдашься, опозоришь честь семьи.
Едва уловимая улыбка мелькнула в черных глазах.
Валентин гладил Арно по волосам, по щеке, по безжизненно лежащей руке и продолжал говорить. Он уже сам не понимал, что именно рассказывает – шутит, пересказывает прочитанные книги, делится воспоминаниями, обсуждает с молчащим умирающим теньентом текущие вопросы и будущую кампанию. Редкие стоны, всхлипы, страшно синеющие губы он старался не замечать. Два часа, отведенные мэтром Лизобом подходили к концу.
- ... поэтому я полагаю, что разумнее будет отправить сначала «фульгатов».
Уже несколько минут Арно не подавал никаких признаков жизни, а Валентин все дальше и дальше оттягивал мгновение, когда придется справиться со страхом и посмотреть на него. В звенящей ночной тишине не раздавалось ни звука, и молодой полковник повернулся к кровати, в душе взывая ко всем древним богам и сущностям, чтобы не сбылось самое худшее. Бледный, измученный Арно лежал неподвижно, но едва заметно дышал. Он спал. Валентину показалось, что с плеч свалилась гора, хотя радоваться было рано. До рассвета еще далеко. Он крепче обхватил неподвижную ладонь Савиньяка и прикрыл глаза. Вспомнились сотни прочитанных книг. Там герои перед смертью плакали, предавались воспоминаниям, разговаривали, делились чувствами, а Валентин ощущал себя опустошенным. У него больше не осталось сил даже бояться или думать о том, как он будет жить, если Арно действительно придется заплатить своей жизнью. Он просто крепче сжимал чужую ладонь и пытался не сойти с ума.
- Валентин?
- Да, мой генерал, - тут же откликнулся молодой полковник, которого тихий усталый голос Ариго вырвал из вязкого кошмара.
- Да брось, - махнул рукой Жермон. – Не время и не место. Как он?
- Не знаю. Мэтр Лизоб говорит, что...
- Я знаю.
Генерал подошел ближе и опустился на край кровати. Арно не пошевелился.
- История повторяется, - едва слышно выдохнул генерал. – Я должен был уберечь его.
- Карл Борн и Арно Савиньяк? – спокойно уточнил Валентин.
С генералом можно было не ощетиниваться и не защищаться. Ариго никогда не винил Валентина в родстве с Борнами.
- Да. Его отец всегда говорил: Савиньяка не убить врагам. А после того выстрела Арлетта только повторяет: Савиньяка может убить друг.
- Ричард Окделл стрелял не в Арно, - громко и четко произнес Валентин.
- Что?
- Он стрелял в «лживого предателя». Арно оттолкнул меня, но сам не успел. Здесь должен был лежать я.
Ариго ничего не ответил, только молча покачал головой. Валентин закусил губу. Зря он так. Сейчас не время. Для вины, для страха, для удивления – не время.
- Ва... лен... тин... – едва слышный шепот, на выдохе, но Валентин мгновенно забыл о генерале Ариго и наклонился ближе.
- Я здесь, Арно, здесь. Что?
Ответом стал болезненный стон. Арно вцепился в его ладонь, как утопающий. Ему хуже. Полковник снова принялся успокаивающе перебирать свободной рукой волосы, гладить по щеке, говорить какие-то глупости о том, что все наладится, что ему осталось подождать совсем немного. Постепенно Арно успокоился и снова задремал, то и дело болезненно морщась и вздрагивая.
Валентин отвернулся от него и наткнулся на сочувственный взгляд Ариго.
- Вот как?
Валентину было уже все равно.
- Да, мой генерал.
Ариго ничего не ответил, только тяжело поднялся, ободряюще сжал плечо своего полковника и быстро вышел. Арно снова болезненно вздрогнул.
****
Арно метался в зыбком мареве, оказываясь то в огненных всполохах боли, то в леденящих когтях озноба, то выныривая на краткий миг в пропахшую тинктурами, потом и кровью реальность. Действительность и бред воспаленного разума перемешались и он уже с трудом осознавал, где находится и как здесь оказался.
…Сыро и холодно. И как-то очень узнаваемо. Лаик? Точно. Но как он оказался здесь, за сотни хорн от лагеря Западной армии?
Арно идет по знакомым переходам и слышит голоса, тоже знакомые.
- Унар Валентин, не отказывайте нам. Мы ведь всего лишь хотим приобщиться к тайным знаниям. При вашей тяге к просвещению это должно вызывать более живой отклик!
Сальные смешки звучат словно бы отовсюду. Кто же это говорит? Кто-то из свиты Колиньяра, один из тех, кто больше молчал сам и вовсю подпевал Эстебану.
- Да, унар Валентин, поведайте же нам, как именно выглядела знаменитая картина! – А вот это уже сам Сабве. – Сюжет нам известен, но, может быть, вы будете так любезны, что продемонстрируете нам композицию? В лицах, так сказать!
Еще один взрыв хохота.
- А может быть, унар Валентин хочет не только это продемонстрировать, а, Эстебан? – Манро? – Ты ведь будущий Первый маршал, а тут у нас будущий Повелитель Волн. Занятное совпадение, верно? Говорят, что Придды похожи друг на друга, так может, не только внешне? Как насчет продемонстрировать, каким именно тайным приемам научил вас старший брат, Валентин? Ничего, что я так интимно?
В одном из переходов Колиньяр со своими прихлебателями глумится над Валентином. Еще унар и еще граф Васспард стоит на коленях, удерживаемый Северином и Анатолем, Константин, вцепившись в волосы, оттягивает его голову назад, а над ним с видом победителя и мерзкой ухмылочкой стоит Эстебан. Невыгодная позиция – он полностью во власти подонков, но в серебристо-аквамариновых глазах нет страха, только спокойствие и презрение.
Арно бросается вперед, чтобы защитить того, кто в меньшинстве, но коридор Загона тает, все скрывается в тумане и только взгляд Валентина – прямой, открытый, гордый – не исчезает, словно бы вцепляется в его сердце…
…Мрачные казематы, освещенные редкими факелами. Крики и мольбы, мерзкий скрежет и вонь пота, паленой плоти и отчаяния, пополам с безнадежностью. Багерлее? Как он попал сюда?
- Ну же, граф Васспард, проявите благоразумие. Вы не могли совсем ничего не знать о готовящемся заговоре против нашего законного государя Фердинанда Второго Оллара. Я допускаю, что вам не открывали всех деталей – вы слишком юны и могли как-то выдать себя, но неужели вы думаете, что я поверю, будто вы невиновны? Признайтесь – и ваша участь станет не столь печальной, как у прочих упорствующих.
Знакомый голос. Конечно, он сопровождал Ли во дворец незадолго до Лаик и там они столкнулись с вице-кансилльером Колиньяром.
Тогда, во дворце, герцог говорил мерно и четко, преисполненный собственной значимости. Сейчас в его голосе появились отвратительные вкрадчивые нотки, словно бы искушающие «быть послушным мальчиком» и за это не запытают, а всего лишь казнят.
Арно завернул за угол и словно бы налетел на невидимую стену. Пыточная – а это, вне всяких сомнений, была она – не пустовала. На дыбе висел истерзанный плетью мужчина со свалявшимися темными волосами – видимо, один из Приддов. Отец Валентина? Кузен? Дядя? К нему приближался палач с раскаленным прутом.
Шипение, вой, вонь металла мешается с запахом горелого мяса. Вскрик, похожий на птичий и легкий шум.
- Поднимите ее. Надо же, какая нежная. Граф, если вы не заговорите, вы станете следующим. А ваша матушка будет поочередно любоваться то на вас, то на своего мужа. До ваших младших братьев мы тоже доберемся – крамолу нужно истреблять с корнем.
Валентин, со скованными за спиной руками, в металлическом ошейнике, на цепи, спускающейся с потолка, короткой настолько, что стоять приходится на цыпочках, смотрит мимо мерзких рож и его лицо не выражает ничего. И только в глазах бушуют боль, отчаяние и ненависть.
Арно бросается вперед – защитить, остановить, спасти хотя бы герцогиню, но проклятый туман снова обволакивает все вокруг. Последним исчезает Валентин. До самого последнего мига он смотрит прямо в глаза Арно, словно держась за него…
… Валентин стоит на эшафоте, на его шее затянули петлю. Виселица?! Придд – аристократ, его не могут повесить, как простолюдина! Что бы он ни совершил, это невозможно. За военные преступления – расстрел, за измену Родине – отсечение головы.
- Вздернуть предателя!
Раздавшийся рядом визг заставил вздрогнуть и отшатнуться. Повернувшись к вопящему, Арно увидел Ричарда Окделла.
- Арно, как я рад, что ты здесь! – глаза Дика как-то горячечно блестят, на щеках – пятна лихорадочного румянца. – Ты пришел, как и должно истинному эорию! Мы вместе посмотрим на казнь двуличной лживой спрутьей гадины, а потом ты присягнешь великому анаксу Альдо Первому и возрожденной Золотой Анаксии. Древние силы помогут нам, мы уничтожим наших врагов и поставим все Золотые земли на колени, напомнив им, кто их хозяин!
А мерзкий спрут ответит за предательство и не войдет в эру возрождения величия Гальтары. Все они одинаковые, эти скользкие гады! Сюзерен думает передать цепь одному из младших братьев этого изменника, но я их вижу насквозь – они такие же лживые и двуличные.
Волны помнят, ха! Они помнят лишь то, что приносит им выгоду! Мелких спрутов вырежут, не дожидаясь, пока они покажут свое гнилое нутро, а герб Приддов будет разбит! Я уговорю Альдо, он поверит мне! Мы изберем нового Повелителя Волн, не запятнавшего себя двуличием!
- Двуличием? Ричард, о каком предательстве ты говоришь? Почему повешение? – Создатель, какая чушь лезет в голову! Неужели вид казни сейчас – самое главное?
- Этот изменник предал анакса! На словах он славил великого Ракана, а сам готовил измену! Он напал на конвой, перевозивший Алву в Багерлее и попытался отбить этого врага всех Людей Чести! Конечно, разве он мог позволить казнить любовничка своего брата? Проклятый мужеложец, гайифский прихвостень! Он, наверняка, и сам – подстилка Ворона.
Но ничего… Спрут все кичился, что знает древние законы, думал, его голова кому-то нужна и он сумеет выкрутиться, ха! Я воевал, пока он протирал паркеты – неужели он думал, что я побегу? Я сам одолел и схватил мерзавца и теперь он ответит за все!!!
А Ворон и это ничтожная груша Фердинанд посмотрят, как кончит последний «реставратор» Олларов!
Бывший однокорытник бесновался рядом, визжа, брызжа слюной и ядом, с каждым словом теряя человеческий облик.
Арно перевел взгляд на эшафот. Валентин был спокоен, его не трогали ни оскорбления «эориев», ни обвинения в измене, ни близкая смерть. Он не молил о пощаде, не унижался – просто стоял, спокойный и уверенный в собственной правоте. И лишь взгляд его словно бы вцепился в лицо Арно, будто даже такая невесомая поддержка могла ему помочь остаться на плаву.
Арно, ничего не слыша и не видя, кроме тонкой фигуры с петлей на шее, рванулся вперед – отбить, защитить или умереть вместе!
Палач дернул рычаг и тело Придда рухнуло в открывшийся люк, затягивая удавку…
…Веселые крики, смех, поздравления. Да это же один из постоялых дворов Торки!
- Арно, эй, Арно! Как ты этих гусей! Ух, ловок, шельма!
- Ну, а чего ты хотел, Пауль? Он ведь Савиньяк – прирожденный военный. Вон, братец его старший знатно порезвился, пока в гвардию не перевелся.
- Это есть так, - вмешался один из бергеров, - я есть помнить капитана фульгатов Лионеля. Он быть отчаянный и ловкий. И ты тоже есть ловкий и отчаянный, Арно. Так что ты быть так же маршалом. А мы быть твоими солдатами!
- Ну, пока я маршалом стану, вы все тоже перевязи получите.
- Эй, а кем же тогда командовать? – возмутился нарушением существующего миропорядка бергер.
- А как раз пополнение пришлют – ими мы командовать и будем.
Дружеские подначки, заставленный бутылками и блюдами стол, жар от камина и гордость – сегодня заманил в ловушку дриксенский разъезд и лично пленил возглавляющего его офицера. Непременно представят к награде! Интересно, орден дадут или повышение? Вот бы поскорее – тогда напишет и матушке, и Ли, и Эмилю – всем и наплевать, что письма обычно из-под палки строчит. А чего писать, если новостей вроде и нет? А так – вот она новость, пусть гордятся братом и сыном, пусть знают, что он достоин рода Савиньяк.
- О, глядите, кто приполз…
Придд! Зачем он здесь? Хватило же наглости у этого паркетного шаркуна, двойного приддателя! И почему только генерал Ариго так верит этой гадине? Ведь предаст, к гадалке не ходи, предаст – некоторых не нужно к последней черте подводить, чтобы родную мать продали. Неужели никто не видит спрутью подлость? Нельзя им верить, никому.
Но ничего! Пусть дают шанс этому скользкому отродью, пусть жалеют бедняжку, несправедливо угодившего в Багерлее, пусть восхищаются тем, что он Алву отбил – отбил, да не спас, да и то доказать нужно! Ничего, он, Арно Савиньяк, виконт Сэ, не спустит глаз с Придда. Он не даст совершиться предательству.
- Теньент Сэ, генерал Ариго желает вас видеть как можно скорее.
- А вы на посылках, да, полковник? – Полковник! Да какой он полковник – пороху не нюхал.
- Я выполняю приказ вышестоящего офицера. Мне странно, что потомственному военному нужно объяснять такие вещи.
Ах, ты… Приказ он исполняет! Я тебе покажу, приказ!
- Слушай, ты, полковник, - Арно почти шипит, глядя в упор на герцога и видя, как в рыбьих гляделках отражаются его собственные сверкающие глаза. – Я не знаю, чьи приказы ты выполняешь на самом деле, но ничего у тебя не выйдет. Ты – потомственный трус и двойной – пока двойной – предатель. О, даже и фамилия говорящая: Придд – приддатель. Что бы ты ни замыслил, я тебе не дам это сделать. Я буду рядом, я сумею предотвратить измену. Я сам тебя пристрелю, дай мне только малейший повод…
- Арно, тебе еще не надоело? – голос тихий, усталый и какой-то безнадежный. И от этого теньент Сэ осекается и переводит взгляд ниже, туда, куда смотрит Валентин,
Кинжал. Его фамильный кинжал, по самую гарду погруженный в тело полковника, а его же судорожно стиснутые пальцы сжимают рукоять.
Арно в панике вскидывается, не понимая, как и когда он напал на безоружного, почему Придд не защищался и почему никто его не остановил.
Пирушка продолжает идти своим чередом, поднимаются тосты, отпускаются шутки и никто не обращает на них внимания.
Арно переводи взгляд обратно на Валентина и замирает, тонет в его глазах. Там так много всего: отчаяние, безнадежность, усталость, разбившиеся надежды и мечты и… прощение. Умирающий Валентин прощает своего обвинителя и убийцу и смотрит с такой неистовой любовью и нежностью, с верой в него, в Арно. Как жить после такого?..
…Клубы дыма, крики людей и лошадей, грохот пушек и хлопки пистолетных и мушкетных выстрелов. Арно носится между полками с приказами, попутно выискивая отбившихся «гусей» - нечего им бегать по Талигу.
Невдалеке мелькают лиловые шарф и перья на шляпе, из пороховых облаков появляется серый мориск, словно бы соткавшийся из них. Валентин растрепан, волосы выбились из-под шляпы, платок сбился, одна из перчаток порвана, в руке зажата окровавленная шпага. За полковником следуют пехотинцы, оставшиеся без командира и растерявшиеся в гуще сражения.
Арно кивает полковнику и вместе они отводят усталых солдат на запасные позиции. Когда они уже почти в безопасности, ухают далекие пушки. Он поворачивается к однокорытнику, чтобы пошутить, и в тот же самый миг ядра падают рядом с Валентином, замыкающим колонну. Короткий взгляд прямо в глаза и все вокруг заволакивает дымом от взрывающихся снарядов, осколки медленно, словно в танце, рвут Придда в клочья, а за его спиной распахиваются огненные врата, затягивающие Валентина в Закат. Арно глохнет от собственного крика, разрывающего горло и бросается вперед…
….Успел! Он успел и все остальное неважно! Сильные и ласковые прохладные пальцы гладят его лицо, прозрачные глаза так близко и в них нет ни малейшего намека на лед или отчуждение – взгляд открыт, видны все мечты и желания, все надежды и страхи. И любовь, которую Валентин пронес через все невзгоды, а он сам осознал только что. Арно изо всех сил вцепляется в ладонь Валентина, притягивает его к себе и выдыхает прямо в губы то единственное, что имеет значение: «Люблю». Вокруг них пылает зарево Заката, они оба прокляты навеки, но какое это имеет значение? Они, наконец-то, вместе, рука в руке, сердце к сердцу и никогда не разожмут объятий. Это ли не Рассвет?..
Арно с трудом открыл глаза. Тусклый свет свечи резанул по ним не хуже, чем яростное полуденное солнце. Тело болело, но как-то приглушенно, наверное, подействовала одна из тинктур. Голова была тяжелой, в глаза и горло словно бы песка насыпали, а во рту, по ощущениям, все Закатные кошки нагадили.
С трудом повернув голову, Арно увидел Валентина, неловко скорчившегося на табурете рядом с его кроватью и держащего его за руку. За окном занимался рассвет. Видимо, полковник провел здесь всю ночь, удерживая его, делая ему примочки и не давая умереть, а под утро забылся зыбким сном.
Тихое сипение, вырвавшееся из его губ, подбросило Валентина на добрый бье.
- Арно?!
- Пить…
- Сейчас, потерпи.
Валентин смочил чистую тряпицу и осторожно обтер ему лицо, убирая испарину и запекшуюся на полопавшихся губах корку.
- Мэтр Лизоб не велел тебя поить, сказал, что тебя может стошнить и от судорог вновь откроется кровотечение. Сейчас я дам тебе воды, только не глотай. Прополоскай рот и выплюнь. Это трудно, я знаю, как сильно в таких случаях хочется пить, но ты потерпи.
Арно прикрыл глаза, давая понять, что услышал и почувствовал, как Валентин просовывает руку ему под голову, приподнимая, и прижимает к его губам кружку.
- Один глоток, Арно, и выплюнь.
Как только вода попала в рот, жажда накинулась с утроенной силой и желание все-таки сглотнуть стало нестерпимым. Но аквамариновые глаза, окруженные лилово-черными тенями, неожиданно большие на заострившемся и словно бы постаревшем за одну ночь лице, цепко держали взглядом, не давая натворить глупостей. Арно выплюнул воду в подставленную миску и бессильно откинулся на подушку.
Он жив. И Валентин жив. И, судя по всему, сидел всю ночь рядом, удерживая его в этой жизни. И не было никакого признания, не было Рассвета в Закате. Были только видения, открывшие ему глаза на то, как все вокруг, да и он сам, были несправедливы к Валентину. Видения, открывшие ему глаза на самого себя. Теперь ему предстоит жить с этой истиной, храня ее в сердце. Еще одного удара Валентин может не выдержать, а значит, он станет самым лучшим другом, храня возлюбленного от всех бед этого мира.
Так и будет! Мэратон!
****
Валентин тяжело опустился на стул. Ровное дыхание спящего Арно успокаивало. Прошло уже две недели с той ночи, которую мэтр Лизоб назвал решающей. Хвала Создателю, каждый день Савиньяку становилось лучше. Война и генерал Ариго не позволяли полковнику окончательно забыть о своих обязанностях, поэтому в последнее время Валентин приходил к раненому другу только поздним вечером и оставался до раннего утра.
Он привык спать, устроившись на стуле у кровати, без слов угадывать желания Арно и просыпаться, как только его дыхание сбивалось хоть на мгновение. Он стал замечать, что Савиньяк старается как можно реже обращаться с просьбами и не тревожить его. Сначала Валентин решил, что вернулось прежнее отчуждение и охлаждение и не мог понять, почему? Неужели из-за слов Окделла? Но прошлой ночью, когда в соседней комнате разбилось стекло и он вздрогнул, на мгновение замерев на зыбкой грани сна и яви, то вдруг разобрал тихий, едва слышный шепот Арно: «Валентин, все хорошо. Спи». Виртуозно умевший нарушать любые приказы полковник подчинился и послушно провалился обратно в теплый сон, где родители и Джастин были живы, где Арно не ненавидел его столько месяцев, где люди не сходили с ума на пустом месте. До самого рассвета он прожил в другом мире, там, где все хорошо, все спокойно. Привычные кошмары, не отступавшие раньше даже здесь, в лазарете, на этот раз сдались без боя. Приоткрыв утром глаза, Валентин увидел, что Арно крепко сжимает его руку и понял, какому гениальному полководцу проиграли его враги и мучители. Вдруг стало ясно – пока Сэ рядом, кошмары не вернутся.
Судя по дыханию, Арно спал глубоко и спокойно. Валентин не удержался и убрал золотую прядь, упавшую на глаза. Савиньяк стоически переносил болезненные, но необходимые гигиенические процедуры, поэтому, когда опасность для жизни миновала, грязь и кровь исчезли со светлых мягких волос. Арно не пошевелился, но Валентин все равно убрал руку. Опасно. С каждой ночью, с каждым часом сдерживаться становилось все труднее. В редкие минуты бодрствования Арно говорил с ним так тепло, так доверительно, что Валентин только благодаря многолетней привычке и опыту при дворе Ракана умудрялся держать себя в руках и не тянуться к алым, потрескавшимся губам, чтобы провести по ним языком, пощекотать, приласкать...
Валентин резко поднялся и налил себе воды. С неуместными чувствами необходимо что-то делать. Да, в Торке, в первую очередь, оценивали личные и боевые качества, а бергерская сдержанность не позволяла без приглашения лезть в чужую личную жизнь. Но в их случае зародившаяся дружба еще слишком юна и хрупка, чтобы без последствий вынести подобный разговор, даже если его итогом не станет отказ. Полковник вернулся на стул и перевел взгляд на мирно спавшего Арно. Задиристый и отчаянный теньент изрядно похудел и сейчас выглядел трогательно-беззащитным. Алые губы и золотые волосы резко контрастировали с непривычной бледностью загорелой кожи. Когда он ненадолго просыпается, взгляд слишком притягивают живые и глубокие глаза цвета черной ройи и этой уязвимости, почти прозрачности, незаметно. Длинные, почти девичьи ресницы дрогнули, и Валентин быстро вернул на лицо прежнюю маску невозмутимости. Но Арно не проснулся, только промычал что-то неразборчивое. Полковник позволил себе думать, что он звал его. В его жизни сейчас и так остались только разбитые мечты, убитые брат и родители, и еще долги, которые предстоит платить много лет. С этой простой и безобидной мечтой всего лишь будет легче встречать очередной рассвет, предвещающий полный забот и тревог день. Глупо даже надеяться, что он может встретить взаимность. А глупость никогда не входила в фамильный перечень недостатков Приддов.
- Арно, - прошептал Валентин.
Раненый друг молчал, и полковник грустно улыбнулся. В этом была особая прелесть этих ночных визитов – не просто заботиться об Арно, не просто видеть, как ему час за часом становится легче, но и вот так, чуть слышно говорить с ним, рассказывать о том, чем невозможно делиться при свете дня.
- Я не хотел, чтобы вы встретились, - так же тихо признался Валентин. – Когда пришли вести о том, что герцог Окделл сбежал, я молился Создателю, чтобы он не пришел в расположение Западной армии. Ты веришь друзьям, Арно, я знал, что ты пойдешь на встречу с ним. Я предупреждал генерала Ариго, генерал Райнштайнер даже предлагал отправить тебя в рейд, чтобы вы разминулись. Но генерал Ариго не согласился и сказал, что ты имеешь право на свои ошибки и что если тебе помешать, то Окделл навсегда останется в твоей памяти «другом Ричардом». Я знал, что этот... этот... Повелитель Скал опасен. И я не мог тебя останавливать. Если бы я знал, Арно... Я был уверен, что Окделл безоружен.
Валентин прервался, отпил воды из стакана и прикрыл глаза. Он часто пытался вспомнить тот день, когда Арно ранили, но не мог. Из густого тумана проступали только черное дуло и пожухлая трава перед глазами. А потом... собственный выстрел, кровь и боль, кажется, разорвавшая душу надвое. После генерал Ариго хвалил подчиненного за своевременные действия, за то, что он сохранил трезвость рассудка, а мэтр Лизоб скупо одобрил «невероятную выдержку господина полковника». Но сам Валентин не помнил ничего – только отчаяние, тянувшее в черный омут безумия и бесконечной обжигающей боли.
- Арно, я никогда не скажу тебе этого, глядя в глаза. Я не предам твоего доверия и нашей дружбы. Я молчу о многом. Даже ты не знаешь, насколько... О Юстиниане, об отце, о Ракане, о Манриках и Колиньярах, о том, как мне было страшно в Багерлее. О том, как я каждый день ждал, что этот недо-Ракан велит арестовать ставшего ненужным Повелителя Волн. О том, что я обязан очистить имя, заставить забыть об интригах отца. Я обязан дать Клаусу и Питеру иное будущее, чем то, что есть у меня. Я обязан избавить их от клейма потомственных предателей и придворных лицемеров. Слишком много страхов, долгов, обязанностей. Я знаю, что справлюсь – мне не на кого опереться, Арно, у меня просто нет выбора. Но я молчу слишком о многом. Мне не позволена откровенность днем, но здесь, в темноте все иначе, верно?
Валентин допил воду, поставил стакан на пол, убедился, что Арно спит все так же спокойно и крепко, и беззвучно вздохнул. Молодой герцог умел многое, но о таком он не говорил никогда и ни с кем. Если бы для дела потребовалось сочинить любовный сонет, перо не задержалось бы и мгновения. Но сейчас слова отчего-то не находились, застревали на кончике языка, ускользали россыпью мелких жемчужин...
- Арно... - тихо начал Валентин.
****
Арно завозился в полусне, устраиваясь поудобнее. Лечение помогало, да и молодой здоровый организм брал свое – с каждым днем дышать становилось все легче. Мэтр Лизоб, не слушая уверений в том, что ему уже лучше, продолжал пичкать различными тинктурами, от которых быстро клонило в сон. С одной стороны, это было неплохо – пока спишь, точно не проболтаешься и не сделаешь ничего такого, о чем потом будешь жалеть. С другой – он почти не видел Валентина. Несколько раз ему удавалось вырваться из оков сна на минуту-другую, но и только.
Арно научился угадывать появление Придда едва ли не кожей. Сквозь сон слышать почти беззвучные шаги, тихое дыхание, иногда – едва различимый шепот. Чувствовать, как утомленный полковник засыпает на неудобном стуле и охранять его зыбкий сон сквозь собственную дрему.
Наконец-то! Тихий скрип двери, легкие шаги, шорох формы. Запахи чернил, пороха и лошадей – опять весь день был в разъездах и все-таки пришел. Привычно шевельнулось чувство вины: нужно бы проснуться окончательно, да и сказать ему, чтобы шел к себе и отоспался, а то вчера на него было страшно смотреть – совсем немного до выходца не дотягивал. И облегчение – пришел, не забыл и не променял ни на что!
Теплая, жесткая рука скользнула по лицу, убирая щекотную прядку и тут же исчезла. А воображение, свободное от доводов рассудка, тут же показало, как Валентин продолжает ласкать его лицо, гладит шею, запускает пальцы в волосы. Как хорошо!
- Арно…
Да, да, Валентин, все, что захочешь! Арно потянулся навстречу всем своим существом, но сон окутывал, нашептывал, подменял реальность красочными видениями, такими желанными и такими недостижимыми… В них полковник улыбался, ложился рядом и притягивал ближе, устраивая голову у себя на плече. В них они разговаривали обо всем, вновь и вновь признаваясь в любви и клянясь в верности. В них не было ни боли, ни недопонимания, ни косых взглядов окружающих.
Внезапно сон словно бы подернулся рябью. Валентин продолжал обнимать, нашептывать на ухо нежности, рассказывать о том, что теперь они всегда будут вместе. И в то же время он говорил о чем-то другом. И тот, второй валентинов голос, хотя и был тише, почему-то был намного важнее. Реальнее?
- …Арно… не хотел… сбежал…
О чем ты говоришь?! Всей Западной армии известно, что заставить полковника Заразу отступить невозможно. От чего или от кого ты можешь бежать, Валентин? От прошлого? Или… Нет, ты же знаешь, что я тебя не брошу, не сбегу.
- …Молился… ты веришь…
Верю! Я верю тебе, ты слышишь? Только тебе, всегда тебе!
Арно лихорадочно целовал и гладил любимое лицо, становящееся из нежного, сияющего любовью и счастьем, отстраненно-задумчивым, пытаясь достучаться до сердца Валентина, но ничего не помогало. Он становился каким-то хрупким, призрачным, истончаясь, словно мираж.
- …Предупреждал… разминулись… ошибки…
Какие ошибки, Валентин? Что ты называешь ошибкой, нашу любовь? Какие предупреждения? Не уходи, не отворачивайся от меня, Валентин! Посмотри на меня, поговори со мной! Что бы ни случилось, вместе мы найдем выход.
- …Тебе помешать… я знал… я… безоружен…
Помешать? Кто? И что значит «безоружен»? Перед кем? Что за тайны опять? Случилась беда? Тогда почему ты не говоришь мне об этом, почему отмалчиваешься? Или… Ты не веришь в меня?
- …Не скажу… не предам… страшно…
Я рядом, Валентин! Арно хотел крикнуть это, чтобы все услышали, чтобы все знали – и будь, что будет. Хотел броситься вперед, обнять, разделить ношу на двоих, но не смог пошевелить и пальцем.
Да что же это?! Валентину нужна помощь, а он бесполезен, хуже Понси! Ну же!
- … Ждал… арестовать… очистить… забыть…
Проклятие, что происходит?! Какой еще арест?
Арно дернулся и с трудом удержался от вскрика – плечо немедленно напомнило о себе. Приоткрыв глаза, он осмотрел комнату и облегченно вздохнул – это был всего лишь сон. Валентин привычно сидел рядом и что-то рассказывал. Обрывки этих фраз он и слышал сквозь дрему.
Но… о чем, в таком случае, в действительности говорит Валентин? С таким горестно-отрешенным лицом не рассказывают о победах, да и слова об аресте и страхах ему не приснились.
- …Я обязан дать Клаусу и Питеру иное будущее, чем то, что есть у меня. Я обязан избавить их от клейма потомственных предателей и придворных лицемеров. Слишком много страхов, долгов, обязанностей. Я знаю, что справлюсь – мне не на кого опереться, Арно, у меня просто нет выбора. Но я молчу слишком о многом. Мне не позволена откровенность днем, но здесь, в темноте все иначе, верно?
Голос Валентина дрогнул и он замолчал, залпом опустошив стакан.
Разрубленный Змей! Это все его неуемный язык и нежелание видеть очевидное! Никто не сомневался в Валентине, только один чересчур деятельный Савиньяк – и вот, теперь это клеймо «потомственного труса и двойного предателя» не дает полковнику жить и дышать. Он уже даже не надеется избавиться от косых взглядов в свою сторону, взглядов, возникновению которых поспособствовал он, Арно. Как искупить это? Как ты смог меня простить, Валентин?
Да, ты справишься – я ни секунды не сомневаюсь в этом. И ты не один – я всегда буду рядом, всегда буду поддерживать и защищать тебя.
Молчишь… Да, наверное. Ты ведь не любишь распахивать душу перед всеми, ты прячешь свои страхи, свою боль и неуверенность, свое одиночество. Теперь я это понимаю – а раньше думал, что ты делаешь это из высокомерия. Ну почему я так легко забыл уроки братьев? Ли и Миль такие разные, но разве мне приходило в голову обвинять старшего-старшего в лицемерии и бездушии? Нет – я с детства знал, что на его плечах тяжесть ответственности за всю нашу семью, за положение рода Савиньяк, за… Да мало ли за что? Почему я не подумал, то твой груз ничуть не легче? Почему не вспомнил о твоей боли? Почему не защитил?
Почему, почему… Потому, что бедный Ричард Окделл так красиво «страдал за правое дело, но не сдавался», так настойчиво демонстрировал отсутствие задних мыслей и способностей к подлости, что я невольно развел вас по разным углам в своих мыслях, сделал полными противоположностями друг другу. А ты никогда не просил о снисхождении. Ты не требовал всем своим видом немедленно проявить к тебе внимание и сочувствие. Но как же ты был одинок!
Стоп. Что «иначе»? Ты… ты приходишь ко мне, чтобы… выговориться? Я знаю, нельзя все время нести в себе такой страшный груз, я благодарен тебе за… ну, это еще не доверие, но, пусть и к беспамятному, ты пришел ко мне. Ко мне, а не к генералу Ариго, не к бергерам, не к своему родичу. И не сидишь в своей комнате, разговаривая с пустотой. Наверное, это первый шаг к доверию.
Но если так, то нужно дать тебе знать, что я не сплю больше, иначе это… это… да все равно, что шпионить!
Савиньяк уже хотел позвать полковника, но тот опередил его.
- Арно... – голос прерывался, подрагивая, словно Валентин говорил через силу. – Арно, я… Я не живу с тех пор, как увидел тебя. Нет, не так, я не жил с тех пор, как погиб брат. А к жизни меня вернул ты.
Арно замер. О чем говорит Валентин? Это… это звучит так, словно он собрался делать признание, но разве можно поверить в такое? Не бывает подобных совпадений.
А Придд продолжал говорить.
- Мне всегда было горько и смешно слышать все эти глупые сплетни о моей семье.
О Джастине и герцоге Алва. Учитывая, что едва ли не вся столица была в курсе того, что наследник Дома Волн стал очередным рыцарем «прекрасной и нежной королевы», а после того, как она его использовала и вышвырнула, делал все, чтобы нарваться на пулю, попытка выставить его мужеложцем, была, по меньшей мере, неуклюжа. Хотя, чем глупее и пошлее ложь, тем охотнее в нее верят. Я умирал от того, что все так радостно и демонстративно пачкают память Джастина и никто не скажет и слова в его защиту.
О том, что мой отец – чудовище, уничтожающее собственных детей. Он никогда бы не поднял руки на сына – Джастин был его гордостью, драгоценным первенцем-наследником после двух дочерей. Да и не настолько был глуп супрем Талига, глава одного из Великих Домов, чтобы так откровенно расписываться в том, что обвинения в связи с Вороном – правда. Отец редко проявлял свои чувства, полагая, что этим непременно воспользуются, но он любил всех нас. Он всегда говорил, что если показать, какую боль причинил удар – ударят снова. Даже истекая кровью, нельзя демонстрировать свою уязвимость. Нужно держать лицо, отражать атаки – и тогда появится шанс выжить. Я запомнил.
Мои братья совсем еще дети. Даже мне тяжел был титул наследника рода и Дома, не говоря уж о герцогской цепи – а чем провинились Клаус и Питер, чтобы обрекать их нести это бремя?
Что еще? Ах, да что вспоминать… Слишком много всего было сказано, выплюнуто в лицо или высказано в спину. Как ни странно, ради сомнительного удовольствия ужалить побольнее, многие забыли о нашей фамильной мстительности.
Я ехал в Лаик, понимая, что меня будут пробовать на прочность и менторы, и капитан Арамона, и другие унары. Я не рассчитывал встретить взаимопонимание и, тем паче, дружбу. Я понимал, что мне не раз, и не два припомнят «всем известные» обстоятельства гибели брата, что меня будут пытаться подставить. Конечно, сын супрема и наследник одного из значимых родов Талига – это не то же самое, что нищий опальный сын мятежника, но оба мы по рождению принадлежали к Людям Чести и, чего уж теперь скрывать: мой отец, хотя сам и не поднимал восстаний, но активно участвовал в их подготовке. Мы с Джастином придерживались других политических взглядов, отличных от воззрений отца, но тогда наше мнение еще не учитывалось.
Я помню первое утро в Загоне, когда служка проводил меня в столовую и я успел занять одно из самых удобных мест для наблюдения, рассматривая своих будущих однокорытников. Я видел откровенных врагов, видел тех, кто в любой ситуации попытается остаться нейтральным или же попробует извлечь выгоду из ситуации. Видел тех, кто не вопил на каждом углу о том, что только он является истинным носителем и воплощением Чести, но при этом именно честью руководствуется в своей жизни.
Я сидел и пытался понять, как будут складываться взаимоотношения внутри такой разношерстной компании и вдруг… Мне показалось, что прямо в обеденном зале взошло солнце – это ты вошел. Оглядел всех и так ослепительно улыбнулся, что было решительно невозможно не ответить тебе. Я с трудом удержался от того, чтобы забыть об осторожности, манерах, да обо всем и не подойти к тебе. Я вдруг понял, что на самом деле я еще жив. А ты скользнул по мне взглядом и прошел мимо. Я не виню тебя, Олененок – мне нечего было тебе предложить. У меня на лбу было написано, что я зануда, для которого главное в жизни – книги и этикет, а ты… Ты просто сама жизнь.
Я так и не смог подойти к тебе ни разу за все те полгода – только наблюдал издалека, вслушивался в твой голос, прятался на галереях и в тени террас, ловя твои взгляды. Ты всматривался вдаль, а я… я подмечал и запоминал каждый твой жест, каждое слово, каждый взгляд – и представлял потом, что это меня ты высматриваешь, ждешь, зовешь. И тогда мне становилось легче жить.
Знаешь, на самом деле, я возненавидел Окделла именно тогда. Вернее, сначала была досада – ты, да и остальные, легко приняли человека, чей отец поднял восстание, подавляя которое, вполне мог погибнуть твой старший брат, человека, не желающего видеть очевидное и признавать ошибки, но мне не давали и шанса, сразу вынеся приговор «скользкой гадине». Я не мог вас за это осуждать, но как же мне хотелось поговорить, объясниться! Я хотел, чтобы вы все, а в первую очередь – ты, поняли, что я не слепая марионетка, что у меня есть свое мнение, что я умею думать и делать выводы.
Я не мог выйти вместе с вами – для меня это был бы почти приговор, вернее, все тут же объявили бы сговором, приписали бы неуважение к правящей династии, которую представлял капитан и… Но я хотел, Арно, правда, не ради этого «несправедливо обиженного». Я хотел, чтобы ты посмотрел на меня, увидел бы меня. А еще я не мог отделаться от мысли, что в темноте галереи я мог бы коснуться тебя, пусть даже всего лишь на миг. А если сильно повезет, то и сеть рядом с тобой, прижаться, спасаясь от холода, чтобы потом, когда все закончится, жить этими воспоминаниями. Но все, что я смог тогда сделать – позаботится о том, чтобы вас не мучили голод и холод и выставить капитана дураком, представившись Сузой-Музой.
Досада становилась с каждым днем все сильнее: что бы вы ни делали, Окделл не давал себе труда задуматься и осмотреться, продолжая жить чужим умом и вбитыми догмами. Когда нас стали выпускать в город, я однажды столкнулся там с этим… надорским недоразумением. Мне хотелось побыть одному и я уехал из дома пораньше. Бродил по улицам и зашел в трактир, куда почти сразу же за мной вошли двое: Окделл и его кузен. Я не снимал плаща, сидел в тени и они не заметили меня, зато я слышал каждое слово. Бедолага Робер полагал, что спесь расцвела в Ричарде после того, как к власти пришел его солнцеликий кумир, осыпавший его дарами и милостями, но это не так. Уже тогда он рассуждал о вас, бескорыстно протянувших ему руку помощи, называя тебя, Берто и Паоло потомками предателей, а Катершванцев – едва ли не торскими дикарями. Ни единого слова благодарности, лишь уверенность в том, что он оказал вам величайшую милость, согласившись принять вашу помощь и вашу заботу. Как же я жалел о том, что под рукой нет хотя бы кинжала! А я даже не мог предупредить тебя… И когда по вине этого вепря, предавшего своего монсеньора, мы оказались в застенках, я уже не мог ненавидеть его сильнее!
Валентин закрыл лицо руками, переводя дыхание. Арно, забыв как дышать, во все глаза смотрел на полковника. То, что он ошибался в оценках чаще, чем хотелось бы, стало понятно давно – ведь было, было же что-то, насторожившее и Берто, и близнецов в отношении Ричарда. Но неужели те видения – не просто бред умирающего? Неужели это тоже были подсказки? Те самые взгляды и жесты, о которых упоминал Валентин – может быть, он тогда видел их, но не обращал внимания, а теперь, осознав свои чувства, вспомнил?
- В Багерлее меня хранили только мысли о тебе, Арно, - продолжил между тем Валентин. – Я представлял, что ты рядом, обнимаешь меня, оберегая от этих стервятников, и мне становилось чуть легче. Оказавшись на свободе, я растерялся вначале, не зная, что делать. Я не был готов к тому, что на меня так неожиданно свалится эта ноша, но передать ее было некому. Я должен был защитить своих людей, укрепить позиции своего Дома. Я должен был изменить нашу судьбу, добиться того, чтобы нас перестали воспринимать как врагов. Не только для того, чтобы Клаусу и Питеру было легче в жизни, но и чтобы при нашей следующей встрече ты посмотрел на меня иначе, чтобы ты заметил меня, наконец.
На самом деле я хотел изменить твое отношение ко мне, Арно. Я сказал себе, что если мне это удастся – то все остальные тем более примут меня и мою семью, поверят нам. Это был мой самый тяжелый бой, самый затяжной, можно сказать, безнадежный. Я ведь почти не верил, что однажды ты дашь мне шанс, но и сдаваться меня не учили.
Я люблю тебя, Арно. Я больше никогда и никому не скажу этого, даже тебе – особенно тебе. Ты поверил мне, подарил свою дружбу – разве могу я требовать большего? День, когда ты спас меня, стал самым страшным в моей жизни – я не стою таких жертв, Олененок, ты не должен был рисковать ради меня. Я ведь на самом деле – скользкий спрут, который всегда и везде извернется. Даже сейчас я продолжаю просчитывать и жалеть об упущенных возможностях.
Я жалею, что, пока была возможность, не целовал тебя – и в то же время понимаю, что иначе нельзя. Нельзя брать поцелуи против воли, обманом – это бесчестно, аморально… заманчиво. Было так легко сделать это раз, другой – а потом я уже не смог бы сдерживаться. И в глаза тебе смотреть бы не смог.
Я никогда и никому не скажу, что люблю. Для тебя это будет оскорблением, для всех других – ложью. Я не введу в Васспард герцогиню, потому что мне никто, кроме тебя, не нужен. Мое сердце разрывается от неразделенной любви – но я все так же расчетлив. Я понимаю, что, не будь у меня младших братьев, способных продолжить род Повелителей Волн, у меня не было бы свободы хранить тебе верность. Даже в своей боли я нахожу выгоду – пока невесты будут бегать за неженатым герцогом, у Клауса и Питера будет шанс жениться по любви.
Видишь, Олененок, не так уж ты был неправ насчет меня – слишком много в моей душе намешано: изворотливость и верность, боль и счастье, расчет и вера. – Горько усмехнувшись, Валентин осторожно поднес его пальцы к губам и невесомо поцеловал. – Прости мне эту ночь, любимый. Я больше никогда не потревожу тебя.
Одна лишь мысль о том, что вот сейчас все закончится, даже не начавшись, что они обречены до конца жизни таиться друг от друга – ведь Валентин больше не допустит подобной откровенности – ужаснула, и Арно сжал пальцы, притягивая полковника ближе.
- Арно… ты…
Такого ужаса и отчаяния в голосе Придда Арно не слышал даже в тот страшный день. В глазах стыла безысходность.
- Не смей сбегать! Ты хоть понимаешь, что я проснулся чудом?! Что мы могли бы всю жизнь… Валентин, я тоже тебя люблю! В ту ночь, когда ты удержал меня на самой грани – я остался ради тебя. Я так привык к тому, что ты рядом, ты стал частью меня самого, настолько важной и нужной, настолько естественной частью, что это я даже не ощутил этого. Как дыхание – пока оно есть, не задумываешься о важности следующего вдоха, просто дышишь полной грудью. Так и ты: не будет тебя – и я не смогу дышать.
Тогда, в бреду, я все время чувствовал твое присутствие рядом, рвался к тебе, видел тебя. Тогда я и понял, как ты важен и нужен. Я боялся, что это ты меня оттолкнешь, сочтешь оскорблением моё признание.
Арно говорил, выплескивая давно наболевшие слова, чувства, лихорадочно сжимая и поглаживая тонкие подрагивающие пальцы Валентина, не отпуская его взгляд.
- Арно, ты бредишь. Или я брежу. Или сошел с ума, - Придд нерешительно провел пальцами по лицу Олененка, едва-едва касаясь, словно паутинку снимал.
- Тогда мы сошли с ума оба. – Савиньяк решительно притянул его к себе. – Я тебя люблю. Я понимаю, что именно говорю, Валентин, так что не думай, что утром я забуду или скажу, что был не в себе – я еще никогда не мыслил так ясно. И если все, что ты говорил – правда, ты меня сейчас поцелуешь.
****
- ...если все, что ты говорил – правда, ты меня сейчас поцелуешь.
Нет. Нет, нет, нет! Валентина все сильнее охватывала самая настоящая паника. Страх железным комом стыл в горле, перехватывая дыхание. Но полковник твердо знал одно – этого не может быть. Полночный бред. Слишком реальный сон. Безумие. Происки Леворукого. Обманчивые песни легендарных найери, дарующие зыбкий мир сбывшихся желаний в обмен на живую душу. Он был готов поверить в любое чудо, кроме одного – что Арно говорит правду. Любимый голос отдавался в затылке болью.
- Валентин... Молчишь. Я понимаю, ты имеешь право злиться. Я не сказал тебе, что проснулся. Обманул, подслушал, предал. Я хотел, Валентин, правда, хотел! Ты говорил о Клаусе и Питере, о своей ноше и я собирался сказать, но потом... Когда ты стал говорить о Лаик, обо мне... я не мог поверить. Я так растерялся, что забыл, где мы и что происходит. Валентин? Пожалуйста…
Арно закашлялся и упал на подушку, разжав руки. Валентин с трудом заставил себя покачать головой. Все, о чем говорит Арно, неважно. Он вовсе не был обязан устраивать салют по случаю собственного пробуждения. В конце концов, это его палата и его кровать. И это Валентин явился к нему ночью, чтобы излить душу, а вовсе не Арно тайком подслушивал под чужой дверью.
Валентин с огромным трудом и сожалением высвободился из ослабевших объятий, поднялся со стула и отступил на несколько шагов. Ноги казались ватными, звон в ушах нарастал. Он должен уйти. Это единственный выход. Сейчас еще можно уйти, еще можно подавить в себе чувства, спрятать их, забыть и вновь наслаждаться дружбой. Валентин знал, что если сейчас прикоснется к Арно еще раз – это конец. Он уже не сможет остановиться и будет целовать желанные много лет губы до беспамятства, до потери дыхания, до смерти. Любое терпение и любая выдержка имеют пределы, а бравому полковнику, несмотря ни на что – всего лишь двадцать лет.
- Арно, - Валентин оторвался от созерцания пола под сапогами и посмотрел на бледное лицо Савиньяка. – Арно, прошу прощения. Очевидно, сегодня выдался слишком тяжелый день и я...
- Моих слов тебе недостаточно. Хорошо, тогда я покажу.
Арно, закусив губу и громко вскрикнув от боли, рывком сел на кровати и попытался подняться.
- Не вздумай! – Валентин бросился назад. – Мэтр Лизоб запретил тебе вставать, рана опасна и...
Арно не стал ничего слушать. Здоровой рукой он притянул Валентина к себе и поцеловал. В первый миг Валентин еще попытался отстраниться, сохранить все, как было, но давнее желание вырвалось наружу, с ходу отметая любые возражения и заглушая отчаянные вопли рассудка.
Губы Арно – сухие, потрескавшиеся и самые желанные во всей Кэртиане. Валентин тонул и терялся в собственных чувствах. Сколько раз он мечтал об этом, представлял себе, видел во снах, которые вернее назвать бредовыми видениями, но никогда это не было так... так... Арно целовал глубоко, путался ладонью в волосах, причиняя боль и сводя с ума страстью. И Валентин ответил – желанием на желание, безумством на безумство. Он обхватил ладонями лицо Арно и целовал, забывая себя, отдавая все, что накопил за прошедшие годы.
Когда Арно, тяжело дыша, отстранился, Валентин чуть не застонал от боли и разочарования. Волной нахлынуло одиночество и почему-то стало очень холодно.
- Веришь?
- Да, - Валентин улыбнулся, но тут же нахмурился, увидев, как скривился Арно. – Что?
- Нет, ничего. – Арно глубоко вдохнул. Слишком глубоко, чтобы ему можно было поверить. – Я в порядке.
- Тебе больно. Ложись.
- Нет!
В черных глазах плеснул такой страх, что Валентину сразу стало легче. Не он один здесь все еще боится, что все это – бред, сон, морок.
- Я не уйду, - прошептал он в самое ухо Арно, осторожно укладывая его на подушки. – Никогда.
Валентин снова прикоснулся к любимым и желанным губам, но теперь иначе. Сейчас уже не нужно доказывать друг другу искренность и желание, не нужно огнем выжигать неуверенность и недоверие. Можно медленно запустить руки в мягкие светлые волосы и покусывать мочку уха, шептать какие-то глупости и не думать о том, что говоришь. Можно слушать сбивающееся дыхание и тихие низкие стоны. Можно, наконец, проложить быстрыми поцелуями дорожку от уха к губам, провести по нижней языком и втянуть ее, медленно посасывая. На губах Арно застыл горьковатый вкус лекарств, но сейчас Валентину было все равно.
Из-за ранения Арно все время лежал обнаженным по пояс, благо, в начале лета тепло было даже здесь, в Торке. Валентин очень осторожно, стараясь не приближаться к месту ранения, погладил пальцами грудь, коснулся сосков, напряженного живота, легко пощекотал ребра.
- Ненавижу, - тихо прошелестел Арно.
- Кого?
- Свою дурацкую рану, - Арно недовольно дернул подбородком. – Я так хочу тебя, а из-за нее...
- Осталось недолго, - в шею зашептал Валентин.
- Не уходи, - тихо попросил Арно. – Позже. Не сейчас. Я перетерплю. Только не уходи.
- Ни за что.
Валентин снова вернулся к поцелуям. Он провел языком по губам и заставил Арно раскрыться навстречу. Валентин никогда раньше не целовался так, поэтому полагался только на чутье. Он ласкал языком нёбо и десны, захватывал язык Арно в кольцо собственных губ, возвращался к губам, а потом снова и снова утопал в глубоком медленном поцелуе.
- Мне пора, - Валентин с сожалением оторвался от чужих припухших губ. – Рассвет.
- Ты не спал из-за меня, - Арно облизнулся и шумно выдохнул.
- Учитывая, что сегодняшней ночью сбылась самая сокровенная мечта, я не склонен предъявлять претензий по этому поводу.
- Дурак, - беззлобно откликнулся Савиньяк. – Тебе нужно отдохнуть, не приходи вечером, я...
- Приду, - быстро перебил Валентин. – Не спорь.
За остаток ночи они едва сказали друг другу несколько слов, полностью отдаваясь поцелуям и ласкам, которые мог себе позволить Арно. При мысли о том, что произойдет, когда неугомонный теньент окончательно выздоровеет, у Валентина сжималось горло. Тело, много лет лишенное удовольствий, рвалось наверстать упущенное. Пусть даже лишь поцелуями и жадными прикосновениями. Не говоря уже о том, что впервые за много лет ледяной ком в груди истаял бесследно. И впервые за всю свою жизнь герцог Валентин Придд, Повелитель Волн, глупо улыбался, глядя в окно. Просто потому, что жизнь, оказывается, прекрасна.
Окончание в комментариях
Автор: НеЛюбопытное созданье
Категория: слэш
Пейринг: Арно Савиньяк/Валентин Придд
Рейтинг: NC-17
Жанр: angst, hurt/comfort, ust
Размер: Мини
Статус: Закончен
Дисклеймер: Ни на что не претендую, играюсь
Примечание: В этой версии Окделлу удалось добраться до Западной армии и добиться разговора с Арно.
читать дальше
- Она лгала мне, эта шлюха, притворявшаяся святой! Они все лгали мне, она заслужила это! И эта девчонка, она вошла... я не мог, она оскорбляла меня, герцога Окделла, Повелителя Скал, она заслужила!
Горький травяной запах, невесомое марево утреннего тумана и невозможные, невообразимые вопли. Арно с трудом заставлял себя не броситься вон. Он ведь сам говорил, что должен поговорить с Ричардом. Он сам не желал верить, что Окделл – убийца и прихвостень Альдо Ракана. Он сам хотел этой встречи. Он сам согласился, когда плененный Ричард попросил встречи с однокорытником.
- Эти твари в Доре, они чуть не убили меня! Ты понимаешь это?! Они кинулись к воротам, я задыхался там, а они не хотели пускать меня! Так им и надо, никчемные людишки, как смели они осуждать меня?!
- Заткнись! – не выдержал Арно и резко выдохнул.
Создатель, как же он мог?! Как мог он верить… этому? Окделл не просто мерзавец, изменник и убийца, он – чудовище, Изначальная Тварь, готовая пожрать вся и всех. Вспомнилось, как рассказывал о Доре Валентин...
- Так страшно мне не было даже в Багерлее, Арно. Знаешь... - полковник залпом опустошил бокал Змеиной крови. – Там мальчик был. На всех лицах ужас, а на его – удивление. Наверное, я не смогу забыть. Отчасти поэтому я здесь, Арно. Я... мы все… отвечаем за этих людей.
Создатель! Недоразумения с Приддом давно остались позади, но как он мог не верить ему так долго? Как мог так отчаянно защищать Ричарда, выступая против него? Карл Борн затмил разум? Неужели он тоже, как и Ли, не оправился от той раны?
- Арно! – Валентин быстро подошел и встал рядом. – Генерал Ариго велел тебе возвращаться, срочное поручение.
Сэ молча кивнул и отступил на шаг, чуть за спину Валентина. Он не мог заставить себя произнести ни слова. Душил ужас. Перед ним стоял не «друг Ричард». Арно уже даже не был уверен, что это человек. Монстр. Тянущая пустота в груди отдавалась болью.
- Выходит, зря я верил тебе, - ненавидящий, свистящий шепот. – Придд успел обмануть и тебя... Но больше он никому не солжет! Я избавлю мир от этой холодной скользкой лживой твари!
Сверкнуло дуло, и сразу же грянул выстрел. Нет! Арно быстро толкнул Валентина вперед, но сам за ним не успел. Грудь взорвалась болью. Он услышал, как грохнул второй выстрел и все стихло. Валентин!
- Арно! Арно!
Валентин упал возле него на колени и чем-то зажал рану. Больно...
- Он...
- Мертв.
Арно судорожно вздохнул. Валентин жив, все кончено. Боль обжигала и Савиньяк мечтал потерять сознание. Он громко застонал, чтобы хоть немного облегчить ее. Эмиль всегда говорил: «Когда ранят – кричи. Полегчает». Придд что-то судорожно шептал, но Арно не мог разобрать слов. Он только видел, что по щекам Валентина текут слезы, но тот будто не замечает этого. Он что-то говорил, объяснял, даже звал, но в ушах шумело, а перед глазами заклубился туман. Арно силился разогнать его, чтобы сказать что-то, хотя бы просто видеть, но боль жгла все сильнее, высасывая все силы. За мгновение до того, как потерять сознание, он услышал крик, отчаянный, полный боли, мольбы, злости. Так не кричат люди. Так кричат смертельно раненые звери. Но этот голос он узнал бы даже в Закате. Валентин.
***
Валентин в очередной раз молча протянул мэтру Лизобу приказ маршала Ариго. Лекарь нахмурился, но промолчал. Придд уже и сам не помнил, как бежал за помощью, как Арно несли в лагерь, как он отказался хоть на миг отходить от Сэ, как добился от маршала Ариго позволения находиться там круглосуточно. Полк взял на себя Гирке. Наверное. Впервые в жизни Валентину не было до этого никакого дела. Он думал, что видел многое. Смерть брата, пытки в Багерлее и смерть матери, интриги Альдо и Дору, наконец, войну. Но сейчас, глядя на бледного, бессознательного Сэ, он казался себе растерянным мальчишкой. Как же это? В боях все рисковали жизнями за Талиг, за свой полк, за своего маршала. Но Арно закрыл собой его самого, его, Валентина. Обменял свою жизнь на его. Почему? Как? Но разве сам он не поступил бы также? Валентину отчаянно хотелось кричать, плакать, напиться, убить кого-нибудь. Того солдата, что дал Окделлу пистолет. Думал, «герцог пожелает покончить с собой, как Человек Чести». Сделать хоть что-то, чтобы прогнать боль и страх, которые будто парализовали его с того страшного утра.
- Полковник Придд.
- Я не уйду, мэтр Лизоб.
- Если Савиньяк переживет эту ночь – он поправится. Но я полагаю, что ему осталось не больше двух часов. Он скоро придет в сознание. Послушайте доброго совета и уходите. Смерть от такой раны – болезненная и мучительная. Вы не захотите этого видеть.
- Я не уйду.
Лекарь покачал головой и отошел.
- Арно, ты слышишь меня? – Валентин наклонился к его лицу. – Ты выдержишь, ты переживешь эту ночь. Слышишь?
Побелевшие губы тихо шевельнулись:
- Больно...
- Я знаю... – почему-то тихо прошептал Валентин. – Знаю... Молчи. Береги силы. Только держись. Ты говорил, что все Савиньяки дослуживаются до маршала – а ты пока всего лишь теньент, если ты сейчас сдашься, опозоришь честь семьи.
Едва уловимая улыбка мелькнула в черных глазах.
Валентин гладил Арно по волосам, по щеке, по безжизненно лежащей руке и продолжал говорить. Он уже сам не понимал, что именно рассказывает – шутит, пересказывает прочитанные книги, делится воспоминаниями, обсуждает с молчащим умирающим теньентом текущие вопросы и будущую кампанию. Редкие стоны, всхлипы, страшно синеющие губы он старался не замечать. Два часа, отведенные мэтром Лизобом подходили к концу.
- ... поэтому я полагаю, что разумнее будет отправить сначала «фульгатов».
Уже несколько минут Арно не подавал никаких признаков жизни, а Валентин все дальше и дальше оттягивал мгновение, когда придется справиться со страхом и посмотреть на него. В звенящей ночной тишине не раздавалось ни звука, и молодой полковник повернулся к кровати, в душе взывая ко всем древним богам и сущностям, чтобы не сбылось самое худшее. Бледный, измученный Арно лежал неподвижно, но едва заметно дышал. Он спал. Валентину показалось, что с плеч свалилась гора, хотя радоваться было рано. До рассвета еще далеко. Он крепче обхватил неподвижную ладонь Савиньяка и прикрыл глаза. Вспомнились сотни прочитанных книг. Там герои перед смертью плакали, предавались воспоминаниям, разговаривали, делились чувствами, а Валентин ощущал себя опустошенным. У него больше не осталось сил даже бояться или думать о том, как он будет жить, если Арно действительно придется заплатить своей жизнью. Он просто крепче сжимал чужую ладонь и пытался не сойти с ума.
- Валентин?
- Да, мой генерал, - тут же откликнулся молодой полковник, которого тихий усталый голос Ариго вырвал из вязкого кошмара.
- Да брось, - махнул рукой Жермон. – Не время и не место. Как он?
- Не знаю. Мэтр Лизоб говорит, что...
- Я знаю.
Генерал подошел ближе и опустился на край кровати. Арно не пошевелился.
- История повторяется, - едва слышно выдохнул генерал. – Я должен был уберечь его.
- Карл Борн и Арно Савиньяк? – спокойно уточнил Валентин.
С генералом можно было не ощетиниваться и не защищаться. Ариго никогда не винил Валентина в родстве с Борнами.
- Да. Его отец всегда говорил: Савиньяка не убить врагам. А после того выстрела Арлетта только повторяет: Савиньяка может убить друг.
- Ричард Окделл стрелял не в Арно, - громко и четко произнес Валентин.
- Что?
- Он стрелял в «лживого предателя». Арно оттолкнул меня, но сам не успел. Здесь должен был лежать я.
Ариго ничего не ответил, только молча покачал головой. Валентин закусил губу. Зря он так. Сейчас не время. Для вины, для страха, для удивления – не время.
- Ва... лен... тин... – едва слышный шепот, на выдохе, но Валентин мгновенно забыл о генерале Ариго и наклонился ближе.
- Я здесь, Арно, здесь. Что?
Ответом стал болезненный стон. Арно вцепился в его ладонь, как утопающий. Ему хуже. Полковник снова принялся успокаивающе перебирать свободной рукой волосы, гладить по щеке, говорить какие-то глупости о том, что все наладится, что ему осталось подождать совсем немного. Постепенно Арно успокоился и снова задремал, то и дело болезненно морщась и вздрагивая.
Валентин отвернулся от него и наткнулся на сочувственный взгляд Ариго.
- Вот как?
Валентину было уже все равно.
- Да, мой генерал.
Ариго ничего не ответил, только тяжело поднялся, ободряюще сжал плечо своего полковника и быстро вышел. Арно снова болезненно вздрогнул.
****
Арно метался в зыбком мареве, оказываясь то в огненных всполохах боли, то в леденящих когтях озноба, то выныривая на краткий миг в пропахшую тинктурами, потом и кровью реальность. Действительность и бред воспаленного разума перемешались и он уже с трудом осознавал, где находится и как здесь оказался.
…Сыро и холодно. И как-то очень узнаваемо. Лаик? Точно. Но как он оказался здесь, за сотни хорн от лагеря Западной армии?
Арно идет по знакомым переходам и слышит голоса, тоже знакомые.
- Унар Валентин, не отказывайте нам. Мы ведь всего лишь хотим приобщиться к тайным знаниям. При вашей тяге к просвещению это должно вызывать более живой отклик!
Сальные смешки звучат словно бы отовсюду. Кто же это говорит? Кто-то из свиты Колиньяра, один из тех, кто больше молчал сам и вовсю подпевал Эстебану.
- Да, унар Валентин, поведайте же нам, как именно выглядела знаменитая картина! – А вот это уже сам Сабве. – Сюжет нам известен, но, может быть, вы будете так любезны, что продемонстрируете нам композицию? В лицах, так сказать!
Еще один взрыв хохота.
- А может быть, унар Валентин хочет не только это продемонстрировать, а, Эстебан? – Манро? – Ты ведь будущий Первый маршал, а тут у нас будущий Повелитель Волн. Занятное совпадение, верно? Говорят, что Придды похожи друг на друга, так может, не только внешне? Как насчет продемонстрировать, каким именно тайным приемам научил вас старший брат, Валентин? Ничего, что я так интимно?
В одном из переходов Колиньяр со своими прихлебателями глумится над Валентином. Еще унар и еще граф Васспард стоит на коленях, удерживаемый Северином и Анатолем, Константин, вцепившись в волосы, оттягивает его голову назад, а над ним с видом победителя и мерзкой ухмылочкой стоит Эстебан. Невыгодная позиция – он полностью во власти подонков, но в серебристо-аквамариновых глазах нет страха, только спокойствие и презрение.
Арно бросается вперед, чтобы защитить того, кто в меньшинстве, но коридор Загона тает, все скрывается в тумане и только взгляд Валентина – прямой, открытый, гордый – не исчезает, словно бы вцепляется в его сердце…
…Мрачные казематы, освещенные редкими факелами. Крики и мольбы, мерзкий скрежет и вонь пота, паленой плоти и отчаяния, пополам с безнадежностью. Багерлее? Как он попал сюда?
- Ну же, граф Васспард, проявите благоразумие. Вы не могли совсем ничего не знать о готовящемся заговоре против нашего законного государя Фердинанда Второго Оллара. Я допускаю, что вам не открывали всех деталей – вы слишком юны и могли как-то выдать себя, но неужели вы думаете, что я поверю, будто вы невиновны? Признайтесь – и ваша участь станет не столь печальной, как у прочих упорствующих.
Знакомый голос. Конечно, он сопровождал Ли во дворец незадолго до Лаик и там они столкнулись с вице-кансилльером Колиньяром.
Тогда, во дворце, герцог говорил мерно и четко, преисполненный собственной значимости. Сейчас в его голосе появились отвратительные вкрадчивые нотки, словно бы искушающие «быть послушным мальчиком» и за это не запытают, а всего лишь казнят.
Арно завернул за угол и словно бы налетел на невидимую стену. Пыточная – а это, вне всяких сомнений, была она – не пустовала. На дыбе висел истерзанный плетью мужчина со свалявшимися темными волосами – видимо, один из Приддов. Отец Валентина? Кузен? Дядя? К нему приближался палач с раскаленным прутом.
Шипение, вой, вонь металла мешается с запахом горелого мяса. Вскрик, похожий на птичий и легкий шум.
- Поднимите ее. Надо же, какая нежная. Граф, если вы не заговорите, вы станете следующим. А ваша матушка будет поочередно любоваться то на вас, то на своего мужа. До ваших младших братьев мы тоже доберемся – крамолу нужно истреблять с корнем.
Валентин, со скованными за спиной руками, в металлическом ошейнике, на цепи, спускающейся с потолка, короткой настолько, что стоять приходится на цыпочках, смотрит мимо мерзких рож и его лицо не выражает ничего. И только в глазах бушуют боль, отчаяние и ненависть.
Арно бросается вперед – защитить, остановить, спасти хотя бы герцогиню, но проклятый туман снова обволакивает все вокруг. Последним исчезает Валентин. До самого последнего мига он смотрит прямо в глаза Арно, словно держась за него…
… Валентин стоит на эшафоте, на его шее затянули петлю. Виселица?! Придд – аристократ, его не могут повесить, как простолюдина! Что бы он ни совершил, это невозможно. За военные преступления – расстрел, за измену Родине – отсечение головы.
- Вздернуть предателя!
Раздавшийся рядом визг заставил вздрогнуть и отшатнуться. Повернувшись к вопящему, Арно увидел Ричарда Окделла.
- Арно, как я рад, что ты здесь! – глаза Дика как-то горячечно блестят, на щеках – пятна лихорадочного румянца. – Ты пришел, как и должно истинному эорию! Мы вместе посмотрим на казнь двуличной лживой спрутьей гадины, а потом ты присягнешь великому анаксу Альдо Первому и возрожденной Золотой Анаксии. Древние силы помогут нам, мы уничтожим наших врагов и поставим все Золотые земли на колени, напомнив им, кто их хозяин!
А мерзкий спрут ответит за предательство и не войдет в эру возрождения величия Гальтары. Все они одинаковые, эти скользкие гады! Сюзерен думает передать цепь одному из младших братьев этого изменника, но я их вижу насквозь – они такие же лживые и двуличные.
Волны помнят, ха! Они помнят лишь то, что приносит им выгоду! Мелких спрутов вырежут, не дожидаясь, пока они покажут свое гнилое нутро, а герб Приддов будет разбит! Я уговорю Альдо, он поверит мне! Мы изберем нового Повелителя Волн, не запятнавшего себя двуличием!
- Двуличием? Ричард, о каком предательстве ты говоришь? Почему повешение? – Создатель, какая чушь лезет в голову! Неужели вид казни сейчас – самое главное?
- Этот изменник предал анакса! На словах он славил великого Ракана, а сам готовил измену! Он напал на конвой, перевозивший Алву в Багерлее и попытался отбить этого врага всех Людей Чести! Конечно, разве он мог позволить казнить любовничка своего брата? Проклятый мужеложец, гайифский прихвостень! Он, наверняка, и сам – подстилка Ворона.
Но ничего… Спрут все кичился, что знает древние законы, думал, его голова кому-то нужна и он сумеет выкрутиться, ха! Я воевал, пока он протирал паркеты – неужели он думал, что я побегу? Я сам одолел и схватил мерзавца и теперь он ответит за все!!!
А Ворон и это ничтожная груша Фердинанд посмотрят, как кончит последний «реставратор» Олларов!
Бывший однокорытник бесновался рядом, визжа, брызжа слюной и ядом, с каждым словом теряя человеческий облик.
Арно перевел взгляд на эшафот. Валентин был спокоен, его не трогали ни оскорбления «эориев», ни обвинения в измене, ни близкая смерть. Он не молил о пощаде, не унижался – просто стоял, спокойный и уверенный в собственной правоте. И лишь взгляд его словно бы вцепился в лицо Арно, будто даже такая невесомая поддержка могла ему помочь остаться на плаву.
Арно, ничего не слыша и не видя, кроме тонкой фигуры с петлей на шее, рванулся вперед – отбить, защитить или умереть вместе!
Палач дернул рычаг и тело Придда рухнуло в открывшийся люк, затягивая удавку…
…Веселые крики, смех, поздравления. Да это же один из постоялых дворов Торки!
- Арно, эй, Арно! Как ты этих гусей! Ух, ловок, шельма!
- Ну, а чего ты хотел, Пауль? Он ведь Савиньяк – прирожденный военный. Вон, братец его старший знатно порезвился, пока в гвардию не перевелся.
- Это есть так, - вмешался один из бергеров, - я есть помнить капитана фульгатов Лионеля. Он быть отчаянный и ловкий. И ты тоже есть ловкий и отчаянный, Арно. Так что ты быть так же маршалом. А мы быть твоими солдатами!
- Ну, пока я маршалом стану, вы все тоже перевязи получите.
- Эй, а кем же тогда командовать? – возмутился нарушением существующего миропорядка бергер.
- А как раз пополнение пришлют – ими мы командовать и будем.
Дружеские подначки, заставленный бутылками и блюдами стол, жар от камина и гордость – сегодня заманил в ловушку дриксенский разъезд и лично пленил возглавляющего его офицера. Непременно представят к награде! Интересно, орден дадут или повышение? Вот бы поскорее – тогда напишет и матушке, и Ли, и Эмилю – всем и наплевать, что письма обычно из-под палки строчит. А чего писать, если новостей вроде и нет? А так – вот она новость, пусть гордятся братом и сыном, пусть знают, что он достоин рода Савиньяк.
- О, глядите, кто приполз…
Придд! Зачем он здесь? Хватило же наглости у этого паркетного шаркуна, двойного приддателя! И почему только генерал Ариго так верит этой гадине? Ведь предаст, к гадалке не ходи, предаст – некоторых не нужно к последней черте подводить, чтобы родную мать продали. Неужели никто не видит спрутью подлость? Нельзя им верить, никому.
Но ничего! Пусть дают шанс этому скользкому отродью, пусть жалеют бедняжку, несправедливо угодившего в Багерлее, пусть восхищаются тем, что он Алву отбил – отбил, да не спас, да и то доказать нужно! Ничего, он, Арно Савиньяк, виконт Сэ, не спустит глаз с Придда. Он не даст совершиться предательству.
- Теньент Сэ, генерал Ариго желает вас видеть как можно скорее.
- А вы на посылках, да, полковник? – Полковник! Да какой он полковник – пороху не нюхал.
- Я выполняю приказ вышестоящего офицера. Мне странно, что потомственному военному нужно объяснять такие вещи.
Ах, ты… Приказ он исполняет! Я тебе покажу, приказ!
- Слушай, ты, полковник, - Арно почти шипит, глядя в упор на герцога и видя, как в рыбьих гляделках отражаются его собственные сверкающие глаза. – Я не знаю, чьи приказы ты выполняешь на самом деле, но ничего у тебя не выйдет. Ты – потомственный трус и двойной – пока двойной – предатель. О, даже и фамилия говорящая: Придд – приддатель. Что бы ты ни замыслил, я тебе не дам это сделать. Я буду рядом, я сумею предотвратить измену. Я сам тебя пристрелю, дай мне только малейший повод…
- Арно, тебе еще не надоело? – голос тихий, усталый и какой-то безнадежный. И от этого теньент Сэ осекается и переводит взгляд ниже, туда, куда смотрит Валентин,
Кинжал. Его фамильный кинжал, по самую гарду погруженный в тело полковника, а его же судорожно стиснутые пальцы сжимают рукоять.
Арно в панике вскидывается, не понимая, как и когда он напал на безоружного, почему Придд не защищался и почему никто его не остановил.
Пирушка продолжает идти своим чередом, поднимаются тосты, отпускаются шутки и никто не обращает на них внимания.
Арно переводи взгляд обратно на Валентина и замирает, тонет в его глазах. Там так много всего: отчаяние, безнадежность, усталость, разбившиеся надежды и мечты и… прощение. Умирающий Валентин прощает своего обвинителя и убийцу и смотрит с такой неистовой любовью и нежностью, с верой в него, в Арно. Как жить после такого?..
…Клубы дыма, крики людей и лошадей, грохот пушек и хлопки пистолетных и мушкетных выстрелов. Арно носится между полками с приказами, попутно выискивая отбившихся «гусей» - нечего им бегать по Талигу.
Невдалеке мелькают лиловые шарф и перья на шляпе, из пороховых облаков появляется серый мориск, словно бы соткавшийся из них. Валентин растрепан, волосы выбились из-под шляпы, платок сбился, одна из перчаток порвана, в руке зажата окровавленная шпага. За полковником следуют пехотинцы, оставшиеся без командира и растерявшиеся в гуще сражения.
Арно кивает полковнику и вместе они отводят усталых солдат на запасные позиции. Когда они уже почти в безопасности, ухают далекие пушки. Он поворачивается к однокорытнику, чтобы пошутить, и в тот же самый миг ядра падают рядом с Валентином, замыкающим колонну. Короткий взгляд прямо в глаза и все вокруг заволакивает дымом от взрывающихся снарядов, осколки медленно, словно в танце, рвут Придда в клочья, а за его спиной распахиваются огненные врата, затягивающие Валентина в Закат. Арно глохнет от собственного крика, разрывающего горло и бросается вперед…
….Успел! Он успел и все остальное неважно! Сильные и ласковые прохладные пальцы гладят его лицо, прозрачные глаза так близко и в них нет ни малейшего намека на лед или отчуждение – взгляд открыт, видны все мечты и желания, все надежды и страхи. И любовь, которую Валентин пронес через все невзгоды, а он сам осознал только что. Арно изо всех сил вцепляется в ладонь Валентина, притягивает его к себе и выдыхает прямо в губы то единственное, что имеет значение: «Люблю». Вокруг них пылает зарево Заката, они оба прокляты навеки, но какое это имеет значение? Они, наконец-то, вместе, рука в руке, сердце к сердцу и никогда не разожмут объятий. Это ли не Рассвет?..
Арно с трудом открыл глаза. Тусклый свет свечи резанул по ним не хуже, чем яростное полуденное солнце. Тело болело, но как-то приглушенно, наверное, подействовала одна из тинктур. Голова была тяжелой, в глаза и горло словно бы песка насыпали, а во рту, по ощущениям, все Закатные кошки нагадили.
С трудом повернув голову, Арно увидел Валентина, неловко скорчившегося на табурете рядом с его кроватью и держащего его за руку. За окном занимался рассвет. Видимо, полковник провел здесь всю ночь, удерживая его, делая ему примочки и не давая умереть, а под утро забылся зыбким сном.
Тихое сипение, вырвавшееся из его губ, подбросило Валентина на добрый бье.
- Арно?!
- Пить…
- Сейчас, потерпи.
Валентин смочил чистую тряпицу и осторожно обтер ему лицо, убирая испарину и запекшуюся на полопавшихся губах корку.
- Мэтр Лизоб не велел тебя поить, сказал, что тебя может стошнить и от судорог вновь откроется кровотечение. Сейчас я дам тебе воды, только не глотай. Прополоскай рот и выплюнь. Это трудно, я знаю, как сильно в таких случаях хочется пить, но ты потерпи.
Арно прикрыл глаза, давая понять, что услышал и почувствовал, как Валентин просовывает руку ему под голову, приподнимая, и прижимает к его губам кружку.
- Один глоток, Арно, и выплюнь.
Как только вода попала в рот, жажда накинулась с утроенной силой и желание все-таки сглотнуть стало нестерпимым. Но аквамариновые глаза, окруженные лилово-черными тенями, неожиданно большие на заострившемся и словно бы постаревшем за одну ночь лице, цепко держали взглядом, не давая натворить глупостей. Арно выплюнул воду в подставленную миску и бессильно откинулся на подушку.
Он жив. И Валентин жив. И, судя по всему, сидел всю ночь рядом, удерживая его в этой жизни. И не было никакого признания, не было Рассвета в Закате. Были только видения, открывшие ему глаза на то, как все вокруг, да и он сам, были несправедливы к Валентину. Видения, открывшие ему глаза на самого себя. Теперь ему предстоит жить с этой истиной, храня ее в сердце. Еще одного удара Валентин может не выдержать, а значит, он станет самым лучшим другом, храня возлюбленного от всех бед этого мира.
Так и будет! Мэратон!
****
Валентин тяжело опустился на стул. Ровное дыхание спящего Арно успокаивало. Прошло уже две недели с той ночи, которую мэтр Лизоб назвал решающей. Хвала Создателю, каждый день Савиньяку становилось лучше. Война и генерал Ариго не позволяли полковнику окончательно забыть о своих обязанностях, поэтому в последнее время Валентин приходил к раненому другу только поздним вечером и оставался до раннего утра.
Он привык спать, устроившись на стуле у кровати, без слов угадывать желания Арно и просыпаться, как только его дыхание сбивалось хоть на мгновение. Он стал замечать, что Савиньяк старается как можно реже обращаться с просьбами и не тревожить его. Сначала Валентин решил, что вернулось прежнее отчуждение и охлаждение и не мог понять, почему? Неужели из-за слов Окделла? Но прошлой ночью, когда в соседней комнате разбилось стекло и он вздрогнул, на мгновение замерев на зыбкой грани сна и яви, то вдруг разобрал тихий, едва слышный шепот Арно: «Валентин, все хорошо. Спи». Виртуозно умевший нарушать любые приказы полковник подчинился и послушно провалился обратно в теплый сон, где родители и Джастин были живы, где Арно не ненавидел его столько месяцев, где люди не сходили с ума на пустом месте. До самого рассвета он прожил в другом мире, там, где все хорошо, все спокойно. Привычные кошмары, не отступавшие раньше даже здесь, в лазарете, на этот раз сдались без боя. Приоткрыв утром глаза, Валентин увидел, что Арно крепко сжимает его руку и понял, какому гениальному полководцу проиграли его враги и мучители. Вдруг стало ясно – пока Сэ рядом, кошмары не вернутся.
Судя по дыханию, Арно спал глубоко и спокойно. Валентин не удержался и убрал золотую прядь, упавшую на глаза. Савиньяк стоически переносил болезненные, но необходимые гигиенические процедуры, поэтому, когда опасность для жизни миновала, грязь и кровь исчезли со светлых мягких волос. Арно не пошевелился, но Валентин все равно убрал руку. Опасно. С каждой ночью, с каждым часом сдерживаться становилось все труднее. В редкие минуты бодрствования Арно говорил с ним так тепло, так доверительно, что Валентин только благодаря многолетней привычке и опыту при дворе Ракана умудрялся держать себя в руках и не тянуться к алым, потрескавшимся губам, чтобы провести по ним языком, пощекотать, приласкать...
Валентин резко поднялся и налил себе воды. С неуместными чувствами необходимо что-то делать. Да, в Торке, в первую очередь, оценивали личные и боевые качества, а бергерская сдержанность не позволяла без приглашения лезть в чужую личную жизнь. Но в их случае зародившаяся дружба еще слишком юна и хрупка, чтобы без последствий вынести подобный разговор, даже если его итогом не станет отказ. Полковник вернулся на стул и перевел взгляд на мирно спавшего Арно. Задиристый и отчаянный теньент изрядно похудел и сейчас выглядел трогательно-беззащитным. Алые губы и золотые волосы резко контрастировали с непривычной бледностью загорелой кожи. Когда он ненадолго просыпается, взгляд слишком притягивают живые и глубокие глаза цвета черной ройи и этой уязвимости, почти прозрачности, незаметно. Длинные, почти девичьи ресницы дрогнули, и Валентин быстро вернул на лицо прежнюю маску невозмутимости. Но Арно не проснулся, только промычал что-то неразборчивое. Полковник позволил себе думать, что он звал его. В его жизни сейчас и так остались только разбитые мечты, убитые брат и родители, и еще долги, которые предстоит платить много лет. С этой простой и безобидной мечтой всего лишь будет легче встречать очередной рассвет, предвещающий полный забот и тревог день. Глупо даже надеяться, что он может встретить взаимность. А глупость никогда не входила в фамильный перечень недостатков Приддов.
- Арно, - прошептал Валентин.
Раненый друг молчал, и полковник грустно улыбнулся. В этом была особая прелесть этих ночных визитов – не просто заботиться об Арно, не просто видеть, как ему час за часом становится легче, но и вот так, чуть слышно говорить с ним, рассказывать о том, чем невозможно делиться при свете дня.
- Я не хотел, чтобы вы встретились, - так же тихо признался Валентин. – Когда пришли вести о том, что герцог Окделл сбежал, я молился Создателю, чтобы он не пришел в расположение Западной армии. Ты веришь друзьям, Арно, я знал, что ты пойдешь на встречу с ним. Я предупреждал генерала Ариго, генерал Райнштайнер даже предлагал отправить тебя в рейд, чтобы вы разминулись. Но генерал Ариго не согласился и сказал, что ты имеешь право на свои ошибки и что если тебе помешать, то Окделл навсегда останется в твоей памяти «другом Ричардом». Я знал, что этот... этот... Повелитель Скал опасен. И я не мог тебя останавливать. Если бы я знал, Арно... Я был уверен, что Окделл безоружен.
Валентин прервался, отпил воды из стакана и прикрыл глаза. Он часто пытался вспомнить тот день, когда Арно ранили, но не мог. Из густого тумана проступали только черное дуло и пожухлая трава перед глазами. А потом... собственный выстрел, кровь и боль, кажется, разорвавшая душу надвое. После генерал Ариго хвалил подчиненного за своевременные действия, за то, что он сохранил трезвость рассудка, а мэтр Лизоб скупо одобрил «невероятную выдержку господина полковника». Но сам Валентин не помнил ничего – только отчаяние, тянувшее в черный омут безумия и бесконечной обжигающей боли.
- Арно, я никогда не скажу тебе этого, глядя в глаза. Я не предам твоего доверия и нашей дружбы. Я молчу о многом. Даже ты не знаешь, насколько... О Юстиниане, об отце, о Ракане, о Манриках и Колиньярах, о том, как мне было страшно в Багерлее. О том, как я каждый день ждал, что этот недо-Ракан велит арестовать ставшего ненужным Повелителя Волн. О том, что я обязан очистить имя, заставить забыть об интригах отца. Я обязан дать Клаусу и Питеру иное будущее, чем то, что есть у меня. Я обязан избавить их от клейма потомственных предателей и придворных лицемеров. Слишком много страхов, долгов, обязанностей. Я знаю, что справлюсь – мне не на кого опереться, Арно, у меня просто нет выбора. Но я молчу слишком о многом. Мне не позволена откровенность днем, но здесь, в темноте все иначе, верно?
Валентин допил воду, поставил стакан на пол, убедился, что Арно спит все так же спокойно и крепко, и беззвучно вздохнул. Молодой герцог умел многое, но о таком он не говорил никогда и ни с кем. Если бы для дела потребовалось сочинить любовный сонет, перо не задержалось бы и мгновения. Но сейчас слова отчего-то не находились, застревали на кончике языка, ускользали россыпью мелких жемчужин...
- Арно... - тихо начал Валентин.
****
Арно завозился в полусне, устраиваясь поудобнее. Лечение помогало, да и молодой здоровый организм брал свое – с каждым днем дышать становилось все легче. Мэтр Лизоб, не слушая уверений в том, что ему уже лучше, продолжал пичкать различными тинктурами, от которых быстро клонило в сон. С одной стороны, это было неплохо – пока спишь, точно не проболтаешься и не сделаешь ничего такого, о чем потом будешь жалеть. С другой – он почти не видел Валентина. Несколько раз ему удавалось вырваться из оков сна на минуту-другую, но и только.
Арно научился угадывать появление Придда едва ли не кожей. Сквозь сон слышать почти беззвучные шаги, тихое дыхание, иногда – едва различимый шепот. Чувствовать, как утомленный полковник засыпает на неудобном стуле и охранять его зыбкий сон сквозь собственную дрему.
Наконец-то! Тихий скрип двери, легкие шаги, шорох формы. Запахи чернил, пороха и лошадей – опять весь день был в разъездах и все-таки пришел. Привычно шевельнулось чувство вины: нужно бы проснуться окончательно, да и сказать ему, чтобы шел к себе и отоспался, а то вчера на него было страшно смотреть – совсем немного до выходца не дотягивал. И облегчение – пришел, не забыл и не променял ни на что!
Теплая, жесткая рука скользнула по лицу, убирая щекотную прядку и тут же исчезла. А воображение, свободное от доводов рассудка, тут же показало, как Валентин продолжает ласкать его лицо, гладит шею, запускает пальцы в волосы. Как хорошо!
- Арно…
Да, да, Валентин, все, что захочешь! Арно потянулся навстречу всем своим существом, но сон окутывал, нашептывал, подменял реальность красочными видениями, такими желанными и такими недостижимыми… В них полковник улыбался, ложился рядом и притягивал ближе, устраивая голову у себя на плече. В них они разговаривали обо всем, вновь и вновь признаваясь в любви и клянясь в верности. В них не было ни боли, ни недопонимания, ни косых взглядов окружающих.
Внезапно сон словно бы подернулся рябью. Валентин продолжал обнимать, нашептывать на ухо нежности, рассказывать о том, что теперь они всегда будут вместе. И в то же время он говорил о чем-то другом. И тот, второй валентинов голос, хотя и был тише, почему-то был намного важнее. Реальнее?
- …Арно… не хотел… сбежал…
О чем ты говоришь?! Всей Западной армии известно, что заставить полковника Заразу отступить невозможно. От чего или от кого ты можешь бежать, Валентин? От прошлого? Или… Нет, ты же знаешь, что я тебя не брошу, не сбегу.
- …Молился… ты веришь…
Верю! Я верю тебе, ты слышишь? Только тебе, всегда тебе!
Арно лихорадочно целовал и гладил любимое лицо, становящееся из нежного, сияющего любовью и счастьем, отстраненно-задумчивым, пытаясь достучаться до сердца Валентина, но ничего не помогало. Он становился каким-то хрупким, призрачным, истончаясь, словно мираж.
- …Предупреждал… разминулись… ошибки…
Какие ошибки, Валентин? Что ты называешь ошибкой, нашу любовь? Какие предупреждения? Не уходи, не отворачивайся от меня, Валентин! Посмотри на меня, поговори со мной! Что бы ни случилось, вместе мы найдем выход.
- …Тебе помешать… я знал… я… безоружен…
Помешать? Кто? И что значит «безоружен»? Перед кем? Что за тайны опять? Случилась беда? Тогда почему ты не говоришь мне об этом, почему отмалчиваешься? Или… Ты не веришь в меня?
- …Не скажу… не предам… страшно…
Я рядом, Валентин! Арно хотел крикнуть это, чтобы все услышали, чтобы все знали – и будь, что будет. Хотел броситься вперед, обнять, разделить ношу на двоих, но не смог пошевелить и пальцем.
Да что же это?! Валентину нужна помощь, а он бесполезен, хуже Понси! Ну же!
- … Ждал… арестовать… очистить… забыть…
Проклятие, что происходит?! Какой еще арест?
Арно дернулся и с трудом удержался от вскрика – плечо немедленно напомнило о себе. Приоткрыв глаза, он осмотрел комнату и облегченно вздохнул – это был всего лишь сон. Валентин привычно сидел рядом и что-то рассказывал. Обрывки этих фраз он и слышал сквозь дрему.
Но… о чем, в таком случае, в действительности говорит Валентин? С таким горестно-отрешенным лицом не рассказывают о победах, да и слова об аресте и страхах ему не приснились.
- …Я обязан дать Клаусу и Питеру иное будущее, чем то, что есть у меня. Я обязан избавить их от клейма потомственных предателей и придворных лицемеров. Слишком много страхов, долгов, обязанностей. Я знаю, что справлюсь – мне не на кого опереться, Арно, у меня просто нет выбора. Но я молчу слишком о многом. Мне не позволена откровенность днем, но здесь, в темноте все иначе, верно?
Голос Валентина дрогнул и он замолчал, залпом опустошив стакан.
Разрубленный Змей! Это все его неуемный язык и нежелание видеть очевидное! Никто не сомневался в Валентине, только один чересчур деятельный Савиньяк – и вот, теперь это клеймо «потомственного труса и двойного предателя» не дает полковнику жить и дышать. Он уже даже не надеется избавиться от косых взглядов в свою сторону, взглядов, возникновению которых поспособствовал он, Арно. Как искупить это? Как ты смог меня простить, Валентин?
Да, ты справишься – я ни секунды не сомневаюсь в этом. И ты не один – я всегда буду рядом, всегда буду поддерживать и защищать тебя.
Молчишь… Да, наверное. Ты ведь не любишь распахивать душу перед всеми, ты прячешь свои страхи, свою боль и неуверенность, свое одиночество. Теперь я это понимаю – а раньше думал, что ты делаешь это из высокомерия. Ну почему я так легко забыл уроки братьев? Ли и Миль такие разные, но разве мне приходило в голову обвинять старшего-старшего в лицемерии и бездушии? Нет – я с детства знал, что на его плечах тяжесть ответственности за всю нашу семью, за положение рода Савиньяк, за… Да мало ли за что? Почему я не подумал, то твой груз ничуть не легче? Почему не вспомнил о твоей боли? Почему не защитил?
Почему, почему… Потому, что бедный Ричард Окделл так красиво «страдал за правое дело, но не сдавался», так настойчиво демонстрировал отсутствие задних мыслей и способностей к подлости, что я невольно развел вас по разным углам в своих мыслях, сделал полными противоположностями друг другу. А ты никогда не просил о снисхождении. Ты не требовал всем своим видом немедленно проявить к тебе внимание и сочувствие. Но как же ты был одинок!
Стоп. Что «иначе»? Ты… ты приходишь ко мне, чтобы… выговориться? Я знаю, нельзя все время нести в себе такой страшный груз, я благодарен тебе за… ну, это еще не доверие, но, пусть и к беспамятному, ты пришел ко мне. Ко мне, а не к генералу Ариго, не к бергерам, не к своему родичу. И не сидишь в своей комнате, разговаривая с пустотой. Наверное, это первый шаг к доверию.
Но если так, то нужно дать тебе знать, что я не сплю больше, иначе это… это… да все равно, что шпионить!
Савиньяк уже хотел позвать полковника, но тот опередил его.
- Арно... – голос прерывался, подрагивая, словно Валентин говорил через силу. – Арно, я… Я не живу с тех пор, как увидел тебя. Нет, не так, я не жил с тех пор, как погиб брат. А к жизни меня вернул ты.
Арно замер. О чем говорит Валентин? Это… это звучит так, словно он собрался делать признание, но разве можно поверить в такое? Не бывает подобных совпадений.
А Придд продолжал говорить.
- Мне всегда было горько и смешно слышать все эти глупые сплетни о моей семье.
О Джастине и герцоге Алва. Учитывая, что едва ли не вся столица была в курсе того, что наследник Дома Волн стал очередным рыцарем «прекрасной и нежной королевы», а после того, как она его использовала и вышвырнула, делал все, чтобы нарваться на пулю, попытка выставить его мужеложцем, была, по меньшей мере, неуклюжа. Хотя, чем глупее и пошлее ложь, тем охотнее в нее верят. Я умирал от того, что все так радостно и демонстративно пачкают память Джастина и никто не скажет и слова в его защиту.
О том, что мой отец – чудовище, уничтожающее собственных детей. Он никогда бы не поднял руки на сына – Джастин был его гордостью, драгоценным первенцем-наследником после двух дочерей. Да и не настолько был глуп супрем Талига, глава одного из Великих Домов, чтобы так откровенно расписываться в том, что обвинения в связи с Вороном – правда. Отец редко проявлял свои чувства, полагая, что этим непременно воспользуются, но он любил всех нас. Он всегда говорил, что если показать, какую боль причинил удар – ударят снова. Даже истекая кровью, нельзя демонстрировать свою уязвимость. Нужно держать лицо, отражать атаки – и тогда появится шанс выжить. Я запомнил.
Мои братья совсем еще дети. Даже мне тяжел был титул наследника рода и Дома, не говоря уж о герцогской цепи – а чем провинились Клаус и Питер, чтобы обрекать их нести это бремя?
Что еще? Ах, да что вспоминать… Слишком много всего было сказано, выплюнуто в лицо или высказано в спину. Как ни странно, ради сомнительного удовольствия ужалить побольнее, многие забыли о нашей фамильной мстительности.
Я ехал в Лаик, понимая, что меня будут пробовать на прочность и менторы, и капитан Арамона, и другие унары. Я не рассчитывал встретить взаимопонимание и, тем паче, дружбу. Я понимал, что мне не раз, и не два припомнят «всем известные» обстоятельства гибели брата, что меня будут пытаться подставить. Конечно, сын супрема и наследник одного из значимых родов Талига – это не то же самое, что нищий опальный сын мятежника, но оба мы по рождению принадлежали к Людям Чести и, чего уж теперь скрывать: мой отец, хотя сам и не поднимал восстаний, но активно участвовал в их подготовке. Мы с Джастином придерживались других политических взглядов, отличных от воззрений отца, но тогда наше мнение еще не учитывалось.
Я помню первое утро в Загоне, когда служка проводил меня в столовую и я успел занять одно из самых удобных мест для наблюдения, рассматривая своих будущих однокорытников. Я видел откровенных врагов, видел тех, кто в любой ситуации попытается остаться нейтральным или же попробует извлечь выгоду из ситуации. Видел тех, кто не вопил на каждом углу о том, что только он является истинным носителем и воплощением Чести, но при этом именно честью руководствуется в своей жизни.
Я сидел и пытался понять, как будут складываться взаимоотношения внутри такой разношерстной компании и вдруг… Мне показалось, что прямо в обеденном зале взошло солнце – это ты вошел. Оглядел всех и так ослепительно улыбнулся, что было решительно невозможно не ответить тебе. Я с трудом удержался от того, чтобы забыть об осторожности, манерах, да обо всем и не подойти к тебе. Я вдруг понял, что на самом деле я еще жив. А ты скользнул по мне взглядом и прошел мимо. Я не виню тебя, Олененок – мне нечего было тебе предложить. У меня на лбу было написано, что я зануда, для которого главное в жизни – книги и этикет, а ты… Ты просто сама жизнь.
Я так и не смог подойти к тебе ни разу за все те полгода – только наблюдал издалека, вслушивался в твой голос, прятался на галереях и в тени террас, ловя твои взгляды. Ты всматривался вдаль, а я… я подмечал и запоминал каждый твой жест, каждое слово, каждый взгляд – и представлял потом, что это меня ты высматриваешь, ждешь, зовешь. И тогда мне становилось легче жить.
Знаешь, на самом деле, я возненавидел Окделла именно тогда. Вернее, сначала была досада – ты, да и остальные, легко приняли человека, чей отец поднял восстание, подавляя которое, вполне мог погибнуть твой старший брат, человека, не желающего видеть очевидное и признавать ошибки, но мне не давали и шанса, сразу вынеся приговор «скользкой гадине». Я не мог вас за это осуждать, но как же мне хотелось поговорить, объясниться! Я хотел, чтобы вы все, а в первую очередь – ты, поняли, что я не слепая марионетка, что у меня есть свое мнение, что я умею думать и делать выводы.
Я не мог выйти вместе с вами – для меня это был бы почти приговор, вернее, все тут же объявили бы сговором, приписали бы неуважение к правящей династии, которую представлял капитан и… Но я хотел, Арно, правда, не ради этого «несправедливо обиженного». Я хотел, чтобы ты посмотрел на меня, увидел бы меня. А еще я не мог отделаться от мысли, что в темноте галереи я мог бы коснуться тебя, пусть даже всего лишь на миг. А если сильно повезет, то и сеть рядом с тобой, прижаться, спасаясь от холода, чтобы потом, когда все закончится, жить этими воспоминаниями. Но все, что я смог тогда сделать – позаботится о том, чтобы вас не мучили голод и холод и выставить капитана дураком, представившись Сузой-Музой.
Досада становилась с каждым днем все сильнее: что бы вы ни делали, Окделл не давал себе труда задуматься и осмотреться, продолжая жить чужим умом и вбитыми догмами. Когда нас стали выпускать в город, я однажды столкнулся там с этим… надорским недоразумением. Мне хотелось побыть одному и я уехал из дома пораньше. Бродил по улицам и зашел в трактир, куда почти сразу же за мной вошли двое: Окделл и его кузен. Я не снимал плаща, сидел в тени и они не заметили меня, зато я слышал каждое слово. Бедолага Робер полагал, что спесь расцвела в Ричарде после того, как к власти пришел его солнцеликий кумир, осыпавший его дарами и милостями, но это не так. Уже тогда он рассуждал о вас, бескорыстно протянувших ему руку помощи, называя тебя, Берто и Паоло потомками предателей, а Катершванцев – едва ли не торскими дикарями. Ни единого слова благодарности, лишь уверенность в том, что он оказал вам величайшую милость, согласившись принять вашу помощь и вашу заботу. Как же я жалел о том, что под рукой нет хотя бы кинжала! А я даже не мог предупредить тебя… И когда по вине этого вепря, предавшего своего монсеньора, мы оказались в застенках, я уже не мог ненавидеть его сильнее!
Валентин закрыл лицо руками, переводя дыхание. Арно, забыв как дышать, во все глаза смотрел на полковника. То, что он ошибался в оценках чаще, чем хотелось бы, стало понятно давно – ведь было, было же что-то, насторожившее и Берто, и близнецов в отношении Ричарда. Но неужели те видения – не просто бред умирающего? Неужели это тоже были подсказки? Те самые взгляды и жесты, о которых упоминал Валентин – может быть, он тогда видел их, но не обращал внимания, а теперь, осознав свои чувства, вспомнил?
- В Багерлее меня хранили только мысли о тебе, Арно, - продолжил между тем Валентин. – Я представлял, что ты рядом, обнимаешь меня, оберегая от этих стервятников, и мне становилось чуть легче. Оказавшись на свободе, я растерялся вначале, не зная, что делать. Я не был готов к тому, что на меня так неожиданно свалится эта ноша, но передать ее было некому. Я должен был защитить своих людей, укрепить позиции своего Дома. Я должен был изменить нашу судьбу, добиться того, чтобы нас перестали воспринимать как врагов. Не только для того, чтобы Клаусу и Питеру было легче в жизни, но и чтобы при нашей следующей встрече ты посмотрел на меня иначе, чтобы ты заметил меня, наконец.
На самом деле я хотел изменить твое отношение ко мне, Арно. Я сказал себе, что если мне это удастся – то все остальные тем более примут меня и мою семью, поверят нам. Это был мой самый тяжелый бой, самый затяжной, можно сказать, безнадежный. Я ведь почти не верил, что однажды ты дашь мне шанс, но и сдаваться меня не учили.
Я люблю тебя, Арно. Я больше никогда и никому не скажу этого, даже тебе – особенно тебе. Ты поверил мне, подарил свою дружбу – разве могу я требовать большего? День, когда ты спас меня, стал самым страшным в моей жизни – я не стою таких жертв, Олененок, ты не должен был рисковать ради меня. Я ведь на самом деле – скользкий спрут, который всегда и везде извернется. Даже сейчас я продолжаю просчитывать и жалеть об упущенных возможностях.
Я жалею, что, пока была возможность, не целовал тебя – и в то же время понимаю, что иначе нельзя. Нельзя брать поцелуи против воли, обманом – это бесчестно, аморально… заманчиво. Было так легко сделать это раз, другой – а потом я уже не смог бы сдерживаться. И в глаза тебе смотреть бы не смог.
Я никогда и никому не скажу, что люблю. Для тебя это будет оскорблением, для всех других – ложью. Я не введу в Васспард герцогиню, потому что мне никто, кроме тебя, не нужен. Мое сердце разрывается от неразделенной любви – но я все так же расчетлив. Я понимаю, что, не будь у меня младших братьев, способных продолжить род Повелителей Волн, у меня не было бы свободы хранить тебе верность. Даже в своей боли я нахожу выгоду – пока невесты будут бегать за неженатым герцогом, у Клауса и Питера будет шанс жениться по любви.
Видишь, Олененок, не так уж ты был неправ насчет меня – слишком много в моей душе намешано: изворотливость и верность, боль и счастье, расчет и вера. – Горько усмехнувшись, Валентин осторожно поднес его пальцы к губам и невесомо поцеловал. – Прости мне эту ночь, любимый. Я больше никогда не потревожу тебя.
Одна лишь мысль о том, что вот сейчас все закончится, даже не начавшись, что они обречены до конца жизни таиться друг от друга – ведь Валентин больше не допустит подобной откровенности – ужаснула, и Арно сжал пальцы, притягивая полковника ближе.
- Арно… ты…
Такого ужаса и отчаяния в голосе Придда Арно не слышал даже в тот страшный день. В глазах стыла безысходность.
- Не смей сбегать! Ты хоть понимаешь, что я проснулся чудом?! Что мы могли бы всю жизнь… Валентин, я тоже тебя люблю! В ту ночь, когда ты удержал меня на самой грани – я остался ради тебя. Я так привык к тому, что ты рядом, ты стал частью меня самого, настолько важной и нужной, настолько естественной частью, что это я даже не ощутил этого. Как дыхание – пока оно есть, не задумываешься о важности следующего вдоха, просто дышишь полной грудью. Так и ты: не будет тебя – и я не смогу дышать.
Тогда, в бреду, я все время чувствовал твое присутствие рядом, рвался к тебе, видел тебя. Тогда я и понял, как ты важен и нужен. Я боялся, что это ты меня оттолкнешь, сочтешь оскорблением моё признание.
Арно говорил, выплескивая давно наболевшие слова, чувства, лихорадочно сжимая и поглаживая тонкие подрагивающие пальцы Валентина, не отпуская его взгляд.
- Арно, ты бредишь. Или я брежу. Или сошел с ума, - Придд нерешительно провел пальцами по лицу Олененка, едва-едва касаясь, словно паутинку снимал.
- Тогда мы сошли с ума оба. – Савиньяк решительно притянул его к себе. – Я тебя люблю. Я понимаю, что именно говорю, Валентин, так что не думай, что утром я забуду или скажу, что был не в себе – я еще никогда не мыслил так ясно. И если все, что ты говорил – правда, ты меня сейчас поцелуешь.
****
- ...если все, что ты говорил – правда, ты меня сейчас поцелуешь.
Нет. Нет, нет, нет! Валентина все сильнее охватывала самая настоящая паника. Страх железным комом стыл в горле, перехватывая дыхание. Но полковник твердо знал одно – этого не может быть. Полночный бред. Слишком реальный сон. Безумие. Происки Леворукого. Обманчивые песни легендарных найери, дарующие зыбкий мир сбывшихся желаний в обмен на живую душу. Он был готов поверить в любое чудо, кроме одного – что Арно говорит правду. Любимый голос отдавался в затылке болью.
- Валентин... Молчишь. Я понимаю, ты имеешь право злиться. Я не сказал тебе, что проснулся. Обманул, подслушал, предал. Я хотел, Валентин, правда, хотел! Ты говорил о Клаусе и Питере, о своей ноше и я собирался сказать, но потом... Когда ты стал говорить о Лаик, обо мне... я не мог поверить. Я так растерялся, что забыл, где мы и что происходит. Валентин? Пожалуйста…
Арно закашлялся и упал на подушку, разжав руки. Валентин с трудом заставил себя покачать головой. Все, о чем говорит Арно, неважно. Он вовсе не был обязан устраивать салют по случаю собственного пробуждения. В конце концов, это его палата и его кровать. И это Валентин явился к нему ночью, чтобы излить душу, а вовсе не Арно тайком подслушивал под чужой дверью.
Валентин с огромным трудом и сожалением высвободился из ослабевших объятий, поднялся со стула и отступил на несколько шагов. Ноги казались ватными, звон в ушах нарастал. Он должен уйти. Это единственный выход. Сейчас еще можно уйти, еще можно подавить в себе чувства, спрятать их, забыть и вновь наслаждаться дружбой. Валентин знал, что если сейчас прикоснется к Арно еще раз – это конец. Он уже не сможет остановиться и будет целовать желанные много лет губы до беспамятства, до потери дыхания, до смерти. Любое терпение и любая выдержка имеют пределы, а бравому полковнику, несмотря ни на что – всего лишь двадцать лет.
- Арно, - Валентин оторвался от созерцания пола под сапогами и посмотрел на бледное лицо Савиньяка. – Арно, прошу прощения. Очевидно, сегодня выдался слишком тяжелый день и я...
- Моих слов тебе недостаточно. Хорошо, тогда я покажу.
Арно, закусив губу и громко вскрикнув от боли, рывком сел на кровати и попытался подняться.
- Не вздумай! – Валентин бросился назад. – Мэтр Лизоб запретил тебе вставать, рана опасна и...
Арно не стал ничего слушать. Здоровой рукой он притянул Валентина к себе и поцеловал. В первый миг Валентин еще попытался отстраниться, сохранить все, как было, но давнее желание вырвалось наружу, с ходу отметая любые возражения и заглушая отчаянные вопли рассудка.
Губы Арно – сухие, потрескавшиеся и самые желанные во всей Кэртиане. Валентин тонул и терялся в собственных чувствах. Сколько раз он мечтал об этом, представлял себе, видел во снах, которые вернее назвать бредовыми видениями, но никогда это не было так... так... Арно целовал глубоко, путался ладонью в волосах, причиняя боль и сводя с ума страстью. И Валентин ответил – желанием на желание, безумством на безумство. Он обхватил ладонями лицо Арно и целовал, забывая себя, отдавая все, что накопил за прошедшие годы.
Когда Арно, тяжело дыша, отстранился, Валентин чуть не застонал от боли и разочарования. Волной нахлынуло одиночество и почему-то стало очень холодно.
- Веришь?
- Да, - Валентин улыбнулся, но тут же нахмурился, увидев, как скривился Арно. – Что?
- Нет, ничего. – Арно глубоко вдохнул. Слишком глубоко, чтобы ему можно было поверить. – Я в порядке.
- Тебе больно. Ложись.
- Нет!
В черных глазах плеснул такой страх, что Валентину сразу стало легче. Не он один здесь все еще боится, что все это – бред, сон, морок.
- Я не уйду, - прошептал он в самое ухо Арно, осторожно укладывая его на подушки. – Никогда.
Валентин снова прикоснулся к любимым и желанным губам, но теперь иначе. Сейчас уже не нужно доказывать друг другу искренность и желание, не нужно огнем выжигать неуверенность и недоверие. Можно медленно запустить руки в мягкие светлые волосы и покусывать мочку уха, шептать какие-то глупости и не думать о том, что говоришь. Можно слушать сбивающееся дыхание и тихие низкие стоны. Можно, наконец, проложить быстрыми поцелуями дорожку от уха к губам, провести по нижней языком и втянуть ее, медленно посасывая. На губах Арно застыл горьковатый вкус лекарств, но сейчас Валентину было все равно.
Из-за ранения Арно все время лежал обнаженным по пояс, благо, в начале лета тепло было даже здесь, в Торке. Валентин очень осторожно, стараясь не приближаться к месту ранения, погладил пальцами грудь, коснулся сосков, напряженного живота, легко пощекотал ребра.
- Ненавижу, - тихо прошелестел Арно.
- Кого?
- Свою дурацкую рану, - Арно недовольно дернул подбородком. – Я так хочу тебя, а из-за нее...
- Осталось недолго, - в шею зашептал Валентин.
- Не уходи, - тихо попросил Арно. – Позже. Не сейчас. Я перетерплю. Только не уходи.
- Ни за что.
Валентин снова вернулся к поцелуям. Он провел языком по губам и заставил Арно раскрыться навстречу. Валентин никогда раньше не целовался так, поэтому полагался только на чутье. Он ласкал языком нёбо и десны, захватывал язык Арно в кольцо собственных губ, возвращался к губам, а потом снова и снова утопал в глубоком медленном поцелуе.
- Мне пора, - Валентин с сожалением оторвался от чужих припухших губ. – Рассвет.
- Ты не спал из-за меня, - Арно облизнулся и шумно выдохнул.
- Учитывая, что сегодняшней ночью сбылась самая сокровенная мечта, я не склонен предъявлять претензий по этому поводу.
- Дурак, - беззлобно откликнулся Савиньяк. – Тебе нужно отдохнуть, не приходи вечером, я...
- Приду, - быстро перебил Валентин. – Не спорь.
За остаток ночи они едва сказали друг другу несколько слов, полностью отдаваясь поцелуям и ласкам, которые мог себе позволить Арно. При мысли о том, что произойдет, когда неугомонный теньент окончательно выздоровеет, у Валентина сжималось горло. Тело, много лет лишенное удовольствий, рвалось наверстать упущенное. Пусть даже лишь поцелуями и жадными прикосновениями. Не говоря уже о том, что впервые за много лет ледяной ком в груди истаял бесследно. И впервые за всю свою жизнь герцог Валентин Придд, Повелитель Волн, глупо улыбался, глядя в окно. Просто потому, что жизнь, оказывается, прекрасна.
Окончание в комментариях
Вопрос: Понравился фик?
| 1. Да | 2 | (100%) | |
| 2. Нет | 0 | (0%) | |
| 3. Надо бы раскрыть сюжет получше | 0 | (0%) | |
| 4. Когда-то где-то что-то подобное уже было | 0 | (0%) | |
| 5. Под пиво сойдет | 0 | (0%) | |
| 6. Пиши еще! | 0 | (0%) | |
| Всего: | 2 Всего проголосовало: 2 |
||
@темы: ОЭ, фанфики, приддоньяк
четверг, 17 марта 2016
Сейчас лихорадочно перелопачиваю просторы сети на предмет интересных дизайнерских (и не только) идей - нужно для фика, который пишется. Мне как-то проще работать, если есть картинка, желательно, с описанием, интересной фигулинки - сразу мысль начинает работать в направлении "а как это вставить в текст и обыграть, чтобы стало изюминкой". Пишу я, ясное дело, приддоньяк, но на одном из сайтов, который мне выдал поисковик. нашла пару забавных картинок. Сначала хотела просто закрыть - к Окделлам я, мягко говоря, равнодушна, а потом подумала: "А может. пригодится кому?". Ну, или настроение поднимет.
Церемониальное белье урожденных герцогинь Окделл - чтобы не позорились в первую брачную ночь, представая перед богоданным супругом Чужой знает в чем.
Традиционный торт, подаваемый к столу в честь рождения графа Горка и годовщин оного рождения, но не более 5-и, максимум 6-и раз подряд: к 6 годам граф Горик уже мужчина, так что нечего потакать детским капризам и слабостям - это недостойно будущего Повелителя Скал. Количество торчащих хрюшиных... м-м-м... окороков показывает, сколько раз такое счастье еще обломиться, а свинки, демонстрирующие рыльце, соответственно, символизирует уже прожитые годы.
В особо неблагоприятные годы торт призваны изображать овсяные лепешки, положенные друг на друга стопочкой и - ну ладно, но только в честь праздника - слегка смазанные сливочным маслом и вареньем. Слегка, я сказала! Очень полезно для подрастающего организма!
Церемониальное белье урожденных герцогинь Окделл - чтобы не позорились в первую брачную ночь, представая перед богоданным супругом Чужой знает в чем.
Традиционный торт, подаваемый к столу в честь рождения графа Горка и годовщин оного рождения, но не более 5-и, максимум 6-и раз подряд: к 6 годам граф Горик уже мужчина, так что нечего потакать детским капризам и слабостям - это недостойно будущего Повелителя Скал. Количество торчащих хрюшиных... м-м-м... окороков показывает, сколько раз такое счастье еще обломиться, а свинки, демонстрирующие рыльце, соответственно, символизирует уже прожитые годы.
В особо неблагоприятные годы торт призваны изображать овсяные лепешки, положенные друг на друга стопочкой и - ну ладно, но только в честь праздника - слегка смазанные сливочным маслом и вареньем. Слегка, я сказала! Очень полезно для подрастающего организма!
четверг, 04 февраля 2016
Название: Смотри и слушай
Автор: НеЛюбопытное созданье
Категория: Слэш
Пейринг: Арно Савиньяк/Валентин Придд
Рейтинг: R
Жанр: романс, fluff, established relationship
Размер: Мини
Статус: Закончен
Дисклеймер: Ни на что не претендую, играюсь
читать дальше****
Легкий щелчок заставил Арно улыбнуться про себя. Мало того, что не успел он вернуться из плена, как Валентин утащил его на тренировочную площадку и гонял почти три часа. Мало того, что сразу после поединка полковник чуть ли не силой утянул измученного теньента к себе. Он запер дверь.
- Вина?
- Да, благодарю.
Как всегда в такие минуты обычно звонкий голос Арно сделался хриплым и низким. Валентин вздрогнул и тряхнул волосами, пытаясь скрыть румянец на бледных щеках. Савиньяк улыбнулся. Он любил смотреть на него - на своего Валентина. Тонкие, почти девичьи запястья, мягкие каштановые волосы, гибкое тело в родном черно-белом мундире.
Струйка Крови коснулась дна бокала и Арно сглотнул. Валентин молча протянул ему бокал и поднес к губам собственный. Обычно спокойные глаза полыхали горящими изумрудами, тонкий хрусталь коснулся столь же прозрачных губ.
- Скажи, - шепотом произнес Валентин.
Так было с самого начала. Он любил смотреть, а Валентин – слушать. Обычно Арно соглашался и высказывал желания вслух, отчего бравый полковник трогательно смущался и впивался в губы поцелуем. Но иногда стоит изменить обычаю.
- Заставь меня.
****
- Заставь меня.
Низкий хрипловатый голос отдался во всем теле, вызывая дрожь, заставляя выгибаться навстречу. Валентин с трудом выдохнул, поднял руку к платку и тут осознал, что услышал.
Заставить? Вот этого упрямого Олененка? Но… Раньше он всегда сам говорил, чего хочет, как же теперь угадать?
А может, не нужно угадывать? Раньше он исполнял желания Арно, так пусть сегодняшняя ночь станет особенной. Сегодня он будет решать сам.
Он медленно допил вино и начал раздеваться так, словно был в комнате один. Краем глаза отметил, как расширились глаза Савиньяка, привыкшего к тому, что для него Зараза раздевается нарочито медленно и томно. Сейчас все не так – выверенные движения, не такие четкие, как на плацу, но и без излишней медлительности.
Раздевшись полностью, он прошел к умывальному столику, взял гребень и начал спокойно расчесывать чуть влажные после тренировки пряди. Распутав, подхватил их лентой и потянулся к кувшину с водой.
Если не обращать внимания на обжигающий взгляд, оглаживающий спину и ягодицы, то можно поверить, что он в комнате один, приводит себя в порядок после целого дня беготни с поручениями Ариго и обязательного посещения фехтовальной площадки, без которого невозможно заснуть – недоуставшее тело, подгоняемое воспаленным разумом, снова и снова будет вырываться из объятий сна, чтобы искать пропавшего теньента.
Налив немного воды в таз, Валентин добавил туда настой мыльного корня, душистое масло, взболтал и бросил на пол сложенную в несколько слоев грубую ткань. Встал на нее, чуть отжал губку и принялся методично стирать с тела пот и усталость.
****
Арно подавился вдохом. Раньше не было... так. Валентин знал о его особенности и всегда раздевался медленно, почти лаская себя. А теперь...
Губка медленно скользит по сильному плечу, оставляя на желанном теле капли воды и пузырьки пены. Шея, грудь, живот, тонкий шрам на бедре... Изящные пальцы сжались, и теньент едва сдержал стон. Показалось, что в руках Валентина вовсе не губка, а сам Арно.
Непривычно сосредоточенное, отстраненное выражение лица полковника сейчас почему-то возбуждает больше, чем откровенное желание прежде. Когда Валентин чуть наклонился, из-под ленты выбилась тонкая прядь. Арно не мог отвести взгляда – сильное, гибкое тело одновременно пробуждало желание и ощущение опасности. В каждом, самом небрежном жесте, сквозила сила, уверенность, ловкость.
Валентин потянулся к полотенцу и принялся вытираться. Арно всегда нещадно тер себя насухо, полковник же едва прикасался тканью к бледной коже. На мгновение он застыл, словно решая, отложить полотенце или продолжить, а Арно заворожено следил за одинокой каплей, медленно соскользнувшей от ключицы на грудь, затем на живот, потом еще ниже...
- Валентин... – едва слышно выдохнул Арно, не надеясь, что полковник услышит. Голос отказывал. Впервые в жизни.
****
- Валентин…
Тихо, на границе слышимости, словно ветерок прошелестел. От него снова перехватило дыхание и истома разлилась по всему телу. Никогда раньше Арно ТАК его не звал. Никогда раньше не было в этом голосе мольбы. Какие еще открытия принесет эта ночь?
Валентин спокойно бросил пропахшие тяжелым днем чулки, рубашку и панталоны в корзину – денщик утром озаботится – и подошел к кровати.
Наблюдать искоса, из-под упавших на глаза прядей оказалось неожиданно занимательно: Арно краснел, бледнел и силился вдохнуть, судорожно поднося бокал к губам и не замечая, что он пуст.
Спокойно откинул одеяло, чуть взбил подушку, проверил, чтобы заряженный пистолет и ножны со шпагой были на расстоянии вытянутой руки, положил под подушку кинжал.
Достал чистую рубашку, аккуратно повесил ее на спинку стула, положил рядом свежие панталоны и чулки.
Спокойно, это самый обычный вечер, один из многих и он просто готовится отойти ко сну.
Ах, да! Утром же придется инспектировать полк – понадобятся прочитанные рапорты с резолюциями, грифели. Кроме того, имеет смысл захватить карты и готовые путевые листы. Да и несколько чистых листов писчей бумаги лишними не будут.
Спокойно подготовив планшет, Валентина взял со стола бутылку, не глядя, налил вино в свой бокал и задул свечу. Темнота подавилась возмущенным всхлипом. Подождав, чтобы привыкли глаза, Валентин подошел к окну и раздернул занавески, встав так, чтобы лунный свет очерчивал его тело, а само окно было фоном картины, центральной фигурой которой был он.
Все это время… все эти бесконечные дни и ночи, когда он не знал, жив ли невыносимый виконт или за него только мстить осталось… Сколько он стоял вот так, бездумно глядя вдаль? Сколько он метался по холодной и пустой постели, мечтая вырваться из кошмаров и бросится на выручку? Вечность в разлуке… Да упокоится она с миром!
Валентин поднес бутылочное горлышко к губам и одним долгим глотком допил вино.
****
Арно только собирался возмутиться, что его лишили возможности видеть, как Валентин открыл занавески и остановился у окна. Мягкий и тусклый лунный свет оглаживал тонкую фигуру, позволяя видеть лишь очертания. Арно знал на этом теле каждый шрам, каждый изгиб, каждое чувствительное место. Но сейчас, в полумраке, Валентин казался другим, желтоватый свет луны будто окутал хорошо знакомое тело плащом таинственности.
Валентин делает все так, словно он здесь один. Но неужели он стоял так каждый вечер? Пил вино и смотрел на луну?
- Почему?
Валентин отставил бутылку и медленно повернулся.
- Надеялся. Ждал.
- Кого?
Легкая полуулыбка, тут же истаявшая, и тихий вздох.
- Меня? Правда?
Сколько раз, выдерживая в плену днем жестокие допросы, Арно ночью просыпался от собственного крика? Дриксы хохотали над «лягушачьим трусом», а он тяжело дышал, утешаясь тем, что строгое, красивое лицо ему только приснилось. И сколько раз там, в чужом лагере, со связанными руками, он беззвучно молился, чтобы Валентин никогда не попал туда? Неужели и Придд тоже...
Арно медленно поднялся, шагнул к окну, обнял и тихим шепотом, в ухо, самое важное:
- Ответь мне.
****
- Ответь мне.
Этот голос можно смаковать вместо вина. В него можно закутаться, как в шелк. Его можно обонять, как изысканнейшие духи.
Голос Арно может быть клинком и пуховкой, он может вызывать и утолять жажду, возносить в Рассветные сады и ввергать в Закатное пламя.
Можно было бы продолжить игру, поддразнивая молчанием, демонстративным игнорированием… Можно было бы лечь на стол, чтобы лунный свет облил его всего и заласкать себя так яростно и безысходно, как в те ночи, когда отчаяние брало за горло, твердя, что Мельников луг, ставший братской могилой, не выпустил Олененка из своих объятий – и услышать, как задыхается и стонет Арно, видя его откровенность. Но ночь не бесконечна и он так устал от одиночества.
Валентин сжал пальцы любимого и склонился, целую его грудь напротив сердца.
- Тебя. Твой.
****
Арно коснулся пальцами его щеки и заставил посмотреть себе в глаза. Зеленые изумруды горели привычным желанием, но в глубине таилось что-то другое, незнакомое. Тоска? Страх? Просьба?
- Я боялся за тебя. Там, в плену. Боялся, что ты попадешься, боялся, что они...
Валентин облизнул нижнюю губу и снова нежно провел языком по новому круглому ожогу прямо у сердца. Ах, да...
- Забудь. Стражник вздумал развлечься. Ерунда.
Валентин резко побледнел, словно вся кровь разом отлила от его лица.
- Имя.
Арно вдруг с ужасающей ясностью понял – сейчас лгать нельзя.
- Дитмар Кранч. Капитан. Забудь.
Валентин на мгновение прикрыл глаза, глубоко вздохнул, беззвучно повторил имя, словно запоминая, и потянулся к губам.
Полковник всегда целуется с закрытыми глазами. Арно – никогда. Отдающие вином чужие губы и язык ласкают медленно и глубоко, как никогда раньше. Арно запутался пальцами в каштановых волосах и притянул Валентина ближе. Пора отплатить ему за представление.
Арно разорвал поцелуй и, продолжая одной рукой перебирать волосы, а другой – поглаживать чужие тонкие пальцы, приблизился к самому уху и зашептал:
- Я скучал по тебе. Я ждал тебя. Я хочу тебя, как никогда.
Валентин вздрогнул, открыл глаза и облизнул губы. Арно улыбнулся и перед тем, как вновь утонуть в поцелуе, выдохнул самое желанное, прошептал на ухо то, о чем Валентин никогда не спрашивал и не осмеливался просить:
- Валентин, я люблю тебя.
****
- Валентин, я люблю тебя.
Валентин замер, позволяя себя целовать и силясь понять, действительно ли были произнесены эти невозможные слова или он уже не отличает явь от фантазий.
Никогда прежде Олененок не давал ему надежды на то, что его чувства взаимны. Вернее, на то, что его любовь небезответна – в том, что они делят одну страсть на двоих, сомнений не было.
Впрочем, это всегда можно выяснить – допросы с пристрастием еще никто не отменял, а в любви и на войне все средства хороши. Посмотрим, сумеет ли офицер армии Талига, ни слова не сказавший дриксам, быть столь же стойким на другом допросе. И захочет ли.
Валентин улыбнулся, не разрывая поцелуя и начал медленно раздевать Арно. Портупея, мундир, шейный платок, ремень. Тут пришлось сделать небольшой перерыв и подтолкнуть Олененка к стулу. Опустившись на колени, Валентин стянул с него сапоги, за ними последовали бриджи и белье.
Олененок возился с завязками рубашки, торопясь расстаться с последней преградой, но полковник перехватил инициативу, легко дернув ее вверх и коварно подзатянув болтающуюся шнуровку, не дав снять полностью. Рубаха болталась на руках, сковывая движения, а ее ворот перекрывал обзор, не мешая целовать манящие губы.
Раздев любовника почти до состояния появления на свет, Валентин поднялся, походя мазнув губами по губам и снова направился в угол комнаты.
- Эй, а я?
- А ты действительно думаешь, что я пущу тебя в постель в таком виде? – поинтересовался он, разбавляя мыльный корень и масло свежей водой. – Сначала мы избавимся от следов плена и тренировки, а потом…
****
Когда влажная губка коснулась плеча, Арно не сдержал стона и дернул руками, пытаясь избавиться от дурацкой рубашки. Валентин держал его запястья мертвой хваткой. Закатные твари! Когда Придд опустился, стаскивая его сапоги, Арно не мог отвести глаз. Хочется провести взглядом по бледной спине, ощупать тонкий порез на ключице, смотреть в изумрудное пламя... Зачем Валентин ослепил его?!
- Валентин?
Губка мягко соскользнула вниз, а полковник медленно, дразняще коснулся губ. Савиньяк дернулся вперед, чтобы углубить поцелуй, но Придд отклонился и снова вернулся к мягким, почти целомудренным касаниям.
- После поцелуя у тебя смешно вздрагивает нижняя губа, - светски заметил полковник. – Никогда раньше не замечал.
Валентин сейчас целует его с открытыми глазами?! Арно снова рванулся, но чужая ладонь бережно коснулась его скулы, успокаивая, словно норовистого коня. Губка исчезла, и ее место заняла ладонь Валентина. Он ласкал медленно, мягко, почти невесомо... Создатель, дай же сил! Невыносимо не видеть этого!
- Пожалуйста... – Арно облизнул губы. – Хватит!
- Ты уверен? – Валентин остановился.
- Нет! Нет, продолжай!
Теперь движения стали более резкими, грубыми. Арно захлебнулся вздохом, громко застонал и снова дернул руками. Железная хватка не ослабевала.
- Сними ее! – потребовал Арно.
Молчание.
- Валентин, прошу.
Движения чужой ладони продолжались и Арно задыхался. Вдруг Савиньяк понял. Полковник играет. Он хочет получить свой спектакль.
- О чем?..
Тело сотряс первый оргазм и Арно проглотил конец вопроса. Но Валентин поймет и так. Обычно он старался сдерживаться, ограничиваясь только тем, что озвучивал в самом начале желания. Но сегодня все иначе. Придд знал, что делает. Сейчас, когда первая страсть поутихла, он готов рассказать полковнику все, что угодно. Арно уловил тихий стон и стиснул зубы. Первый порыв удовлетворил и Валентин. Впервые при нем – так, сам. И он не может этого видеть! Проклятье! Арно зарычал. Ну же! Верни мне зрение! О чем ты хочешь услышать?
- Скажи...
****
- Скажи…
Срывающийся голос Олененка ласкал слух, а глядя на его трогательно подрагивающие, как у ребенка, губы, Валентин, кажется, понял, какое именно удовольствие тот находит в наблюдении.
Поднеся руку к его лицу, Валентин увидел, как осторожно коснулся язык капель семени – своего, чужого? – и любовник обхватил пальцы губами, лаская так же, как…
- Что именно я должен сказать? – спросил Валентин, надеясь, что его голос звучит ровно.
Арно чуть прикусил и тут же зализал пальцы, выпустил, поцеловав напоследок подушечки.
- Играешь. Ты хочешь знать, что было в плену? Хочешь знать, помнил ли я о тебе? Хорошо. Валентин, я каждую ночь видел тебя во сне. Мы ласкали друг друга, и я не раз просыпался от собственного крика. Дриксы знали, что так кричат от страха. И они были правы. Когда я открывал глаза – я искал тебя, думал, что к ним попал и ты.
Когда я подъезжал к лагерю, первым я хотел увидеть тебя. Знаешь, почему? Я хотел знать – жив ли ты. На тренировочной площадке мне хотелось выбить твою шпагу, уложить тебя на плащ и медленно раздевать, чтобы увидеть обнаженным при солнечном свете. Так, как никогда прежде я тебя не видел.
И сейчас я очень хочу тебя видеть. Я слышал, как ты ласкаешь себя, ты никогда этого не делал при мне... Я хочу зажечь свечи, много, чтобы было светло, как днем... Я хочу видеть, как ты зовешь меня, как целуешь, хочу видеть этот невыносимый идеальный порядок в твоей комнате.
А ты хочешь, Валентин?
Валентин медленно выдохнул. Так много всего: слов, интонаций, желаний… Кажется, Арно готов говорить для него до утра.
Кажется, спать им сегодня не придется.
- Снимешь ее?
****
Молчание. Арно глубоко вдохнул. Валентин чуть ослабил хватку, можно вырваться. Но он этого не хочет, иначе стянул бы проклятую тряпку сам. Почему? Молчание и тихое дыхание разливалось по комнате расплавленным свечным воском, Арно почти наяву видел, как оно шаг за шагом закрывает пол. Какой Валентин сейчас? Скорее всего, полузакрыв глаза, он напряженно вслушивается, ловя малейший стон, легчайший оттенок тона...
- Я сделаю это снова. Ты увидишь. Но сначала ты. Помоги мне.
Арно изумленно вскинул голову, забыв, что не может выплеснуть возмущение глаза в глаза. Он сразу понял, чего хочет Придд. Вовсе не того, чтобы Арно ласкал себя при нем – это было бы слишком просто, смущаться в сексе Савиньяка не учили. Валентин просит иного – обнажить чувства, мысли, самое тайное, то, о чем Арно никогда не говорил. Не потому, что боялся. Не потому, что не хотел или не доверял. И не потому, что не чувствовал. Ему такое просто не приходило в голову. Ведь он здесь, он спит с ним, фехтует, проклятье, он жизнь готов отдать за эту Ледяную Заразу, что еще ему нужно?! Не говорить же сонетами, как восторженные девицы и Понси? О пнях рассказать? Он фыркнул и тут же почувствовал, как напрягся Валентин.
- Арно?
- Нет, ничего, - Савиньяк улыбнулся. – Я понимаю, чего ты хочешь. Но я не знаю, как. Не умею. Меня учил делать комплименты дамам Эмиль. Меня учил светской любезности Лионель. Такому – никто.
- Я не хочу слышать Эмиля и Лионеля, - голос Валентина неуловимо изменился. Потеплел? – Я хочу услышать тебя.
Арно на мгновение прикрыл глаза, погружаясь в абсолютную тьму. Страшно. Хуже, чем перед боем, чем в плену, чем на дуэли. Страшнее, чем в первую ночь, когда он пришел к полковнику. Ли был прав. Не страшно умереть, страшно раскрывать душу. Арно никогда не имел важных секретов, он не был Алвой, не переживал калечащих сердце и разум трагедий. Но сейчас горло сжимается, не произнести и слова... Может быть, станет легче, если начать с привычного – с вызова?
- Валентин... Хочешь знать все, о чем я никогда не говорил? Хорошо! Если ты так хочешь – я скажу тебе!
****
- Валентин... Хочешь знать все, о чем я никогда не говорил? Хорошо! Если ты так хочешь – я скажу тебе!
Скажет? Интересно, что именно? Они о многом раньше не говорили.
- Когда ты прикрываешь перед поцелуем глаза, твое лицо становится очень нежным, даже беззащитным. Когда я рассказываю тебе, что хочу увидеть, у тебя розовеют скулы и мочки ушей, а еще ты опускаешь глаза – это очень трогательно. Когда я увидел тебя перед окном сегодня и понял, что ты ночь за ночью стоял вот так: вымотанный, обнаженный, с вином и ждал вестей… я думал, у меня сердце остановится. И до сих пор не могу в это поверить.
Я хочу видеть тебя, касаться, любить. Я никогда не скрывал своих чувств, Валентин. Но мне казалось, что все и так ясно. Я не могу оторваться от тебя. Если бы можно было хоть на миг поменяться местами, чтобы ты увидел себя моими глазами, тебе не нужны были бы слова.
А сейчас... проклятье, сейчас я задыхаюсь оттого, что ты ослепил меня, что не даешь увидеть! Но в то же время... теперь, не видя тебя, не зная, как ты реагируешь, я понял, что чувствовал ты, раздеваясь для меня в тишине.
Я хочу делить с тобой все – постель, бой, жизнь. Сегодня. Завтра. Всегда. Хочу, чтобы ты был только моим.
Голос то наливался силой, то срывался на шепот, но всегда звенел искренностью. Бархатистая хрипловатость ласкала обнаженные нервы.
- А ты? – Валентин коснулся шеи, другой рукой начиная осторожно распускать тесемки.
- А я тоже твой.
Очертив подбородок, Валентин погладил скулы и медленно стянул рубашку.
- Так значит, не можешь отвести взгляд? Тогда смотри.
****
Проклятая тряпка, наконец, исчезла, Валентин отпустил его запястья и пересел на кровать. Арно несколько раз моргнул и резко выдохнул. Он чувствовал себя так, словно выбрался из тяжелого боя. Дыхание не желало выравниваться, а внутри вдруг поселилась звенящая и тяжелая пустота. Он высказал, выплеснул все, чем жил и дышал последние месяцы. Еще несколько минут назад он не знал, что говорить, но стоило начать, как слова хлынули водопадом – неловкие, глупые, непривычные. Сэ оскорблял, вызывал на дуэль, пил и веселился, но признаваться в любви? Вот так – открыто, искренне, не поспевая мыслью за словами?
Лунный свет, падавший сквозь окно, не касался кровати и Валентина окутал мрак. Арно с трудом поднялся и опустился рядом. Потянулся ладонью к любимому лицу – столь же отстраненному, как и прежде. Арно коснулся губ и вскрикнул от удивления. Валентин, его Валентин, который всегда был необычайно мягким, нежным, ответил с такой страстью, что Савиньяк чуть не задохнулся. Чужие пальцы больно потянули за волосы вниз, заставляя вздернуть подбородок.
- Эй!
Третий укус на шее оказался особенно болезненным и Арно не сдержался. И тут же подавился словами, увидев, что глаза Валентина открыты.
- Молчи, Арно! – Шепот, больше похожий на крик. - Иначе я за себя не отвечаю! Молчи!
Валентин отпустил его волосы и больно схватил за локоть. Укусы продолжались, становясь все сильнее. Валентин будто горел в лихорадке: на лбу капли пота, губы покраснели, в зеленых глазах – Закатное пламя. С трудом удерживаясь от стонов, Арно смотрел и не мог поверить. Резкие, грубые движения, тело Валентина напряжено, ни следа прежней робости.
Арно громко вскрикнул. Закатные твари! Плечо горит так, словно Валентин прокусил его насквозь. Что происходит?
****
Валентин словно оказался в открытом море во время шторма: эмоции захлестывали, держать себя в руках было невозможно. Слова Арно разрушили самообладание, выпустив на волю все то, что таилось под маской бесстрастия и ледяной сдержанности.
Пытаясь хоть как-то отвлечься, Валентин смотрел на Арно так, как привык его слушать. Он не сразу понял, что не столько целует, сколько кусает, сдерживая собственные стоны – сейчас любой звук мог спровоцировать его на взрыв.
Громкий вскрик и солоноватый привкус во рту стали последней каплей.
Валентин повалил любовника на постель, оседлал, стискивая коленями, словно норовистого жеребца, которого во что бы то ни стало нужно объездить. Огладил плечи, бока, настойчиво потираясь о его пах.
Арно рвано выдохнул и попытался прижать его к себе, но Валентин выскользнул из объятий и погладил наливающуюся плоть. Несколько резких движений - и Олененок полностью готов к соитию.
Приподнявшись, Валентин прижал головку ко входу и стал насаживаться, придерживая член рукой. Отвыкшее от проникновений тело дернулось от боли, не помогло и то, что он смазал и чуть растянул себя, пока слушал Олененка, но сейчас его не смог бы остановить и смертельный выстрел.
Опустившись до конца, Валентин попытался отдышаться, но возбуждение, теплые руки, гладящие плечи и любимый голос, доносящийся словно сквозь шум прибоя, не дали ему такой возможности.
Покорившись собственной страсти, Валентин застонал, склоняясь к губам любовника и начиная подниматься и опускаться, все наращивая темп.
Он же первым и сорвался в оргазм, выдержав всего несколько минут бешеной скачки.
****
Когда Валентина затрясло, Арно резко выдохнул и улыбнулся. Сам он до высшей точки еще не дошел, но приятно даже просто гладить обессилевшего любовника, который теперь упал рядом, закрыв глаза и пытаясь восстановить дыхание. Определенно, такое зрелище стоило его откровений... он бы выдержал и пытки, лишь бы снова увидеть Придда таким. Светский лоск, робость, неуверенность слетели вмиг, оставив вместе нежного любовника Закатную тварь. Глаза лихорадочно блестели, на лбу выступил пот, всегда идеальные темные волосы спутались, падая на лицо, но казалось, что Придд ничего не замечает. Грубые, быстрые, торопливые движения – словно он спешит куда-то, будто хочет взять все, что можно, пока... пока что? Арно прикрыл глаза, и перед мысленным взором снова предстало искаженное лицо Валентина. Арно пытался остановить его, замедлить, подготовить, но Придд рвался из объятий, как безумный и впустил его в себя сразу и резко. Судя по лицу – ему было больно. Очень. Арно повернулся к Валентину и откинул с его лба налипшие пряди:
- Зачем так? Тебе было больно, я видел.
Скулы и мочки ушей знакомо порозовели, Арно тихо засмеялся. Однако, вопреки своему обычному поведению, Валентин не зарылся глубже в подушку, а с вызовом встретил опаловый взгляд и притянул Арно к себе, глубоко целуя и перебирая светлые волосы.
****
- Зачем так? Тебе было больно, я видел.
Ласковый голос окутал шелковым покрывалом, нежа и баюкая. Валентин столкнулся взглядом с Арно и впервые не стал прятаться за ресницами. Во взгляде смешивались нежность и восхищение, страсть и азарт.
Тело постепенно расслаблялось, наливаясь усталостью. Страсть, сделавшая боль несущественной, растаяла и мысль о том, что лучше будет завтра весь день провести в штабе, не подходя и на выстрел к конюшням и тренировочной площадке, отозвалась полыхающими ушами.
- Так было нужно…
Валентин поглаживал Олененка, уютно устроившись на его плече. От ощущения невероятного покоя и счастья казалось, что он плывет по теплым волнам, которые чуть покачивают его и уговаривают соскользнуть сон.
Арно шевельнулся и в бедро Валентина уперлось напоминание о том, что один из них все еще неудовлетворен.
- Как ты хочешь?
- Ты уже спишь.
- Нет… просто не могу пошевелиться… возьми…
- Тебе снова будет больно.
- Не страшно, просто говори со мной.
****
- Не страшно, просто говори со мной.
Арно покачал головой. Нет, Валентин. Я не сделаю тебе больно. Он обхватил тонкую ладонь и потянул вниз, одновременно шепча на ухо:
- Не надо. Я люблю тебя. Не надо так.
- Арно...
- Я не получу удовольствия, если тебе будет больно.
Валентин удивленно вскинулся и Арно губами провел дорожку от горячей шеи к изрядно припухшим губам.
- Не спорь, - Арно подул на алеющую мочку. – Пожалуйста.
- Как скажешь, - едва слышно прошелестел Валентин и Арно вскрикнул от прикосновения неожиданно прохладных пальцев.
- Продолжай, - хрипло выдохнул он.
Лукавая улыбка, заигравшая на губах Валентина, доказывала, что сейчас правильно – именно так. Арно тихо стонал, голова туманилась нараставшим удовольствием, слова ускользали. Почувствовав приближение пика, он глубоко вдохнул и заставил себя выдавить вслух желанное:
- Валентин... сильнее...
Движения чужой уже горячей ладони ускорились, даря наслаждение. Арно уткнулся в шею Валентина и выплеснулся с громким стоном.
- Благодарю, - светски заметил Арно, и через мгновение раздался тихий смех – один, но разделенный на два голоса.
****
Мерный стук сердца любимого и его ровное дыхание обволакивали, убаюкивали, выманивая из самых глубин памяти и сердца того доверчивого и ласкового мальчишку, который, как думал сам Валентин, навеки заплутал в залитой кровью Ракане-Олларии, не выдержал пыток в Багерлее, замерз насмерть в Лаик, погиб вместе со старшим братом.
Он привык слушать интонации и слова, анализировать их и получать от этого удовольствие, но смотреть было страшно. Не в бою, не при дворе – в жизни. Было страшно поверить улыбке, взгляду, ласке – и снова обмануться, приняв мираж за реальность, упасть на холодные острые камни, где одиночество и отчаяние только и ждут, чтобы набросится и разорвать сердце и душу в клочья.
Арно не предаст, не причинит боль, он любит… Больше не нужно платить за краткие минуты близости страхом быть отвергнутым и готовностью подчинятся – они вместе. В Рассветные сады можно не стремиться – ничего стоящего там нет.
Полковнику Придду пора было засыпать – завтра предстоит много дел, Заразе следовало обдумать, как наилучшим образом использовать последние разведданные, а герцогу дома Волн – просмотреть полученные еще накануне отчеты из Васспарда…
Юный Вальхен счастливо вздохнул, уткнулся носом в плечо своему Олененку и заснул, улыбаясь.
Автор: НеЛюбопытное созданье
Категория: Слэш
Пейринг: Арно Савиньяк/Валентин Придд
Рейтинг: R
Жанр: романс, fluff, established relationship
Размер: Мини
Статус: Закончен
Дисклеймер: Ни на что не претендую, играюсь
читать дальше****
Легкий щелчок заставил Арно улыбнуться про себя. Мало того, что не успел он вернуться из плена, как Валентин утащил его на тренировочную площадку и гонял почти три часа. Мало того, что сразу после поединка полковник чуть ли не силой утянул измученного теньента к себе. Он запер дверь.
- Вина?
- Да, благодарю.
Как всегда в такие минуты обычно звонкий голос Арно сделался хриплым и низким. Валентин вздрогнул и тряхнул волосами, пытаясь скрыть румянец на бледных щеках. Савиньяк улыбнулся. Он любил смотреть на него - на своего Валентина. Тонкие, почти девичьи запястья, мягкие каштановые волосы, гибкое тело в родном черно-белом мундире.
Струйка Крови коснулась дна бокала и Арно сглотнул. Валентин молча протянул ему бокал и поднес к губам собственный. Обычно спокойные глаза полыхали горящими изумрудами, тонкий хрусталь коснулся столь же прозрачных губ.
- Скажи, - шепотом произнес Валентин.
Так было с самого начала. Он любил смотреть, а Валентин – слушать. Обычно Арно соглашался и высказывал желания вслух, отчего бравый полковник трогательно смущался и впивался в губы поцелуем. Но иногда стоит изменить обычаю.
- Заставь меня.
****
- Заставь меня.
Низкий хрипловатый голос отдался во всем теле, вызывая дрожь, заставляя выгибаться навстречу. Валентин с трудом выдохнул, поднял руку к платку и тут осознал, что услышал.
Заставить? Вот этого упрямого Олененка? Но… Раньше он всегда сам говорил, чего хочет, как же теперь угадать?
А может, не нужно угадывать? Раньше он исполнял желания Арно, так пусть сегодняшняя ночь станет особенной. Сегодня он будет решать сам.
Он медленно допил вино и начал раздеваться так, словно был в комнате один. Краем глаза отметил, как расширились глаза Савиньяка, привыкшего к тому, что для него Зараза раздевается нарочито медленно и томно. Сейчас все не так – выверенные движения, не такие четкие, как на плацу, но и без излишней медлительности.
Раздевшись полностью, он прошел к умывальному столику, взял гребень и начал спокойно расчесывать чуть влажные после тренировки пряди. Распутав, подхватил их лентой и потянулся к кувшину с водой.
Если не обращать внимания на обжигающий взгляд, оглаживающий спину и ягодицы, то можно поверить, что он в комнате один, приводит себя в порядок после целого дня беготни с поручениями Ариго и обязательного посещения фехтовальной площадки, без которого невозможно заснуть – недоуставшее тело, подгоняемое воспаленным разумом, снова и снова будет вырываться из объятий сна, чтобы искать пропавшего теньента.
Налив немного воды в таз, Валентин добавил туда настой мыльного корня, душистое масло, взболтал и бросил на пол сложенную в несколько слоев грубую ткань. Встал на нее, чуть отжал губку и принялся методично стирать с тела пот и усталость.
****
Арно подавился вдохом. Раньше не было... так. Валентин знал о его особенности и всегда раздевался медленно, почти лаская себя. А теперь...
Губка медленно скользит по сильному плечу, оставляя на желанном теле капли воды и пузырьки пены. Шея, грудь, живот, тонкий шрам на бедре... Изящные пальцы сжались, и теньент едва сдержал стон. Показалось, что в руках Валентина вовсе не губка, а сам Арно.
Непривычно сосредоточенное, отстраненное выражение лица полковника сейчас почему-то возбуждает больше, чем откровенное желание прежде. Когда Валентин чуть наклонился, из-под ленты выбилась тонкая прядь. Арно не мог отвести взгляда – сильное, гибкое тело одновременно пробуждало желание и ощущение опасности. В каждом, самом небрежном жесте, сквозила сила, уверенность, ловкость.
Валентин потянулся к полотенцу и принялся вытираться. Арно всегда нещадно тер себя насухо, полковник же едва прикасался тканью к бледной коже. На мгновение он застыл, словно решая, отложить полотенце или продолжить, а Арно заворожено следил за одинокой каплей, медленно соскользнувшей от ключицы на грудь, затем на живот, потом еще ниже...
- Валентин... – едва слышно выдохнул Арно, не надеясь, что полковник услышит. Голос отказывал. Впервые в жизни.
****
- Валентин…
Тихо, на границе слышимости, словно ветерок прошелестел. От него снова перехватило дыхание и истома разлилась по всему телу. Никогда раньше Арно ТАК его не звал. Никогда раньше не было в этом голосе мольбы. Какие еще открытия принесет эта ночь?
Валентин спокойно бросил пропахшие тяжелым днем чулки, рубашку и панталоны в корзину – денщик утром озаботится – и подошел к кровати.
Наблюдать искоса, из-под упавших на глаза прядей оказалось неожиданно занимательно: Арно краснел, бледнел и силился вдохнуть, судорожно поднося бокал к губам и не замечая, что он пуст.
Спокойно откинул одеяло, чуть взбил подушку, проверил, чтобы заряженный пистолет и ножны со шпагой были на расстоянии вытянутой руки, положил под подушку кинжал.
Достал чистую рубашку, аккуратно повесил ее на спинку стула, положил рядом свежие панталоны и чулки.
Спокойно, это самый обычный вечер, один из многих и он просто готовится отойти ко сну.
Ах, да! Утром же придется инспектировать полк – понадобятся прочитанные рапорты с резолюциями, грифели. Кроме того, имеет смысл захватить карты и готовые путевые листы. Да и несколько чистых листов писчей бумаги лишними не будут.
Спокойно подготовив планшет, Валентина взял со стола бутылку, не глядя, налил вино в свой бокал и задул свечу. Темнота подавилась возмущенным всхлипом. Подождав, чтобы привыкли глаза, Валентин подошел к окну и раздернул занавески, встав так, чтобы лунный свет очерчивал его тело, а само окно было фоном картины, центральной фигурой которой был он.
Все это время… все эти бесконечные дни и ночи, когда он не знал, жив ли невыносимый виконт или за него только мстить осталось… Сколько он стоял вот так, бездумно глядя вдаль? Сколько он метался по холодной и пустой постели, мечтая вырваться из кошмаров и бросится на выручку? Вечность в разлуке… Да упокоится она с миром!
Валентин поднес бутылочное горлышко к губам и одним долгим глотком допил вино.
****
Арно только собирался возмутиться, что его лишили возможности видеть, как Валентин открыл занавески и остановился у окна. Мягкий и тусклый лунный свет оглаживал тонкую фигуру, позволяя видеть лишь очертания. Арно знал на этом теле каждый шрам, каждый изгиб, каждое чувствительное место. Но сейчас, в полумраке, Валентин казался другим, желтоватый свет луны будто окутал хорошо знакомое тело плащом таинственности.
Валентин делает все так, словно он здесь один. Но неужели он стоял так каждый вечер? Пил вино и смотрел на луну?
- Почему?
Валентин отставил бутылку и медленно повернулся.
- Надеялся. Ждал.
- Кого?
Легкая полуулыбка, тут же истаявшая, и тихий вздох.
- Меня? Правда?
Сколько раз, выдерживая в плену днем жестокие допросы, Арно ночью просыпался от собственного крика? Дриксы хохотали над «лягушачьим трусом», а он тяжело дышал, утешаясь тем, что строгое, красивое лицо ему только приснилось. И сколько раз там, в чужом лагере, со связанными руками, он беззвучно молился, чтобы Валентин никогда не попал туда? Неужели и Придд тоже...
Арно медленно поднялся, шагнул к окну, обнял и тихим шепотом, в ухо, самое важное:
- Ответь мне.
****
- Ответь мне.
Этот голос можно смаковать вместо вина. В него можно закутаться, как в шелк. Его можно обонять, как изысканнейшие духи.
Голос Арно может быть клинком и пуховкой, он может вызывать и утолять жажду, возносить в Рассветные сады и ввергать в Закатное пламя.
Можно было бы продолжить игру, поддразнивая молчанием, демонстративным игнорированием… Можно было бы лечь на стол, чтобы лунный свет облил его всего и заласкать себя так яростно и безысходно, как в те ночи, когда отчаяние брало за горло, твердя, что Мельников луг, ставший братской могилой, не выпустил Олененка из своих объятий – и услышать, как задыхается и стонет Арно, видя его откровенность. Но ночь не бесконечна и он так устал от одиночества.
Валентин сжал пальцы любимого и склонился, целую его грудь напротив сердца.
- Тебя. Твой.
****
Арно коснулся пальцами его щеки и заставил посмотреть себе в глаза. Зеленые изумруды горели привычным желанием, но в глубине таилось что-то другое, незнакомое. Тоска? Страх? Просьба?
- Я боялся за тебя. Там, в плену. Боялся, что ты попадешься, боялся, что они...
Валентин облизнул нижнюю губу и снова нежно провел языком по новому круглому ожогу прямо у сердца. Ах, да...
- Забудь. Стражник вздумал развлечься. Ерунда.
Валентин резко побледнел, словно вся кровь разом отлила от его лица.
- Имя.
Арно вдруг с ужасающей ясностью понял – сейчас лгать нельзя.
- Дитмар Кранч. Капитан. Забудь.
Валентин на мгновение прикрыл глаза, глубоко вздохнул, беззвучно повторил имя, словно запоминая, и потянулся к губам.
Полковник всегда целуется с закрытыми глазами. Арно – никогда. Отдающие вином чужие губы и язык ласкают медленно и глубоко, как никогда раньше. Арно запутался пальцами в каштановых волосах и притянул Валентина ближе. Пора отплатить ему за представление.
Арно разорвал поцелуй и, продолжая одной рукой перебирать волосы, а другой – поглаживать чужие тонкие пальцы, приблизился к самому уху и зашептал:
- Я скучал по тебе. Я ждал тебя. Я хочу тебя, как никогда.
Валентин вздрогнул, открыл глаза и облизнул губы. Арно улыбнулся и перед тем, как вновь утонуть в поцелуе, выдохнул самое желанное, прошептал на ухо то, о чем Валентин никогда не спрашивал и не осмеливался просить:
- Валентин, я люблю тебя.
****
- Валентин, я люблю тебя.
Валентин замер, позволяя себя целовать и силясь понять, действительно ли были произнесены эти невозможные слова или он уже не отличает явь от фантазий.
Никогда прежде Олененок не давал ему надежды на то, что его чувства взаимны. Вернее, на то, что его любовь небезответна – в том, что они делят одну страсть на двоих, сомнений не было.
Впрочем, это всегда можно выяснить – допросы с пристрастием еще никто не отменял, а в любви и на войне все средства хороши. Посмотрим, сумеет ли офицер армии Талига, ни слова не сказавший дриксам, быть столь же стойким на другом допросе. И захочет ли.
Валентин улыбнулся, не разрывая поцелуя и начал медленно раздевать Арно. Портупея, мундир, шейный платок, ремень. Тут пришлось сделать небольшой перерыв и подтолкнуть Олененка к стулу. Опустившись на колени, Валентин стянул с него сапоги, за ними последовали бриджи и белье.
Олененок возился с завязками рубашки, торопясь расстаться с последней преградой, но полковник перехватил инициативу, легко дернув ее вверх и коварно подзатянув болтающуюся шнуровку, не дав снять полностью. Рубаха болталась на руках, сковывая движения, а ее ворот перекрывал обзор, не мешая целовать манящие губы.
Раздев любовника почти до состояния появления на свет, Валентин поднялся, походя мазнув губами по губам и снова направился в угол комнаты.
- Эй, а я?
- А ты действительно думаешь, что я пущу тебя в постель в таком виде? – поинтересовался он, разбавляя мыльный корень и масло свежей водой. – Сначала мы избавимся от следов плена и тренировки, а потом…
****
Когда влажная губка коснулась плеча, Арно не сдержал стона и дернул руками, пытаясь избавиться от дурацкой рубашки. Валентин держал его запястья мертвой хваткой. Закатные твари! Когда Придд опустился, стаскивая его сапоги, Арно не мог отвести глаз. Хочется провести взглядом по бледной спине, ощупать тонкий порез на ключице, смотреть в изумрудное пламя... Зачем Валентин ослепил его?!
- Валентин?
Губка мягко соскользнула вниз, а полковник медленно, дразняще коснулся губ. Савиньяк дернулся вперед, чтобы углубить поцелуй, но Придд отклонился и снова вернулся к мягким, почти целомудренным касаниям.
- После поцелуя у тебя смешно вздрагивает нижняя губа, - светски заметил полковник. – Никогда раньше не замечал.
Валентин сейчас целует его с открытыми глазами?! Арно снова рванулся, но чужая ладонь бережно коснулась его скулы, успокаивая, словно норовистого коня. Губка исчезла, и ее место заняла ладонь Валентина. Он ласкал медленно, мягко, почти невесомо... Создатель, дай же сил! Невыносимо не видеть этого!
- Пожалуйста... – Арно облизнул губы. – Хватит!
- Ты уверен? – Валентин остановился.
- Нет! Нет, продолжай!
Теперь движения стали более резкими, грубыми. Арно захлебнулся вздохом, громко застонал и снова дернул руками. Железная хватка не ослабевала.
- Сними ее! – потребовал Арно.
Молчание.
- Валентин, прошу.
Движения чужой ладони продолжались и Арно задыхался. Вдруг Савиньяк понял. Полковник играет. Он хочет получить свой спектакль.
- О чем?..
Тело сотряс первый оргазм и Арно проглотил конец вопроса. Но Валентин поймет и так. Обычно он старался сдерживаться, ограничиваясь только тем, что озвучивал в самом начале желания. Но сегодня все иначе. Придд знал, что делает. Сейчас, когда первая страсть поутихла, он готов рассказать полковнику все, что угодно. Арно уловил тихий стон и стиснул зубы. Первый порыв удовлетворил и Валентин. Впервые при нем – так, сам. И он не может этого видеть! Проклятье! Арно зарычал. Ну же! Верни мне зрение! О чем ты хочешь услышать?
- Скажи...
****
- Скажи…
Срывающийся голос Олененка ласкал слух, а глядя на его трогательно подрагивающие, как у ребенка, губы, Валентин, кажется, понял, какое именно удовольствие тот находит в наблюдении.
Поднеся руку к его лицу, Валентин увидел, как осторожно коснулся язык капель семени – своего, чужого? – и любовник обхватил пальцы губами, лаская так же, как…
- Что именно я должен сказать? – спросил Валентин, надеясь, что его голос звучит ровно.
Арно чуть прикусил и тут же зализал пальцы, выпустил, поцеловав напоследок подушечки.
- Играешь. Ты хочешь знать, что было в плену? Хочешь знать, помнил ли я о тебе? Хорошо. Валентин, я каждую ночь видел тебя во сне. Мы ласкали друг друга, и я не раз просыпался от собственного крика. Дриксы знали, что так кричат от страха. И они были правы. Когда я открывал глаза – я искал тебя, думал, что к ним попал и ты.
Когда я подъезжал к лагерю, первым я хотел увидеть тебя. Знаешь, почему? Я хотел знать – жив ли ты. На тренировочной площадке мне хотелось выбить твою шпагу, уложить тебя на плащ и медленно раздевать, чтобы увидеть обнаженным при солнечном свете. Так, как никогда прежде я тебя не видел.
И сейчас я очень хочу тебя видеть. Я слышал, как ты ласкаешь себя, ты никогда этого не делал при мне... Я хочу зажечь свечи, много, чтобы было светло, как днем... Я хочу видеть, как ты зовешь меня, как целуешь, хочу видеть этот невыносимый идеальный порядок в твоей комнате.
А ты хочешь, Валентин?
Валентин медленно выдохнул. Так много всего: слов, интонаций, желаний… Кажется, Арно готов говорить для него до утра.
Кажется, спать им сегодня не придется.
- Снимешь ее?
****
Молчание. Арно глубоко вдохнул. Валентин чуть ослабил хватку, можно вырваться. Но он этого не хочет, иначе стянул бы проклятую тряпку сам. Почему? Молчание и тихое дыхание разливалось по комнате расплавленным свечным воском, Арно почти наяву видел, как оно шаг за шагом закрывает пол. Какой Валентин сейчас? Скорее всего, полузакрыв глаза, он напряженно вслушивается, ловя малейший стон, легчайший оттенок тона...
- Я сделаю это снова. Ты увидишь. Но сначала ты. Помоги мне.
Арно изумленно вскинул голову, забыв, что не может выплеснуть возмущение глаза в глаза. Он сразу понял, чего хочет Придд. Вовсе не того, чтобы Арно ласкал себя при нем – это было бы слишком просто, смущаться в сексе Савиньяка не учили. Валентин просит иного – обнажить чувства, мысли, самое тайное, то, о чем Арно никогда не говорил. Не потому, что боялся. Не потому, что не хотел или не доверял. И не потому, что не чувствовал. Ему такое просто не приходило в голову. Ведь он здесь, он спит с ним, фехтует, проклятье, он жизнь готов отдать за эту Ледяную Заразу, что еще ему нужно?! Не говорить же сонетами, как восторженные девицы и Понси? О пнях рассказать? Он фыркнул и тут же почувствовал, как напрягся Валентин.
- Арно?
- Нет, ничего, - Савиньяк улыбнулся. – Я понимаю, чего ты хочешь. Но я не знаю, как. Не умею. Меня учил делать комплименты дамам Эмиль. Меня учил светской любезности Лионель. Такому – никто.
- Я не хочу слышать Эмиля и Лионеля, - голос Валентина неуловимо изменился. Потеплел? – Я хочу услышать тебя.
Арно на мгновение прикрыл глаза, погружаясь в абсолютную тьму. Страшно. Хуже, чем перед боем, чем в плену, чем на дуэли. Страшнее, чем в первую ночь, когда он пришел к полковнику. Ли был прав. Не страшно умереть, страшно раскрывать душу. Арно никогда не имел важных секретов, он не был Алвой, не переживал калечащих сердце и разум трагедий. Но сейчас горло сжимается, не произнести и слова... Может быть, станет легче, если начать с привычного – с вызова?
- Валентин... Хочешь знать все, о чем я никогда не говорил? Хорошо! Если ты так хочешь – я скажу тебе!
****
- Валентин... Хочешь знать все, о чем я никогда не говорил? Хорошо! Если ты так хочешь – я скажу тебе!
Скажет? Интересно, что именно? Они о многом раньше не говорили.
- Когда ты прикрываешь перед поцелуем глаза, твое лицо становится очень нежным, даже беззащитным. Когда я рассказываю тебе, что хочу увидеть, у тебя розовеют скулы и мочки ушей, а еще ты опускаешь глаза – это очень трогательно. Когда я увидел тебя перед окном сегодня и понял, что ты ночь за ночью стоял вот так: вымотанный, обнаженный, с вином и ждал вестей… я думал, у меня сердце остановится. И до сих пор не могу в это поверить.
Я хочу видеть тебя, касаться, любить. Я никогда не скрывал своих чувств, Валентин. Но мне казалось, что все и так ясно. Я не могу оторваться от тебя. Если бы можно было хоть на миг поменяться местами, чтобы ты увидел себя моими глазами, тебе не нужны были бы слова.
А сейчас... проклятье, сейчас я задыхаюсь оттого, что ты ослепил меня, что не даешь увидеть! Но в то же время... теперь, не видя тебя, не зная, как ты реагируешь, я понял, что чувствовал ты, раздеваясь для меня в тишине.
Я хочу делить с тобой все – постель, бой, жизнь. Сегодня. Завтра. Всегда. Хочу, чтобы ты был только моим.
Голос то наливался силой, то срывался на шепот, но всегда звенел искренностью. Бархатистая хрипловатость ласкала обнаженные нервы.
- А ты? – Валентин коснулся шеи, другой рукой начиная осторожно распускать тесемки.
- А я тоже твой.
Очертив подбородок, Валентин погладил скулы и медленно стянул рубашку.
- Так значит, не можешь отвести взгляд? Тогда смотри.
****
Проклятая тряпка, наконец, исчезла, Валентин отпустил его запястья и пересел на кровать. Арно несколько раз моргнул и резко выдохнул. Он чувствовал себя так, словно выбрался из тяжелого боя. Дыхание не желало выравниваться, а внутри вдруг поселилась звенящая и тяжелая пустота. Он высказал, выплеснул все, чем жил и дышал последние месяцы. Еще несколько минут назад он не знал, что говорить, но стоило начать, как слова хлынули водопадом – неловкие, глупые, непривычные. Сэ оскорблял, вызывал на дуэль, пил и веселился, но признаваться в любви? Вот так – открыто, искренне, не поспевая мыслью за словами?
Лунный свет, падавший сквозь окно, не касался кровати и Валентина окутал мрак. Арно с трудом поднялся и опустился рядом. Потянулся ладонью к любимому лицу – столь же отстраненному, как и прежде. Арно коснулся губ и вскрикнул от удивления. Валентин, его Валентин, который всегда был необычайно мягким, нежным, ответил с такой страстью, что Савиньяк чуть не задохнулся. Чужие пальцы больно потянули за волосы вниз, заставляя вздернуть подбородок.
- Эй!
Третий укус на шее оказался особенно болезненным и Арно не сдержался. И тут же подавился словами, увидев, что глаза Валентина открыты.
- Молчи, Арно! – Шепот, больше похожий на крик. - Иначе я за себя не отвечаю! Молчи!
Валентин отпустил его волосы и больно схватил за локоть. Укусы продолжались, становясь все сильнее. Валентин будто горел в лихорадке: на лбу капли пота, губы покраснели, в зеленых глазах – Закатное пламя. С трудом удерживаясь от стонов, Арно смотрел и не мог поверить. Резкие, грубые движения, тело Валентина напряжено, ни следа прежней робости.
Арно громко вскрикнул. Закатные твари! Плечо горит так, словно Валентин прокусил его насквозь. Что происходит?
****
Валентин словно оказался в открытом море во время шторма: эмоции захлестывали, держать себя в руках было невозможно. Слова Арно разрушили самообладание, выпустив на волю все то, что таилось под маской бесстрастия и ледяной сдержанности.
Пытаясь хоть как-то отвлечься, Валентин смотрел на Арно так, как привык его слушать. Он не сразу понял, что не столько целует, сколько кусает, сдерживая собственные стоны – сейчас любой звук мог спровоцировать его на взрыв.
Громкий вскрик и солоноватый привкус во рту стали последней каплей.
Валентин повалил любовника на постель, оседлал, стискивая коленями, словно норовистого жеребца, которого во что бы то ни стало нужно объездить. Огладил плечи, бока, настойчиво потираясь о его пах.
Арно рвано выдохнул и попытался прижать его к себе, но Валентин выскользнул из объятий и погладил наливающуюся плоть. Несколько резких движений - и Олененок полностью готов к соитию.
Приподнявшись, Валентин прижал головку ко входу и стал насаживаться, придерживая член рукой. Отвыкшее от проникновений тело дернулось от боли, не помогло и то, что он смазал и чуть растянул себя, пока слушал Олененка, но сейчас его не смог бы остановить и смертельный выстрел.
Опустившись до конца, Валентин попытался отдышаться, но возбуждение, теплые руки, гладящие плечи и любимый голос, доносящийся словно сквозь шум прибоя, не дали ему такой возможности.
Покорившись собственной страсти, Валентин застонал, склоняясь к губам любовника и начиная подниматься и опускаться, все наращивая темп.
Он же первым и сорвался в оргазм, выдержав всего несколько минут бешеной скачки.
****
Когда Валентина затрясло, Арно резко выдохнул и улыбнулся. Сам он до высшей точки еще не дошел, но приятно даже просто гладить обессилевшего любовника, который теперь упал рядом, закрыв глаза и пытаясь восстановить дыхание. Определенно, такое зрелище стоило его откровений... он бы выдержал и пытки, лишь бы снова увидеть Придда таким. Светский лоск, робость, неуверенность слетели вмиг, оставив вместе нежного любовника Закатную тварь. Глаза лихорадочно блестели, на лбу выступил пот, всегда идеальные темные волосы спутались, падая на лицо, но казалось, что Придд ничего не замечает. Грубые, быстрые, торопливые движения – словно он спешит куда-то, будто хочет взять все, что можно, пока... пока что? Арно прикрыл глаза, и перед мысленным взором снова предстало искаженное лицо Валентина. Арно пытался остановить его, замедлить, подготовить, но Придд рвался из объятий, как безумный и впустил его в себя сразу и резко. Судя по лицу – ему было больно. Очень. Арно повернулся к Валентину и откинул с его лба налипшие пряди:
- Зачем так? Тебе было больно, я видел.
Скулы и мочки ушей знакомо порозовели, Арно тихо засмеялся. Однако, вопреки своему обычному поведению, Валентин не зарылся глубже в подушку, а с вызовом встретил опаловый взгляд и притянул Арно к себе, глубоко целуя и перебирая светлые волосы.
****
- Зачем так? Тебе было больно, я видел.
Ласковый голос окутал шелковым покрывалом, нежа и баюкая. Валентин столкнулся взглядом с Арно и впервые не стал прятаться за ресницами. Во взгляде смешивались нежность и восхищение, страсть и азарт.
Тело постепенно расслаблялось, наливаясь усталостью. Страсть, сделавшая боль несущественной, растаяла и мысль о том, что лучше будет завтра весь день провести в штабе, не подходя и на выстрел к конюшням и тренировочной площадке, отозвалась полыхающими ушами.
- Так было нужно…
Валентин поглаживал Олененка, уютно устроившись на его плече. От ощущения невероятного покоя и счастья казалось, что он плывет по теплым волнам, которые чуть покачивают его и уговаривают соскользнуть сон.
Арно шевельнулся и в бедро Валентина уперлось напоминание о том, что один из них все еще неудовлетворен.
- Как ты хочешь?
- Ты уже спишь.
- Нет… просто не могу пошевелиться… возьми…
- Тебе снова будет больно.
- Не страшно, просто говори со мной.
****
- Не страшно, просто говори со мной.
Арно покачал головой. Нет, Валентин. Я не сделаю тебе больно. Он обхватил тонкую ладонь и потянул вниз, одновременно шепча на ухо:
- Не надо. Я люблю тебя. Не надо так.
- Арно...
- Я не получу удовольствия, если тебе будет больно.
Валентин удивленно вскинулся и Арно губами провел дорожку от горячей шеи к изрядно припухшим губам.
- Не спорь, - Арно подул на алеющую мочку. – Пожалуйста.
- Как скажешь, - едва слышно прошелестел Валентин и Арно вскрикнул от прикосновения неожиданно прохладных пальцев.
- Продолжай, - хрипло выдохнул он.
Лукавая улыбка, заигравшая на губах Валентина, доказывала, что сейчас правильно – именно так. Арно тихо стонал, голова туманилась нараставшим удовольствием, слова ускользали. Почувствовав приближение пика, он глубоко вдохнул и заставил себя выдавить вслух желанное:
- Валентин... сильнее...
Движения чужой уже горячей ладони ускорились, даря наслаждение. Арно уткнулся в шею Валентина и выплеснулся с громким стоном.
- Благодарю, - светски заметил Арно, и через мгновение раздался тихий смех – один, но разделенный на два голоса.
****
Мерный стук сердца любимого и его ровное дыхание обволакивали, убаюкивали, выманивая из самых глубин памяти и сердца того доверчивого и ласкового мальчишку, который, как думал сам Валентин, навеки заплутал в залитой кровью Ракане-Олларии, не выдержал пыток в Багерлее, замерз насмерть в Лаик, погиб вместе со старшим братом.
Он привык слушать интонации и слова, анализировать их и получать от этого удовольствие, но смотреть было страшно. Не в бою, не при дворе – в жизни. Было страшно поверить улыбке, взгляду, ласке – и снова обмануться, приняв мираж за реальность, упасть на холодные острые камни, где одиночество и отчаяние только и ждут, чтобы набросится и разорвать сердце и душу в клочья.
Арно не предаст, не причинит боль, он любит… Больше не нужно платить за краткие минуты близости страхом быть отвергнутым и готовностью подчинятся – они вместе. В Рассветные сады можно не стремиться – ничего стоящего там нет.
Полковнику Придду пора было засыпать – завтра предстоит много дел, Заразе следовало обдумать, как наилучшим образом использовать последние разведданные, а герцогу дома Волн – просмотреть полученные еще накануне отчеты из Васспарда…
Юный Вальхен счастливо вздохнул, уткнулся носом в плечо своему Олененку и заснул, улыбаясь.
Вопрос: Понравился фик?
| 1. Да | 3 | (100%) | |
| 2. Нет | 0 | (0%) | |
| 3. Ничего так, но можно бы и лучше | 0 | (0%) | |
| 4. Надо бы доработать сюжет | 0 | (0%) | |
| 5. Пиши еще! | 0 | (0%) | |
| Всего: | 3 Всего проголосовало: 3 |
||
@темы: ОЭ, фанфики, приддоньяк
Название: Настоящая любовь
Автор: НеЛюбопытное созданье
Категория: Гет, слэш
Пейринг: Арно Савиньяк/ОЖП; Арно Савиньяк/Валентин Придд
Рейтинг: R
Жанр: angst, hurt/comfort, established relationship
Размер: Драббл
Статус: Закончен
Дисклеймер: Ни на что не претендую, играюсь
Примечание: Когда я вычитывала "Возрождение", то мне стало интересно, а что было бы, если бы в ночь откровений Валентин не вспомнил о своей детской травме? В этом случае ему и Арно пришлось бы бороться с последствиями - со страхом, не зная его истоков и их путь к нормальным отношениям был бы намного длиннее. И, вполне возможно, что полковник, мучаясь от невозможности удовлетворить любимого человека, все-таки уговорил бы его "посетить дам".
Эта зарисовка как раз о такой возможности.
Да и просто было интересно посмотреть на них чужими глазами - глазами человека, который не догадывается, а знает об их связи.
читать дальше
Малена оглядела себя в небольшое зеркало, висевшее в общем коридоре и удовлетворенно кивнула. В мутноватом стекле отражалась миловидная девушка с блестящими рыжевато-каштановыми волосам, лучистыми зеленовато-серыми глазами и аккуратным, чуть вздернутым носиком. Ямочки на щеках и чистая кожа вкупе с наивным детским взглядом создавали впечатление невинного ангелочка и неизменно привлекали к себе внимание. Легкое платье, полупрозрачное, но не пошлое, белила, румяна и сурьма, нанесенные столь искусно, что и мысли не возникало о косметике, пышные банты в волосах – все это настолько отличало ее от прочих девиц, что она пользовалась неизменным успехом как у добропорядочных бергеров и марагов, населяющих город, так и у офицеров Западной армии, разбившей неподалеку лагерь. Малена была звездой городского борделя, одной из самых дорогих проституток, гордостью управляющей.
В борделе Малена обреталась уже более года, оставшись совсем одна после гибели семьи от рук бириссцев. Вырвавшись в числе прочих беженцев из Варасты, она скиталась по Талигу, перебиваясь случайными заработками, нанимаясь то стряпухой, то прачкой, то поломойкой. Поскольку не было никого, кто мог бы заступиться за привлекательную сироту, оставшуюся без крова над головой, то ни на одном месте долго задерживаться не получалось: очень скоро все заканчивалось попыткой задрать юбку в темном углу. Помыкавшись то там, то здесь, Малена поняла, что пора что-то менять. Раз уж судьба распорядилась так, что она привлекает внимание мужчин, то нужно, по крайней мере, извлечь из этого выгоду. Служанкой в приличный дом ей устроиться вряд ли удастся, а если и повезет – то место можно потерять еще быстрее, чем получить. Да и тяжелая это работа, быстро отнимающая красоту. Рассудив таким образом, девушка пристала к обозу, везущему амуницию и оружие для Западной армии. В одном из небольших городков Южной Марагоны она и привлекла внимание содержательницы публичного дома, сидя на парапете городского фонтана в ожидании обозного интенданта.
Против ожидания, ничего особо ужасного в стенах заведения не происходило. Никто не бил девушек, не морил голодом и не принуждал обслуживать клиентов больше, чем они были в состоянии принять. Через некоторое время Малена даже привыкла думать, что ей повезло в жизни – она не вскакивала до зари, не гнула спину весь день, вкусно ела, красиво одевалась и откладывала деньги на будущее. Она никому не говорила, но втайне надеялась, скопив побольше, уйти из борделя, уехать в другой город и, может быть, найти себе хорошего мужа – например, какого-нибудь вдовца, сказав, что сама вдова. А может быть, какой-нибудь молодой офицер влюбится в нее без памяти и увезет с собой. Тогда Малена будет ему верной женой, будет ездить за ним по крепостям и гарнизонам или ждать его дома, растить детей. Но пока мечты оставались мечтами.
Госпожа Ларс, управляющая, объяснила, что до тех пор, пока она сама не махнет на себя рукой, перестав себя уважать и любить, никто не будет относиться к ней, как к дешевой шлюхе.
«Запомни, Малена, то, что мы здесь делаем, нельзя назвать богоугодным занятием. Но наше ремесло очень важно – ведь не будь нас, кто бы утешал почтенных глав семейств, чьи жены давно забыли о радостях супружества, думая лишь о том, как пустить пыль в глаза соседкам да выдать дочерей замуж? А к кому отправлялись бы их сыновья, еще слишком юные для того, чтобы идти под венец, но уже достаточно взрослые, чтобы интересоваться женщинами? Каково было бы всем этим офицерам, купцам и путешественникам, оторванным от жен, вдовцам или вовсе еще неженатым, оставшимся без женской ласки?
Мы делаем очень важную работу, Малена, и у нас нет повода стыдиться. Да, все мои девочки, как и ты, как и я в прошлом, продают свои ласки за деньги. Но неужели было бы лучше, если бы ошалевшие от вынужденного воздержания молодые люди ловили по подворотням девиц и женщин, не глядя ни на возраст, ни на общественное положение, разрушая репутации и семьи, плодя бастардов и дурные болезни? Такова жизнь, наши услуги еще долго будут пользоваться спросом.
Но, даже став продажной женщиной, ты должна уважать себя. Есть разница между нами, служащими борделя, и теми, кто обретается в трущобах, соглашаясь на все, обворовывая клиентов, ежечасно рискуя быть избитыми или даже убитыми. Хорошенько запомни это и поддерживай репутацию нашего заведения. До тех пор, пока ты служишь здесь, ты под защитой. Но если ты начнешь вести себя недостойно, я выгоню тебя.
Твое детское личико, твоя наивность и невинность – вот твое оружие. Мало кто из мужчин способен причинить вред девушке, которая смотрит на него глазами ребенка. Тебе не пойдет быть яркой и вызывающей, ты будешь выглядеть дешево и вульгарно. Отныне ты – наш маленький ангел. Веди себя соответственно».
Госпожа Ларс научила ее, как приготовить отвары, не дающие зачать, как пользоваться мешочками из бараньих кишок, как ухаживать за собой. Она требовала соблюдения этих правил неукоснительно, говоря, что травы, может, и уберегут их от участи матерей-одиночек, но распространять дурные болезни она не позволит.
На словах объяснила, как угодить клиентам в постели, а несколько девушек, работающих в заведении достаточно давно, показали, позволив спрятаться за ширмой, пока они принимали посетителей. Особо стеснительной она никогда не была, а, согласившись на подобное предложение, было бы глупо ломаться и изображать недотрогу. Вскоре слух о новой девушке из веселого дома разлетелся по городку, а потом и за его пределами.
Еще раз осмотрев себя и не найдя изъянов, Малена улыбнулась своему отражению, заперла дверь своей комнаты и спустилась в общий зал. Начинался очередной рабочий вечер, наполненный улыбками, вином и комплиментами щедрых офицеров, стремящихся получить все доступные им радости жизни в кратком перерыве между боями.
Непринужденно устроившись на софе, Малена оглядела зал. Близилась полночь, ее уже посетили двое кавалеров, но усталости не было. Спускаясь из номеров, она столкнулась с подвыпившей компанией теньентов и корнетов, которых увлекали наверх несколько веселящихся товарок. Один из офицериков попытался было и ее позвать, но товарищи со смехом отговорили, сказав, что ему нужна опытная женщина, а не невинный ребенок. Иногда такие слова надоедали, но сейчас был не тот случай. Ей гораздо больше нравилось принимать мужчин постарше, уже имеющих опыт и определенные предпочтения – обычно они были внимательны и покровительственно-нежны. А с безусыми юнцами все оборачивалось либо смехом, либо сущим мучением, в полной мере отражающим поговорку о двух девственниках в одной постели – ведь невинный ангел подчиняется желаниям мужчин, а не навязывает свою игру.
Вдруг рядом оказалась Тара, пухленькая веселушка родом из Фрамбуа, с россыпью веснушек и медовыми волосами.
- Ты только посмотри, кто к нам пожаловал! Молодые, красивые и, наверняка, очень знатные и богатые!
Малена перевела взгляд туда, куда смотрела Тара и увидела двух молодых офицеров, капитана и полковника – уж в чинах-то разбираться она уже наловчилась. Такая разница казалась удивительной, ведь выглядели они ровесниками.
Полковник даже не взглянул на крутящихся в зале девиц, не сводя взгляда со своего спутника. Капитан же осмотрел всех внимательно и немного нервно, как показалось Малене.
Различались они как день и ночь, хотя оба и были очень красивы. Волосы капитана буйными золотыми кудрями падали на широкие плечи, большие черные глаза полыхали на загорелом лице, а от таких сочных губ, явно привыкших улыбаться, она и сам бы не отказалась. Офицеру не нужно было их непрестанно покусывать, чтобы кровь приливала, делая ярче и пухлее.
Прямые гладкие волосы полковника цвета крепкого шадди, аккуратно перехваченные лиловой лентой, обрамляли узкое, чуть вытянутое лицо. Наверняка, кожа у него от природы светлая, бело-розовая, как фарфор – у Малены была такая чашка с блюдцем, очень дорогая, подарок одного негоцианта. Сейчас его лицо покрывал легкий загар, отчего кожа напоминала щедро разбеленный сливками шоколад, а, вернее, сливки, в которые этот шоколад добавили. Красивое сочетание, что и говорить, а сверкающие, словно драгоценные камни, глаза казались от этого еще ярче. Она видела у одного из клиентов перстень с таким камнем – ярким, прозрачным, то ли зеленым, то ли голубым. Название было красивым, но запомнить его не удалось, только перевод – кажется, камень назвали в честь морских волн. Так вот, тот камень и цветом, и льдистым блеском уступал глазам спокойного полковника.
Пока Малена предавалась размышлениям, не забывая наивно улыбаться и хлопать ресницами, капитан, кажется, сделал выбор. Он чуть дернулся, словно бы хотел подойти к кому-то, но полковник его опередил. Направился прямо к ней и протянул руку.
- Сударыня, если я не ошибаюсь, вы свободны? – А голос у него приятный, переливающийся, как ручей. Вроде и журчание есть, и рокот, и тихий шорох. Мужской голос.
Стоит и молча смотрит на нее. Ах, дурочка, сколько можно глазами хлопать?! Клиента нельзя заставлять ждать и ставить в глупое положение, сколько раз ей это госпожа Ларс повторяла!
- Д-да… То есть, я к вашим услугам, господин полковник.
- Прекрасно. В номере, я полагаю, бокалы найдутся?
- Да, сударь. Какое вино вы желаете? – А если не вино? Да нет, не будет этот ухоженный красавец пить пиво или касеру.
- Полагаю, о кэнналийском спрашивать бессмысленно? Что вы можете мне посоветовать?
Ох, посоветовать ему… Кэнналийского, понятное дело, здесь не водится – дорогое очень, клиенты сюда за другими удовольствиям ходят. Да и предпочитают северяне или что покрепче, или что послаще.
- Сударь, я не настолько хорошо разбираюсь в винах. Недавно привезли мансайское, есть выдержанное кагетское. Хозяйка так же хвалит эпское. Не знаю, достойно ли это вашего внимания, но господа из Бергмарк довольны тинтой – хозяйка заказывает только дорогую и выдержанную.
- Полагаю, мансайское подойдет.
Малена покосилась на крутящуюся поблизости Тару. Не дождавшись приглашения провести время втроем, пампушка кивнула и убежала за вином.
Малена приняла галантно протянутую руку, впервые чувствуя себя не в своей тарелке. Полковник вел себя учтиво, даже, наверное, слишком, словно она была не продажной женщиной, а знатной эреа и это сбивало с толку.
У лестницы их нагнала Тара с корзинкой, в которой весело позвякивало несколько бутылок. Полковник сам перехватил плетеную ручку, коротко заметив, что женщины не должны носить тяжести, ведь для этого есть мужчины, чем смутил ее еще больше.
В номере полковник занялся вином, пока Малена зажигала свечи, расставляя их рядом с постелью – отчего-то тот пожелал, чтобы освещена была только эта часть комнаты.
Обернувшись к клиенту, она едва не вскрикнула – на постели, уже скинув мундир и стягивая сапоги, сидел давешний капитан.
- Я не успел уточнить несколько моментов, пока мы поднимались, сударыня, - неслышно подошедший полковник протянул бокал вина. – Вы ведь не откажете во внимании моему другу? Ваши услуги будут оплачены за всю ночь, вне зависимости от того, сколько мы здесь пробудем.
- Конечно, господин полковник.
Ничего себе! Двое сразу – такое бывало нечасто. Остается надеяться, что на этом нетрадиционные предпочтения господ офицеров и остановятся. Доводилось слышать о посетителях, которым доставляло удовольствие глумиться над девушками, а то и вовсе избивать их. Конечно, управляющая не позволяет обижать подопечных, но до нее пока докричишься.
Полковник, кивнув, протянул другой бокал капитану, дождался, пока тот его осушит, снова наполнил и отошел с ним к креслу в глубине комнаты.
Малена подошла к капитану и робко улыбнулась. Золотоволосый притянул ее к себе на колени, ласково поглаживая плечи и ловко управляясь со шнуровкой платья. Он оказался неожиданно чутким и внимательным любовником, быстро сумевшим разжечь в ней огонь. Девушка томно выгибалась в кольце теплых сильных рук, почти забыв о наблюдающем за ними полковнике. Под гладкой кожей перекатывались сильные мышцы, от кудрей едва уловимо пахло порохом и пряными травами.
Зацеловав ее грудь и плечи, заласкав, кажется, каждый участок кожи, капитан уложил ее на подушки, накрывая своим телом и коленом раздвигая ее бедра. Просунув руку между их телами, Малена ловко зачехлила его клинок.
Да, первое впечатление не обмануло – капитан, несмотря на молодость, знал, что делать с женщинами. Задыхаясь от восторга, Малена откинула голову и посмотрела на любовника сквозь ресницы. Тот двигался, закрыв глаза и закусив губу, между бровями залегла морщинка, словно бы его мучила боль, и иногда выгибая спину, будто норовистый жеребец, которого то гладят, то неожиданно охаживают хлыстом, покоряя, заставляя смирить норов.
Неужели ему плохо с ней? Малена могла поклясться, что еще ни для кого она так не старалась, почему же ее усилия не приносят плоды?
По коже словно бы провели мокрым пером и тут она вспомнила, что в комнате их трое. Полковник! Так это в нем все дело. Он позвал ее в номер, хотя совершенно точно, выбирал ее капитан – полковник не глядел ни на кого из девушек. Полковник поставил условия и полковник сейчас наблюдает за ними. Наверняка, это ощущение на коже от его взгляда. Но почему почувствовала она только сейчас?
Да потому, что он смотрит не на нее, а на капитана! Вот оно! А капитан – почему он все это терпит, неужто из-за того, что у другого выше чин? Или это было какое-то глупое пари, которое красивый офицер так неосмотрительно проиграл и сейчас вынужден исполнять прихоть победителя? Или не пари, а игра в карты, когда, проигравшись, в пылу азарта, соглашаются на любые условия, надеясь отыграться? Как бы то ни было, золотоволосый не своей волей уложил ее в постель.
Малена закусила губу. Какое ей, в сущности, дело до этого? Мало ли, как развлекаются аристократы? В конце концов, даже если капитан и не сам сюда пришел, обиженным его не назовешь – ее услуги стоят дорого, но никто на нее не жаловался. Да и однажды исполнить чужую прихоть – это не то же самое, что каждый день продавать свое тело.
Размышления были прерваны едва слышным стоном.
- Хватит… прошу… я не могу больше…
Она даже не успела сообразить, что именно прошептал уткнувшийся в ее плечо капитан, а полковник уже был рядом. Присев на край постели, он бережно обнял плечи золотоволосого, поглаживая и – тут Малена широко распахнула глаза – нежно выцеловывая спину между лопатками.
Вскинувшись, капитан повернулся к нему, пытаясь обнять,
- Сними… Сними сейчас же! Мне нужен ты, а не твой кошачий мундир! – черные глаза неистово сверкнули, враз напомнив о Закатных тварях и Леворуком.
Полковнику понадобилось меньше минуты, чтобы избавиться от перевязи, мундира и портупеи, ослабить шнуровку ворота рубашки и прилечь рядом. Тем временем капитан, выйдя из нее, сам лег на спину, помогая ей устроиться сверху.
- Когда-нибудь ездила верхом, красавица? – улыбнулся он, лаская ее небольшую грудь.
- В детстве, сударь.
- Тогда тебе не нужно ничего объяснять, верно?
Малена кивнула, начав приподниматься и опускаться, попутно поглаживая напряженный живот блондина, завороженная разворачивающимся действом.
Полковник обнимал капитана, целуя и лаская его, почти закрывая своим телом от нее, а тот вцепился в широкие плечи, притягивая его ближе, лихорадочно гладя напряженную спину и что-то прерывисто шепча. Эти двое словно бы позабыли о ней, наслаждаясь друг другом.
Малене доводилось слышать о гайифском грехе, но одно дело – слышать, и совсем другое – видеть, как двое мужчин целуются так отчаянно, словно в следующий миг им предстоит расстаться навеки. Пожалуй, это было даже красиво.
Тем временем золотоволосый попытался вытащить рубашку любовника из-под ремня. Полковник мгновенно закаменел.
- Арно… ты же знаешь… - тихо и с какой-то отчаянной безнадежностью.
- Прости… прости я… - задыхающийся голос и виноватая улыбка. – Я помню, что я обещал.
Темноволосый кивнул, поцеловал любовника и пересел в изголовье, положив голову капитана себе на колени, лаская его шею и грудь. Золотоволосый перехватил одну руку и переплел их пальцы, бережно целуя. Они словно бы были одни во всем мире, даже ее не было там – ей всего лишь доверили тело красавца-капитана.
Малена невольно присмотрелась к ним обоим. Изменения, произошедшие с телом клиента, она не могла не почувствовать – пока их в постели было двое, он брал ее едва ли не по принуждению, почти не получая удовольствия от происходящего. Но стоило второму присоединиться, как он отреагировал сразу же, наслаждаясь так, словно бы у него обострились все чувства. Кажется, даже его клинок стал больше и тверже.
Но, если никто им не нужен, зачем они вообще пришли сюда? Зачем полковник выбрал ее для своего любовника?
Или не любовника?
Малена присмотрелась повнимательней, благо, форменные штаны плотно облегали бедра темноволосого офицера, а сам он сидел, поджав под себя одну ногу и далеко отставив другую.
Полковник не был возбужден. Ни вид того, как капитан овладевает ею, ни более чем жаркие ласки – ничто не пробудило в нем мужского интереса. Но то, как он откликнулся на призыв золотоволосого, не оставляло сомнений – черноглазый красавец любим и желанен.
А что если… Малена вздрогнула и даже замерла на мгновение. Полковник позвал ее наверх для капитана, он наблюдал и исполнял все его желания, но вот рубашку снять не дал. И двигался хоть и бесшумно, но как-то скованно. И долго лежать, изогнувшись, не смог. Если он попадал в плен или был тяжело ранен… Что, если он больше не мужчина?
Малена прикрыла глаза, делая вид, что близка к финалу и ничего не замечает, и оглядела темноволосого сквозь ресницы. Сквозь спокойствие, видимо, привычное, на его лице проступали восхищение и страсть, в глазах светилась нежность, направленная на любовника, но едва заметные складки в углах рта выдавали горечь. Ему больно было видеть капитана в ее постели, больно было от того, что эту страсть принимает не он.
Неожиданное открытие словно бы обострило все ощущения, знание того, что она забирает страсть и любовь, предназначенные другому, вскружило голову и, ахнув, Малена кончила, хотя сначала собиралась привычно изобразить экстаз.
Придя в себя, она обнаружила, что лежит на постели, прильнув всем телом к светловолосому красавцу, а тот играет с ее локонами.
- Прошу меня извинить, сударыня, вас не затруднит пока перебраться в кресло? – негромкий голос, учтивая речь. Даже сейчас.
- Как пожелаете, господин полковник.
Тело не слушалось, клонило в сон. Увидев, что она пошатнулась, офицер завернул ее в покрывало, отнес в кресло на руках и подал бокал с вином.
Вернувшись к возлюбленному, полковник сел рядом, бережно целуя его пальцы.
- Не заставляй меня больше… - тихий шепот прозвучал в ночи, как выстрел.
- Я только хотел, чтобы тебе было хорошо. Я не могу дать тебе то, что ты заслуживаешь, вот и…
- Мне нужен только ты. – Капитан рывком сел в постели, обнимая любовника. – Я согласился только ради тебя. Только с тобой я счастлив, только ты даришь мне ни с чем не сравнимое наслаждение.
- Я неполноценен, Арно.
- Ты – мое сердце.
Глядя на них, замерших друг напротив друга, глаза в глаза, невозможно было представить их разъединенными.
«Давным-давно, когда по земле еще ходили Четверо, были среди людей цельные, с двумя сердцами и именно им боги доверяли свою волю, не боясь, что они используют знания во зло. Но, после ухода Абвениев, слабые слуги Создателя позавидовали им, объявив их порождениями Леворукого и прокляли. И то проклятие разорвало связь сердец, разбросав их по свету. С тех пор ищут они друг друга, и, когда встречаются – это и есть истинная любовь. Ее всегда видно».
Голос бабушки звучал так отчетливо, словно она сидела рядом, рассказывая о давних временах. Раньше Малена думала, что это всего лишь сказки, но как иначе назвать то, чему свидетельницей она стала?
Тем временем полковник уложил капитана и устроился между его широко раскинутыми ногами, поглаживая живот и бедра. Подразнив несколько минут, он сжалился, освободил клинок от чехла и склонился к паху, целуя и облизывая. Золотоволосый изогнулся, вскрикивая, вцепляясь в волосы и плечи любовника, и двинул бедрами, входя в податливый рот.
Малена, позабыв об усталости, во все глаза смотрела на происходящее. Златокудрый капитан, даже не думая смущаться, выгибался на постели, стонал и звал любимого, стискивая пальцы на его плечах. Темноволосый полковник ласкал его ртом, неотрывно глядя в глаза и в его взгляде горела такая неистовая любовь, такая нежность и готовность отдать жизнь за избранника, что перехватывало дыхание.
Они явно делали это не в первый раз – слишком уж умело темноволосый принимал страсть любовника. Видимо, почувствовав приближение пика, он с силой втянул клинок в рот, позволяя затем ему медленно выскользнуть. Аккуратно поцеловал блестящую головку, легко подул на нее – и это стало последней каплей.
Капитан бурно излился, содрогаясь в сладких судорогах и притягивая к себе возлюбленного. Когда он успокоился и расслаблено обмяк, полковник вновь соскользнул к его паху, губами и языком собирая жемчужные капли. На его лице был написан почти молитвенный экстаз.
Свернувшись клубочком под одеялом, Малена перебирала в памяти события прошедшей ночи. Под подушкой покоился увесистый кошелек, туго набитый таллами, оставленный полковником сверх оплаты. Еще вчера она радовалась бы этому, как ребенок, которого привыкла изображать, а сегодня на глаза то и дело наворачивались слезы. Теперь Малена точно знала, что, уйдя из публичного дома, она не выйдет замуж за того, кто первым предложит – пусть это и будет даже достойный человек. Она откроет лавку или постоялый двор, и будет ждать того, кто сумеет позвать ее сердце.
Автор: НеЛюбопытное созданье
Категория: Гет, слэш
Пейринг: Арно Савиньяк/ОЖП; Арно Савиньяк/Валентин Придд
Рейтинг: R
Жанр: angst, hurt/comfort, established relationship
Размер: Драббл
Статус: Закончен
Дисклеймер: Ни на что не претендую, играюсь
Примечание: Когда я вычитывала "Возрождение", то мне стало интересно, а что было бы, если бы в ночь откровений Валентин не вспомнил о своей детской травме? В этом случае ему и Арно пришлось бы бороться с последствиями - со страхом, не зная его истоков и их путь к нормальным отношениям был бы намного длиннее. И, вполне возможно, что полковник, мучаясь от невозможности удовлетворить любимого человека, все-таки уговорил бы его "посетить дам".
Эта зарисовка как раз о такой возможности.
Да и просто было интересно посмотреть на них чужими глазами - глазами человека, который не догадывается, а знает об их связи.
читать дальше
Я испытываю эстетическое наслаждение от созерцания обнаженной натуры и даже от зрелища соития. Я понимаю и принимаю то, что у нормальных людей есть потребности и что, занимаясь любовью, они испытывают наслаждение. Я могу порадоваться за этих людей.
Если говорить не абстрактно, то мне нравится смотреть на тебя. Ты невероятно красив всегда и везде, но особенно в страсти. Я никогда не устану любоваться твоим клинком. Мне нравится прикасаться к тебе, целовать, ласкать. Мне нравится твой запах, вкус твоей кожи, вкус и запах твоего семени. Ты – совершенство.
Я был счастлив той ночью, даря тебе наслаждение. Наверное, я даже смогу получать удовольствие, если ты позволишь мне наблюдать за тобой, когда ты будешь заниматься любовью с кем-то другим. – Увидев, как вскинулся Савиньяк, Валентин поспешил уточнить: - Это всего лишь предположение, Арно. Хотя, с тобой все в порядке и у тебя есть потребности, которые я не могу удовлетворить, так что я не могу препятствовать тебе быть счастливым. Если хочешь, мы можем вместе съездить в бордель, где ты выберешь даму на свой вкус, чтобы она доставила тебе удовольствие, а я буду рядом.
«Возрождение»
Если говорить не абстрактно, то мне нравится смотреть на тебя. Ты невероятно красив всегда и везде, но особенно в страсти. Я никогда не устану любоваться твоим клинком. Мне нравится прикасаться к тебе, целовать, ласкать. Мне нравится твой запах, вкус твоей кожи, вкус и запах твоего семени. Ты – совершенство.
Я был счастлив той ночью, даря тебе наслаждение. Наверное, я даже смогу получать удовольствие, если ты позволишь мне наблюдать за тобой, когда ты будешь заниматься любовью с кем-то другим. – Увидев, как вскинулся Савиньяк, Валентин поспешил уточнить: - Это всего лишь предположение, Арно. Хотя, с тобой все в порядке и у тебя есть потребности, которые я не могу удовлетворить, так что я не могу препятствовать тебе быть счастливым. Если хочешь, мы можем вместе съездить в бордель, где ты выберешь даму на свой вкус, чтобы она доставила тебе удовольствие, а я буду рядом.
«Возрождение»
Малена оглядела себя в небольшое зеркало, висевшее в общем коридоре и удовлетворенно кивнула. В мутноватом стекле отражалась миловидная девушка с блестящими рыжевато-каштановыми волосам, лучистыми зеленовато-серыми глазами и аккуратным, чуть вздернутым носиком. Ямочки на щеках и чистая кожа вкупе с наивным детским взглядом создавали впечатление невинного ангелочка и неизменно привлекали к себе внимание. Легкое платье, полупрозрачное, но не пошлое, белила, румяна и сурьма, нанесенные столь искусно, что и мысли не возникало о косметике, пышные банты в волосах – все это настолько отличало ее от прочих девиц, что она пользовалась неизменным успехом как у добропорядочных бергеров и марагов, населяющих город, так и у офицеров Западной армии, разбившей неподалеку лагерь. Малена была звездой городского борделя, одной из самых дорогих проституток, гордостью управляющей.
В борделе Малена обреталась уже более года, оставшись совсем одна после гибели семьи от рук бириссцев. Вырвавшись в числе прочих беженцев из Варасты, она скиталась по Талигу, перебиваясь случайными заработками, нанимаясь то стряпухой, то прачкой, то поломойкой. Поскольку не было никого, кто мог бы заступиться за привлекательную сироту, оставшуюся без крова над головой, то ни на одном месте долго задерживаться не получалось: очень скоро все заканчивалось попыткой задрать юбку в темном углу. Помыкавшись то там, то здесь, Малена поняла, что пора что-то менять. Раз уж судьба распорядилась так, что она привлекает внимание мужчин, то нужно, по крайней мере, извлечь из этого выгоду. Служанкой в приличный дом ей устроиться вряд ли удастся, а если и повезет – то место можно потерять еще быстрее, чем получить. Да и тяжелая это работа, быстро отнимающая красоту. Рассудив таким образом, девушка пристала к обозу, везущему амуницию и оружие для Западной армии. В одном из небольших городков Южной Марагоны она и привлекла внимание содержательницы публичного дома, сидя на парапете городского фонтана в ожидании обозного интенданта.
Против ожидания, ничего особо ужасного в стенах заведения не происходило. Никто не бил девушек, не морил голодом и не принуждал обслуживать клиентов больше, чем они были в состоянии принять. Через некоторое время Малена даже привыкла думать, что ей повезло в жизни – она не вскакивала до зари, не гнула спину весь день, вкусно ела, красиво одевалась и откладывала деньги на будущее. Она никому не говорила, но втайне надеялась, скопив побольше, уйти из борделя, уехать в другой город и, может быть, найти себе хорошего мужа – например, какого-нибудь вдовца, сказав, что сама вдова. А может быть, какой-нибудь молодой офицер влюбится в нее без памяти и увезет с собой. Тогда Малена будет ему верной женой, будет ездить за ним по крепостям и гарнизонам или ждать его дома, растить детей. Но пока мечты оставались мечтами.
Госпожа Ларс, управляющая, объяснила, что до тех пор, пока она сама не махнет на себя рукой, перестав себя уважать и любить, никто не будет относиться к ней, как к дешевой шлюхе.
«Запомни, Малена, то, что мы здесь делаем, нельзя назвать богоугодным занятием. Но наше ремесло очень важно – ведь не будь нас, кто бы утешал почтенных глав семейств, чьи жены давно забыли о радостях супружества, думая лишь о том, как пустить пыль в глаза соседкам да выдать дочерей замуж? А к кому отправлялись бы их сыновья, еще слишком юные для того, чтобы идти под венец, но уже достаточно взрослые, чтобы интересоваться женщинами? Каково было бы всем этим офицерам, купцам и путешественникам, оторванным от жен, вдовцам или вовсе еще неженатым, оставшимся без женской ласки?
Мы делаем очень важную работу, Малена, и у нас нет повода стыдиться. Да, все мои девочки, как и ты, как и я в прошлом, продают свои ласки за деньги. Но неужели было бы лучше, если бы ошалевшие от вынужденного воздержания молодые люди ловили по подворотням девиц и женщин, не глядя ни на возраст, ни на общественное положение, разрушая репутации и семьи, плодя бастардов и дурные болезни? Такова жизнь, наши услуги еще долго будут пользоваться спросом.
Но, даже став продажной женщиной, ты должна уважать себя. Есть разница между нами, служащими борделя, и теми, кто обретается в трущобах, соглашаясь на все, обворовывая клиентов, ежечасно рискуя быть избитыми или даже убитыми. Хорошенько запомни это и поддерживай репутацию нашего заведения. До тех пор, пока ты служишь здесь, ты под защитой. Но если ты начнешь вести себя недостойно, я выгоню тебя.
Твое детское личико, твоя наивность и невинность – вот твое оружие. Мало кто из мужчин способен причинить вред девушке, которая смотрит на него глазами ребенка. Тебе не пойдет быть яркой и вызывающей, ты будешь выглядеть дешево и вульгарно. Отныне ты – наш маленький ангел. Веди себя соответственно».
Госпожа Ларс научила ее, как приготовить отвары, не дающие зачать, как пользоваться мешочками из бараньих кишок, как ухаживать за собой. Она требовала соблюдения этих правил неукоснительно, говоря, что травы, может, и уберегут их от участи матерей-одиночек, но распространять дурные болезни она не позволит.
На словах объяснила, как угодить клиентам в постели, а несколько девушек, работающих в заведении достаточно давно, показали, позволив спрятаться за ширмой, пока они принимали посетителей. Особо стеснительной она никогда не была, а, согласившись на подобное предложение, было бы глупо ломаться и изображать недотрогу. Вскоре слух о новой девушке из веселого дома разлетелся по городку, а потом и за его пределами.
Еще раз осмотрев себя и не найдя изъянов, Малена улыбнулась своему отражению, заперла дверь своей комнаты и спустилась в общий зал. Начинался очередной рабочий вечер, наполненный улыбками, вином и комплиментами щедрых офицеров, стремящихся получить все доступные им радости жизни в кратком перерыве между боями.
Непринужденно устроившись на софе, Малена оглядела зал. Близилась полночь, ее уже посетили двое кавалеров, но усталости не было. Спускаясь из номеров, она столкнулась с подвыпившей компанией теньентов и корнетов, которых увлекали наверх несколько веселящихся товарок. Один из офицериков попытался было и ее позвать, но товарищи со смехом отговорили, сказав, что ему нужна опытная женщина, а не невинный ребенок. Иногда такие слова надоедали, но сейчас был не тот случай. Ей гораздо больше нравилось принимать мужчин постарше, уже имеющих опыт и определенные предпочтения – обычно они были внимательны и покровительственно-нежны. А с безусыми юнцами все оборачивалось либо смехом, либо сущим мучением, в полной мере отражающим поговорку о двух девственниках в одной постели – ведь невинный ангел подчиняется желаниям мужчин, а не навязывает свою игру.
Вдруг рядом оказалась Тара, пухленькая веселушка родом из Фрамбуа, с россыпью веснушек и медовыми волосами.
- Ты только посмотри, кто к нам пожаловал! Молодые, красивые и, наверняка, очень знатные и богатые!
Малена перевела взгляд туда, куда смотрела Тара и увидела двух молодых офицеров, капитана и полковника – уж в чинах-то разбираться она уже наловчилась. Такая разница казалась удивительной, ведь выглядели они ровесниками.
Полковник даже не взглянул на крутящихся в зале девиц, не сводя взгляда со своего спутника. Капитан же осмотрел всех внимательно и немного нервно, как показалось Малене.
Различались они как день и ночь, хотя оба и были очень красивы. Волосы капитана буйными золотыми кудрями падали на широкие плечи, большие черные глаза полыхали на загорелом лице, а от таких сочных губ, явно привыкших улыбаться, она и сам бы не отказалась. Офицеру не нужно было их непрестанно покусывать, чтобы кровь приливала, делая ярче и пухлее.
Прямые гладкие волосы полковника цвета крепкого шадди, аккуратно перехваченные лиловой лентой, обрамляли узкое, чуть вытянутое лицо. Наверняка, кожа у него от природы светлая, бело-розовая, как фарфор – у Малены была такая чашка с блюдцем, очень дорогая, подарок одного негоцианта. Сейчас его лицо покрывал легкий загар, отчего кожа напоминала щедро разбеленный сливками шоколад, а, вернее, сливки, в которые этот шоколад добавили. Красивое сочетание, что и говорить, а сверкающие, словно драгоценные камни, глаза казались от этого еще ярче. Она видела у одного из клиентов перстень с таким камнем – ярким, прозрачным, то ли зеленым, то ли голубым. Название было красивым, но запомнить его не удалось, только перевод – кажется, камень назвали в честь морских волн. Так вот, тот камень и цветом, и льдистым блеском уступал глазам спокойного полковника.
Пока Малена предавалась размышлениям, не забывая наивно улыбаться и хлопать ресницами, капитан, кажется, сделал выбор. Он чуть дернулся, словно бы хотел подойти к кому-то, но полковник его опередил. Направился прямо к ней и протянул руку.
- Сударыня, если я не ошибаюсь, вы свободны? – А голос у него приятный, переливающийся, как ручей. Вроде и журчание есть, и рокот, и тихий шорох. Мужской голос.
Стоит и молча смотрит на нее. Ах, дурочка, сколько можно глазами хлопать?! Клиента нельзя заставлять ждать и ставить в глупое положение, сколько раз ей это госпожа Ларс повторяла!
- Д-да… То есть, я к вашим услугам, господин полковник.
- Прекрасно. В номере, я полагаю, бокалы найдутся?
- Да, сударь. Какое вино вы желаете? – А если не вино? Да нет, не будет этот ухоженный красавец пить пиво или касеру.
- Полагаю, о кэнналийском спрашивать бессмысленно? Что вы можете мне посоветовать?
Ох, посоветовать ему… Кэнналийского, понятное дело, здесь не водится – дорогое очень, клиенты сюда за другими удовольствиям ходят. Да и предпочитают северяне или что покрепче, или что послаще.
- Сударь, я не настолько хорошо разбираюсь в винах. Недавно привезли мансайское, есть выдержанное кагетское. Хозяйка так же хвалит эпское. Не знаю, достойно ли это вашего внимания, но господа из Бергмарк довольны тинтой – хозяйка заказывает только дорогую и выдержанную.
- Полагаю, мансайское подойдет.
Малена покосилась на крутящуюся поблизости Тару. Не дождавшись приглашения провести время втроем, пампушка кивнула и убежала за вином.
Малена приняла галантно протянутую руку, впервые чувствуя себя не в своей тарелке. Полковник вел себя учтиво, даже, наверное, слишком, словно она была не продажной женщиной, а знатной эреа и это сбивало с толку.
У лестницы их нагнала Тара с корзинкой, в которой весело позвякивало несколько бутылок. Полковник сам перехватил плетеную ручку, коротко заметив, что женщины не должны носить тяжести, ведь для этого есть мужчины, чем смутил ее еще больше.
В номере полковник занялся вином, пока Малена зажигала свечи, расставляя их рядом с постелью – отчего-то тот пожелал, чтобы освещена была только эта часть комнаты.
Обернувшись к клиенту, она едва не вскрикнула – на постели, уже скинув мундир и стягивая сапоги, сидел давешний капитан.
- Я не успел уточнить несколько моментов, пока мы поднимались, сударыня, - неслышно подошедший полковник протянул бокал вина. – Вы ведь не откажете во внимании моему другу? Ваши услуги будут оплачены за всю ночь, вне зависимости от того, сколько мы здесь пробудем.
- Конечно, господин полковник.
Ничего себе! Двое сразу – такое бывало нечасто. Остается надеяться, что на этом нетрадиционные предпочтения господ офицеров и остановятся. Доводилось слышать о посетителях, которым доставляло удовольствие глумиться над девушками, а то и вовсе избивать их. Конечно, управляющая не позволяет обижать подопечных, но до нее пока докричишься.
Полковник, кивнув, протянул другой бокал капитану, дождался, пока тот его осушит, снова наполнил и отошел с ним к креслу в глубине комнаты.
Малена подошла к капитану и робко улыбнулась. Золотоволосый притянул ее к себе на колени, ласково поглаживая плечи и ловко управляясь со шнуровкой платья. Он оказался неожиданно чутким и внимательным любовником, быстро сумевшим разжечь в ней огонь. Девушка томно выгибалась в кольце теплых сильных рук, почти забыв о наблюдающем за ними полковнике. Под гладкой кожей перекатывались сильные мышцы, от кудрей едва уловимо пахло порохом и пряными травами.
Зацеловав ее грудь и плечи, заласкав, кажется, каждый участок кожи, капитан уложил ее на подушки, накрывая своим телом и коленом раздвигая ее бедра. Просунув руку между их телами, Малена ловко зачехлила его клинок.
Да, первое впечатление не обмануло – капитан, несмотря на молодость, знал, что делать с женщинами. Задыхаясь от восторга, Малена откинула голову и посмотрела на любовника сквозь ресницы. Тот двигался, закрыв глаза и закусив губу, между бровями залегла морщинка, словно бы его мучила боль, и иногда выгибая спину, будто норовистый жеребец, которого то гладят, то неожиданно охаживают хлыстом, покоряя, заставляя смирить норов.
Неужели ему плохо с ней? Малена могла поклясться, что еще ни для кого она так не старалась, почему же ее усилия не приносят плоды?
По коже словно бы провели мокрым пером и тут она вспомнила, что в комнате их трое. Полковник! Так это в нем все дело. Он позвал ее в номер, хотя совершенно точно, выбирал ее капитан – полковник не глядел ни на кого из девушек. Полковник поставил условия и полковник сейчас наблюдает за ними. Наверняка, это ощущение на коже от его взгляда. Но почему почувствовала она только сейчас?
Да потому, что он смотрит не на нее, а на капитана! Вот оно! А капитан – почему он все это терпит, неужто из-за того, что у другого выше чин? Или это было какое-то глупое пари, которое красивый офицер так неосмотрительно проиграл и сейчас вынужден исполнять прихоть победителя? Или не пари, а игра в карты, когда, проигравшись, в пылу азарта, соглашаются на любые условия, надеясь отыграться? Как бы то ни было, золотоволосый не своей волей уложил ее в постель.
Малена закусила губу. Какое ей, в сущности, дело до этого? Мало ли, как развлекаются аристократы? В конце концов, даже если капитан и не сам сюда пришел, обиженным его не назовешь – ее услуги стоят дорого, но никто на нее не жаловался. Да и однажды исполнить чужую прихоть – это не то же самое, что каждый день продавать свое тело.
Размышления были прерваны едва слышным стоном.
- Хватит… прошу… я не могу больше…
Она даже не успела сообразить, что именно прошептал уткнувшийся в ее плечо капитан, а полковник уже был рядом. Присев на край постели, он бережно обнял плечи золотоволосого, поглаживая и – тут Малена широко распахнула глаза – нежно выцеловывая спину между лопатками.
Вскинувшись, капитан повернулся к нему, пытаясь обнять,
- Сними… Сними сейчас же! Мне нужен ты, а не твой кошачий мундир! – черные глаза неистово сверкнули, враз напомнив о Закатных тварях и Леворуком.
Полковнику понадобилось меньше минуты, чтобы избавиться от перевязи, мундира и портупеи, ослабить шнуровку ворота рубашки и прилечь рядом. Тем временем капитан, выйдя из нее, сам лег на спину, помогая ей устроиться сверху.
- Когда-нибудь ездила верхом, красавица? – улыбнулся он, лаская ее небольшую грудь.
- В детстве, сударь.
- Тогда тебе не нужно ничего объяснять, верно?
Малена кивнула, начав приподниматься и опускаться, попутно поглаживая напряженный живот блондина, завороженная разворачивающимся действом.
Полковник обнимал капитана, целуя и лаская его, почти закрывая своим телом от нее, а тот вцепился в широкие плечи, притягивая его ближе, лихорадочно гладя напряженную спину и что-то прерывисто шепча. Эти двое словно бы позабыли о ней, наслаждаясь друг другом.
Малене доводилось слышать о гайифском грехе, но одно дело – слышать, и совсем другое – видеть, как двое мужчин целуются так отчаянно, словно в следующий миг им предстоит расстаться навеки. Пожалуй, это было даже красиво.
Тем временем золотоволосый попытался вытащить рубашку любовника из-под ремня. Полковник мгновенно закаменел.
- Арно… ты же знаешь… - тихо и с какой-то отчаянной безнадежностью.
- Прости… прости я… - задыхающийся голос и виноватая улыбка. – Я помню, что я обещал.
Темноволосый кивнул, поцеловал любовника и пересел в изголовье, положив голову капитана себе на колени, лаская его шею и грудь. Золотоволосый перехватил одну руку и переплел их пальцы, бережно целуя. Они словно бы были одни во всем мире, даже ее не было там – ей всего лишь доверили тело красавца-капитана.
Малена невольно присмотрелась к ним обоим. Изменения, произошедшие с телом клиента, она не могла не почувствовать – пока их в постели было двое, он брал ее едва ли не по принуждению, почти не получая удовольствия от происходящего. Но стоило второму присоединиться, как он отреагировал сразу же, наслаждаясь так, словно бы у него обострились все чувства. Кажется, даже его клинок стал больше и тверже.
Но, если никто им не нужен, зачем они вообще пришли сюда? Зачем полковник выбрал ее для своего любовника?
Или не любовника?
Малена присмотрелась повнимательней, благо, форменные штаны плотно облегали бедра темноволосого офицера, а сам он сидел, поджав под себя одну ногу и далеко отставив другую.
Полковник не был возбужден. Ни вид того, как капитан овладевает ею, ни более чем жаркие ласки – ничто не пробудило в нем мужского интереса. Но то, как он откликнулся на призыв золотоволосого, не оставляло сомнений – черноглазый красавец любим и желанен.
А что если… Малена вздрогнула и даже замерла на мгновение. Полковник позвал ее наверх для капитана, он наблюдал и исполнял все его желания, но вот рубашку снять не дал. И двигался хоть и бесшумно, но как-то скованно. И долго лежать, изогнувшись, не смог. Если он попадал в плен или был тяжело ранен… Что, если он больше не мужчина?
Малена прикрыла глаза, делая вид, что близка к финалу и ничего не замечает, и оглядела темноволосого сквозь ресницы. Сквозь спокойствие, видимо, привычное, на его лице проступали восхищение и страсть, в глазах светилась нежность, направленная на любовника, но едва заметные складки в углах рта выдавали горечь. Ему больно было видеть капитана в ее постели, больно было от того, что эту страсть принимает не он.
Неожиданное открытие словно бы обострило все ощущения, знание того, что она забирает страсть и любовь, предназначенные другому, вскружило голову и, ахнув, Малена кончила, хотя сначала собиралась привычно изобразить экстаз.
Придя в себя, она обнаружила, что лежит на постели, прильнув всем телом к светловолосому красавцу, а тот играет с ее локонами.
- Прошу меня извинить, сударыня, вас не затруднит пока перебраться в кресло? – негромкий голос, учтивая речь. Даже сейчас.
- Как пожелаете, господин полковник.
Тело не слушалось, клонило в сон. Увидев, что она пошатнулась, офицер завернул ее в покрывало, отнес в кресло на руках и подал бокал с вином.
Вернувшись к возлюбленному, полковник сел рядом, бережно целуя его пальцы.
- Не заставляй меня больше… - тихий шепот прозвучал в ночи, как выстрел.
- Я только хотел, чтобы тебе было хорошо. Я не могу дать тебе то, что ты заслуживаешь, вот и…
- Мне нужен только ты. – Капитан рывком сел в постели, обнимая любовника. – Я согласился только ради тебя. Только с тобой я счастлив, только ты даришь мне ни с чем не сравнимое наслаждение.
- Я неполноценен, Арно.
- Ты – мое сердце.
Глядя на них, замерших друг напротив друга, глаза в глаза, невозможно было представить их разъединенными.
«Давным-давно, когда по земле еще ходили Четверо, были среди людей цельные, с двумя сердцами и именно им боги доверяли свою волю, не боясь, что они используют знания во зло. Но, после ухода Абвениев, слабые слуги Создателя позавидовали им, объявив их порождениями Леворукого и прокляли. И то проклятие разорвало связь сердец, разбросав их по свету. С тех пор ищут они друг друга, и, когда встречаются – это и есть истинная любовь. Ее всегда видно».
Голос бабушки звучал так отчетливо, словно она сидела рядом, рассказывая о давних временах. Раньше Малена думала, что это всего лишь сказки, но как иначе назвать то, чему свидетельницей она стала?
Тем временем полковник уложил капитана и устроился между его широко раскинутыми ногами, поглаживая живот и бедра. Подразнив несколько минут, он сжалился, освободил клинок от чехла и склонился к паху, целуя и облизывая. Золотоволосый изогнулся, вскрикивая, вцепляясь в волосы и плечи любовника, и двинул бедрами, входя в податливый рот.
Малена, позабыв об усталости, во все глаза смотрела на происходящее. Златокудрый капитан, даже не думая смущаться, выгибался на постели, стонал и звал любимого, стискивая пальцы на его плечах. Темноволосый полковник ласкал его ртом, неотрывно глядя в глаза и в его взгляде горела такая неистовая любовь, такая нежность и готовность отдать жизнь за избранника, что перехватывало дыхание.
Они явно делали это не в первый раз – слишком уж умело темноволосый принимал страсть любовника. Видимо, почувствовав приближение пика, он с силой втянул клинок в рот, позволяя затем ему медленно выскользнуть. Аккуратно поцеловал блестящую головку, легко подул на нее – и это стало последней каплей.
Капитан бурно излился, содрогаясь в сладких судорогах и притягивая к себе возлюбленного. Когда он успокоился и расслаблено обмяк, полковник вновь соскользнул к его паху, губами и языком собирая жемчужные капли. На его лице был написан почти молитвенный экстаз.
Свернувшись клубочком под одеялом, Малена перебирала в памяти события прошедшей ночи. Под подушкой покоился увесистый кошелек, туго набитый таллами, оставленный полковником сверх оплаты. Еще вчера она радовалась бы этому, как ребенок, которого привыкла изображать, а сегодня на глаза то и дело наворачивались слезы. Теперь Малена точно знала, что, уйдя из публичного дома, она не выйдет замуж за того, кто первым предложит – пусть это и будет даже достойный человек. Она откроет лавку или постоялый двор, и будет ждать того, кто сумеет позвать ее сердце.
Вопрос: Понравился фик?
| 1. Да | 1 | (100%) | |
| 2. Нет | 0 | (0%) | |
| 3. Пиши еще! | 0 | (0%) | |
| 4. Надо бы доработать сюжет | 0 | (0%) | |
| Всего: | 1 Всего проголосовало: 1 |
||
@темы: ОЭ, фанфики, приддоньяк